Хранитель сокровищ

Медленно и торжественно праздничная процессия Святой Крови вышла из распахнутых дверей храма и двинулась по украшенным цветочными гирляндами, бархатом и парчой улицам Брюгге. Под величественное пение органа, под сенью расшитых шёлком вымпелов и знамён, представители всех гильдий ремесленников, помощники бургомистра, девушки в белых одеяниях, монахи, епископ, и, наконец, сам герцог и герцогиня Бургундские сопровождали реликвию — ампулу, содержавшую несколько капель Пречистой Крови Христовой, собранной на Голгофе Иосифом Аримафейским и хранившейся ныне в часовне Святого Василия. Горожане, низко склонив головы, благоговейно преклоняли колени перед проносимой мимо них святыней. Нестерпимо сверкали на солнце драгоценности, выставленные напоказ в честь праздника зажиточными брюггенцами. Слуги, не забывая выказывать почтение процессии, не спускали глаз с доверенных их попечению сокровищ, украшавших шеи, груди и руки их хозяев, а то и просто выставленных в блюдах прямо на порогах домов. В воздухе витал аромат цветов, майорана и ладана. Соперничали в роскоши наряды знатных дам, лёгкий ветер колыхал вуали на их энненах. Епископ с реликварием в руках сидел на белом муле под пышным балдахином, поддерживаемым над его головой четырьмя дьяконами. Герцог Филипп, в окружении боевых рыцарей, ехал шагом, со щитом в левой руке и копьём со знаменем Фландрии в правой. Его скучающий взгляд скользил поверх голов, устремляясь к небу. Казалось, герцог был полностью поглощён размышлениями, едва замечая окружающее. Всё шло согласно указаниям, загодя оглашённым на публичном собрании перед башней Белфорт на Рыночной площади. Приглашения принять участие в церемонии разосланы и получены, пожертвования малоимущим выделены, подарки для именитых гостей заготовлены, званый обед в городской ратуше и мистерия, призванные углубить торжество, организованы. Ничто не предвещало неприятностей. Да и мало находилось охотников помешать празднику, священному для каждого уважающего себя жителя Брюгге. Тем более в присутствии герцога и его лучников. Гром грянул совершенно неожиданно, вдребезги разбив всё благочиние, окутавшее и зрителей, и участников шествия. — Ах ты, свинья похотливая! — прозвучал звонкий девичий голос, перекрывший даже глас органа. Визг сопроводил характерный звук, какой обычно возникает от резкого соприкосновения ладони с чужою щекой. В толпе тотчас поднялась суматоха. Здоровенный детина безуспешно пытался улизнуть от девицы, колотящей его кулачками по широкой спине. Чепец слетел с головы нарушительницы спокойствия и оказался под ногами зевак, освобождённые косы, не удержавшись на шпильках, разметались по плечам, но она упрямо преследовала свою напуганную, никак не ожидавшую подобного поворота событий жертву, не давая ей передышки. Зрители, позабыв о процессии, разделились на два лагеря. Одни сочувствовали мужчине, другие подначивали девицу. Пожилой толстяк, покраснев от натуги, перехватил юную фурию поперёк туловища и изо всех сил пытался удержать её в таком положении, крича во всю глотку: — Да что вы все, с ума посходили? Катрин! Катрин! — Посходили с ума?! Ах вот как! — брыкалась девушка, сердито сверкая глазами. — Так спросите, дядюшка, у этой поганой рожи, продавца тухлых шкур, что он сейчас сделал! Посмотрим, решится ли он ответить! От подобной отповеди, слетевшей с языка прекрасного создания и приличествующей скорее уличному мальчишке, чем девушке, толстяк опешил и едва не выпустил племянницу. Тем временем несчастный, награждённый столь нелестными прозвищами, безуспешно искал пути отхода, работая локтями, но всё же не мог преодолеть людской заслон, нарочно смыкавшийся перед