Полукровка

Помимо полубогини у меня были дела, поэтому я поднялся и, зашторив окна, покинул лазарет, закрыв дверь на ключ. Положив ключ в карман своего пиджака, я размял шею и пошёл в сторону своей библиотеки. Шёл я так шёл со сложенными руками на груди и вдруг краем глаза в открытой двери столовой увидел Афродиту. Она сидела за столом, помешивая ложкой что-то в своей белой кружке. Гречанка сидела спиной ко мне, поэтому и не увидела, но зато услышала. Я, не сбавляя темпа, продолжил идти дальше под надменный взгляд Богини. Я не собирался с ней переглядываться, а уж тем более разговаривать с ней. Её все бросили, даже родной дядя и любимый брат. Она не ожидала, что от неё отвернётся Аполлон, она же считала, что Полубоги — это грязь, и с ними можно обращаться, как угодно, но не тут-то было. Аполлон хоть и наивный, но он далеко не дурак, и он понимает, что то, что делала Афродита — непозволительно. Также он напрямую связан с Дионисом, они братья по отцу, и Аполлон искренне любит его, и ему было противно от мыслей, что все те подставы и несчастья, случившиеся с его братом, были дело рук его сестры, которую он считал настоящим олицетворением добра. Мне не понятно, с чего эта мелкая злюка так вознесла себя над Полубогами. Здесь мы все равны и вести себя так — просто позор. Но больше всего меня вгоняет в ступор поведение Зевса. Он едва не отчислил Тоцука Такеру за то, что тот сломал свои оковы ради спасения Кусанаги, а эту мерзавку ни разу даже не отчитал по серьёзному. Все ребята уже который день, как в воду опущенные, тихие и безрадостные. Даже Локи не подшучивает и не устраивает беспорядка. Сидят на уроках тише воды, ниже травы. Мне моментами кажется, что у меня за спиной пустой класс. От всех этих негативных дум моя голова начала пульсировать. И шёл бы я так держась за голову, если бы не идущие мне навстречу Боги и Кусанаги. Заметив меня, Кусанаги прибавила ходу. Боги последовали её примеру. — Учитель Тот, как Лихнис-сан? — не сбавляя темпа бега, Кусанаги прямо на ходу задала самый интересующий её вопрос. Столпившись напротив меня дружной толпой, все смотрели на меня с ожиданием ответа. — Она очнулась, но сейчас, она снова уснула. — у них словно гора с плеч упала. Лица даже посвежели на глазах от этой хорошей новости. Знали бы они, что видел я, не были бы такими радостными. Мне до сих пор не хорошо от увиденного. Ещё меня интересует кое-какая деталь. Всё, что я видел, абсолютно не вяжется с тем, что говорила Хёллстрём нам при расспросах. Получается, она специально не говорила своим друзьям правду, а подала свою историю так, чтобы её меньше расспрашивали и ворошили её прошлое. Она говорила про войны и про её нелёгкую жизнь, но про своего мужа, ребёнка и всё остальное она ни разу не упомянула. — Ах, как же хорошо, мы так волновались за неё! — Кусанаги заулыбалась, прижимая к груди руки. Боги тоже переглянулись друг с другом и немного, но улыбнулись. Они по-прежнему были уставшими от всего случившегося, но эта новость стала для них глотком воздуха. — Я заметил. — на мне пристально сфокусировался взгляд Тирса. — А с вами всё хорошо? Вы какой-то бледный. — что и требовалось подтвердить, мой вид не самый лучший. После того, как Тирс это подметил, все обратили на меня более сильное внимание. — Да, я в норме, просто устал немного. А вы куда идёте? — уроков сегодня нет, и я мне стало интересно, куда они направляются. Хоть бы не в столовую. Туда сейчас соваться вообще не стоит, иначе новый прилив негатива обеспечен всем. Тирсу так точно. Ему достанется больше всех, так как он тоже Полубог. Раньше Афродита не выказывала откровенной неприязни, а сейчас она одним своим взглядом показывает всё своё отвращение к нему. Парень хоть и прячет обиду за своим привычным поведением, но я неоднократно замечал, что его задевает это очень сильно. — В столовую. — ответила Кусанаги, смотря на меня. Во имя египетских песков, да вы шутите надо мной! — У вас, смотрю, настроение немного