***
Отвязавшись от двух самых страшных зануд в мире, я с наслаждением выпорхнул на волю и отправился к выходу. Мне захотелось погулять по саду. Волнительные воспоминания, пережитые ночью, ещё приятно бередили душу, а мысли сами возвращались к некоторым моментам, особенно чётко врезавшимся в память. Чувство, что не всё в моей жизни складывается плохо, как могло показаться на первый взгляд, заполняло меня и, наверное, разлилось бы в моём сердце полностью, если бы не мелькнувшая над высокими кустарниками гортензии миниатюрная темноволосая голова. Стиффи гуляла по саду со своим бешеным псом и, увы, заметила меня до того, как я сообразил, что отсюда надо бежать без оглядки. Взглянув на меня угрюмо, она быстро обошла кусты и приблизилась ко мне. Бартоломью безоговорочно следовал за хозяйкой (слава богу, он был на поводке) и, судя по волевой серьёзной походке, в любой момент был готов кинуться на меня с грозным рыком. — Наслаждаешься жизнью, Берти? — Привет, Стиффи. — Я думала, что ты не приедешь, — обвинительным тоном выговаривала она. — Зачем тебе нужен этот выигрыш? — Если честно до приезда сюда, я и не знал, что игра будет на деньги. Она окинула меня подозрительным взглядом. — Гарольду нужны деньги. И я намерена помочь ему получить их любой ценой, — похоже, она мне угрожала. — Что ж, — я облизнул внезапно пересохшие губы, — я не против. Иди к Мадлен и Гасси, они как раз сейчас готовятся к викторине, сидят в библиотеке. — Делать мне больше нечего, — недовольно проговорила она, а Бартоломью как-то особенным образом напрягся, учуяв в хозяйкином голосе намёк на агрессию. — Не готовься, если не хочешь. — А ты почему не с Гасси и Мадлен? — Да так, захотелось прогуляться. — Прогуляться… — Тебя что-то смущает? — поразительно, она смотрела на меня снизу вверх, а я робел, как будто стоял перед тётей Агатой. — И ежу понятно, Берти, что раз намечается дело, и ты оказался в самой гуще событий, то здесь что-то нечисто. — Почему ты так решила? — Потому что я видела, что ночью ты бродил по дому. — Стиффи взглянула на мои руки, захотевшие спрятаться в глубине брючных карманов. — Я знаю, что ты был в кабинете дяди Уоткина. — До кабинета я как раз таки не дошёл. — Значит, интуиция меня не подвела. Недаром вы с миссис Трэверс сидели вчера за ужином и всё время шушукались. Догадливая девочка. — Признаюсь, ты права, я хотел порыться в его бумагах, но так и не проник внутрь кабинета. — Очень жаль. — С чего бы это? — Мы бы смогли заключить сделку. Честно сказать, я был уверен, что она начнёт шантажировать меня, пугая любовью Мадлен или чем-то ещё, но в этот раз она вела себя почти сносно. Убрать бы недовольную мину с лица, и я бы даже сказал, что с ней было приятно разговаривать. — Если бы ты постарался влезть в дядюшкин кабинет ещё раз, то мы успели бы ответить на вопросы заранее и разделить выигрыш пополам. — Я не буду второй раз соваться в его кабинет. — А придётся. — Уверяю тебя — это невозможно. Кабинет закрывается на ключ. Кстати, сэр Уоткин наведывается туда даже ночью. Видимо, спешит записать умные мысли. — Нам с Гарольдом нужна часть выигрыша, Берти. — Так в чём проблема? Ответьте на вопросы и получите деньги. — Ты настолько наивен? — она скорчила гримасу, от которой линия её губ, накрашенных помадой винного цвета, изогнулась в хищной ухмылке. — Насколько? — я не понимал, что она имеет в виду. — Ты правда считаешь, что кто-то из нас сможет получить деньги, если не объединит усилия? Дядя Уоткин и не думал одаривать кого-то этой тысячей фунтов. Я присвистнул от услышанной суммы. — Просто хочет поразвлечься. Вспомни, как долго он обещает Гарольду приход. Он развлечёт себя подтверждением нашей глупости и купит на обещанный куш какую-нибудь безделицу для своей коллекции столового серебра. — Но тётя Дэлия сказала… — Тётя Дэлия, — передразнила меня