***
— Их фамилия Верджер, — рассказывал Уилл старшей мисс Грэм несколько часов спустя в мирном убежище их летнего дома. — Брат и сестра, недавно прибывшие с севера Англии. По всем признакам — альфы. И, по словам мамы, каждый имеет доход в четыре или пять тысяч в год, — изменив голос, он в довольно жесткой манере изобразил мать, — Как это хорошо для наших детей! — Прекрати, Уилл! — не удержавшись от смеха, Алана толкнула брата в плечо. — Но теперь я понимаю, почему мама настояла на снятии мерок для новых вечерних нарядов. — Новые вечерние наряды? — Уилл поморщился. — Отец будет в восторге. — Папа поймёт, что с пятью неженатыми детьми и усадьбой, принадлежащей далёкому родственнику, уникальных возможностей упускать не стоит, — мягко ответила Алана. В двадцать три года старшая Грэм находилась во власти спокойной осмысленности и мудрости, поэтому Уилл, примерно на три года младше, одновременно восхищался и завидовал. Тем не менее в одном её слова задели его, хотя юноша знал, что в намерения сестры не входило произнести их. ≪…усадьба, принадлежащая далёкому…» Уилл стал носить фамилию Грэм только после того, как его застенчивая молодая мать-бета, больная и обезумевшая, постучалась в парадную дверь Вулф-Мэнора, чтобы представить шокированному мистеру Грэму двухмесячный результат очень нехарактерной ему пьяной неосторожности. Несмотря на позор его обычно степенного отца-беты и унижение миссис Грэм, больную барменшу немедленно расположили в спальне на верхнем этаже и позвали ей врача. Увы, мало что можно было сделать для этого чахлого создания, и после того, как она умерла, Уилл был передан на попечение кормилицы и выращен, по настоянию мистера Грэма, как его и миссис Грэм собственный ребёнок. Мистер Грэм был рад сыну, несмотря на обстоятельства его неожиданного появления, и решил окружить мальчика всей любовью до конца своих дней. Что касается миссис Грэм, тот факт, что целых два года прошло между появлением Уилла и рождением Молли — третьей из детей Грэм — много говорил о её чувствах по этому вопросу. Разумеется, это была крайне занимательная тема для разговора для дворян по соседству, некоторые из которых годами предавались регулярным, радостным сеансам сочувствия к неудачливой женщине. Уилл, возможно, был обречён на вечное отчуждение от холодной к нему приемной матери, если бы не его нежное, любящее сердце и чувствительная природа, которые побуждали его снова и снова проявлять инициативу. Благодаря этому миссис Грэм, измотанная от своих усилий не любить этого ребёнка, решила, наконец, что намного легче просто принять его как своего собственного. Молчание Уилла побудило сестру положить ему руку на плечо в утешение. — Я знаю, о чём ты думаешь, и в этом нет твоей вины. — То, что я оказался омегой, и этим доказал, что одинаково бесполезен и как брат, и как сын? — он угрюмо поддевал ногтем отшелушивающуюся краску скамьи. — Мама может не согласиться. — Мама любит тебя, и ты знаешь это, — продолжала убеждать его Алана. — Она любила бы меня больше, будь я альфой. — Уилл! — Алана нахмурилась, что делала довольно редко, и Уилл устыдился своей угрюмости. — Да, это правда, что как альфа ты бы имел право на наследство отца. Но ты прекрасно знаешь, что как у омеги у тебя больше перспектив в браке, чем у любой из нас. — Да ладно, Алана, — пренебрежительно возразил Уилл. — Ты отлично знаешь, что мои перспективы в браке существенно подпорчены статусом незаконнорождённого сына, и даже желанный статус омеги не изменит этого. Кто из добропорядочных людей захочет связать себя с кем-то с таким скандальным прошлым? — Скандальным прошлым? Ты родился, вот и всё! Вздохнув, Уилл взял руку своей сестры и сжал её. — Не беспокойся. Я доволен, правда. Я знаю, что меня любят, Алана. И разве отец не послал меня в лучшие школы? Не говоря уже об Оксфорде, — озорная улыбка играла у него на губах. — Ты это заслужил, — сказала