улучшилось, поэтому не советую вам туда ходить. — нейтралитет-нейтралитетом, но я уже не могу смотреть на них. Они, как призраки по академии плавают, от них подавленной атмосферой веет, а про их лица я вообще молчу. Наверное, только этот растяпа Хрингхорни сохраняет какую-никакую позитивную нотку. Агана Белеа и Лаватейн не излучают того позитива, как раньше. — Почему? — Гадес явно был этим озадачен. Врать им я не собираюсь, поэтому скажу всё, как есть. — Там Афродита. Я уверен, она обязательно испортит вам день, в особенности тебе, Тирс. — его я выделил не просто так, и он меня понял. Изумрудные глаза сверкнули скрытой внутренней обидой. — Я тогда к виноградникам пойду. — он тут же развернулся, намереваясь уйти, но Кусанаги, преодолев расстояние до него, схватила его за руку. Полубог обернулся на неё. — Дионис-сан, погоди, ты не должен уходить из-за неё! — грек лишь улыбнулся, погладил девушку по фиолетовой макушке и, мягко высвободив свою руку, сказал: — Она обязательно отпустит какую-нибудь гадость, я устал, не хочу ни видеть её, ни слышать. Увидимся. — у него накопилось, уже видно. Про усталость он попал в точку. Он как-то осунулся, его насыщенно-винный цвет волос померк, как и глаза. Зевс однозначно ошибся, когда решил призвать сюда Афродиту. Он призвал не Богиню любви, а самого настоящего энергетического вампира! Она высосала из этих подростков, по сути, детей, все положительные эмоции. В особенности это сказалось на Гадесе, Тирсе и Агана Белеа… Стоп, а где этот солнечноголовый бог? — Почему Зевс ничего делает? Афродита перешла все рамки! Она даже Диониса довела! — вызверился Тоцука, сжимая кулаки и морща лицо в зверином оскале. — А где Агана Белеа? — мне не давало покоя отсутствие сына Зевса. На этот вопрос мне ответил Гадес: — Он у себя в комнате, ему нездоровится, вся эта ситуация ударила по нему. Афродита была его любимой младшей сестрой, которую он любил больше всех на всём Олимпе, и он никогда не допускал мысли, что она может быть такой… Здесь её истинная натура вылезла наружу, и для Аполлона это очень серьёзный удар. Лихнис стала для него не последним человеком, а близким другом и, конечно, ему сейчас тяжело. — Аид склонил голову, пряча лицо под бледно-зелёными волосами. — Почему она такая злобная? — негодовала Кусанаги, смотря на Аида. Тот, поморщив лицо и сведя брови к переносице, вдохнул побольше воздуха в лёгкие. Ему, как их дяде, тяжелее всего. Он всем сердцем любит Диониса и Аполлона и то, что сейчас они оба страдают, причиняет ему огромную душевную боль. Вот вам и Бог поземного царства. В отличии от Зевса ему не плевать на всех кроме себя. Зевс высокомерный и гордый Бог, ему нет дела до проблем его детей. А ведь я раньше считал, что он любит Аполлона, но, как оказывается, ему до фени. С Афродитой же он, наоборот, папочка каких поискать. Даже я не могу понять этого грека, у меня мозги кипят от его выходок и поведения. — Она вся в свою мать. Та такая же злобная и пакостная… — ответил наконец-то таки грек и развернулся, чтобы уйти. — Аид-сан? — ряды богов редели на глазах. — Я тоже пойду, иначе я прибью эту мелкую дрянь своими же руками вместо Зевса… — прорычал Гадес, и я ощутил тьму, повеявшую от него. Он говорит серьёзно. — Полностью поддерживаю! — поддержал его Тоцука Такеру и, отстукивая традиционной японской обувью, взял своего молчаливого брата под руку и поволок вслед за Аидом. Кусанаги и Хрингхорни попыталась их остановить, но они отказались оставаться. Лаватейн и Мегингъёрд же молча за всем этим наблюдали. — Идите погуляйте где-нибудь в другом месте, а лучше пойдите и отдохните, на вас всех лица нет. Мне и Хёллстрём хватает. — проходя мимо них, сказал я, направляясь к себе в библиотеку, чтобы немного отдохнуть. — Хорошо, учитель Тот. — спорить они не стали и пошли в сторону сада подальше от столовой. Я же уверенной походкой продолжил путь, попутно смотря на небо. Грозовые тучи идут. Снова будет дождь. Не люблю подобный климат.

