***
Обходя окрестные злачные заведения, мы с удивлением обнаружили, что группы матросов с "Агаты" тоже проводят время в этих же местах. Оказывается, они соскучились по местному пиву, которое ужасная гадость, да ещё и тростниковым привкусом отдаёт. Наверное, поэтому они его и не пьют, а только поглядывают по сторонам, следя за тем, чтобы дочку капитана и её подружку никто не обидел. — Ищете, куда бы отвезти груз? — уточнил папенька, появившийся буквально через три часа после того, как мы с Мэри начали наши бесплодные поиски. — Торговцы сами ищут перевозчиков, или пассажиры — судно. Но везти с Ямайки, кроме рома и сахара, нечего. Разве что какао. Да ещё кофе начинают возделывать. Остальные продукты испортятся по пути, а кроме них тут ничего не производят. Бакаут перестали рубить еще при испанцах — невыгодно. Если только привезти, перед этим у кого-нибудь отобрав. Кофе пока не слишком популярен, разве что туркам его продавать, если уверен, что ноги унесёшь. А какао ценят в Испании и Франции. Испанцам его можно толкнуть через португальских контрабандистов, а соваться под нашим флагом во французские порты можно, только хорошо зная политическую обстановку, которая меняется непредсказуемо. Или имея хороших знакомых в прибрежных деревушках. Так что себе мешочек-другой прикупим, дома пить — и всё. Значительно интересней доставить сюда металлические изделия и что-то из галантереи. Или рабов из Африки. Но за этим надо снова пересекать океан, причём против пассата. — А сейчас в Порт-Рояле найти местный груз можно только случайно, — как бы подвёл черту отец.***
— Мне сказали, что здесь я могу отыскать капитана Корна, — прямо от двери заявил вошедший незнакомец с бочонком подмышкой. — Даже двоих капитанов Корнов, — улыбнулся папенька. — Присаживайся, Зурита. Хочешь нас чем-то угостить? — Соком одного дерева, — ухмыльнулся вошедший и устроился на лавке за нашим столом. — Берёзовым? — вылез я Софочкиным языком. Зурита противно демонстративно заржал, давая понять, что принял шутку. — Ты ведь про каучук выспрашивал. Так вот это то, из чего он получается, когда высохнет. Но есть у меня и высохший, — на столе появился изрядный комок столь нужного нам вещества. — Как раз из такого бочонка столько и вышло. — Хозяин! Весы есть? — обратилась Мэри к мужчине за прилавком и извлекла из сумочки мерную ленточку, лист бумаги и карандаш. Девочки сразу принялись обмерять бочонок. — Нет у меня весов, — пробурчал хозяин заведения. — Нет, так нет, — ответил я и ударами кулака смял комок на столе в нечто, похожее на кубик. Который девчата тут же обмерили. — Где-то фунт из двух галлонов получается, — в уме прикинула Софья. Плотность сырого каучука она помнила, как и многое другое, что в моей голове долго не держится. — Мне тоже так кажется, — озадаченно произнёс Зурита. Отец взял кубик, придал ему шарообразную форму, посмотрел и объявил: — Двенадцать шиллингов. — У меня две бочки по тридцать шесть галлонов каждая, — добавил торговец. — Беру, — приговорил папенька. — Доставишь на мою гасиенду и передашь управляющему мистеру Родригесу. Зурита снова "понимающе" заржал: — Мистеру, так мистеру, — подтвердил он. — Хотя все Родригесы отродясь сеньорами были. Но деньги вперёд. "А ведь он побаивается папеньку", — сообразил я. "Здесь побаивается", — откликнулась Софи. Отец отсчитал двенадцать шиллингов и придвинул их продавцу жидкого каучука: — Ты бы не выкаблучивался, — добавил он, глядя на то, как мы с Мэри размазываем пальчиками по столу каплю "молочка", извлечённую из бочонка. — Доверие — непременное условие длительного плодотворного сотрудничества, — добавил я улучив момент, когда Сонька принялась обнюхивать кляксу на столешнице. — А товар твой на качество проверит сеньорита Кэти Корн. — А за этот бочонок можно расплатиться, — вернулась к реальности моя хозяйка. Отец забрал со стола восемь шиллингов и добавил фунт. И он, и продавец следили за тем, как медленно темнеет тонкий слой жидкости, как, лохматясь, стирается девичьими пальчиками, превращаясь в чешуйки. Липкие и чуть заметно пружинящие. Поездка на Амазонку потеряла смысл. Едва Зурита ушёл, оставив нам бочонок, Мэри набрала в грудь воздуха, который потом незаметно выдохнула. — Нет уж, говори, раз