***
Так случилось, что в воскресное утро, пятнадцатого ноября тысяча восемьсот двенадцатого года, маленькая церковь на окраине города, которая в среднем за месяц могла бы служить местом проведения странных похорон или крестин, к десяти часам начала свою вторую свадебную церемонию. Стоя в вестибюле, Уилл посмотрел на свою левую руку и кольцо, украшавшее ее, которое Ганнибал надел на палец во время свадебного завтрака Аланы и мисс Верджер. Оно сидело плотно и тяжело, — бриллиант, окруженный жемчугом, узор в форме цветка. Роза. Изящные золотые листья обрамляли оправу, а со внутренней стороны ободка были выгравированы слова: «Каждый день, навек.» — Оно принадлежало моей матери, я только сделал гравировку, когда был в Лондоне, и, конечно, при необходимости размер можно изменить. — Нет, оно подходит идеально. Слезы застилали глаза, и он сморгнул их, а затем поднял руку, чтобы посмотреть на кольцо с удивлением и некоторой грустью. — Оно прекрасно, Ганнибал. Жаль только, что у меня нет ничего, что я мог бы предложить взамен. Он почувствовал успокаивающее прикосновение руки Ганнибала к своему бедру. — Ты отдал мне свою любовь, Уилл. Я не мог желать большего сокровища. Теперь в церкви воцарилась тишина. Ожидание тяжело повисло в слегка прохладном воздухе, и Уилл сделал несколько глубоких вдохов, поправляя белый шелковый платок и проверяя манжеты. Подойдя к нему, отец ободряюще положил руку ему на плечо. — Позволь поинтересоваться, как ты себя чувствуешь? Уилл весело фыркнул. — Ну, я не собираюсь убегать, если вы это имеете в виду. На самом деле, я чувствую себя удивительно спокойно, учитывая, что последние несколько недель слились в какое-то размытое пятно. Мистер Грэм посмотрел на него своими проницательными, добрыми глазами. — Это большая перемена для тебя, Уилл. Но ты выдержишь. Ты как никто умеешь приспосабливаться. — Надеюсь, что так, — глаза Уилла отыскали фигуру человека, стоявшего сейчас перед алтарем, уверенно наклонив голову, которую невозможно было не узнать даже сзади. В горле у него образовался комок. — Я так хочу, чтобы он гордился мной. — Если он хотя бы вполовину такой, каким я его себе представляю, то можешь не сомневаться — он гордится тобой, мой мальчик. Словно по сигналу, Ганнибал обернулся, ища его взглядом. Он замер, увидев Уилла, и Уилл задрожал от выражения неистовой любви, отразившегося на лице его альфы. Я знаю, мой милый, я знаю. Я уже иду. Я твой. Каждый день, навек.***
После этого они рука об руку вышли из церкви и направились к ожидавшей их карете. День был безоблачный, ясный и морозный. Все казалось более четким и ясным, как будто, — размышлял Ганнибал, — мир впервые обрел надлежащий фокус. Кто-то продел цветы в заднюю часть кареты, и брови Ганнибала поползли вверх при виде одинаковых гирлянд, украшавших головы лошадей. — Венки из цветов? Это дело рук Миши. — Логичное предположение, — Уилл усмехнулся. — В конце концов, это она во всем виновата. Он указал на Потрошителя, который трусил рядом с ними с видом оскорбленного достоинства, энергично качая головой время от времени, в тщетной попытке сбросить свой цветочный воротник. Слуга снял с лошадей мешки и проверил их упряжь, прежде чем передать поводья Ганнибалу. Он слегка ощетинился при мысли о том, что именно он будет командовать, но Уилл, который уже забрался на борт, казалось, не заметил этого. Поднявшись по ступенькам, Ганнибал взял хлыст из протянутой руки конюха и слегка улыбнулся. — Убедитесь, что лошади хорошо отдохнули перед путешествием на север. И не облагайте их налогом по дороге. Светлячок привык покрывать большие расстояния, но Уинстон — нет. — Да, сэр. Хорошо, сэр. Конюх нервно отступил назад, а когда Ганнибал взглянул на Уилла, то обнаружил, что сам стал объектом недоуменного вопроса. — Все в порядке? — Конечно, — мгновенно смягчившись, он протянул поводья своему новому мужу. — Не мог бы ты отвезти нас обратно в Маскрэт Холл? Уилл взял свернутые кожаные кольца поводьев и улыбнулся ему. — Ты веришь, что я доставлю тебя туда целым и невредимым? — Я доверяю тебе свою жизнь, Уилл Лектер-Грэм. Конечно, я доверяю тебе управлять двумя упрямыми лошадьми. — Думаю, не такими упрямыми, как их хозяева. Услышав это, Ганнибал усмехнулся. Уилл Лектер-Грэм. Новизна была сладкой на вкус. Мой муж. Моя жизнь. И он увидел то же самое радостное признание, отраженное в сияющем голубом взгляде Уилла. — Тогда ты прекрасно справишься. Вперед, пожалуйста. Взгляд Уилла метнулся к хлысту в руке Ганнибала, и он озорно приподнял бровь. — Да, сэр. Как прикажете, сэр. Помня о том, что гости уже толпой выходили из церкви, чтобы проводить их, Ганнибал попытался нахмуриться, но тщетно. Он был, — с сожалением признался он себе, — слишком глубоко влюблен, чтобы обращать внимание на открытые насмешки Уилла. И в самом деле, эта игра предлагала удивительное количество приятного предвкушения…***