Алана теплым от гордости голосом. — И был принят на целый год раньше! Я так рада, что ты будешь работать в юридической фирме дяди Кроуфорда, Уилл. Только подумай — Лондон! — После двенадцати месяцев помощи отцу в улучшении усадьбы, — напомнил Уилл. — Лондон точно будет проблемой. — Которую ты с легкостью преодолеешь, — сказала Алана. — Я никогда не знала никого, кто настолько хорошо адаптируется к изменениям, дорогой брат. Уилла разобрал смех. — В этой семье обстоятельства требуют умения адаптироваться. Взять хоть отца, например. — А что с ним? — По словам Эбигейл, он отказывается встречаться с нашими новыми соседями, так как из-за этого он должен вылезти из своей любимой библиотеки. — Господи, мама, должно быть, в ярости! — Именно, — он покачал головой, забавляясь. — И все же, держу пари, что отец нанес им визит в течение дня. — Потому что это порадует маму? — Потому что это восстановит относительный мир и гармонию в семье, — Уилл ухмыльнулся. — Адаптация, Алана.***
Ко всеобщему облегчению, мистер Грэм и правда нанес Верджерам столь необходимый визит только через несколько дней после того, как торжественным тоном заявил жене, что делать этого не намерен. Конечно, ценой задержки стали долгий спор и невыносимые склоки, но Уиллу в основном удавалось избегать их, продлив свой утренний моцион до самого обеда; свобода, которая, к сожалению, не была тайной для его сестёр. В третье такое утро он поехал на своём сером жеребце немного дальше, чем обычно, за границу отцовских владений, к маленькому озеру, уединённому месту, где несколько лет назад мистер Грэм учил его основам рыбалки. Привязав поводья Уинстона к низко висящей в тени ивы ветке, Уилл достал бутылку лимонада из небольшой корзины, привязанной к седлу. Несмотря на то, что была уже середина октября, лето не хотело ослаблять свою обжигающую хватку, и, видя, что солнце высоко и не собирается уходить, Уилл скинул свои пальто и шарф. Расстегнув жилет и стянув ботинки, он удовлетворенно вздохнул и расположился на мшистом берегу, чтобы утолить жажду и насладиться спокойствием природы. Юноша лениво думал о походе на рыбалку, которую он и Брайан Прайс планировали совершить на следующий день, когда он уловил на удивление знакомый аромат — свежий и землистый, с минеральным звоном, как будто его вдруг перенесли к любимому ручью, и он стоял, погружённый в прохладный, приятный поток. — Вы умеете читать? Вскочив из полулежачего положения, Уилл взмахнул головой, едва не пролив на себя содержимое бутылки, и обнаружил источник притягательного запаха. Его глаза проделали путь от изумительных черных ботинок до колен, мимо плотно облегающих галифе и великолепного льняного пальто до высокого галстука, обрамляющего лицо возмутительной, суровой, аристократической красоты. Угловатые и надменные черты лица были обрамлены прямыми тёмно-русыми волосами, выглядывающими из-под чёрной высокой шляпы. Человек излучал власть. Альфа. На мгновение необычное чувство, частично признание, частично — томление, захлестнуло Уилла, и он застыл. Но затем незнакомец нахмурился, и Уилл, внезапно вспомнив о своём растрепанном виде, покраснел и опустил глаза. — Да, — беззащитно пробормотал он, неуклюже пытаясь застегнуть жилетку, наконец-то сдаваясь и поднимаясь на ноги. Ганнибал Лектер с презрением отметил босые ноги. И рубашку, которая сбивала с толку, открывая длинный участок бледной кожи, пока парень спешно отряхивался от травы. Открыв было рот, чтобы потребовать полного внимания парня, он снова закрыл его, поражённый сразу двумя вещами. Во-первых, тонкий аромат, доносящийся от мальчика, травяной и сладкий, напомнивший Ганнибалу о сосновых лесах вокруг его дома детства. И, во-вторых, осознание того, что он был, впервые в жизни, лицом к лицу с этой редчайшей и самой желанной социальной драгоценностью: мужчиной-омегой. Откуда он знал это наверняка, мужчина сказать не