Легче перышка

Что чувствует человек, легонько прикасаясь к струнам гитары, что он чувствует, извлекая чарующую музыку, легче перышка разливающуюся по комнате? Что он чувствует, когда инструмент покорно замолкает под его умелыми руками? Эйлин знала. Год за годом она играла для своей больной сестры, чья жизнь уходила капля за каплей. Но продолжала играть. Играть, пытаясь поддержать. Инструмент покорно слушается гитаристку, вновь и вновь разливается по комнате подобно легкому перышку чарующая музыка, пробирающая до глубины души. И в эту лунную ночь, когда в палате погас свет, когда замолкли все звуки, в больнице раздавались звуки гитары, под которую так любила засыпать юная Анна. И даже на следующий день, когда палата опустела, а остывающее тело вывозили из комнаты, гитара не замолкала ни на минуту, провожая душу на небеса. Пусть сегодня гитара плакала навзрыд, а на струны капали кристально-чистые соленые слезы, пусть, но почему-то инструмент твердо верил: не за горами день, когда он снова запоет и по комнате будет раздаваться чарующая музыка, что была легче перышка. Пока он пылится на старом ветхом чердаке, а на полу будут отчетливо видны лапки проворной белки, случайно забредшей в дом, время течет своим чередом. Но вера гитары в лучшие дни остаётся неизбежна и тверда. И когда-нибудь она, заслышав скрип поднимаемой двери и такой до боли знакомый чих хозяйки, снова заплачет, уже правда от тихого счастья. Хозяйка вернулась. И музыка вновь польется из-под умелых пальчиков, музыка, что была легче перышка. Это была новая история о совершенно другой жизни. Эта музыка была новым началом. Началом чего-то поистине небывалого, невозможного, близкого и осязаемого. Гитара поведает вам о том, что было когда-то, о том, что будет в скором времени. Стоит лишь замереть, и вы услышите звук прибоя, волн, бьющихся об скалы, шелест пальм и свежесть морского бриза. Так куда же в этот раз заведет нас музыка, что была легче перышка? Сегодняшний день выдался невероятно жарким. Сравнивая его с предыдущими днями, можно было с уверенностью сказать: палящее солнце решило поджарить жителей города. Фонтаны работали на полную мощность, раздавая желанную прохладу совершенно бесплатно, но увы, даже это не спасало от немыслимой жары июльского дня. В этот день Эйлин Браун решила остаться дома наедине со своими мыслями и постепенно съедающей болью. Гитаристка не очень известной рок-группы даже не представляла, как жить дальше, ведь ее любимая сестренка, служившая отрадой, неисчерпаемым источником вдохновения, ушла от нее навсегда. «Господь забирает лучших, проверяя нашу веру на прочность», — так говорил священник, провожая белый гроб в ее последний путь. Как жаль, что от его слов сердце девушки разрывалось на мелкие кусочки, душа выла, царапая внутренности, казалось, все внутри уже давно превратилось в неразборчивое кровавое месиво. С того дня прошла добрая неделя. Чувства слегка притупились, вместо чистого горя пришла ужасающая реальность. Ее больше нет. Ее нет. И никто не был в силах ее вернуть. Эйлин сидела в ее любимом кресле, невидящим взором уставившись на измятую фотографию в руках. Тут они были вместе, они были счастливы. Анна весело смеялась с любимой гитарой, рядом на траве лежала ее сестра. Это было год назад. В ее любимом парке. И спустя каких-то два месяца ужасающий приговор огласил кабинет врача. Рак. Анна отказалась проходить дорогостоящий курс лечения. Девушка с улыбкой на губах продолжала жить, прекрасно осознавая: как раньше уже не будет. Эйлин сбивалась с ног, ища выходы из ситуации, копила деньги на операцию, но в один прекрасный день поняла: ее сестра хочет уйти. Бесполезно делать, искать, бегать. Это было твердое желание сестры. Потому что она знала, чувствовала: ее время в этом мире истекло. Счетчик обнулился. Пора было уходить. Сродни тому, как у машины заканчивался бензин, а поблизости не было бензоколонок. Ты вынужден прекратить двигаться дальше, тормознуть у обочины. В момент спускаются колеса, двигатель выходит из строя, путь окончен. Игра проиграна. Отговаривать было совершенно бесполезно. Не помогали ни слезы, ни запугивания. Брюнетка Анна Браун лишь по-прежнему грустно улыбалась, продолжая играть на любимой гитаре. Врачи дали ей всего лишь пять месяцев. Она продержалась десять. Каждый