Свадебный завтрак, который по настоянию Марго должен был состояться в Маскрэт Холле, прошел весело. Хлеб, мясо и рыба, подаваемые на серебряных подносах, обеспечивали обильную пищу для голодных гостей, которые, как только свадебный пирог был подан, принялись слоняться вокруг, меняясь местами и не заботясь о приличиях, обмениваться семейными новостями и городскими сплетнями. Ганнибала это ничуть не волновало. Он уже в десятый раз искал глазами своего мужа с тех пор, как тот оставил его, чтобы поговорить с миссис Франклин. Они серьезно разговаривали, хотя Уилл улыбнулся, прощаясь с ней, и Ганнибал ничуть не удивился, узнав, какова была главная тема их беседы. — Я так понимаю, тетя получила мое письмо. — О да, — Уилл скользнул на свое место, бросив на Ганнибала сухой взгляд. — И я так понимаю, что ты не особо сдерживался в выражении своих чувств. — После дерзкой попытки ее вмешательства? Конечно, нет. — Ну, очевидно, ее гнев был таков, что мистер Франклин счел благоразумным на время уехать вместе с Беверли из Кента. Я не удивлюсь, если они пробудут в Прайс Лодже до января. — К тому времени мы уже будем в Италии. А еще раньше — в Рейвенстаге, — Ганнибал взял Уилла за руку. — Я не слишком эгоистично поступаю, увозя тебя так далеко от семьи и друзей? Прежде чем Уилл успел ответить, пара тонких рук обвилась вокруг шеи Ганнибала, и пронзительный, высокий голос потребовал: — О чем это вы тут разговариваете? Я тоже должна принять участие в разговоре! — Миша, в самом деле. Его сестра, свежая и красивая в своем муслиновом платье с цветочными веточками, хихикнула и отпустила его. — Превосходная пародия, — произнес Уилл, поднимая бокал в знак приветствия. — Будто леди Беделия и в самом деле здесь с нами. — Спасибо, брат. Хотя какая пугающая перспектива! Если раньше Ганнибал мог испытывать досаду от такого нескромного легкомыслия, то теперь его сердце неизменно оставалось легким при виде двух самых любимых им людей, наслаждающихся обществом друг друга. Миша, смеясь, подошла к Молли, Фредрике и Брайану, а Ганнибал улыбнулся и покачал головой. — Она становится все более невыносимой. И, полагаю, причина тому небезызвестна. Пальцы Уилла переплелись с его пальцами, когда он наклонил свою темную голову к Ганнибалу. — Вы меня раскусили. — А затем добавил хриплым шепотом, — скажите, сэр, если я сдамся добровольно, вы будете милосердны? На быстром вздохе Ганнибал предостерегающе сжал руку своего дерзкого мужа. — В данный момент — да, — прорычал он, чуть повернувшись, чтобы их дыхание встретилось, — как того требует формальность. Но этой ночью, моя неисправимая любовь, все может измениться. Уилл усмехнулся: — Как многообещающе. — Он тут же посерьезнел и нежно прошептал, — и ответ на твой вопрос — нет. Это я эгоист, потому что не могу дождаться, когда ты будешь принадлежать только мне. Интимный момент был прерван, когда Роберт, сидевший во главе стола между миссис Грэм и миссис Кроуфорд, поднялся, чтобы произнести тост. — Став одним целым, эти милые дети отправились в великое приключение, — просиял он, — и поэтому я прошу вас всех присоединиться ко мне и пожелать им всего наилучшего в их новой совместной жизни. — Браво! — Энтони вскочил на ноги со стаканом в руке. — Ты как всегда красноречив, дядя. Добавлю только, что я очень рад, что мой кузен наконец пришел в себя. За Уилла и Ганнибала. Все гости поднялись, чтобы повторить этот бодрый тост, хотя некоторые, казалось, приветствовали его с большим энтузиазмом, чем другие. Мистер Корделл слегка покачивался на ножках стула; мистер Франклин с тревогой поглядывал на дверь, как будто неприличность сложившейся ситуации могла в любой момент материализовать из ниоткуда его грозную покровительницу; а Мейсон, вставший в самом конце, без особого энтузиазма отхлебнул и надулся. Ганнибал увидел это и тут же отбросил все прочь. Что имело значение, так это гордый взгляд дяди, слезы радости в глазах сестры, счастливая улыбка лучшего друга. И прекрасный омега, чью руку он поднес к губам. — За тебя, мой Уилл, — прошептал он. В глазах Уилла блеснули отраженные эмоции. Он повернул ладонь к подбородку Ганнибала и снова наклонился так близко, что их губы почти соприкоснулись. — За нас.***