Конец Pov: Тот.

      Pov: Лихнис. Проснувшись и поднявшись на постели, я потянулась и размяла крылья, которые на удивление сильно выросли за несколько часов. Сейчас они были примерно как у взрослого орла. Спина немного побаливала, но не особо сильно, чтобы обращать на неё внимание. Встав с кровати и походив по медпункту, чтобы немного вернуть ногам прежнюю уверенность, я прошла к окну и увидела, как за ним сплошной стеной льёт ливень. Ребята сейчас, наверное, где-то сидят всей компанией, а, может, разошлись по своим комнатам. На улице их точно нет, в такую погоду только ненормальный нос высунет. Ветрище такое, что аж могучие деревья прогибаются. Что опять случилось с настроением Зевса? Или он по приколу ливни шлёт? Странный Бог. — Интересно, что делают остальные? — мне было скучно и одиноко. Я привыкла быть одной, но после того, как попала сюда, одиночество стало для меня чем-то недостижимым. Я постоянно находилась в чьём-то обществе, и я снова ощутила счастье, как тогда при жизни на земле. На земле были свои тяжёлые моменты, такие как потеря мужа и моего ребёнка, но до этого я испытывала радость жизни. Я скрывала от всех эту часть своей жизни не из-за того, что мне эта часть для меня пустой звук, нет, я просто не хотела снова тревожить старые раны. Эта тема очень больна для меня, и я стараюсь её не затрагивать. Первые года я реально думала, что сойду с ума от горя и скорби. Мой крик слышали в Асгарде, об этом мне говорил Один. А что можно ожидать от матери, потерявшей своего ребёнка? — Фолки… — мой милый мальчик был таким хорошим, милым и чудесным. Он не заслужил того, чтобы его так жестоко убили. Это моя вина… Если бы я не родилась Полубогом, ничего бы из этого не произошло. Я стояла у окна и смотрела на стену дождя, думая о прошлом, как вдруг увидела медленно идущую, словно в каком-то трансе, фигуру. Приглядевшись, я чуть не подавилась. Фигурой был Аполлон. Грек куда-то бесцельно шёл, вымокнув до нитки. Солнечные волосы намокли и потеряли привычный вид, лица не было видно, голова склонена, а походка потерянная и разбитая. Он же простудится! Что этот греческий дурак делает?! — Аполлон! — крикнула я, начиная открывать окно. Распахнув раму, я тут же словила лицом сильный ветер и колющие капли дождя. Разумеется, грек меня не услышал из-за ветра и грохочущих небес. Рванула я к дверям, дёрнула за ручки в ответ звук закрытого замка. Чертыхнувшись, я развернулась и снова подбежала к окну. Аполлона уже не было видно. — Да что за фигня? Чего этого грека вечно тянет погулять в непогоду?! И куда смотрят Ди с Аидом?! — негодовала я, думая, как мне спуститься. Прыгать не вариант, взлететь так же не тот вариант, ведь они ещё не окрепли и болят до судорог в спине. Я бы могла сползти по выступам, но сейчас эти выступы сырые от дождя, я попросту сорвусь и снова окажусь в постели. Но и Аполлона бросить я не могу, придётся рискнуть. Как говорится: «Кто не рискует, тот не пьет шампанское!» Через пень колоду я смогла найти альтернативу для безопасного спуска. В лазарете четыре кровати, сам лазарет на втором этаже, простыней хватит за глаза, чтобы спуститься вниз. Связав между собой простыни, я выкинула один конец в окно, а другой привязала к кровати. Когда я вылезла в окно, кровать, ясно дело, под действием моего веса поехала по полу, а я, естественно, начала быстро опускаться до тех пор, пока кровать не врезалась в стену. Зависла я в метре от земли. Мне повезло, что моя задумка наобум не закончилась слезами. Спрыгнув на землю, я скрутила простыни и закинула их обратно в окно. Простынь залетела в окно, и