Стиффи, — плохо знает моего дядю. Я живу с ним под одной крышей уже много лет и уверена, что просто так старик со своими деньгами расставаться не станет. Он лучше откусит себе язык, чем отдаст деньги, тем более таким личностям, как ты. Я начал усматривать в её словах намёки на попытку унизить меня, но тут она смягчилась и произнесла значительно благожелательней: — Сегодня у тебя будет последний шанс узнать вопросы. — Тогда мне придётся опять идти в кабинет. — Сходишь, Берти, сходишь. Насколько я поняла, твоей тётке тоже нужна некая сумма, так будь добр постараться для неё и для нас с Гарольдом. Ведь он твой друг. Я озадачился её просьбой и сказал бы это вслух, но она отвернулась и пошла от меня прочь, разговаривая уже не со мной, а со своим псом, который время от времени оглядывался и вытирал о траву свои короткие задние лапы. Правильно говорят: животные — точная копия своих хозяев. Стиффи, пожалуй, с таким же удовольствием вытирала свои маленькие ноги о мою доброту.***
— Что ж, — начал докладывать я Дживсу, когда вернулся в свою комнату. — Зря я надеялся, что только тётя сядет на меня верхом и, погоняя хлыстом, будет кричать «Вперёд, Берти, вперёд!» — Сэр, что-то произошло, пока вы были в библиотеке? — мне был задан потрясающей своей наивностью вопрос, сказанный таким удивлённым тоном, будто я сидел в небесной канцелярии и ловил сачком бабочек. — Произошло, — ответил я даже как-то сурово, что не ушло от внимания Дживса. Он встрепенулся. — Признаюсь, сэр, мне хотелось бы узнать, что могло случиться за такой короткий срок. Знаете ли, утро этого дня началось как обычно размеренно и плавно, и Дживс удивился не просто так. Собрав меня практически по кускам, ибо я встал поздно и почувствовал некоторую слабость — ночная прогулка по саду дала о себе знать, я чувствовал першение в горле и был несколько недоволен окружающим — он с чувством выполненного долга отправил меня завтракать, а потом сопроводил до библиотеки. Моё скорое возвращение из тех мест вполне резонно породило в его голове только что озвученный им вопрос, ведь за это время он лишь успел привести в должный вид комнату и теперь придирчиво оглядывал мой смокинг, решая, готов он к завтрашней викторине или ещё нет. — Стиффи тоже хочет, чтобы я выкрал вопросы. Ей нужны деньги, точнее Пинкеру. — Мисс Стефани тоже была в библиотеке, сэр? — не верящим тоном спросил он. — Нет, мы случайно столкнулись с ней в саду. — Случайно ли, сэр? — Ха, возможно и нет. Не удивлюсь, если она следила за мной. Теперь же она дала мне понять, что перегрызёт мою глотку и натравит на меня Бартоломью, если я не достану для неё эти вопросы. — Поведение её терьера внушает мне опасение, сэр. — Мне тоже. Не удивлюсь, если премудростям лая и укусов этот терьер обучался у своей хозяйки. — Пёс мисс Стефани перегрыз всю домашнюю обувь обслуживающего персонала, сэр, и никто не может пожаловаться молодой мисс, поскольку опасается, что после обуви в пасти пса окажутся чьи-нибудь нижние конечности. — Правильно опасаются, Дживс. — Вынужден согласиться, сэр. — Вспомни, как нам пришлось спасаться от той самой пасти и острых зубов, живущих в ней. — Помню, сэр. — Жаль, что нас тогда никто заранее не предупредил, что их надо опасаться. — Да, сэр. — Что делать со Стиффи? Что делать с тётей? Что делать с кабинетом? — моя голова гудела от такого количества вопросов. Дживс, помедлив с ответом, как-то жалостливо на меня посмотрел и тихо произнёс: — Сэр, придётся ещё раз совершить поход в кабинет. — И ты туда же, Дживс! — Я же попробую зайти с другого фланга, сэр. Прислуга в этом доме иногда бывает сговорчивой. — Правда? — в моём быстро стучащем сердце появилась слабая надежда на чудо. — Возможно, мне удастся с кем-нибудь договориться, сэр. — Попробуй, Дживс, прошу тебя, — я просиял от такой готовности Дживса служить своему молодому господину, а он, судя по приподнявшимся уголкам губ, просиял в ответ.***