Ноябрь и декабрь были чередой ужинов, визитов и приемов — сначала в Хартфордшире, а затем в Дербишире. После свадебного приема Роберт Лектер отправился в путешествие по Дальнему Востоку, пообещав по возвращении провести в Рейвенстаге не меньше месяца. В течение нескольких недель, предшествовавших свадьбе, Миша много времени проводила с Молли, и по мере приближения дня их расставания становилась все более раздражительной. Уилл, видя, что эта привязанность взаимна, предложил Мише остаться на некоторое время в Хартфордшире, а затем привезти Молли в Дербишир на Рождество, а мистер Грэм с радостью согласился на такое предложение. Миссис Грэм была в экстазе. Теперь, когда она избавилась от троих детей, а Фредрика и Брайан все больше сближались друг с другом, перспектива выдать и четвертого ребенка была почти удовлетворена. Почти в одночасье родительские заботы двадцатилетней давности исчезли, как и большая часть ее властной раздражительности. Таким образом, даже если она и питала тайные надежды на дружбу Молли с мисс Лектер, то держала их при себе. Алана и Марго быстро отделались от злобного присутствия Мейсона и угрюмых Корделлов, купив на Новый год поместье в Дербишире, находившееся всего в пяти с половиной милях от Рейвенстага. Лишенный общества своей единственной благоразумной сестры — не говоря уже о своей бывшей потенциальной любовнице — и смирившийся в лучшем случае с полупостоянным изгнанием из общества Ганнибала, Мейсон уехал из Хартфордшира в Лондон. Это было незадолго до того, как его страсть к излишествам истощила большую часть того, что осталось от его состояния, и он столкнулся бы с нищетой, если бы Марго не сжалилась над ним и не поселила его в скромном поместье на окраине фешенебельного района. Что же касается Мэттью Брауна и Эбигейл, то их образ жизни был крайне неустаканенным. Они вечно переезжали, стараясь устроиться подешевле, и вечно тратили денег больше, чем следовало. Поздравительное письмо, которое Уилл получил от Эбигейл по случаю его женитьбы, было таким: Мой дорогой Уилл, Желаю тебе всяческих радостей. Если ты любишь мистера Лектера хотя бы наполовину так сильно, как я люблю моего дорогого Мэттью, ты должен себя чувствовать очень счастливым. Как хорошо, что ты станешь таким богатым, и надеюсь, что когда тебе нечем будет заняться, ты вспомнишь о нас. Наше теперешнее положение не так ладно, как мне хотелось бы, но триста-четыреста фунтов в год обеспечили бы мне место гораздо более подходящее. Однако, если ты не найдешь нужным, пожалуйста, не говори об этом мистеру Лектеру. Твоя любящая сестра, Эбигейл. Так как Уилл вовсе не находил это нужным, он постарался в своем ответе положить конец всяким просьбам и ожиданиям подобного рода. Он готов был оказать любую помощь из своих собственных отложенных сбережений, но твердо решил, что Ганнибала никогда больше не будут беспокоить дела Мэттью Брауна. С Кроуфордами они были в самых близких отношениях. Высокое уважение, с которым Ганнибал относился к ним, было для Уилла источником постоянной радости. И оба они чувствовали искреннюю благодарность к этой паре, которая, привезя Уилла в Дербишир, помогла им воссоединиться. Единственное, о чем сожалел Уилл, — так это о кровной вражде, существовавшей между Ганнибалом и леди Беделией. Какой бы невыносимой она, несомненно, ни была, семья есть семья, и его собственное острое состояние счастья сделало его чувства к ней гораздо более милосердными, чем это было до сих пор. Посему, поселившись в Рейвенстаге, он написал ей письмо, выражавшее если не извинение, то хотя бы примирение, ибо он никогда не извинится за свое ужасное преступление — любовь к ее племяннику. Неудивительно, что он не получил ответа на свое письмо, но затем, в первую неделю декабря, произошло нечто совершенно