* * *
Ошарашенный Лютер носился по квартире раз девятый, извиняясь перед братом, который уже пару раз запустил в парня посудой и один раз подушкой. — Ты совсем мозг в мышцы перевел?! Чертов, ты, олигофрен! Каким дебилом надо быть, чтобы такое учинить? Ты меня слышишь, сукин сын?! — Случайно вышло, — парень увернулся от очередной кружки. — Случайно? Блять, на тебя в суд подали за нападение! Тебя посадить могут, даун! Тут тебе не Мексика, где в принципе законы мягче. Тут США, где в суд за оскорбление подать могут, не говоря уже про ебучее нападение, — орал Маркус, находясь в панике. — Но Маркус, я защищал девушку. — Ах да! Ты звонил уже Джульетте своей? Она свидетелем будет. Джефферсон и так уже мою задницу спас, так ты из-за его сестры в благодарность в дерьмо по уши провалился! Да, молодец, спас девчонку, благословляю ваш союз. Но если ты сядешь, я немедленно оповещу родителей. Если Карл то и поймет, то вот мама тебя расчленит собственноручно и закопает. Лютер уронил голову на руки и, казалось, перестал даже дышать. Он понимал, что Маркус прав, но что делать, решить не мог даже брат. У старшего Манфреда все было еще плачевнее. Сегодня в три часа дня были похороны Норт. Девушки, которую он так и не успел полюбить. Она была бы отличной партией, как сказала бы его мама. Но увы, звезды решили, что не в этой жизни. Он все еще думал о ней: эксцентричная, непредсказуемая, дерзкая и недовольная жизнью молодая девушка, готовая сломать всякие системы ради своих убеждений и идеалов. Находясь в своих мыслях, он принял душ и надел костюм. Белую рубашку он надевать не хотел. Также он проигнорировал и пиджак. Надев черную рубашку и брюки, парень подошел к зеркалу. Черный галстук, черные туфли. «Ночью меня так даже не заметишь», — пронеслось в голове Маркуса. В гостиной он забрал из вазы купленный утром букет алых роз, которые как нельзя лучше олицетворяли потерянную девушку. — Эй, стероид ходячий, я не знаю как, но ты должен выбраться из этой компостной ямы, ясно? — бросил Маркус, не поворачиваясь к брату. — Да, хорошо, — пробубнил Лютер. Хлопок двери и погружение обоих в свои мысли, проблемы и дела. Если Лютер хотел только защитить Кэру, то Маркус просил прощения за то что у него это не вышло. На похоронах людей было немного. Около десяти человек. Саймон, стоящий поодаль; Джош, не сдерживающий слезы. Две девушки, которых Маркус видел на забастовке, которые стояли около гроба и плакали. Парень, который тоскливо смотрел на гроб и еще четыре человека, которые словно тени слонялись туда-обратно, ожидая церемонии. — Маркус? Спасибо, что пришел, — тоскливо улыбнулся Саймон. — Где падре? — спросил он. — Кто? Пастор? У гроба, готовится к отпеванию души, — кивнул в сторону священника. Маркус подошел к гробу. Норт лежала не в белом платье, как обычно делали с незамужними девушками, а в синем платье в пол. «Боже, спасибо, что она не видит этого» — подумал Маркус, представляя истерику Норт касаемо наряда. Началась сама церемония. Долгая речь священника, на которой Маркус почти заснул, но когда наконец-то им разрешили попрощаться с покойной, Маркус сорвался первым. Приблизившись к гробу, он вложил букет в руки Норт и прошептал: «Ты заслуживала лучшего», после чего сразу же пошел к выходу с кладбища. Около ворот его нагнал Саймон. Парень остановил Маркуса за плечо и повернул к себе. — И все. Вот так уходишь? — спросил парень. — Почему нет? Ты ожидал, что я разревусь или останусь до вечера? — удивленно вскинул бровь парень. — Можно было и попрощаться, — кинул