Хоть некоторые обитатели этого дома и были помешаны на грядущей викторине, но чай никто не отменял. В должное время все начали собираться в гостиной с целью заморить червячка и посплетничать. Я зашёл на огонёк, когда на диване уже восседали тётя Дэлия и Мадлен. Бассет лепетала про впитанные за день знания и восторгалась гениальному замыслу отца. Было бы чему восторгаться, честное слово. Тётя делала вид, что внимательно слушает, но на самом деле (я ведь её знал) жадно посматривала на крендельки с джемом. По её голодному выражению лица было видно, что если она и желала впитать в себя что-то, то отнюдь не знания, а что-нибудь, начинающееся на к. вместе с дж. и желательно с закреплением пройденного материала. Честно говоря, мне показалось странным, что тётка на протяжении всего дня и словом не обмолвилась о моих ночных приключениях. Было как-то обидно. Я-то думал, что в трудный момент она поддержит меня и будет болеть за мой успех. Как вы знаете, ничего подобного не произошло. С утра она также не предприняла попыток найти меня и выпытать подробности. Наверное, бездельничала. Как иначе можно объяснить такое безразличие к вроде бы интересовавшему её вопросу? Не имея никакого желания рассказывать о своём ночном поражении, я присел рядом с ней, намереваясь умять тот же самый материал, на который были нацелены её глаза. Присутствие Мадлен избавляло меня от каких-либо объяснений, что только усилило мой аппетит. — Берти, дорогой, как идёт подготовка к викторине? — спросила тётя, как только я приземлился рядом. Она заботливо протянула мне чашку, кренделёк же отправила в свой рот. — Пока неважно, — честно ответил я. Мой ответ вызвал тяжёлый вздох и, очевидно, её расстроил. Меня насторожило, что удивлённой она не казалась. В голове проскочила мысль, что она была в курсе моей неудачи. — Надо стараться, Берти, — наущала она. — Надо предпринимать попытки и пересиливать себя снова и снова. Её очевидные намёки поубавили мой энтузиазм, вызванный её малым ко мне вниманием. Мне только что дали понять, по сути, что необходимо опять идти воровать листки с вопросами. Второй раз за сегодня, между прочим. Масла в огонь подлила Мадлен: — Берти, я в смятении. — А что такое? — поинтересовался я, потянувшись рукой к кренделькам. — Гасси так и не нашёл книгу о Тауэре? — Анжела и Хильдебранд до сих пор не разговаривают, — серьёзно сказала Мадлен, тряхнув своими золотистыми кудряшками. — И что? — Как это что? — вытаращила глаза она. — Они будут в одной команде. Ссора может плохо повлиять на их игру. Вмешалась тётя: — Тебя не должно это беспокоить, милая, нам это только на руку. Я подивился. Тётя Дэлия радовалась размолвке дочери со своим избранником? Я вновь стал обдумывать возможность подмены моей тётки злым духом. Радоваться размолвке только потому, что она может способствовать выигрышу? Знаете ли, это было ни в какие ворота. — Тётя, вы хотите сказать, пусть ссорятся дальше? — Дух соперничества не должен омрачаться личными неурядицами, — поддержала меня Мадлен и посмотрела в мою сторону томным взором. — Их надо помирить до начала викторины. Возможно, мы бы продолжили беседовать о духе соперничества, но в комнату зашли обсуждаемые нами Таппи и Анжела. Видимо, тоже захотели перекусить. Воинственная походка Анжелы и её желание сесть подальше от Таппи красноречиво оповестили всех присутствующих, то есть меня и двух дам, что ссора в самом разгаре. Таппи не уступал. Он решил показать, кто главный в их паре и, набрав с подносов как можно больше закусок и сладкого, стал поглощать еду с огромной скоростью. Анжела не смотрела в его сторону, молча уставившись в стену, на которой висела какая-то скучная картина. — Надеюсь, вы освежили свои знания, — раздалось над моим ухом. Только сейчас я заметил, что