неожиданное. Энтони прибыл в Дербишир, груженый дюжиной подарков, двумя письмами от Роберта с экзотическими штемпелями и одной довольно сдержанной тетушкой. Леди Беделия, то ли из-за своей привязанности к племяннику, то ли желая узнать, как себя держит его муж, сменила, наконец, гнев на милость, невзирая на то, что сень Рейвенстага была осквернена присутствием нового недостойного хозяина, и пока этого было достаточно. Она прожила там две недели, почти ни в чем не видела недостатков и по меньшей мере трижды мило беседовала с Уиллом. В последнее утро своего визита она встала рано и была рада, что оба племянника проводили ее до кареты. Уилл, шедший чуть позади вместе с Потрошителем, был удивлен беглому взмаху руки и ответил тем же. — Мне очень жаль, что я упустила дорогую Мишу. Когда вы ее ждете? — спросила леди Беделия, когда Энтони подсаживал ее в экипаж. — Через два дня, — ответил Ганнибал, захлопывая дверцу кареты с такой твердостью, что губы Уилла дрогнули. — После свадьбы она жила с семьей Уилла в Хартфордшире. — В Хартфордшире? — недоверчиво повторила дама, словно ей только что сообщили, что ее племянница живет в глухих джунглях. Возможно, она сказала бы больше, но опасный блеск в глазах Ганнибала не остался незамеченным, и какие бы дальнейшие мысли она ни имела по этому поводу, они остались невысказанными. Уилл погладил Потрошителя по голове и улыбнулся про себя. Она учится.***
Месяц спустя. Коридоры галереи дворца Уффици звенели от стука каблуков по кафелю, время от времени смолкая, когда два элегантно одетых джентльмена останавливались, чтобы изучить Рубенса или Рафаэля. — Я так рад, что ты привез меня сюда, — пробормотал Уилл, понизив голос, несмотря на то, что они, казалось, были единственными посетителями. — Сами стены пропитаны историей. Ты чувствуешь это? — Он прижал ладонь к гладкому желтому камню. — Будто те, кто приходил раньше, оставили здесь свои отпечатки, словно тени. Ганнибал улыбнулся, как всегда очарованный остротой ума своего мужа омеги. Чистая эмпатия. Прекрасно. Он накрыл руку Уилла своей ладонью. — Увы, я не могу воспринимать Уффици так, как ты, любовь моя, хотя, конечно, могу оценить эстетику, созданную временем и богатством. Медичи были правящей династией в Италии в течение трехсот лет. Это все, что осталось от их наследия. Он почувствовал, как рука Уилла скользнула под его руку, пальцы сомкнулись с его собственными. — Спасибо, что поделился со мной. Не в силах сопротивляться, Ганнибал шагнул ближе, пока их тела не соприкоснулись, и наклонился, чтобы поцеловать Уилла в гладкую щеку. — Давно хотел это сделать. — Ганнибал, — Уилл отвернулся, и на его лице расцвел нежный розовый румянец. — На людях? — Боже милостивый, какой же ханжой ты стал, — поддразнил его Ганнибал. — Что случилось с нимфом, который был готов сбросить одежду при каждом удобном случае… на людях? — Это грубое преувеличение, — фыркнул Уилл, казалось, разрываясь между смущением и весельем, — и совсем не та шутка, которую я хотел бы услышать! С ленивым удовлетворением Ганнибал спросил: — Ты видишь здесь кого-нибудь еще? — По правде говоря, нет, — Уилл посмотрел по сторонам, прежде чем пригвоздить Ганнибала суровым взглядом синих глаз. — Даже гида нет. Пожалуйста, скажи мне, что ты не закрыл галерею Уффици для нашего визита. — Всего на час, — не обращая внимания на протесты Уилла, Ганнибал схватил его за руку и потащил к открытой арке справа от них. — Идем. Вот что я особенно хотел бы тебе показать. Ганнибал уже много раз мысленно представлял себе этот момент и почти боялся, что реальность не будет соответствовать его воображению. Впрочем, ему не стоило беспокоиться. Уилл остановился в арке, и его красивые губы сложились в идеальную букву «О», когда он впервые взглянул на Ла Примаверу. — Она поразительно изысканна, — Уилл отпустил руку Ганнибала, прошел вперед и присел на деревянную скамью перед картиной, не отрывая глаз от полотна. — Как прекрасный ночной кошмар. — Именно, — подойдя к нему, Ганнибал улыбнулся любимому. — Я знал, что ты поймешь. Он поднес руку Уилла к губам и поцеловал богато украшенное кольцо, которое теперь покоилось рядом с гладким, тонким золотым ободком. Уилл повернулся к нему, глаза его горели насмешливой нежностью. — Мы с тобой во многом думаем одинаково. Странно, что