я побежала в ту сторону, куда ушёл Аполлон. Искала я его не особо долго, спасибо Зевсу хоть на этом, что Аполлон ходит довольно энергосберегательно, в особенности в моменты грусти. Грек шёл по направлению к кортам для тенниса, и я, ускорив бег, подбежала к нему и схватила за руку. Парень вздрогнул и резко развернулся ко мне. Его светлые волосы полностью закрыли ему обзор, и поэтому он не сразу понял, кто его дёрнул за руку. — Фея, это ты? — я подняла руку и отодвинула золотую чёлку так, чтобы он увидел меня. — Нет, это я, Лихнис! — крикнула я, пытаясь перекричать сильный ветер, что заглушал слышимость. — Ли-Ли! Ты наконец-то очнулась, мы так переживали! Боже, я так рад, что ты пришла в себя! — он резко вытянул руки и обнял меня, плотно прижимая меня к себе. Холодная и сырая от дождя одежда неприятно прилипла к коже. Вода заливала глаза и попадала под шиворот, волосы прилипли к лицу и ощутимо потяжелели. — Я тоже рада, но давай поговорим где-нибудь в более сухом месте! — самое логичное предложение на данный момент. Если мы продолжим тут стоять, то нас может пришибить веткой дерева, под которым мы стояли, или ударит молния, мало ли чего Зевсу в голову взбредёт. Схватив сыночка греческого Громовержца за руку, я быстро поволокла его за собой в левое крыло школы, где располагался мой класс искусств. — Мы куда? — крикнул Аполлон, убирая сырые волосы с глаз и не понимая, куда я его тащу. — В класс искусств! Там есть где отогреться и обсохнуть! — следом за моим криком произошла вспышка молнии, а следом за ней оглушительный раскат грома. От него заложило уши и не только мне, но и Аполлону. Вбежав в школу и преодолев коридор, где наш бег слышался особо громко, мы подбежали к двери. Я присела возле классной двери и, легонько подцепив край, отодвинула боковой наличник, и на мраморный пол с громким звуком выпал ключик. Подняв его, я вставила его в скважину и провернула. Дверь издала щелчок. Открыв дубовую дверь толчком ладони, я пропустила Аполлона вперёд и сама вошла следом, перед этим посмотрев в обе стороны темного и непривычно тихого коридора.

Конец Pov: Лихнис.

      Pov. Аполлон. — Боже, ну и ливень! Сколько можно лить, столько влаги для природы вредно! Он решил всех нас затопить?! — Ли-Ли недовольно зачесала мокрые смольные волосы назад, убирая этим их с лица. Закрыв дверь на щеколду, она быстро пробежала мимо кафедры и завернула в ещё одно помещение, что располагалось по левую сторону от классной доски. Пока Ли-Ли что-то искала в классной кладовке, я осмотрелся вокруг. В классе было просторно, везде были картины разных народов, гипсовые и каменные статуи разных размеров, а в дальнем углу и вовсе стоял огромный, почти под потолок, каменный греческий воин, облаченный в тяжёлые доспехи с копьём и щитом. Вместо парт тут стояли мольберты, а рядом с каждым стул. От просмотра кабинета меня отвлекла вышедшая из кладовки Лихнис. Она несла в руках два полотенце. Она выглядела на первый взгляд хорошо, но я сильно переживал за неё. — Как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит? Голова не кружится? — я завалил её вопросами сразу же, как она подошла ко мне. Моя резкость испугала скандинавку, её плечи дёрнулись, а бирюзовые глаза широко распахнулись. — Аполлон, со мной всё хорошо, не волнуйся. Лучше скажи, что происходит с тобой? Ты самый яркий и жизнерадостный из нас, а сейчас ты ничем не отличаешься от тех серых туч. Что случилось? — взгляд стал нежным и мягким, а женские губы тронула улыбка. Лихнис такая добрая, и от этого мне становится ещё тяжелее от чувства вины и от непонимания, как