в гостиную вошли Спод и сэр Уоткин. — Да, точнее, ещё не совсем, — промямлил я, чуть не выронив из рук чашку. — Берти будет стараться, — к Уоткину обратилась тётка, наблюдая за тем, как старикан садится около дочери. — Папочка, — обратилась к нему Мадлен. — Гасси до сих пор сидит в библиотеке. — Пусть сидит, — ответил тот. — Я обещала принести ему чай. — Ещё чего. Надо распорядиться, чтобы чай отнесла прислуга. Спод приземлился на диван, не спуская с Мадлен влюблённого взгляда. Я тоже на неё посмотрел, силясь понять, чем же он так любуется, но, понаблюдав за ней с минуту, увы, причину так и не нашёл. В Мадлен не было ничего примечательного. — Я обещала отнести сама, папочка. Он так старается, читает. — Это похвально. Чтобы ответить на вопросы, надо напрячь мозги. А если мозгов нет, — сэр Уоткин вскинул взгляд на меня, — то, как ни готовься, толку не будет. — Ты уже определился с вопросами, Уоткин? — спросила тётя Дэлия, даже не пытаясь встать на сторону любимого племянника. Хитрая лиса, похоже, заботилась только о себе. — Определился, Дэлия, абсолютно. — Уоткин уважал мою тётю и ни с того, ни с сего начал делиться с ней секретной информацией. — Правда, осталось обдумать некоторые нюансы. — Нюансы, папочка? — Сегодня вечером я сверюсь с первоисточниками. Так, на всяких случай. Признаться, составляя программу для викторины, всего и не упомнишь. Я решил перепроверить некоторый материал. — Я всегда знала, что ты скрупулёзен в деталях, папочка. — Спасибо, дорогая. После милой беседы отца с дочерью тётка подмигнула мне, намекая на очередной ночной рывок; я же опять, теперь уже взволнованно, посмотрел на Мадлен. Мне показалось, что подмигивание увидели все. Нельзя было, чтобы малышка что-либо заподозрила. Мои опасения не оправдались. Мадлен мечтательно смотрела куда-то далеко — безнадёжно витала в своих мыслях. Пока я оценивал состояние догадливости Мадлен и всех остальных, оказывается, меня с той же внимательностью изучали другие глаза. Спод, чей взор я случайно поймал на себе, буквально распиливал меня. Похоже, он опять ревновал. — После чая, я попрошу Гасси выйти погулять, — задумчиво произнесла Мадлен. — Ему надо немного отдохнуть. Сэр Уоткин не был намерен продолжать разговаривать о Гасси. Пригубив чай, он отправился в свой кабинет. Остатки моего настроения испортились окончательно, когда подтвердились мои опасения по поводу ревности Спода. На протяжении всего чаепития он подавал мне невербальные знаки, которые были расценены мной как угрожающие. Когда же все отправились по своим делам, он дождался, пока мы останемся в гостиной одни, подошёл ко мне и стал чётко выговаривать каждое слово, как будто обращался к полоумному: — Вустер, — выплюнул он моё имя, — ты опять помышляешь нечто противозаконное. Я чую носом, что ты приехал сюда с мыслью расстроить малышку-Мадлен. — Я ничего не помышляю, ничего… — начал я, но быстро осёкся. — Будь добр закрыть свой рот и выслушать меня внимательно. Чтобы не видеть налившиеся кровью глаза, я посмотрел вниз, на сжавшиеся кулаки Спода, волосатые и огромные. Вспомнив в этот момент руки Дживса, я почему-то решил, что при созерцании диктаторской растительности вчерашняя положительная реакция повторится, но почувствовал только отвращение. — Куда ты смотришь, Вустер? — Да так, — неопределённо ответил я. — Смотри мне в глаза. Я последовал его настойчивому совету. — Если я узнаю, что ты обидел её, или увижу, что она рыдает из-за тебя, то я, — он осмотрелся и взял в руки небольшую скатерть, лежавшую на столе. Связав её в узел, он вцепился в неё зубами на манер Бартоломью и грозно прорычал. — Ты понял, Вустер? Вот что с тобой будет, если вознамеришься сунуться к Мадлен или сделать ей какую-нибудь пакость. — Я не собирался соваться. Он откинул скатерть прочь с такой силой, что бедная тряпица улетела в