нам потребовалось так много времени, чтобы понять, насколько мы подходим друг другу. — И все же я узнал тебя сразу, как только мы встретились, — задумчиво произнес Ганнибал. — Каким-то образом я уже тогда знал, что нам суждено войти в жизни друг друга. Мне стыдно вспоминать, как я сопротивлялся этой истине. Пальцы Уилла успокаивающе сжались вокруг пальцев мужа. — Со мной было то же самое, — со вздохом он склонил голову на плечо Ганнибала. — Меня ужасно тянуло к тебе с самого начала, но я твердо решил питать неприязнь к тебе, таким же образом, каким, как мне тогда казалось, ты питал неприязнь ко мне. Запах Уилла, мягкость его локонов на щеке Ганнибала, тепло его тела, прижавшегося к нему, — все это было гораздо более чарующим, чем любая картина, и, забыв о Боттичелли, Ганнибал повернулся, чтобы взять лицо Уилла в ладони. — Мой милый мальчик, какими же мы оба были дураками. Стоило Уиллу лишь мельком взглянуть на его рот, как Ганнибал тут же рванулся вперед. С нежной настойчивостью он поцеловал Уилла в губы и со вздохом закрыл глаза, когда почувствовал, как тонкие пальцы прошлись по его волосам, чтобы притянуть его еще ближе. Он был так поглощен этим наслаждением, что лишь через несколько секунд услышал осторожное покашливание музейного гида, чье появление означало конец их специальной экскурсии. Несмотря на свою прежнюю сдержанность, Уилл не почувствовал ничего, кроме разочарования от того, что их прервали, хотя и улыбнулся извиняющейся улыбкой смутившемуся мужчине — полноватому бете лет пятидесяти пяти. — Мы только поженились, — объяснил он, и гид тут же расплылся в улыбке.***
Утреннее спокойствие уступило место проливному дождю, и у дверей им предложили одолжить зонтик. Уилл покачал головой: — Спасибо, но не стоит. Нам не придется далеко идти. Он чуть не рассмеялся вслух, увидев испуганное лицо Ганнибала, но, к чести своего мужа, он просто нахлобучил шляпу на голову и крепко сжал руку Уилла. — Тогда нам лучше поторопиться. Из укрытия под портиком они побежали вниз по узкому, обрамленному колоннами двору под хлещущим дождем, в то время как выглядывающие статуи наблюдали за их полетом с выражением торжественной надменности на лицах. С обеих сторон высокие крылья Уффици не давали никакой защиты от дождя, так что к тому времени, как Уилл и Ганнибал добрались до площади Синьории, они промокли насквозь. К счастью, было мало людей, которые могли бы засвидетельствовать их промокшее состояние, и под хмурым пурпурным небом они поспешили обратно в апартаменты, которые должны были стать их домом на следующий месяц. Прошлой ночью они приехали так поздно, что Уилл едва успел оглянуться, как они рухнули в постель и, обнявшись, погрузились в глубокий сон. У него осталось впечатление возмутительной роскоши, далекое от скромной грации Рейвенстага. И все же в данной обстановке экстравагантность золотых карнизов и алых ковров казалась скорее дико романтичной, чем невыразимо вульгарной. Камин в гостиной разожгли к их возвращению, и, сняв сапоги в прихожей, Уилл пересек комнату и остановился перед потрескивающим пламенем, слегка дрожа. Ганнибал мгновенно оказался рядом с ним. — Пойдем, мы должны немедленно снять всю промокшую одежду. — Прекрасный повод раздеть меня, — усмехнулся Уилл. — А как же слуги? — Если они нам понадобятся, их разместят этажом ниже. — Как удобно, — повернувшись, Уилл принялся не без труда расстегивать промокшую шинель Ганнибала, пальцы у него почти онемели. — И все же я думаю, что мы справимся с этой задачей вдвоем, не так ли? — Я тоже так подумал. Хотя, возможно, спальня была бы более подходящим местом. Голос Ганнибала понизился до бархатистого мурлыканья. Он сбросил с себя пальто и помог Уиллу снять свое. — Если хочешь, — бросив на мужа скромный взгляд из-под опущенных ресниц, Уилл медленно снял сначала фрак, а затем жилет, бросая их друг за другом к его ногам. — Но я бы предпочел остаться здесь. — А, предпочел бы остаться здесь, в самом деле? — Ганнибал обхватил его за талию и притянул к себе. — Бессовестный мальчишка. — О, как ты любишь изображать благопристойность, — фыркнул Уилл, хотя его руки тут же обвились вокруг шеи Ганнибала, и он притянул его к себе для жадного поцелуя. Теперь, когда огонь горел у него за спиной, а тело альфы Ганнибала прижималось