She is music

      Дженни стремительно выныривает из темноты, как будто кто-то фантомно дернул её за запястье, едва не выворачивая руку из сустава. Она несколько секунд хватает ртом воздух и отчаянно моргает, не понимая, почему перед глазами темнота. Через несколько секунд судорожных ощупываний предметов вокруг себя, она догадывается, что находится в машине, на заднем сиденье. Грудь сдавливает, голова трещит, легкие горят огнем, как будто она бежала целый марафон. Сколько она пробыла в отключке? Куда её везут? Какого черта Тэхён…  — Госпожа, как вы себя чувствуете? Вода в подлокотнике, возьмите.       Дженни инстинктивно шарит рукой, силясь собрать мысли в кучу, когда действительно натыкется на пластиковую бутылку. Мысли в полнейшем раздрае, она не может собраться, не может заставить себя вымолвить ни слова, чтобы спросить. Сердце колотится, будто вот-вот проломит ребра и вывалится наружу, шлепнется её на колени. Пианистка опустошает половину бутылки, едва не давится и стряхивает пролитые капли с колен.  — Куда мы едем? — наконец хрипит она.  — Господин Ким приказал отвезти вас в безопасное место, — уклончиво отвечает тот же голос с водительского сиденья. У Дженни вырывается истерический смешок. Она роняет:  — Разворачивай.  — Простите, я не могу. Это приказ господина Тэхёна. Дженни вздыхает. Спорить бесполезно, хамить тоже, человек просто выполняет свою работу. Как и она. Они ничем не отличаются.  — Послушай, — выдыхает она, прикрывая глаза и подавляя неизвестно откуда взявшуюся тошноту. Мелькающие за окном фонари прицельно бьют по вискам, отдавая острой болью в затылок. — Тэхён не знает, куда лезет. Он не справится.  — Прошу прощения, но я не уверен, что вы сможете ему помочь. Будет лучше, если вы будете в безопасности, чтобы господин Ким не переживал о вашей сохранности.  — Ты не понимаешь, — не сдается Дженни. Она должна убедить его. Иначе Тэхёну конец. Вариантов не так много, она не кунфу-девчонка, у неё нет оружия, угрозами она точно ничего не добьется. Незаметно она нащупывает в широком кармане брюк телефон и сжимает его. Думай, думай, что можно сделать. Сначала, хотя бы выбраться из машины. — Я должна… О, черта, как же…  — Вы в порядке? — обеспокоенные тональности охватывают голос водителя, но Дженни старается не ликовать раньше времени. Что её делать, когда она окажется снаружи? Куда бежать? Неосторожное движение ступней отзывается волной колющих мурашек вверх по икре и до самого колена, она все еще на неустойчивых каблуках, в которые её нарядила Лалиса.  — Нет, — не так уж врёт Дженни, когда зажимает рот рукой. Её правда мутит. — Меня сейчас вырвет, господи.  — Скоро заправка, потерпите немного. Вы сможете сходить в уборную, я куплю вам лекарств. Так бывает, не переживайте.  — Я перестану переживать, когда увижу своего парня в домашних тапочках и штанах с утками, — не удерживается от колкости девушка, и откидывается на спинку сиденья.  — Все будет хорошо, — водитель звучит уверенно, и Дженни так отчаянно хочется верить ему, но совершенно не верится. Она догадывается, что могло произойти. Тэхён не мог просто так отрубить её и отправить к черту на кулички с одним единственным охранником. Либо охранник не так прост. Черт, слишком много неизвестных, рука машинально тянется к уху, нащупывая заветную серьгу в хряще. Ладно, хоть что-то по прежнему при ней.       Нужно достать оружие.       Через пару минут машина начинает тормозить, и Дженни напрягается всем телом: план сам не придумался, при ней все также нет даже пилки для ногтей. Импровизация всегда была её сильной стороной, но сейчас она не пианистка, сейчас она глупая девчонка на неустойчивых каблуках, которая должна спасти мир. Или хотя бы своего парня.  — Госпожа Дженни? — водитель открывает её дверь, запуская в салон ледяной декабрьский воздух и ворох крупных снежинок. Дженни тут же ощущает, как проясняется голова и и бегут по хребту мурашки. — Вы можете сходить в уборную, я возьму для вас лекарство от тошноты. Вам понадобится что-нибудь еще?  — Нет, — девушка медлительно выбирается из машины и старается тут же принимается осматриваться. Они действительно в какой-то глуши, вокруг только трасса и одинокая заправка с круглосуточным магазинчиком и уборной. Ну и задница. — Где мы?  — Пожалуйста, — как-то очень устало вздыхает её сопровождающий, при ближайшем рассмотрении оказываясь высоким мужчиной средних лет с довольно приятным лицом и широкими плечами. Цепким взглядом пианистка обнаруживает кобуру и бронежилет. Что-то поблескивает на рукаве. Запонка? — Не делайте глупостей, у господина Кима все под контролем.       Дженни неопределенно хмыкает и, зябко обхватив себя руками, направляется к уборной. Уже проходя мимо мужчины, она неаккуратно поскальзывается и с воплем заваливается назад, нелепо размахивая руками. Упасть ней не позволяет чужая стальная хватка на предплечьях, подушечку указательного пальца что-то мягко оцарапывает, когда она панически вцепляется в чужие рукава. Голова еще кружиться, чужое лицо немного расплывается перед расширенными глазами, когда ловкие пальцы живут своей жизнью — она легко ощупывается конструкцию, находя чувствительными подушечками каждую царапинку и неровность, давит ногтем на маленький рычажок, и в её ладонь проскальзывает что-то длинное и твердое, тёплое, нагретое чужим телом. Дженни замирает, как выхваченная в ночи фарами лань — если она сейчас провалится, всему конец. Её засунут обратно в салон, увезут в какой-нибудь дом в провинции, и она будет сидеть там, пока не узнает что…  — Вы в порядке? Слышите меня?  — Да! — голос позорно дает петуха, метал проскальзывает в рукав, глаза бешеные и больные. — Да, я… Голова закружилась, эти адские туфли, снег…  — Вы дойдете до уборной? — Дженни даже не обращает на внимательный заботливый взгляд и обеспокоенный тон, шестеренки в её голове крутятся с бешеной скоростью, её только хватает на судорожный кивок и дерганные движения руками. Она осторожно отстраняется, и мелкими шажочками семенит в сторону, не замечая взгляда в спину.       Туалет удивительно чистый, в голове очевидная каша. Она опускает крышку унитаза, опускается сверху и вытаскивает добычу. В тусклом свете лампы бликует начищенной сталью тонкий стилет с длинным острым лезвием, о которое Дженни поцарапала подушечку пальца. Бинго. Это еще не решение, но определенно верное направление. Удача? Она самая. Один план в голове сменяет другой, развязки завязываются в тугой узел вариаций и заставляют пальцы неосторожно жаться вокруг лезвия. Резкая боль расползается по всей руке и добирается до висков, раскидывая мысли по углам, как заигравшихся щенков. Да, водитель ни в чем не виноват, она не может ради себя жертвовать другими, не может позволить никому сегодня пострадать. Если чья-то кровь и прольется, то только её.       Дженни начинает потряхивать, когда она под подозрительным взглядом своего сопровождающего возвращается к машине — заметил пропажу? Догадывается? В любом случае, теперь он ничего не сможет сделать. На улице холодно и хлопьями сыплет снег — ни дать ни взять, Рождество и подарки в красивых обёртках. Дженни дрожит от холода и волнения — определенно не лучший сочельник в её жизни.       Пианистка игнорирует протянутый пакет, и прямо смотрит в чужое добродушное лицо. Отчего-то она уверена, что этот человек убивал, и эта случайная мысль отрезвляет её. Нельзя верить. Никому нельзя верить.       Стилет мягко проскальзывает в её ладонь, холода больше нет, есть только последний шанс, ухваченный за хвост. Волосы влажнеют и тяжелеют. Мужчина наконец замечает оружие и мягко, практически отечески улыбается ей.  — Мы разворачиваемся, — говорит Дженни твердо, тяжело смотрит на чужую улыбку, сжимает зубы до скрипа. На неё смотрят как на пятилетнюю крошку заявившую, что кашу есть она не желает. — Сейчас.  — При всем моем уважении, вы не сможете…       Первая капля крови падает в снег, расплываясь страшным пятном с глубине чужих зрачков. В них бушует мешанина обрывистых эмоций: непонимание, неверие, паника, мольба, шок, и еще много чего, что заставляет Дженни убеждаться в том, что избранный путь верен, даже если шею жжет, как огнем, а нежная кожа расходится даже под легким давлением тонкого лезвия.  — Опус-… Опустите стилет.  — Мне жаль, но если я не вернусь, Тэхён совершит ошибку.  — Опустите стилет.       Мужчина поднимает руки, показывая Дженни пустые ладони, когда еще несколько капель падают на снег. Кровь тонкой струйкой начинает скатываться под воротник водолазки, порез не глубокий, поверхностный и неопасный, но из-за множества капилляров пианистка начинает ощущать, как увлажнившаяся ткань прилипает к груди. Ей нужно как можно быстрой зажать рану и остановить кровотечение, прежде чем она начнет слабеть. Она еще не знает, где находится и сколько времени потребуется, чтобы вернуться в Сеул. Её нужны силы. Поэтому она мелкими шажками, пытаясь не поскользнуться на снежной корке снова, направляется к машине. Протягивает ладонь:  — Ключи.  — Вы совершаете ошибку.  — Это мое дело. Тэхён совершил ошибку, приняв решение за меня. Это не ваша вина, а его.  — Пожалуйста…  — Ключи, — Дженни настойчиво смотрит в чужие глаза, давая понять: она не отступит. Извиниться можно и потом. Когда Тэхён будет в тех самых тапках и штанах с утками. Тогда она может принести хоть письменные извинения в трех экземплярах и подписью кровью.       Ключи ложатся в ладонь остывшим пластиком, и спустя несколько секунд Дженни блокирует двери авто, прежде чем её сопровождающий начинает стучать в окно и пытаться докричаться до неё. Бесполезно. Стилет падает на соседнее сиденья, пачкая кожу кровью, она заводит машину и, стараясь не смотреть на оставленного мужчину, резко жмёт газ, разворачивая машину в обратном направлении. Навигатор обещает доставить её в Сеул за практически два часа. У неё нет этого времени, у неё совершенно нет времени.  — Алло, Джису? Поднимайся, мы в заднице.       Тэхён в последний раз поправляет упавшую на лицо Дженни прядь и захлопывает дверь. Машина плавно трогается, и в течении нескольких секунд скрывается за поворотом, напоследок мигнув фарами. Тэхён доверяет Инсопу. Одному из немногих людей отца, которым он действительно мог доверять, потому что он всегда был стопроцентно на его стороне. Только Инсопу он мог доверить Дженни, зная, что за поворотом её не пересадят в машину Хёка. Который, кстати, явно жаждет своей смерти, тупой кусок дерьма.  — Где он? — Тэхён цедит сквозь зубы, когда Чимин выруливает из-за поворота и равняется с ним. — Что он ту делает? Ты говорил с ним?  — Говорил, — Пак, как всегда, сообщает только о том, что представляет для него личный интерес. — Экземпляр — один на миллион, хоть на опыты его сдавай.  — О чем ты? — неприязненно морщится Тэхён.  — Кукуха — решето, и непонятно вообще, что триггернуло его. — Если знать Чимина, как его знает Тэхён, то в его голосе вполне можно услышать воодушевление.  — О чем вы там трепались?  — Да иисусе, две минуты поболтали, не ревнуй. Я ему: хули надо? Он мне: так праздник же. Рождественское настроение походу.  — Праздник, сука, — рычит Тэхён, яростно сжимая кулаки и чеканя шаг, в противовес расслабленному Чимину, который с интересом на него поглядывал. — Он пришел жрать её нервы, обморок ебучий. Да я его…  — Тэхён, — перебивает Пак, хватая парня за локоть и заставляя его посмотреть себе в лицо. — Тебе надо успокоиться. Здесь твой отец, твои друзья… Чонён. Никто не должен пострадать, окей? Мы горбатились над планом хренову тучу времени, чтобы подготовить все с наименьшими рисками. Я не отрицаю, что твой пациент не мог заявиться сюда просто так, но мы не можем просто спешить. Работай мозгами, подавляй эмоции. Как я тебя учил, Тэхён.  — Ты с ума сошел? Как я должен…  — Слушай меня, — Тэхён знает, что не должен смотреть Паку в глаза, но… Он доверяет ему. И не потому, что тот играет в шарады с его сознанием, а потому что это пухлощекий Пак Чимин с короткими пальцами и теплыми ладонями, тот самый, из детства. Он никогда не сделает ему что-то действительно плохое. Ладно, сделает, но точно не ему. — Я уверен тебе наплевать и на меня, и на отца. Но есть другие люди, помимо Дженни, и они доверяют тебе. Мы, мать твою, спиздили целого ребёнка, ты понимаешь, что это не игрушки? Послушай, Ким…  — Не говори так, — Тэ вздыхает. — Мне никогда не будет плевать на тебя, Чимин. И я ни за что не дам тебе пострадать из-за меня. Или из-за кого-то другого. Мне жаль. — Они оба опускают глаза, в не силах смотреть друг на друга. — Я бросил тебя я сбежал, это был трусливый поступок. Я обещаю, тебе больше не придётся страдать из-за меня и моей семьи…  — Стоп, что? — Чимин резко вскидывает голову и неверяще сводит брови. — Что ты сказал? Быстро сказал мне, что это не то, о чем я думаю.  — Чим, не сейчас, ладно? Мы потом обсудим это, сейчас я должен достать ублюдка, чтобы больше никто не пострадал.  — Никто не пострадал? Кроме тебя, ты имеешь ввиду? Сука, Ким Тэхён, КПД твоего мозга каждый раз заставляет меня думать, что тебя подкинули в роддоме. Как у таких родителе мог получиться такой… ты? Сейчас посмотри на меня и скажи: ты связался с семьей? Ты реально сделал это после всего анального насилия, которое я ради тебя перенес?  — Хорош, королева драмы, — усмехается Ким, параллельно вытаскивая телефон и принимаясь строчить кому-то сообщение. — Срань господня, как я мог забыть, в каких количествах из тебя извергается яд…  — Это я разминаюсь только, — обещает Чимин, нагоняя Тэхёна, который куда-то уверенно направился. — Как только закончим с пациентом, я тебе устрою камбэк стейдж.  — Ловлю на слове, — бормочет Тэ, когда телефон начинает разрываться мелодией звонка. — Слушаю. Да, все как я написал. Крыша готова? Расчисти, я же сказал. Буду там через… — бросает взгляд на наручные часы. — Около часа. Мне нужно время убедить его, что опасности нет. Оставь чехол на верхней ступеньке и уходи.  — Да ты ебнутый! — свистящим шепотом роняет Чимин. Он в шоке прирастает к полу, и Ким проходит несколько шагов, когда понимает, что за ним не следуют. — Ты реально связался с папашей! Это оно, да? Твоя проверка? Хочешь снова быть Ви, тупица?  — Еще громче заори! — шипит Тэ, засовывая телефон в карман и оглядываясь по сторонам. Коридор был пуст. — Чимин, ты сам должен…  — Кому должен, всем высылаю с процентами и букетом роз! Ты башкой своей подумай, ты не вылезешь из этого говна, если снова туда сунешься! Они вцепятся в тебя до конца твоих дней! Ты о Дженни подумал? Что-то я сомневаюсь, что она захочет стать частью такой семьи!  — Чимин, времени реально нихрена. Мы сейчас возвращаемся в зал, максимально удивляемся, делаем вид, что «напиваемся», а потом с Чонён, Чонгуком и Лисой сваливаем. Вы — в клуб, я — за вами ровно через десять минут. Никаких подозрений, все делаем чисто, все довольны, кроме Хёка. Я скину тебе потом, где подобрать меня. И прошу тебя, без истерик сейчас, просто поверь мне, ладно?       Чимин не хочет верить. Он не верит ему и ненавидит себя за то, что ничего не может сделать. Не может остановить, помешать, отговорить. Он квалифицированный специалист, он может не напрягаясь заставить суицидника отложить бритву и слезть с крыши, может помочь подростку найти себя, безутешному вдовцу отпустить жену, жертве изнасилования жить дальше, он всегда полагался на свои способности, свой голос и свой взгляд, с легкостью заставлял людей думать так же, как думает он, принимать свою сторону и мнение (как бы иначе Тэхён так просто отделался от своей семейки). Он манипулировал куда более умными людьми, чем Ким Тэхён, но сейчас он бессилен. Чимин ненавидит себя и свою слабость, и гребаного Тэхёна он тоже ненавидит, пусть все они горят в аду синем пламенем, и оставят его в покое (предпочтительно на необитаемом острове и с Чонён).  — Ты совершаешь ошибку, — последняя попытка, которая разбивается вдребезги об упрямый тэхёнов взгляд. — Пожалеешь об этом. Я не отвяну от тебя и буду чморить, пока не умру от Альцгеймера.  — Ничего страшного, — прямоугольная улыбка эта его тупая, Чимин так бы и смазал её кулаком. — Это всего лишь я.       Ссаные альтруисты, никакой от них пользы.       Тэхён с Чимином входят в зал, когда Хёк растягивает губы в асимметричной улыбке и что-то говорит отцу Лалисы. Мир действительно тесен, отстранено думает Чимин, на автомате отмечая развороченные заусеницы на чужих руках и едва заметный лицевой тик. Если бы у него спросили, насколько все плохо, по шкале от нуля до десяти он поставил бы твердую восьмерку. По крайней мере, у пациента не бегают глаза и нет тремора рук. Хотя, все это возможно подавить, кому как не Чимину знать о возможностях фармакологии.       Хёк явно замечает их, но не приближается. Можно подумать, что он тут же ломанётся к Тэхёну на перевес с ехидной улыбочкой, но несмотря на плачевное психическое состояние, он все еще может оценивать собственные силы и силы противника, и не вступает в заранее проигранный бой. Хоть Тэ и давно не считает себя частью семьи, быть таковой он никогда не переставал, переходить дорогу кому-то столь влиятельному — херня идея, особенно в присутствии папочки Кима. Это может расцениваться открытым вызовом, и в контексте и так существующих неурядиц с побочными ветвями, могут и случайно зашибить (на всякий случай). Нет, Хёк пришел сюда не за этим. Все, что он себе позволяет — быструю приветственную улыбку, какую обычно отвешивают случайно повстречавшемуся бывшему однокурснику, с которым не были особо близки. Ирония в том, что они оба не отказались бы сомкнуть пальцы на шее другого. И Тэхён себе в этом желании отказывать не собирается.       Проходит чуть больше чем полтора часа, когда Тэхёнов телефон начинает звонить. Он как раз ставит полупустой бокал на поднос мимо проходящего официанта и берет новый; имя Инсопа высвечивается на экране, и он уже знает, что тот ему скажет.  — Простите, господин, — виновато бормочет трубка. — Она стащила мой стилет и приставила его к своему горлу, я не мог ничего сделать. Кровь…  — Она в порядке? — Тэхён устало спрашивает, сверяясь с часами. Прошло около двух часов с тех пор, как он отправил Дженни с Инсопом. Учитывая её взбалмошный нрав… У него есть немногим больше одного часа, прежде чем она будет здесь. Времени хватает впритык, нужно придумать что-то, чтобы её задержать. Придумать что?  — Думаю, да, она не сильно порезалась. Я больше переживаю, что на дорогах гололед…  — Я понял. Отправлю ребят её на встречу. Спасибо. Возвращайся домой. Ты хорошо поработал.  — Дай угадаю, — чиминья ехидная физиономия тут как тут. — Твоя подружка сбежала? А я всегда говорил, что из вас двоих и яйца и мозги — у неё  — Что-то я такого не припомню, — терпеливо отвечает Тэхён, одновременно с этим набирая сообщение с просьбой перехватить Дженни. — Но я знаю, Чимин. Ты был прав, Чимин. Что-то еще?  — Я тупой ушлепок, Чимин. Обещаю в следующий раз слушать твои советы.  — Я тупой… стой, что?  — Что?  — Господи, вы как женатая парочка, — фыркает Лалиса из-за их спин. Чонгук, взятый в оборот Хосоком, изо всех сил строит страдательный рожи в паре метров от них, пока ему не прилетает от старшего в голень.  — Мы хуже, — доверительно подмигивает ей Пак. — Мы друзья с горшков. Боюсь, это куда более суровое наказание. Ну ничего, еще немного и я сбагрю этого отсталого Дженни, и заживу…  — Я все еще тут.  — Вот и я удивляюсь.  — Какой же ты мерзкий.  — Да и ты не лапочка.  — Надеюсь, тебя будет мучить понос до конца рождественских праздников.  — У кого что болит, да, Ким Тэхён?  — Вы оба — мерзкие, если хотите знать мое мнение, — заявляет Лалиса, переводя взгляд с одного парня на другого. — Вам что, по пять лет?  — Первые тридцать лет в жизни мальчика…  — Господи, только не бородатые шутки, молю.  — Что делаете?       Тэхён позорно испускает задушенный визг и подпрыгивает расплескивая половину содержимого своего бокала. Чонён стоит, со своим абсолютно невозмутимым выражением лица и с интересом естествоиспытателя разглядывает Тэ. Тот хватается рукой за сердце, и шумно сглатывает.  — Когда ты подошла?  — Не стой рядом с ним! — не дает ей ответить Чимин, хватая девушку за предплечье и подтаскивая ей к себе. Тэхён на рефлексах замечает, как оглядывается Чимин, напряженно находя взглядом Хёка. Что такого Пак увидел в нём, раз стал так опасаться? — Неизвестно, как передается способность принимать идиотские решения, вдруг воздушно-капельным…  — Не переживай, — хмыкает Ким. — Раз уж Чонён решила встречаться с тобой, она в этом профи.  — Мы не встречаемся, — невозмутимо возражает Ю. — Мы просто знакомые.  — А я тогда испанский летчик.  — Правда?  — Что?  — Заткнитесь оба, не ради бога, так ради меня, — стонет Чимин, и Тэхён с удивлением замечает, что тот нисколько не обижен тем, что Чонён отрицает их романтические отношения. С учетом того, что Пак с ней носится аки курица с золотым яйцом… секс по дружбе? безответка? лавхейт? Хотя, тут нечему удивляться: эти двое являются самыми странными людьми, которых когда-либо встречал Тэхён, он даже не удивлен, что они спелись. Говорят, противоположности притягиваются, но это все херня. Попробуйте притяните верующего и атеиста, семьянина и карьериста, шило в попе и домоседа, любителя котиков и любителя собак… Список можно продолжать до бесконечности, факт остается фактом: противоположности нихрена не притягиваются, притягиваются торкнутые Чимин с Чонён и их прибабахи в головах. Вот здесь результат на лицо.  — Тэхён? — Лалиса выдергивает Кима из мыслей, аккуратно касаясь пальцами его запястья. Она и Чонгук знают Тэ со средней школы, единственные близкие люди, которых он имел рядом помимо Чимина. Очевидно, она заметила. Невозможно не, когда знаешь как облупленного. — Ты собираешься-…?  — Лиса…  — Я не отговариваю! — она тут же вертит головой в протестующем жесте. — Я просто хотела… Тебе не нужна помощь? Я имею ввиду…  — Лис, — Тэ благодарно улыбается, перехватывая узкую ладонь и сжимая её в своей руке. — Нет. Вы не будете в это лезть. Лучшей помощью будет когда вы сядете в машину и уедете отсюда, чтобы я мог не волноваться о вас. Пообещай мне.  — Тэ, я не могу…  — Манобан, на тебе Гукки и его горячая кровь. Просто позаботься о том, чтобы он не лез на рожон. Если мне придется переживать еще о ком-то, я подставлю себя, понимаешь?  — Она понимает, хорош стоять тут с постными мордами, — снова вмешивается Чимин, и на этот раз оба, и Тэхён и Лиса синхронно закатывают глаза. — Вы мне тут еще глазки позакатывайте, свинюхи неблагодарные. Я ради ваших задниц, чтоб вы знали…       Тэхён почему-то сначала слышит крики, затем странную кипящую боль в левом плече, и только потом звон стекла. Тэхён даже не падает, так и остается на ногах, почти раздраженно хмурясь, и Лалиса с Чимином недоуменно оглядываются. Он сталкивается глазами с Чонён, которая, не меняясь в лице, подходит к нему и обхватывает ладонями здоровое плечо.  — Тэхён!       В голосе Лалисы крошится паника, потопленная слезами, когда она бросается к нему, но останавливается в нескольких сантиметрах, не зная, как поддержать, чтобы не задеть рану. Чимин хмурится, окидывает их тяжелым взглядом и одним толчком опрокидывает близ стоящий стол, заталкивая всю компанию за неё.  — Так и знал, — зло шипит он, отталкивая руки Чонён и рассматривая рану. На вылет.  — Да, папочка, — усмехается Тэхён и тут же копирует чужое шипение, когда Пак осторожно отодвигает края порванного пиджака. — Где Чонгук с Хосоком?  — Думай о себе, дорогуша, — Чимин бросает на него еще один взбешенный взгляд. Он всегда очень сильно злится, когда все идет «не по его». — Мы в пизде. Ты — в частности. — Темная артериальная кровь толчками выходит из раны, и Чимин становится еще раздраженней, бесцеремонно зажимая плечо рукой. — Нужно остановить кровь.       Он кидает оценивающий взгляд на длинное платье Лалисы, и та понимает его без слов: зубами делает надрыв, чтобы потом резким движением оторвать длинный широкий кусок. Чимин качает головой:  — Слишком близко к полу, пойдет заражение, задеремся лечить.       Он просит Чонён зажать тэхёнову рану, и сам скидывает с себя пиджак. Рукав шелковой рубашки легко поддается крепкой нервной хватке, и спустя пол минуты Пак, матеря сквозь зубы Тэхёна, бога и вселенную, криво заматывает дыру. Затем вырывает из рук Манобон кусок её платья и затягивает выше, на манер жгута.  — А все потому, что ты тупой. Чтоб ты делал без меня?  — Помер бы, — смеется Тэхён.  — Ты же понимаешь, что это не шутка?  — Я и не шутил. Ты видишь Чонгука с Хосоком?  — Да задрал ты меня, я вижу твоего пациента, лучше бы об этом побеспокоился.       И вслед за словами Чимина, по залу, погруженному в тишину, звучит:  — Тэхён-а! Выходи, тебя просто поцарапали, не разыгрывай драму!  — Даже не думай, — Лалиса для верности ухватывается за Тэхёнов пиджак.       Тэхён поджимает губы, рассматривая лицо подруги. Та бледная и перепуганная, но настроена решительно. За Чонён переживать тоже не нужно — она кажется останется с таким же выражением лица, даже если Тэхёну следующая пуля прилетит в голову и её закидает содержимым. Ему нужно просто решить эту проблему до того, как Дженни заявится обратно.  — Давай быстрее, Тэхён-а, я начинаю терять терпение! — Хёк явно насмехается, чувствуя своё превосходство. Как ему вообще удалось захватить крышу? Чёрт, что тогда с парнями? Грёбаный ублюдок, надо было раньше с ним кончать. А теперь что? Все через задницу, господи, почему все всегда через задницу?  — Тэхён, если ты сейчас не скажешь мне, что у тебя есть план…  — У меня его нет, — быстро отвечает Тэ и отворачивается, прежде чем чиминово лицо вытягивается в смеси трудноопределимых эмоций. — Если бы у меня был план, я бы сейчас не сидел тут с лишней дыркой.  — Ты…  — Да заткнись уже, я пытаюсь думать!  — Ким Тэхён!       Какая-то возня. Что-то падает и разбивается, Тэхён часто моргает и пытается абстрагироваться от постороннего шума и боли. Он уже скинул сигнал чп, но нельзя полагаться только на внешнюю силу. Думай, ду…  — Выходи, сопляк, иначе я проделаю симметричную дырку в твоем дружке. Будете как с парными татушками, только круче, что скажешь?       Тэхён скидывает сообщение Юнги, поэтому пропускает мимо ушей последнюю фразу. А вот чонгуков стон загоняет в него буквально еще одно пулю.  — Ты думаешь я шучу, ребенок? Считаю до трех, и твою подружка дырявая. Один…       Чимин в последний момент перехватывает дернувшуюся Лису, поэтому Тэхён беспрепятственно выскакивает из-за их сомнительного убежища. Из-за резкого подъема у него плывет перед глазами, но он безошибочно находит Чонгука. Он стоит на коленях, правая часть его лица залита кровью, горло сжато в локте стоящего позади него незнакомого парня. Хёковская мразь смотрит на Тэхёна с превосходством, затем переводит взгляд на Чонгука, и Тэ видит, с каким удовольствием ублюдок сейчас бы добил его друга. Но Хёк команды не давал, он ждет, ждет, как верная псина.  — Отпусти его, — Тэхён чувствует, как злость клокочет в глотке, делая и так низкий голос угрожающим рычанием.  — Ну наконец-то, — улыбается Хёк, и Тэхён внезапно отчетливо понимает о чем говорил Чимин. У парня и правда съехала крыша, и от этого положение дел ухудшается вдвойне. Тэхён не психиатр и не психотерапевт, но точно знает что такие — сплошное минное поле. — Поболтаем?