мог. Возможно, это была изящная фигура и тонкие черты лица мальчика, возможно, голубой огонь в глазах, светящийся интеллектом, или восхитительный аромат, захвативший чувства Ганнибала, как петли шёлковой нити, чувственно дергая за них. Что бы то ни было, его первобытные инстинкты альфы напряглись, стремясь впитать всю красоту омеги. Он снял шляпу и спрятал её под руку в бессознательном акте рыцарства, сделав непроизвольный шаг вперед, прежде чем резко остановиться и, с безжалостным самоконтролем, подавить странные чувства, поднимающиеся, как прилив. Никогда в жизни Ганнибал не позволял себе быть рабом инстинктов и руководствоваться статусом или полом и не собирался начинать сейчас. Кроме того, факт оставался фактом: мальчик — каким бы заманчивым он ни был — нарушил границу. — Правда? — протянул он, восстанавливая равновесие. — Я бы поспорил, — и, указав рукой в перчатке на большой знак, расположенный на соседнем берегу, он ждал неизбежного извинения. Которого так и не последовало. — Я приезжал сюда в течение многих лет и ни разу не видел этого раньше, — пренебрежительно заявил парень, слегка щурясь и читая вслух надменным тоном. — Частная собственность: нарушители будут выдворены. Действительно? И за что, интересно, вы меня выдворите? Гнусно мял травку, распивая лимонад? На мгновение Ганнибал просто уставился, ошеломлённый, на омегу, который своим чистым мелодичным голосом только что говорил с ним таким образом, каким до этого никто не позволял к нему обращаться за все двадцать восемь лет жизни. И внезапно он снова услышал голос дяди, полный печали. Видел, как они оба стояли над гробом отца. — Я знаю, что ты скучаешь по Литве, Ганнибал. Всегда сложно жить с двойным наследством. Но когда твой отец унаследовал Рейвенстаг, он был убеждён, что семья больше не будет разделена двумя странами. Он решил поселиться в Англии, чтобы у тебя и Миши было лучшее будущее. Что ж, Рэйвенстаг теперь твой. Но это слишком большая ноша для одного. Пришло время тебе жениться. Найди себе равного. Найди себе партнёра. Знай. Смотри. Смотри. Он моргнул, и картинка испарилась. — Или, может, браконьерство, — огрызнулся он, наконец-то снова обретя голос. У молодого чертёнка хватило наглости поднять на это тонкую бровь. — Пожалуйста, не постесняйтесь обыскать меня, — ухмыльнулся он, вытянув руки в дерзком вызове. — Но где, по-вашему, я умудрился спрятать удочку, я не могу представить. Ганнибал, к сожалению, мог, и серии изображений, вспыхнувших у него при мысли о проведении такого интимного обыска, было достаточно, чтобы он почувствовал себя некомфортно. И вот, впервые в жизни, он покинул поле битвы. — Проблемный ребёнок, — прорычал он, поправляя перчатки с излишней тщательностью. — Я больше не могу терять с тобой время. Что Верджер нашёл в этом богом забытом месте, он не знал, и в тысячный раз проклинал неспособность убедить своих самых близких друзей выбрать имение рядом с его собственным, чтобы у него была удобная возможность побега от таких дикарей. — Не любите зрительный контакт, да? — нахально заметил мальчик, когда Ганнибал отвернулся, и в конечном итоге ирония заключалась в том, что в течение нескольких часов после этого он не мог изгнать навязчивый образ диких, тёмных локонов, круглых щек, полных красных губ и смеющихся голубых глаз. И лёгкий аромат сладкой сосны, ещё долго тянущийся после исчезновения образа.***