к нему, ему вдруг захотелось ощутить между ними только кожу. Он отстранился, чтобы вытащить рубашку из все еще влажных бриджей, и одним быстрым движением стянул ее с себя. Ганнибал начал покрывать поцелуями его шею, и Уилл склонил голову набок со вздохом удовольствия. Ищущие пальцы скользнули вниз по его спине и по бокам, затем вверх, чтобы нежно погладить острые соски. Он извивался, желая большего, желая губ Ганнибала. Ганнибал как будто понял, потому что упал на колени, сомкнул губы, чтобы сосать, пробовать на вкус и дразнить языком. Уилл выгнулся дугой и задержал дыхание, чувствуя ласки Ганнибала, прижимая эту золотую голову все ближе, даже когда ощущения стали невыносимо восхитительными. Он почувствовал смазку между бедер, и ее запах проник в воздух, но он не чувствовал смущения, особенно потому, что ее воздействие на Ганнибала было мгновенным. — Теперь в спальню. — Да, сэр. Ганнибал остановился только для того, чтобы снять с себя все, кроме штанов, и снова потянулся к Уиллу. Радостно вцепившись в него, Уилл позволил поднять себя и обхватил ногами бедра Ганнибала, пока тот нес их в покои. Там тоже горел огонь и было тепло. Ганнибал присел на край кровати, и Уилл слегка отстранился, чтобы погладить жадными ладонями загрубевшую от волос грудь мужа. — Что прикажете мне делать сейчас? — Делать? — Чтобы угодить тебе, — слова сопровождала кокетливая улыбка. — Как омега угождает своему альфе? — Ганнибал поднял лицо Уилла за подбородок, ища его взглядом. — Ты же знаешь, Уилл, я никогда не попрошу тебя об этом. Улыбка исчезла, уступив место неуверенности. — Потому что ты не хочешь меня в этом смысле? Ганнибал хмыкнул, выражая неодобрение, хотя в его темных глазах светилась лишь нежность. — Я хочу тебя во всех смыслах, как ты прекрасно знаешь. Это ты, любовь моя, так устрашающе громко высказывался по поводу омежских ожиданий. Поцелуй, последовавший за этим, был обнадеживающим, но все еще оставлял сомнения. — Но ты не… мы не… — Что? Но Уилл не мог этого сказать, и, расстроенный собственной замкнутостью, он искал другой подход. Одним толчком он вывел Ганнибала из равновесия, и оба повалились на кровать. Смеющийся вздох — это все, чему он позволил сорваться с губ Ганнибала, прежде чем прильнуть к ним своими, извиваясь на нем, наслаждаясь ощущением набухающей твердости, пульсирующей на его бедрах. Руки Ганнибала крепко вцепились в его зад, и он издал низкий горловой рык. — Я получу тебя, мой свирепый омега. Я получу тебя прямо сейчас. Как быстро тогда страсть преодолела колебания. Бриджи и чулки были спущены вниз и сняты дрожащими руками, пока оба не оказались обнаженными, снова прижавшись друг к другу в неистовом ритме, обмениваясь все более глубокими поцелуями; и когда Ганнибал перекатил Уилла под себя и сжал его запястья, чтобы поднять их над головой, Уилл мог произносить только одно слово, снова и снова. — Сейчас. Сейчас, сейчас. Так много раз за последние месяцы они наслаждались, растягивая свои любовные ласки, доводя друг друга до грани экстаза только для того, чтобы отстраниться, продлевая удовольствие. Но желание, которое горело между ними сейчас, не допускало подобной игривости. Уилл ощущал это как невыносимую боль, лихорадочное требование взять и быть принятым. Ни разу с тех пор, как у него была течка, он не испытывал такой мучительной потребности. И так велико было чувство облегчения, когда Ганнибал наконец приподнял бедра Уилла и вошел в него — Уилл запрокинул голову и зарыдал. С мрачным намерением во взгляде Ганнибал глубоко погрузился в этот акт собственнической любви, от которого омежская натура Уилла пришла в восторг. Но в его согласии не было кроткой покорности — он брыкался, извивался и толкался назад, — ногти впились в плечи Ганнибала, когда он пронзил Уилла этим чудесно горячим, распухшим узлом. Быстро дыхание обоих стало прерывистым, бедра двигались быстрее, руки сжимались крепче. Гонясь за сладким завершением вместе. На краю кровати, Уилл выгнул спину, крепко обхватив ногами талию Ганнибала, и чуть не взвыл, когда Ганнибал наклонил голову и лизнул сначала один торчащий сосок, а потом другой. Затем двинулся вверх, к ключице Уилла, и дальше, языком по дорожке сверкающих капель пота. До тех пор, пока он не устроился на стыке шеи и плеча и не принялся сосать