парень, разворачиваясь. — Саймон, прекращай вести себя как барышня, — сказал Маркус. — Тебе тут не сложней всего — это раз, но и не проще — это два. А ведешь ты себя и пытаешься показать именно так. Типа: «Мне хуже всего, но я такой крутой, что мне плевать». Хватит. Мне тут сложнее. Мы с ней друзья, так как росли в детдоме, а ты знаком с ей всего несколько дней. У меня никого не осталось, она была мне как сестра, так что хватит строить из себя великомученика. Просто признай, что тебе мало внимания, — сказал Саймон, сглатывая. — Да, ты прав, тебе сложнее. Только знаешь, у меня нет привычки ныть или рыдать. Я не такой нытик, как ты или Джош. Мне легче ни слова не говорить, выплескивая всю боль и все слезы на холст в виде рисунков. Мне легче напиться и не приходить пару дней домой. В конце концов просто разбить что-то или побить кого-нибудь. И если ты, блондинчик, не хочешь стать этим «кем-нибудь», то прекрати испытывать мое терпение, — безэмоционально проговорил Маркус. — Знаешь, я думал, что ты другой, но ошибся. Думал, что Норт тебе и в правду небезразлична, а ты пришел только чтобы все обратили внимание на бедного и несчастного тебя! Самовлюбленный мудак, которому лишь бы выебнуться перед всеми, — голос Саймона срывался и последнюю фразу он чуть ли не прокричал. Выдохнув, парень хотел уйти, но попытка не увенчалась успехом. Маркус схватил его за руку и дернул с силой, что он спиной впечатался в решетку, болезненно поморщившись. Маркус подошел ближе и тут Саймон не на шутку испугался. В глазах друга не осталось и отголоска боли, только ярость и злость. — Еще хоть раз ты посмеешь назвать меня мудаком или другим оскорблением, то ты месяц кровью плеваться будешь, понял, барби? — Да пошел ты! — прошипел в лицо Маркусу парень и, поднырнув под руку, ушел. Когда белая макушка исчезла из поля зрения, парень вышел с кладбища, тут плюс ко всему пошел дождь и теперь вся одежда была мокрой до нитки. Со злостью и обидой, Маркус поймал такси и все же доехал до дома, заплатив таксисту в два раза больше за то, что теперь надо было чистить салон. Лютера дома не оказалось, а поэтому, заварив чай, парень вернулся к мольберту и продолжил рисовать свой шедевр. Никто кроме него не видел, что он рисует, поэтому брат часто строил догадки, но Маркус, конечно, молчал.***
В другой части Детройта делал выбор Коннор и этот выбор был одним из самых важных в его жизни. Хотя, это даже не выбор, а временный ступор в чувствах. Было понятно, что между Кэрой и Хэнком он выберет сестру. Поэтому, плюнув на все чувства к лейтенанту, Коннор окончательно решил, что это только объект слежки. Теперь ему было до ужаса противно от самого себя, но он успокаивал себя мыслями, что все для Кэры. Она его младшая сестра и он должен делать все для ее будущего. Поэтому сейчас он точно уверился в правоте своих действий. — Алло, Аманда? — Коннор позвонил старой маминой подруге. — Коннор, рада тебя слышать, — холодно ответила та. — Могла бы ты одолжить нам семь тысяч долларов? Я знаю, что требую слишком много, но я все верну. Через пару месяцев верну. Кэру могут выгнать, — говорил Джефферсон виновато. — Это половина моей зарплаты. Это очень много, — сказала она. — Все для тебя сделаю. Аманда, пожалуйста. — Ладно. Я сегодня добрая. Переведу деньги на карту. А насчет услуги, дай подумать, — сказала женщина и бросила трубку. Коннор хотел удариться об стену головой, желательно до летального исхода. Он теперь погрязнет в долгах. Нет, Коннор не был в отчаянии, он просто уже не верил, что все в его жизни снова будет хорошо.