вечер слушая, как играет ей ее сестра, до последнего пытаясь аккомпанировать, потом лишь только слушая, продолжая ласково улыбаться, Эйлин не могла смотреть, как ее любимый человечек медленно гаснет, как жизнь покидает ее, а она продолжает улыбаться, писать письма друзьям с наказом распечатать, когда будет очень-очень сложно. Свое Эйлин распечатала в тот самый вечер, когда писк приборов жизнеобеспеченья затих. Девушка никогда не плакала. В тот вечер выплакала все накопившееся за все годы. Плакала немыми слезами в церкви, плакала на кладбище, плакала всю неделю после, оплакивая сразу троих. Анна Браун умерла в возрасте двадцати двух лет, оставив в этом мире лишь свою старую гитару, да сестру, что до сих пор сидела в ее любимом кресле, сжимая блестящую бумагу в руках. Эйлин похоронила ее рядом с родителями, отцом и любящей матерью, похоронила сестру почти сразу за ними. Спустя каких-то десять месяцев. Священник уже не успокаивал, лучшие друзья все время пытались быть рядом, но это все было не то. Все это было таким отталкивающим. Эйлин никто не был нужен. Ей была нужна семья. Которая ушла. Оставив ее одну, один на один со старой гитарой. Что молчала. Винить было некого. Винить было глупо. Когда никто не виноват. Коротковолосая брюнетка с грустными карими глазами взяла в руки любимый инструмент. Но струны остались не тронутыми. В комнате стояла пронзительная, оглушающая тишина. Лишь новые тихие всхлипы, лишь звук разбивающихся слез, лишь дикий животный крик, срывающий связки. Эйлин пробивала кулаками стену, сбивая костяшки в кровь, переворачивала комнату вверх дном, разбивала вазы, снова и снова затягиваясь едким сигаретным дымом, уже не приносящим удовлетворения. Когда очередная пачка нашла свой конец в пепле, Эйлин, накинув куртку поверх черной майки, вышла из дома. На дворе стояла ночь, разбитый экран смартфона отсвечивал половину десятого, двенадцать пропущенных звонков и около сотни сообщений. Фонари освещали улицу, разгоняя мрак. Жаль, что их свет не мог разогнать тьму внутри девушки. Она медленной походкой шла до привычного круглосуточного магазина, совершенно не смотря под ноги. — Гони сюда кошелек, живо! — раздалось сбоку, холодное дуло револьвера уперлось Эйлин в спину. Девушка подняла руки вверх. — Чувак, у меня осталось всего лишь пару баксов на покупку новой пачки сигарет, если тебе станет легче от них, то забирай, — Эйлин потянулась к карману светлых джинс, совершенно ничего не ощущая. Страха не было, хотя на лбу мелкими капельками выступил пот. — Давай живее! НУ! — голос мальца сбивался на хриплый шепот. — Хорошо, будь добр убрать пистолет, вдруг выстрелит? — Не выстрелит! Деньги! — парень посильнее вдавил дуло чуть выше талии девушки. Прогремел оглушающий выстрел. Бок Эйлин разорвало оглушающей болью. — Ох… — вырвалось из горла. Кончиками пальцев она притронулась к ране, из которой обильной струей сочилась темно-алая жидкость. После упала на колени, укоряюще взглянув на грабителя. — Боже!.. Я… Я не хотел, честно! Это случайность… Господи… — запричитал почти что ребенок, от силы шестнадцати лет. Эйлин протянула тому сложенные купюры. — Возьми. И беги отсюда, — прохрипела девушка, начиная кашлять кровью, — бери, — тыкнула по направлению, где стоял подросток, ошалевшими глазами наблюдая за совершенным преступлением. Медленно, дрожащей рукою, тот взял протянутые деньги, развернулся и убежал в темноту переулка. Шаги быстро стихли, оставляя умирающую девушку на дороге, освещенной тусклым светом фонаря. В голове у нее мелькали отдельные кадры счастливой жизни вместе со своей семьей. Вот Анна улыбается на камеру, отец и мать строят смешные рожицы, в то время как сама Эйлин стоит за фотоаппаратом. А вот они все вместе отдыхают на море. Или когда она дарит Анне ее первую гитару на ее пятнадцатилетие. А самой Эйлин было двадцать. С того момента прошло уже целых пять лет. Очередной кровавый кашель выдернул девушку из воспоминаний. Последний раз взглянув на ночное небо, Эйлин закрыла глаза. Внезапно в ушах зазвенела до жути знакомая мелодия. Такую каждый вечер наигрывала Анна в своем любимом темно-голубом кресле. Еще чуть-чуть, последний рваный вздох. Бездыханное тело упало на горячий асфальт, на губах застыла ухмылка. Но все продолжала слышаться мелодия, что была легче перышка.