кожу, туго натянутую над чувствительной сцепочной железой Уилла. В агонии желания Уилл ждал следующего укуса, но когда Ганнибал поднял голову, чтобы поцеловать его в подбородок, он резко отстранился. — Уилл? — Что такое? — рявкнул он, кипя от разочарования и немалой обиды. Но Ганнибал только крепче прижал его к себе. — Скажи мне. Уилл смотрел на мужа сквозь унизительный блеск слез, страдая от неудовлетворенной потребности. — Ты знаешь, Ганнибал. Ты же знаешь, чего я хочу. То, чего я хотел в течение многих месяцев. Я подумал, что ты, возможно, ждешь, пока мы останемся здесь одни, — он горько рассмеялся. — Но, кажется, нет. — Ты думаешь, что я не хочу с тобой связываться? — Вспышка боли притупила блеск его глаз. — Когда я внутри тебя, но все еще недостаточно близко? С губ Уилла сорвался всхлип, и он поднял руку к щеке Ганнибала. — Тогда почему ты мне отказываешь? Отказываешь нам? Взгляд Ганнибала был серьезен. — Я не хочу отказывать тебе, просто хочу знать, что ты уверен. — Почему ты вообще спрашиваешь об этом? — Уилл, ты будешь связан со мной навсегда. Уилл раздраженно прищелкнул языком и попытался вырваться — символический жест, учитывая их положение, но его все равно крепко держали. Он ограничился раздраженной гримасой. — Ты пытаешься высвободиться от меня? — А кажется, что пытаюсь? От медленного движения бедер Ганнибала у него перехватило дыхание. — Вы играете нечестно, сэр. Улыбка прогнала тени из глаз Ганнибала. — Я играю, чтобы победить, мистер Грэм. — Лектер-Грэм, — выпалил Уилл, хотя его прежнее напряжение растаяло, сменившись куда более приятным ощущением. Ганнибал хотел сблизиться с ним. Его нужно было только немного подтолкнуть. И это, Уилл знал, он мог сделать очень хорошо. Он просунул руку между ними и медленно погладил себя, закусив губу и укоризненно глядя на Ганнибала. — Пожалуйста, милый. Не заставляй меня больше ждать. Ганнибал со свистом выдохнул сквозь зубы и немного отодвинулся, но тут же резко и неглубоко толкнулся вперед раз, другой и третий. Уилл застонал, сладкое прикосновение к его самому чувствительному месту снова возбудило его до лихорадочного желания. Он снова попытался прикоснуться к себе, но его перехватили длинные пальцы. — Ты, мой мальчик, — вкрадчиво прошептал Ганнибал, — опасный манипулятор. — Его большой палец потер липкую красную головку, и Уилл снова выгнул спину, с его приоткрытых губ сорвался стон. — Хорошо, что ты меня так любишь, — тяжело дыша, проговорил он. И Ганнибал в отместку так сильно сжал его, что Уилл содрогнулся от удовольствия. — Я люблю тебя до крайности, — сурово подтвердил Ганнибал. — Это крайне неудобно. — Моя бедная любовь. Позволь мне немного поправить положение. Потянувшись, Уилл обхватил руками влажный от пота затылок Ганнибала и притянул его к себе для страстного поцелуя. Его бедра сжались вокруг тонкой талии мужа, молчаливое требование большего, всего, сейчас. Разговор был прерван, тела быстро двигались вместе. И как легко, как естественно было тогда Ганнибалу схватить Уилла за подбородок и приподнять его; как легко его рот совпал с открытым изгибом молочно-белой кожи, впиваясь острыми зубами в соленую плоть. Еще мгновение, только одно, ожидая, пока его возлюбленный вздрогнет и громко всхлипнет, горячо разливаясь между ними. Зов сирены, которому Ганнибал больше не мог сопротивляться, его собственная сокрушительная волна становилась все слаще, и он наклонился вперед для яростного поцелуя. Позже, гораздо позже, после смешанных слез, томных поцелуев и шепота возобновленных клятв, они лежали вместе, переплетя пальцы, и смотрели сквозь стеклянную крышу на мерцающие звезды. — Вот Юпитер. — Где? Ганнибал указал пальцем, обводя воздух. — А чуть выше и правее… — Орион. — Да. Видишь, Уилл? Я говорил тебе, что наши звезды всегда будут одинаковыми. — Так и есть. Он услышал улыбку в голосе Уилла и с удивлением ощутил удовольство своего партнера, отголоски этого чувства прекрасным эхом заполнили пустое пространство внутри, о существовании которого он даже не подозревал до этого. До них. — Я знаю, — Уилл сжал его руку. — Мне тоже странно, что ты в моей голове. Усмехнувшись, Ганнибал повернулся на бок, приподнялся на локте и откинул упавшие локоны с глаз Уилла. — Мы все еще не можем читать мысли друг друга, знаешь ли. — Слава