другой конец комнаты и, с треском впечатавшись в стену, упала на пол. — Будь осторожен в словах и действиях, — он помахал перед моим лицом своим кулаком. — Я уже предупредил твоего тщедушного дружка, теперь напоминаю тебе. Со мной шутки плохи. Я сглотнул, а он одёрнул пиджак, развернулся и пошёл за Бассетом. Мне же расхотелось гулять по дому. До конца дня я просидел в своём углу и нервно курил сигареты, купленные перед отъездом. Новый сорт мне посоветовали ребята в «Трутнях», но, то ли от чрезмерного напряжения, то ли от слабости табака, привычного расслабления я не ощущал. Дживс проявил в мою сторону высшую степень деликатности. Он оставил меня одного в комнате и дал возможность настроиться на контрольный рывок.***
Второй раз я пошёл грабить интеллектуальные достижения сэра Уоткина намного позднее. Пробило дважды, когда я решил, что пора бы предпринять ещё одну попытку к поискам столь нужных некоторым дамам в этом доме злосчастных вопросов к идиотской викторине. Дживс дожидаться моего похода не стал, ушёл спать. Я его не виню. Кому понравится ежедневно, точнее еженощно, слоняться по дому перед тем, как молодой господин соизволит идти рыться в чужих бумагах. Решать свои проблемы должен был я сам. Я вылез из-под одеяла и вышел в коридор. На ощупь прошёл вдоль стены, иногда проводя по ней пальцами, на всякий случай, чтобы не сбиться с курса. Добрался до лестницы и спустился по ней, на удивление, без приключений. Через минуту я уже был около высокой лакированной двери в ад и нервно сглотнул — сколько раз я выступал в роли вора, и каждый был чрезвычайно волнительным. Я выдохнул, сказав про себя, что всё хорошо и что теперь уж точно никто меня не потревожит. Но только я попытался взяться за кручёную ручку двери, как боковым зрением заметил гуляющую по стене тень. Вовремя повернув за угол и спрятавшись за устрашающим доспехами рыцарем, я вновь увидел сэра Уоткина, неспешно подошедшего к кабинету. Не знаю, повезло мне или не повезло, но я понял, что ангелы сжалились надо мной второй раз и не кинули на растерзание этому сварливому старику. Как только он скрылся в дебрях своего кабинета я, сглотнув слюну, помчался прочь. Быстро просеменив по коридору обратно, я миновал прилегающие к кабинету комнаты, пробежал по главной гостиной и, поворачивая наобум, остановился около окна, выходившего в ночной сад. Постояв в темноте и переведя дыхание, я вдруг вспомнил поручение Гасси забрать какую-то книгу с какого-то подоконника. Мне же надо было её прочитать. Делать это я с самого начала не собирался, а вот забрать её надо было непременно. Где находилось то самое окно и та самая книга, к сожалению, я припомнить не смог. Удивительно, но я даже не припоминал, где сейчас нахожусь. В этой части дома я бывал крайне редко. Пришлось приложить усилия и сориентироваться. Я пошёл дальше по первому этажу особняка и очутился в небольшом коридоре, показавшемся мне смутно знакомым. Все двери были закрыты, но я не был бы Бертрамом Вустером, если бы не подался в одну из них, заглянув внутрь, как оказалось, ванной комнаты для прислуги. Меня удивило, что в комнате оказалась ещё одна дверь, напротив той, в которую вошёл я. В общем, в одну заглянул я, а вторая почему-то находилась в противоположном углу и вела, насколько я понял, к лестнице на хозяйский этаж. Только после разглядывания дверей и сопоставления известных мне фактов, до меня дошло, что в душевой кабинке был человек, и благо он стоял ко мне спиной. Я удивился, что дверь была не закрыта на защёлку, но потом вспомнил, что шёл уже третий час ночи. Практически все люди, исключая меня и сэра Уоткина, давно спали. По крайней мере, на втором этаже точно. Я бы незамедлительно выскользнул обратно в коридор, но любопытство взяло надо мной верх, ведь в кабинке был никто иной, как мой Дживс. Видимо, он принимал душ перед