собралась, — приободрил нашу подружку папа. — Там, на севере, где живут бобры, тоже ведь есть человеческие поселения. Откуда они железо берут? Сюда, на Ямайку, его привозят через океан. А туда? — В той деревушке, в устье Потомака, где мы останавливались по дороге, Хокинс приволок на борт пару железных скоб, — припомнил папенька. — Помянул, что купил недорого. Похоже, тамошнее железо. Или привезли из недалёкого места. Хоть любое производство и запрещено, но любая колония старается выкрутиться. Знаешь, сколько прибрежных островков имеют полное название "Корабль Его Величества Такой-то, стоящий на якоре"? А всё потому, что корабль — не колония. Здесь такой товар сбыть несложно, и по ценам, что нашим домашним кузнецам и не снились. Двумя кораблями пойдем? Или проверим "Энтони" в одиночном плавании? Видно было, что отец колеблется, но в море его, определённо, тянет. — Хокинс присмотрит за флейтом, — продолжил вслух рассуждать отец. — Оставлю с ним семерых, а остальных возьмём с собой, чтобы они тут вконец не спились от безделья. С другой стороны, из Ипсвича мне не удалось забрать всех — очень уж быстро мы собрались, а люди разъехались кто куда. Мэни вообще кабак купил и решил остаться на берегу. А нам пара десятков крепких мужчин на борту не помешает — это тут, в Порт-Рояле, тихо и благостно, потому как главная пиратская гавань, а в других местах могут и напасть. Воды-то здесь беспокойные. Вторым лейтенантом пойду, — добавил он в ответ на огорченный Софочкин взгляд. - Боцман тоже твой. Мой всё равно в ваших рукоятках не разбирается. — Тогда я пошлю за юнгой на гасиенду, — спохватилась Софи. — Съест ведь меня без соли, если я её забуду у дедушки и бабушки. — Лучше сама заедь за ней, маму уговори, деда с бабушкой проведай — а то не успели познакомиться толком, как ты ускакала. Какие будут распоряжения, лейтенант-мэм? — перевёл он взгляд на Мэри. — У нас всего шесть запасных подвесных коек, — уверенно сообщила подружка. — Пусть захватят с флейта. Ещё нужно четыре бочки для воды и шлюпку шестивесельную. А то наша недостаточно вместительна. — А войдёт она на палубу? — забеспокоилась Софи. — Наискосок под фока-гик положим, им же и спускать будем.***
Ветер неустойчивый, волна высокая, погода рваная — в облаках, местами похожих на тучи, то и дело образуются прорехи, через которые на море обрушиваются потоки яркого солнечного света. Нас натурально валяет, а пенные гребни частенько переваливают через невысокий борт, окатывая палубу. Если в затянутом брезентом переднем артиллерийском кокпите от этого ничего неприятного не происходит, то в заднем вода стоит по колено — шпигаты системы самоотлива не успевают выпустить за борт то, что докатилось до места, где устроен рулевой. Сюда сама просится будка со стёклами, надо только придумать, как её с гиком совместить. — Течи нет, — доносится из переговорной трубы голос Питера Смита. — Сочится через палубу и из-под двери заднего трапа. Посмотрите, там через шпигаты вода к вам не заливается? — Заливается иногда до щиколоток, — отвечает Софи. — Но быстро уходит. А вот та, что через палубу захлёстывает, до пояса иногда достаёт. Хотя, тоже потом сливается. — На шпигаты кокпита нужно клапана ставить, чтобы только на выпуск работали, — доносится тоже из трубы голос Арчи. — В дейдвуде течи нет. — Справа по курсу угловой пятнадцать крупный корабль, — поступает по тем же трубам из носового копита доклад юнги. — На румб правее носа галеон, — подтверждает сообщение голос взрослого матроса. Нам с кормы сквозь мачты его не видно. Сонька, сместившись вправо, направляет на встречного подзорную трубу. То же самое проделывает отец, сместившись влево. — Испанец, — говорит он, оторвавшись от окуляра, — к Гаване ломится правым галсом. — Принимаю вправо, — с согласными интонациями в голосе отвечает Сонька. Она уже поняла, что нас, малолеток, продолжают плотно пасти. — Разминёмся на расстоянии около мили. Два румба вправо, — говорит она рулевому — наша картушка размечена не только в градусах, а у штурвала — взрослый. Сама же принимается вращать рукоятки лебёдок гик-талей, чётче подстраивая паруса под ветер. — Машинное! Растапливайте. У фок-мачты! Кливер-шкот трави помалу. Стоп. Волшебная лёгкость, с которой управляется