Афродита могла над ней измываться. — Мне так жаль, Лихнис, я пытался добиться того, чтобы отец наказал Афродиту за её поступки в отношении тебя, но он меня и слушать не стал. Мне так жаль, прости меня, я ничего не могу сделать… — оседая на стул и склоняя голову, проговорил я. Мне было очень плохо и обидно. Отец вообще не слушает меня, ему словно наплевать, что Афродита вполне может убить Лихнис! Я этого не переживу… — Аполлон, я повторю это снова, ты не виноват ни в чём, тебе не за что просить у меня прощения. — ласковым голосом сказала Полубогиня и, присев на корточки напротив меня, накрыла мою голову полотенцем и принялась вытирать её. Её прикосновения были очень приятными, и я ощущал, как моя головная боль, мучающая меня уже пятый день, начала убывать. — Твоё здоровье пострадало из-за Афродиты! Твои раны не заживают, как у Диониса! И ты стала гораздо хуже выглядеть. Похудела, стала бледнее и словно утратила свои краски… — Ли-Ли сильно похудела, я прекрасно сейчас вижу, как на её кистях проступают сине-зелёные вены, как и кости. Плавные изгибы скандинавки стали более острыми, особо сильно это видно на лице. Скулы ярко выразились, под глазами появились синяки как после продолжительной болезни, а сами глаза стали бледнее, как и кожа девушки. — Причина этого не в Афродите. — отрицательно качнув головой, опровергла мои слова Полубогиня. — А в чём, если не в ней? — я не мог понять, почему Лихнис совершенно не злится на мою сестру за её злодеяния? А воспринимает это, как должное. Если подумать, то и Дионис тоже никогда не жаловался на Афродиту, а молча сносил все пакости и подставы. — Послушай, Аполлон, послушай внимательно. — убирая с моей головы полотенце и накидывая сухую накидку мне на плечи, Лихнис подтянула к себе другой стульчик. Усевшись на стул, Лихнис взяла меня за руки и прильнула к моему лбу своим. Меня передёрнуло от такой близости, но я не отстранился. От Лихнис веяло умиротворением и любовью, такой приятной и нежной атмосферы я не испытывал даже от своей матери. — Со мной всё хорошо, я в порядке. Ты же видел, как выглядит моё тело, думаешь, эти шишки, наставленные мне Афродитой, как-то повлияют на меня? Меня рубили, кололи, протыкали, разрубали и забивали, но я по сей день жива, и эти пакости Афродиты для меня, пережившей столько ран, которые для простого человека смертельны, простые и лёгкие затрещины. — тело Лихнис действительно ужаснуло меня, я никогда даже мысли не допускал, что у этой милой, весёлой, похожей на меня, девушки такое тяжёлое прошлое. Ужасные раны и рубцы покрывали большую часть её тела, а от некоторых у меня реально бежал мороз по коже. Больше всего меня напугал шрам, идущий от правого плеча к центру живота. Этот шрам явно был нанесён топором, острым и большим, ведь он фактически отрубил правую часть корпуса Полубогини. Ещё я заметил шрамы, которые походили на то, словно Лихнис подверглась расчленению. Руки и ноги как будто были не единожды отрублены, но каким-то чудом приросли обратно. Да, соглашусь, по сравнению с этим проделки моей сестры ничто, но я всё равно никогда не приму и не прощу её за подобное поведение и отношение к моему другу. — Но это не даёт ей права так над тобой издеваться! — зарычал я, скалясь и хмуря брови. Лихнис отстранилась от меня, не ожидая подобного всплеска гнева, но затем прикоснулась ладонью к моему лицу и, выдохнув, улыбнулась. — Не злись, тебе это не идёт. — вытянув руки, Лихнис обняла меня, прижимая к себе, как мать прижимает дитя. Я невольно замечал за Лихнис материнские повадки. Она заботлива, даёт советы, предостерегает, оберегает