Ещё одна неделя прошла в тумане волнения — по крайней мере, среди младших представителей семейства Грэм — в предвкушении общества Красного дракона. Уилл был не так полон энтузиазма, поскольку он слышал от более чем одного источника, что у Верджеров и их друзей репутация была повыше их. Так как все они без исключения были альфами, это не было большим сюрпризом для всех. Тем не менее, он позволял матери получать удовольствие от поочерёдных лести и ругани на него во время покупки нового наряда: длинного синего пальто, серых бриджей и жилета. А в вечер, когда должен был состояться бал, Эбигейл и Фредерика объявили его «превосходным красавцем». Что касается долгожданного дебюта новоприбывших — всё больше и больше диких слухов летало по окрестностям о намерениях Верджеров прибыть с гостями; на каком-то этапе это число подобралось к невероятным двадцати. На самом деле, когда компания вступила в бальный зал, она состояла всего из пяти человек: мистера Мейсона Верджера и его младшей сестры Марго, их старшей сестры миссис Корделл с её мужем, мистером Корделлом, и еще одного молодого человека. Стоя в задней части комнаты с миссис Грэм, Аланой, Беверли и Брайаном Прайсом (отпрыском Джеймса Прайса, весёлым бетой, организатором вечерних развлечений), Уилл был благодарен за возможность находиться поодаль от толпы, обеспеченную ранним приездом их семьи и опозданием новоприбывших. Он не горел желанием быть окружённым смесью запахов незнакомых альф на публике. Но место его наблюдения не могло обеспечить ему чёткое представление о компании, и поэтому он был вынужден довольствоваться характерной Беверли резкой их оценкой. — Мистер Верджер довольно красив. У него и его сестры, миссис Корделл, есть чувство стиля. — А мистер Корделл? — Выглядит как джентльмен, но, боюсь, он хам, так как уже опустошил свой второй бокал вина. — У мисс Верджер приятное лицо, — вмешалась Алана, деликатно покраснев, когда Уилл понимающе посмотрел в её сторону. — Я имею ввиду только то, что у неё, по всей видимости, простые, естественные манеры. Это делает её в целом приятной. Уилла долгое время поражал тот факт, что два самых близких ему человека были бетами. Беверли и Алана не могли быть более разными — первая была хладнокровна, даже цинична по своей натуре, вторая — мягка и покорна. Тем не менее, они разделили непоколебимую преданность и материнские чувства к Уиллу, за что он всегда был благодарен. — Хм. А что насчет пятого члена компании? Того, что с необычным именем? — Ах, — голос Беверли заговорщицки понизился. — Ты имеешь ввиду мистера Лектера? Он гораздо красивее, чем мистер Верджер. И гораздо богаче. — Действительно, — довольно громко прошептала миссис Грэм. — Леди Прайс говорит, что его доход — десять тысяч в год. И он владеет большим имением в Дербишире. Будьте уверены, самый завидный альфа. — Тише, мама, — прошипел Уилл. — Вот идёт сэр Джеймс с одним из них. Сопровождала их неуклюжего радушного хозяина не кто иная, как мисс Верджер. Уилл отступил в тыл группы при приближении альфы, но быстро обнаружил, что ему не о чем волноваться. Её запах был легким и нежным, как луговая трава, и, не считая оценивающего любопытного взгляда, она не обращала на Уилла внимания. Действительно, если её глаза и задержались на ком-то, это была Алана. Мисс Верджер улыбнулась и, к удовольствию Уилла, пригласила его сестру на два следующих танца. Наблюдая за их совместными движениями во время первого танца, Уилл размышлял о том, насколько хорошо девушки дополняли друг друга. Обе были с прекрасными тёмными волосами, собранными сзади по моде; волосы мисс Верджер — в серию замысловатых жгутов, переплетённых с фиолетовой лентой, соответствующей её бархатному платью, Аланы — в простом шиньоне со свободными короткими локонами, обрамляющими лицо. Согласный скорее наблюдать, нежели принимать участие в танцах, Уилл занял только что освободившееся место и нахмурился, когда его чувствительные ноздри уловили землистый, минеральный аромат, с которым он впервые столкнулся неделю назад. Конечно, этого не могло быть. Оглядываясь вокруг, он застыл в шоке, когда, поняв, что мисс Верджер удаляется от Аланы, он увидел, как она приближается к ужасно знакомой фигуре, стоящей поблизости. — Ну же, Ганнибал, — отчитывала его мисс Верджер. — Почему ты настаиваешь на том, чтобы стоять в одиночестве в такой глупой манере? Раньше ты лучше