небесам! — ответил Уилл с лукавым видом. Но его голубые глаза смотрели испытующе. — И все же теперь пути назад нет. Мы связаны. — И поэтому я счастливее всех на свете. Ты не должен больше сомневаться во мне, — мягко упрекнул его Ганнибал. — Я не сомневаюсь в твоей любви, Ганнибал. Просто… Ганнибал ждал, продолжая гладить Уилла по волосам. Он научился терпению у своего прекрасного омеги и чувствовал, что настал нужный момент, чтобы проявить его. Когда Уилл продолжил, его слова были едва слышны. — А если я не смогу родить детей? Ганнибал открыл рот и снова закрыл, совершенно ошеломленный. Но он понимал, что должен заговорить, потому что тревога Уилла росла, и он чувствовал ее как холодное прикосновение. — Что ж, — медленно проговорил он, понимая, что теперь между ними возможна только честность, — не могу сказать, что это не разочаровало бы меня, потому что мысль о ребенке с голубыми глазами и невозможными кудряшками — и, без сомнения, с невозможным темпераментом — наполняет меня радостью. Одного того факта, что Уилл не фыркнул пренебрежительно и не бросил язвительный ответ на замечание о его характере, было достаточно, чтобы заставить Ганнибала успокоиться. — Но если это не может быть твой ребенок, то поверь мне, когда я скажу, что не пожелал бы другого исхода. Если, конечно, мы не решим взять к себе сироту. Но это будет наше решение, а не мое. Он наклонился и поцеловал теплые губы Уилла. Они на мгновение прижались друг к другу, но он снова поднял голову, решив выяснить причину этого любопытного вопроса. — Почему ты спрашиваешь об этом, милый? И снова Уилл посмотрел на него с трепетом. — После того как ты вернулся в Хартфордшир, и мы были… вместе, мы… ты… я подумал… Ганнибалу потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что имел в виду Уилл, и когда он это сделал, на его лице засияла улыбка. — О, мой восхитительный краснеющий муж! Ты хочешь сказать, что беспокоился из-за того, что я связался с тобой узлом? — Ну, да. — Тогда и много раз с тех пор? — он не удержался и поддразнил Уилла, получив в ответ легкий шлепок по заду. — Да, Ганнибал. Он усмехнулся, но смягчился. — Вне течки связывание узлом приводит к беременности крайне редко, Уилл. — Оу, — облегчение, нахлынувшее на Уилла, наполнило его глаза слезами. Он торопливо вытер их. — Я этого не знал. — Значит, мысль о том, чтобы иметь нашего ребенка, тебя привлекает? Они обменялись улыбками. — Ты знаешь, что да. Маленький, серьезный ребенок с золотистыми волосами и янтарными глазами. Конечно, до следующей течки у Уилла пройдет еще много месяцев, но это не имело никакого значения. Они были вместе, и в обозримом будущем этого было более чем достаточно. Ганнибал снова наклонился, чтобы поцеловать его. — Что будем делать завтра? Он на мгновение задумался, довольный тем, что последовал примеру Ганнибала и разрядил обстановку между ними. — Может быть, Миланский собор? Ты так часто говорил о нем, что мне хотелось бы самому увидеть его сокровища. — Значит в Миланский собор мы и направимся, — они обменялись еще одним долгим поцелуем. — И, возможно, в следующем году, если мы вернемся, мы сможем проехать дальше за границу. В Палермо есть норманнская часовня, которая, я думаю, тебя очень заинтересует. Перспектива наступающего года — и всех последующих за ним — лишила Уилла дыхания. Перед ним расстилалась целая жизнь любви, и на мгновение он почувствовал, что не может говорить. Когда к нему наконец вернулся голос, он хрипло спросил: — А вы, мистер Лектер? Что бы вы хотели сделать? — Лектер-Грэм, — быстро ответил его муж. — Мое единственное желание — сделать тебя счастливым, Уилл. Тронутый до глубины души, Уилл притянул его к себе и крепко обнял. И яростно прошептал, уткнувшись в щеку мужа: — Ты не будешь проводить все свои дни, потакая мне, мой упрямый альфа. Кроме того, твое желание уже исполнилось. Я очень счастлив. В высшей степени, до смешного счастлив. — Так и будет, — поклялся Ганнибал, отодвигая кудри с лица Уилла, темные глаза которого были полны любви. — Завтра и послезавтра. И каждый последующий день. — Каждый день, — эхом отозвался Уилл, чувствуя, как из уголков его глаз текут новые слезы, чтобы намочить подушку. Но улыбка его сияла ярко. — Так и будет, любовь моя. Каждый день, навек. И, конечно же, так оно и было.