и просто разговаривает с нами, донося в этих разговорах очень важные вещи. Волей не волей все мы её слушаем и прислушиваемся, когда она нам что-то говорит и стараемся делать так, чтобы не совершить ошибку. Даже Таке-Таке перешагнул через свой тяжёлый для многих характер и слушает Лихнис беспрекословно. Лишь сначала он фыркал и бурчал, но теперь за ним такого я не наблюдал. Локи-Локи так вообще стал покладистым и очень послушным, но это лишь когда Лихнис рядом, а если её нет, то всё, держитесь все. — Прости… — мне вдруг стало стыдно за свое поведение, и поэтому я просто обнял её в ответ, пряча лицо в сырых волосах. Но тут я нащупал нечто странное на её спине. Под рубашкой было что-то массивное, но при этом мягкое. Лихнис подозрительно замерла, когда я провёл рукой по её спине вниз. Отодвинув Полубогиню от себя, я взглянул ей в глаза и увидел в них панику. Скандинавка подскочила и, махнув мне рукой, рванула в кладовку ставить чайник, я и рта не успел открыть, как дверь за ней захлопнулась, оставляя меня в одиночестве. Поднявшись на ноги, я тихо подкрался к двери и, присев, опёршись руками в колени, посмотрел в щеколду для ключа. То, что я увидел, просто отняло у меня дар речи. Лихнис сидела спиной на стуле и, спустив рубашку со спины, развязывала бинты. Стоило бинтам, или что это там было, ослабеть, как моим глазам предстали чёрные, как ночь, крылья, по размеру похожие на орлиные. Она расправила их, и те, издав хруст, расправили перья. Несколько чёрных перьев плавно упали на пол. Бледные руки Полубогини вцепились в плечи, и я видел, как дрожит её тело. Ей было больно. Я не знал, как мне реагировать на подобное, ведь не так давно этих крыльев не было. Откуда они взялись? Почему Лихнис их прячет? И что за чертовщина вообще происходит?! — Чёрт… Как же больно… — тихо прошипела она, складывая крылья обратно и прижимая их к спине. — Ли-Ли, всё хорошо? — тихо отшагнув от двери и встав в полный рост, поинтересовался у неё о её состоянии. Лихнис, судя по звук проехавшегося стула по полу, резко поднялась с него и стала быстро возвращать всё как было. Опять пригнувшись и заглянув в щеколду, я увидел, как она уже застёгивает рубашку и поправляет её так, чтобы крыльев вообще не было видно. Тут её очень выручает рубашка, которая явно ей велика, будь она по размеру, ей бы не удалось спрятать крылья. — Д-да, я сейчас выйду, кружки никак найти не могу, тут такой жуткий бардак! — слукавила девушка и для правдоподобности чем-то загремела. Кружки, кстати, аккуратненько стояли на полки прямо над её головой, и бардака там тоже не было. Я тихо сдал назад и сел на стул, как бы делая вид, что я не приближался к двери. Лихнис вышла через пять минут с двумя кружками, в которых дымился горячий напиток. Она улыбнулась мне как и всегда, после чего подошла и протянула кружку. Я взял кружку и одновременно с этим думал над тем, как же Лихнис мастерски умеет скрывать свою боль и другие эмоции. Она делает вид, что всё прекрасно, когда это далеко не так, и всё ради нашего спокойствия. Сколько же боли и несчастья ты скрываешь внутри себя, Лихнис? Чего ещё мы о тебе не знаем? Я уверен, что эта Полубогиня о многом нам недоговаривает, я это чувствую. Может, стоит поговорить с учителем Тотом? Или рассказать об своих подозрениях ребятам и разобраться во всём вместе? Пока я пил чай и думал над вопросами в своей голове, Лихнис наблюдала за мной с улыбкой и одновременно водила карандашом по чистому листу бумаге на мольберте. Ведёт себя так, словно всё как обычно, даже вида не подаёт на боль в спине… Кто же ты такая, Лихнис?