куттер в варианте шхуны, просто обворожительна. Все сидят в сухости — мокнут только рулевой и вахтенный начальник. Даже сигнальщики укрыты брезентом, из-под которого торчат одни головы. Некоторое время следуют доклады о смещении галеона влево, о сокращении дистанции до него, но потом ситуация резко меняется — оказавшись у нас над ветром пузатый корабль четко разворачивается и быстро идёт на сближение. — Арчи, заводи шарманку! Паруса долой! Джек, Питер, Мэри, к орудию. Кэти — в машинное. Остальным приготовиться к досмотру приза. — А мне что делать? — доносится из трубы растерянный голос Консуэллы. — Рагу, — ответствует Софочка, глядя на то, как быстро исчезают наши паруса. И тут в воду плюхается ядро. Виден клуб дыма на носу галеона, и слышен звук выстрела. - Шесть румбов влево, — командует Софи, — поднять красный сигнал, — она выходит из-под прицела ещё не выстрелившей второй погонной кулеврины испанца и показывает, что готова к открытию огня — этот флаг моряки многих стран уже понимают однозначно. Галеон сейчас идёт в фордевинд, а мы в левентик. Но делаем, как и он, семь узлов. — Книппелями по готовности беглый огонь, — наша капитан-мэм приказала снести агрессору паруса и снасти, как только расстояние позволит. Вот, довернула влево, вводя неприятеля в сектор обстрела трехдюймовки, которая буквально через секунду выплюнула снаряд, сложенный из семи железных прутков, скреплённых кольцами. Полутораметровые семисекционные нунчаки угодили левее знака "крести" на фоке галеона, попутно разорвав блинд. Второй выстрел попал в марсель, наполовину отделив его от рея. Сонька приказала ворочать влево, чтобы не угодить под бортовой залп. Нового прохода перед носом хватило ещё на два продольных выстрела по такелажу. Дистанция сократилась с трёх кабельтовых до менее чем одного, и мы отвернули — было отчётливо видно, как из борта вылезло дуло смотрящей в нашу сторону кулеврины. Туда и пошёл пятый снаряд, выбив несколько щепок из толстых досок обшивки. Тем не менее, испанец выпалил — тяжёлое ядро разбило нашу шлюпку и вылетело за борт, попутно смахнув релинги ограждения. Мы продолжили разворот и теперь убегали от потерявшего ход галеона. Но, через пять кабельтовых развернулись и снова пошли на сближение. На этот раз начали обстрел издалека, посылая книппели по навесной траектории. Попадали через раз. Дважды воду вспенили ядра носовых кулеврин жертвы, а мы буквально избивали противника, паруса которого уже висели лохмотьями. Обездвиженный неуправляемый пузатый галеон, сносимый ветром к отчётливо видимому берегу, беспомощно покачивался на нестрашной для него умеренной волне. Софи снова развернулась, чтобы отойти и начать новый заход с пальбой на сближении с носа — бортового залпа она старательно избегала, потому что нам хватит и одного случайного, по закону больших чисел, попадания. Даже из не самых крупнокалиберных пушек, порты которых на галеоне остались закрытыми — они слишком близко к воде, а волнение достаточно значительное, чтобы захлестнуть нижнюю палубу. — Шлюпку за борт вывалили, — доложил сигнальщик. — Машут какой-то пальмой в горшке, орудия втягивают и порты закрывают. Софи прильнула к подзорной трубе, хотя на такой дистанции и без неё всё прекрасно видно. Ну да, пальмовая ветвь — символ мира. И ещё с борта белым машут, поскольку спустить флаг не могут — он снесён. Прав оказался наш профессор-бомбардир — дюймового диаметра железные палочки не ломаются и при их значительной скорости буквально сбривают всё, с чем встречаются. Такелаж после десятка попаданий годится только на швабры. Даже ванты грот-мачты перерублены на правом борту у самого марса и теперь свисают до воды на манер невода.***