сном. Если бы не эта внезапная встреча, то я бы спокойно продолжил поиски книги. Сейчас же, распознав его, меня как магнитом потянуло войти внутрь. Шум воды перекрыл шорох моих шагов. Я вошёл и встал между висевшими на веревках простынями. Мне повезло, поскольку между ними была небольшая щелка, в которую я мог видеть всё, что происходило в душевой. Я стал смотреть, чувствуя, что делаю нечто запретное, но надо признаться, это незаконное наблюдение доставляло мне удовольствие странного рода, поэтому я решил собраться и вести себя тихо, с каждой секундой вовлекаясь в процесс подглядывания всё больше и больше. Знаю, что поступал не по-джентльменски, но что поделать — возвратиться обратно в коридор мне не позволил бы сам Дживс — он развернулся боком, и теперь, если бы я выскочил из своей засады, точно бы заметил меня. Я впервые видел своего слугу раздетым. Признаюсь, я был немного шокирован от вида его наготы. Дживс, по моему мнению, никогда не был худым. Я не хочу сказать, что он был полным, но некоторая плотность в его теле присутствовала всегда, впрочем, она никогда серьёзно мной не воспринималась из-за высокого роста. Всё-таки рост в шесть с лишним футов встречается довольно редко. Теперь же я смотрел на оголённый торс и ловил себя на мысли, что мне нравится разглядывать то, что я вижу. Никогда не подумал бы, что Дживс вот так каждый день стоит под душем без одежды — никогда, и сейчас я испытывал неловкость вперемежку с жаждой изучения, а изучать было что. Во-первых, мускулатура. Дживс явно уделял ей время. Выглядела она практически как на знаменитой фреске Микеланджело: подкачанные мышцы рук, прямая спина, рельефная линия плеч и бёдер, высокие икры — всё подтянутое и приятное на вид. Небольшое пикантное, обнаруженное мной, брюшко мне даже нравилось. Не знаю почему — впервые поймал себя на мысли, что мне по душе смотреть на такого мужчину, как Дживс. Во-вторых, движения. Воистину кошачьи. Он не столько мыл себя, сколько оглаживал. Вот провёл мыльной губкой по шее и закинул голову назад, вот опустил руку чуть ниже и прошёлся по, как теперь мне стало известно, волосатой груди и скользнул дальше, на живот; я понял, что никогда не видел более изящных движений. Мне даже пришлось облизнуться, так как слюнки потекли помимо моего желания. Я бы с удовольствием лизнул его шею и всё, что находилось ниже, сам облизал бы всё, выкинув губку куда подальше. Безрассудные мысли! В-третьих, его мужской орган… Знаете ли, в школе мы со сверстниками как-то решили проверить, у кого больше. Так вот, Дживс бы занял первое место и значительно оторвался бы вперёд от всех нас. Так бы и продолжалось моё тихое подглядывание, если бы не случилось дальнейшее. Меня буквально пронзило током, когда он опустил руку ниже и стал ласкать свой великолепный орган. Боже, пронеслось в моих мыслях, неужели он сейчас начнет делать то, о чём я подумал? Не успел я домыслить свою догадку, как Дживс взял в руку возбуждённый член и отточенными движениями уделил ему несколько минут, которые для меня растянулись на немыслимо долгое время. Я впился взглядом в порочную, но прекрасную картину, каким-то волшебным образом возникшую передо мной здесь, в этой простецкой ничем не примечательной ванной комнате. Судя по прерывистому дыханию и нетерпению, Дживс отчаянно нуждался в близости. Сила рывков и судороги, пробегающие по его телу, красноречиво говорили о воздержании, думаю, довольно длительном. А, возможно, и не длительном, ведь я мог судить лишь по своему опыту. Прибегать к занятиям подобного рода лично мне приходилось нечасто. Но я что-то отвлёкся. Сейчас в душевой происходило более яркое представление, чем рассказы о моих редких попытках доставить себе удовольствие. Дживс продолжал ласкать себя. Покрасневшая головка, блестящая, влажная, быстро мелькала в его сжатой руке. Он