ним. Дородный бакалейщик из числа сторонников пострадавшего, на свою беду не устоявшего перед соблазном под шумок потискать красотку, протянул: — Ну и ну! Что за времена нынче настали! Уж и девушку нельзя в толпе прижать! Молодая женщина, стоявшая прямо перед ним, так резко обернулась на эти слова, что бакалейщик невольно отпрянул. — Посмотрела бы я на того, кто меня прижмёт, — грозно проговорила поборница девичьей чести, уперев руки в боки. — Молодец, девчонка! Так его, так! Я б ему глаза выцарапала! — А я вот и выцарапаю! — взвизгнула ободрённая поддержкой девица, ужом извиваясь в руках толстяка. — Да пустите же меня, дядюшка! Дело, из-за которого возник сыр-бор, не стоило и выеденного яйца, особенно если учитывать обстоятельства и вероятные последствия. Скорняк из Гента, улучив благоприятный, как ему показалось, момент, обхватил за талию привлекательную соседку, затем его руки скользнули к девичьей груди. За эту вольность он и поплатился столь жестоко. Неприятности посыпались на него как из рога изобилия. Увлекшись потасовкой, зрители не заметили ни остановившейся процессии, ни того, что сам Филипп Бургундский в чёрных своих латах подъехал вплотную к дерущимся и, сузив от гнева глаза, наблюдает за схваткой. Через пару минут герцогу стало совершенно ясно, что его присутствие никак не остужает пыл бойцов и потасовка не прекратится сама собою. — Стража! Взять этих людей, нарушивших ход процессии! — резким голосом приказал он, скривив рот. Четыре лучника из личной охраны монсеньора, ввинтившись в толпу, не без труда скрутили и яростно отбивавшуюся девицу, и не успевшего скрыться скорняка, представив их пред ясные очи Филиппа Доброго. Герцог, будучи искушённым ценителем женских прелестей, невольно воскликнул, обратив свой взор на пленницу: — Святые угодники! Какая красавица! Девица и в самом деле оказалась невозможно хороша. Золотистые, окончательно растрепавшиеся волосы рассыпались по плечам и спине, покрыв их живым сверкающим плащом. Глаза цвета грозового неба блестели на раскрасневшемся лице, отличавшемся безукоризненными чертами. Внешностью и грациозной осанкой смутьянка походила на благородную даму, однако неподобающее поведение всё же выдавало в ней девушку из простонародья. Горделиво выпрямившись, она застыла в руках схвативших её солдат, вздёрнув голову, не опуская взгляда перед герцогом. Филипп, собиравшийся поначалу разделаться с преступницей со всей строгостью, переменил своё намерение, ибо отходил от гнева так же быстро, как и впадал в него. Аметистовые глаза заворожили герцога Бургундского. Ему подумалось вдруг, что где-то он раньше встречал их обладательницу. Не выдавая своей заинтересованности красоткой, не меняя сурового выражения лица, надменно поджав тонкие губы, Филипп спросил у одного из лучников: — В чём дело? — Ваша светлость, этот человек, — солдат указал на полумёртвого от страха скорняка, — воспользовавшись давкой, хотел немного пошутить с девушкой, а та вцепилась в него, точно кошка. Герцог, выслушав отчёт, сухо произнёс: — Помешать ходу процессии — проступок немалый. Уведите их, я займусь ими позже. Склонившись к начальнику охраны, капитану Жаку де Руссе, он шепнул ему на ухо несколько слов, затем, не удостаивая больше вниманием арестованных, повернул коня и вновь занял своё место в кортеже. Процессия, едва сумятица улеглась, продолжила прерванный путь. Возобновился оборванный на полуслове хорал. Дождавшись, пока мимо пройдут все участники шествия, лучники под командой де Руссе, не спускавшего восхищённого взора с девушки, повели захваченных пленников через площадь к замку Принзенхоф. За ними, горестно стеная и заламывая руки, последовал толстяк.