Мы под всеми парусами натужно буксируем захваченный галеон, на котором папины матросы с трудом поставили блинд и из обрывков собрали грот. Но всё равно скорость и до четырех узлов не дотягивает. Поредевший в результате обстрела экипаж покинул свой корабль на гребных судах у восточной оконечности Кубы. В три захода перевезлись — народу тут было напихано, как сельдей в бочке. Мы ведь своих людей к ним на борт послать не могли, пока не высадили всех испанцев, потому что их там многие сотни против пары десятков наших. Чуть не вышло, как в детском рассказе Толстого: — Я медведя поймал. — Так тащи его сюда. — Он меня не пускает. Подслушав эту мою мысль, Сонька прошла вдоль борта галеона, всадив чугунную гранату прямиком в закрытый пушечный порт нижнего ряда. Пробитие с внутренним взрывом убедили упрямцев, что есть у нас на них управа. Буксирный конец подали. И на берег съехали не кочевряжась — волнение в месте, куда мы их затащили, было слабым. Только после этого досмотровая партия прибыла на покинутое судно, обнаружив там полтора десятка брошенных раненых. Ими занялись наши юнга и кок, владеющие испанским и знающие правила оказания первой помощи — щедро полился спирт, заработали извлекающие щепки пинцеты, запахло дёгтем, пропитывающим повязки. Ни осколочных, ни пулевых проникающих ранений не было. Повреждения от обломков рангоута. Ещё нам оставили полдюжины трупов — некоторым прилетело в голову. Или конечность отшибло — кровью истекли. Над покойными правоверная Мэри прочитала молитву, после чего их опустили в море с ядром, привязанным к ногам. Занимавшиеся врачеванием девочки вскоре позвали на консилиум старых опытных матросов, которые мигом вынесли вердикт — скорбут. Ведь галеон только что пересёк Атлантику, так что с питанием на нём обстановка была далеко не безоблачной. Юнга пулей слетала за бутылкой хвойного отвара, запечатанной ещё горячей — я на всякий случай приготовил, вспомнив, что это помогает от цинги. Точной технологии никто не знал, так что для верности мы и спиртового настоя сделали. Как раз отличный случай испытать на тех, кого не очень жалко. Эту гадостную горечь страждущие вкусили с истинно христианским смирением — семеро один вариант и семеро второй. Пятнадцатый же стал упрямиться и его оставили в качестве контрольного экземпляра. Уж если ставишь опыт, то нужно проводить его корректно. Четырнадцать раненых вскоре пошли на поправку, а пятнадцатый помер. Может, и не прямо от цинги, а вследствие общей слабости организма, но наш хвойный озверин доказал свою эффективность, потому что признаки заболевания достаточно быстро исчезли. Сонька с восторгом изучала свой первый личный трофей. Её поразила роскошь убранства капитанской каюты, где находилось множество красивых вещиц: сундук с роскошной одеждой, расшитой златом и серебром, богато инкрустированное оружие, посуда из подлинного китайского фарфора и богемского стекла, шкатулка с музыкой и книги в солидных переплётах. Всё очень вычурно и дорого выглядит. А вот навигационные инструменты в каморке по соседству видали виды — квадрант вполне мог помнить Колумба или Магеллана; астролябия погнута, песочные часы разнокалиберные и совсем не факт, что отмеряют нужное время. Как ещё не заблудился с таким подходом? Орудийные палубы удивили разнобоем стоящих на них орудий. На миддлдеке мирно уживались на одном борту тяжелые кулеврины и вполне современные двадцатичетрёхфунтовки; гондек, подсвеченный солнцем из разбитого порта, порадовал полудюжиной чугунных тридцатидвухфунтовок и дюжиной бронзовых карронад того же калибра. После этого невыносимая вонь, стоящая в матросском кубрике палубой ниже, вернула мою хозяюшку на землю и отправила осматривать крюйт-камеру. Разумеется, судовую кассу и личные сбережения экипаж галеона на корабле не оставил, но одних только пушек, по большей части из отличной испанской бронзы нам досталось более, чем достаточно. Порох и ядра тоже пригодятся, а остальное можно продавать. Ведь мы даже шкурку столь объёмистого приза, считай, не попортили. Рангоут тоже на месте остался слегка помятый, но весь на местах. И вот теперь мы волочём за собой эту махину в сторону бухты Гонав, чтобы остановиться на Гаити в удобной естественной гавани, принадлежащей французам, а то у англичан с испанцами нынче как бы мир, и может получиться неудобно, если в английский порт прибудет отбитый у Испании корабль. Тут с галеона пишут флажковым семафором, что в трюме приза есть груз. Этого монстра не так-то быстро весь осмотришь, уж больно он громаден. Ага! Пишут: Оружие. Амуниция. Ткани. Сонька теперь не просто богата, а богата до неприличия. Ведь треть добычи достанется ей - хозяйке судна, да ещё и четыре капитанские доли. А с французами у нашего нынешнего короля-католика тоже мир, дружба, жвачка...