танцевал. Отстранённые, скрытные глаза одарили её угрюмым взглядом, который запомнился Уиллу с унылой ясностью с того дня у озера, когда он впервые, по-видимому, встретил Ганнибала Лектера. — Принимать участие в танцах я, конечно, не буду. Ты же знаешь, как мне это не нравится. Кроме того, ваши братья и сёстры помолвлены, и нет другого человека в этой комнате, стоять рядом с которым для меня не было бы наказанием. — Как грубо, Ганнибал! Ужасно грубо! — воскликнула мисс Верджер. И явно фальшиво. — Я только что танцевала с мисс Грэм, и она самое красивое создание, которое я когда-либо видела. И смотри, вот её брат сидит прямо за тобой, он очень хорош собой и, позволь сказать, довольно приятен. Ему это не понравится. Лев не следует за овцой. Обескураженный, Уилл тряхнул головой, чтобы изгнать причудливую мысль и сосредоточиться на более важном вопросе. Радуясь, что мисс Верджер ничего не сказала о его статусе омеги, он был встревожен тем, что его вообще выделили. В любой момент высокомерный мистер Лектер может посмотреть в его сторону и осознать, что уже встречал «хорошего собой» и «приятного» брата Аланы. О том, что за этим последует, можно было только догадаться, но перспектива предстоящей сцены по меньшей мере вызывала тревогу. Терпение было уже на исходе, когда Ганнибал повернулся, чтобы излить своё презрение к словам Марго, и обнаружил, к своему глубочайшему огорчению, что смотрит на покрасневшее лицо наглого мальчишки с озера. Конечно, это придавало смысл тому факту, что ему казалось, будто он улавливает в воздухе следы сладкого, душистого запаха омеги почти с того момента, как вошел в комнату. Но учитывая, что Ганнибал только что узнал о Уильяме Грэме, присутствие парня было далеко не желанным. Одежда на его худом, юношеском теле была этим вечером, надо признать, более подходящей, чем во время их первой встречи — серые бриджи и приталенное пальто с вырезом глубокого синего цвета, которое подходило его тёмным глазам, теперь опущенным в скромности, а не горящим в смелом вызове. Тем не менее, эта полная нижняя губа явно сдерживала ухмылку. Невероятно, учитывая историю мальчика, некоторые эпизоды которой, по слухам, распускаемыми людьми, несомненно стремящимися выслужиться перед своими новыми соседями, были ранее связаны с Мейсоном и им самим. Как бы он не презирал такое поведение, ещё больше он презирал самодовольство и, всё ещё пребывая в недоумении от наглости омеги во время их последней встречи, Ганнибал был полон решимости уничтожить эту проклятую ухмылку. Он смотрел на Уилла Грэма до тех пор, пока не поймал его взгляд, затем он отвернулся и холодно сказал: — Что ж, он как будто мил. И всё же не настолько хорош, чтобы нарушить мой душевный покой. — Но, Ганнибал… — Марго, ты уже должна знать, что я не предрасположен к романтическим причудам. И я не в том настроении, чтобы давать отпор незаконнорождённом отпрыскам местного дворянства. Ошеломленное молчание, последовавшее за этим презрительным заявлением, было нарушено лишь резким вздохом явно униженной Марго, которая покинула его, не сказав ни слова. Будучи задетым, что повлекло за собой его большую неосторожность — и гораздо большую жестокость, чем обычно — Ганнибал не смог удержаться от взгляда на причину своей язвительности. Он был удивлён самообладанием, с которым держался мальчик, хотя при ближайшем рассмотрении было заметно, что цвет исчез с некогда розоватых щек. От его вида что-то дернулось у мужчины в груди, и он резко отвернулся.***
На следующее утро бал в Красном Драконе стал главной темой для разговора жителей Маскрэт-Холла. — Деревенские манеры, — усмехнулся Мейсон со своего места за обеденным столом, за которым он с жадностью уплетал большую порцию запечённого мяса на кости. — Клянусь, если бы я не вложил деньги в стаю охотничьих собак и только что заполненный винный погреб, тут же вернулся бы в город. Будь проклят этот сезон! — А я вот не чувствую такого неудовлетворения, — весело произнесла Марго. — Официально заявляю, что в жизни не встречала более милых людей. — Старшую мисс Грэм в частности, да, Марго? — лукаво вмешалась миссис Корделл, пытаясь пнуть всё ещё пьяного мужа ногой под столом, чтобы он проснулся. Он несколько раз испуганно фыркнул и сразу же снова задремал над своей тарелкой. На своём месте у окна Ганнибал застыл при упоминании имени Грэм, однако ничего не сказал. — О, действительно, — вздохнула Марго. — Она ангел. — Она, конечно, симпатичная штучка, — позволил себе ремарку её брат. — А что скажешь ты, Ганнибал? — Мисс Грэм чересчур много улыбается, — пробормотал мужчина, хотя наглая ухмылка, которая тут же всплыла в его голове, принадлежала не милой мисс Грэм, а её сводному брату-смутьяну, что бесконечно бесило его. — А в остальном я видел мало признаков красоты, ума или моды. — Нелепость, — пренебрежительно заявила Марго, после чего у Ганнибала не осталось сомнений, что она всё ещё недовольна его поведением прошлым вечером. С бодростью накинувшись на своё яйцо всмятку, она продолжила: — Когда мы будем присутствовать на вечере у сэра Джеймса Прайса, ты хорошо сделаешь, если снова обратишь своё внимание на мистера Грэма. — С какой целью? — огрызнулся он, сильно раздраженный отказом подруги оставить эту тему. — Ну, я полагаю, что статус омеги делает его хотя бы наполовину интересным, но, увы, всё-таки не вполне приемлемым, — протянул Мейсон. — Он, по всем признакам, чрезвычайно умён и широко обожаем, — возмутилась Марго. — Я не увидел в мальчике ни приятной симметрии, ни грации, — соврал Ганнибал, повернувшись к окну и сложив руки. — На мой взгляд, у него едва ли есть приятные черты лица. Игнорируя разочарованный вздох Марго, Ганнибал всё же твёрдо решил, что он действительно ещё раз посмотрит на Уильяма Грэма. Но только для того, чтобы в дальнейшем критиковать его и тем самым отучить свою мягкосердечную подругу от плохо продуманных попыток поиска ему пары. В это же время подобный вопрос также обсуждался с Вулф-Мэноре, куда Беверли и Брайан нанесли обязательный визит после бала. — Бедный Уилл — он всего лишь «как будто мил»! — дразнил его Брайан. Его младший брат прыгал на недавно обитой софе, но, получив взгляд миссис Грэм, быстро утих. — Он одиозный человек! — кипела от злости Беверли. — В самом деле, недостаточно хорош, чтобы с ним танцевать. А что до других его комментариев — что ж, я не могу мириться с подобной грубостью! — Это не так уж важно, — насмешливо ответил Уилл. — Мы уже знали, что он гордый и неприятный, и его поведение лишь подтвердило это. — Не то, чтобы кто-то другой добился лучших результатов, — робко сказала Алана, которая неизменно искала в каждом хорошее, черта, которой Уилл всегда поражался. — По-видимому, мистер Лектер почти ни с кем не разговаривал весь вечер. Но мисс Верджер сказала мне, что он не особо разговорчив на публике. Возможно, он застенчив. — Застенчив? — воскликнул Уилл. — С каких пор это слово относится к альфе? — С каких это пор ты склонен к обобщениям? — возразила Алана, мягко упрекая. Уилл пожал плечами. — Отлично. Тогда скажу по-другому. Если решимость не любить всех и вся может быть так определена, то, конечно, зовите его застенчивым. — Что ж, — фыркнула миссис Грэм. — Я считаю, что этому противному человеку нравиться даже не стоит, богатый он альфа или нет. На твоем месте, Уилл, в следующий раз я бы отказалась принять его приглашение. Это спровоцировало громкий смех юноши. — Думаю, что я могу обещать вам никогда с ним не танцевать. На самом деле, хотя он мог обсуждать эту историю среди своих друзей и семьи, Уилл был сильно обижен и, не зная причины, разочарован поведением Ганнибала Лектера. Тем не менее, он обладал весёлым нравом и быстро убедил себя, что может отмахнуться от инцидента — и от альфы — как от недостойного дальнейшего рассмотрения.