обращался с ней умело и нежно, трепетно отзываясь на каждое движение. Впервые я наблюдал такую чувствительность; он ярко реагировал на каждое прикосновение, пусть и своих рук. В этом было нечто сокровенное и откровенное, для меня чрезвычайно волнительное. Стон, приглушенный звуками льющейся воды, донёсся до моих ушей как растревоженный бамбуковой палкой гонг; я чуть не подался вперёд, вовремя вцепившись в ткань простыней, рискуя запутаться в них, или, чего хуже, оборвать верёвки, на которых они висели. Отпустив ткань, я схватился за ширинку, непонятно, правда, для чего; и без этой проверки я прекрасно знал, что возбудился до предела. Что я хотел делать дальше — я не знал. Не вторить ведь Дживсу в таком неподходящем месте? Пока моя рука решала, чем ей сейчас заняться, Дживс притих, упёршись лбом в кафельную плитку, притих буквально на несколько секунд, затем подставил лицо льющейся сверху воде и что-то прошептал, как будто короткую молитву или имя, которое, к сожалению, я не смог расслышать. Увиденное стало расплываться перед моими глазами. Похоже, часть его страсти передалась мне. Дживс вскоре закрыл вентиль, а я всё также заворожено наблюдал за ним, не веря, что всё происходит наяву. Он уже вышел из кабинки и стал вытираться полотенцем, как в дальнюю дверь ввалилась целующаяся парочка. Дживс окинул вошедших людей понимающим взглядом, молча отвернулся от них и пошёл в направлении ближней двери. К моей двери пошёл; точнее, к двери, располагающейся с моей стороны. Поскольку Дживс был ещё не совсем одет — совсем не одет! — ему ничего не оставалось, как укрыться в том месте, где стоял я, то есть за висящими простынями. — Сэр? — прошептал он удивленно, наконец, заметив моё присутствие. — Что вы здесь делаете? — однако, ошеломление на его лице потрясло меня не так сильно, как внезапное опознание вошедших. Я перевёл взгляд с него на уже родную щелку, похлопал глазами и стал показывать ему жестом, чтобы он замолчал. Сам же от крайнего удивления приложил ладонь ко рту и пристально вглядывался в лица девушки и парня, всё ещё сомневаясь, то ли я вижу или же мои глаза решили изменить мне в своей службе. Дживс продолжил вытираться и одеваться, изредка посматривая то на моё лицо, то на бёдра. Его взгляд был вопросительным, в нём проскальзывало выражение, которое я заметил вчера утром и в саду. Возможно, даже более смелое выражение сейчас читалось на его лице. Он хотел объяснений, но мне было не до них. Таппи! Таппи изменял Анжеле, ещё не успев на ней жениться. И с кем! Со служанкой! Селадонские привычки Глоссопа поражали меня уже не первый раз. Насколько я знал, он всегда изнывал от любви к какой-нибудь девушке своего круга. Что же я видел сейчас? Он тискал и мял, кажется, горничную, и нисколько не стеснялся в развратных выражениях, коими щедро подправлял своё разнузданное поведение. — Это неслыханно, — прошептал я, полностью удостоверившись, что это был жених моей кузины. Я бы, наверное, сказал вслух что-то ещё и сделал бы это значительно громче, но Дживс решил, что следует поступить иначе. Его лицо уже ничего не выражало. С секунду он медлил, но взял себя в руки, а заодно и меня в придачу, и мы каким-то образом оказались в коридоре. — Дживс, ты видел? — я показывал руками на только что закрывшуюся за нами дверь. — Я видел, сэр. А что видели вы? — Неслыханно. Развратник Глоссоп, чтобы его, — я был возмущён до глубины души, тем не менее, намеренно не прореагировал на проскользнувший в его вопросе намёк. — Для мистера Глоссопа ситуация вполне обычная, сэр. — С чего ты взял? — Не делайте вид, что не знали, сэр. — Я не знал! — тут Дживс позволил себе неслыханную вещь. Он взял меня за рукав халата и настойчиво потянул прочь от двери. — Сэр, нам лучше переговорить в другом месте. Он провёл меня по узкому коридору и вскоре мы оказались в небольшой комнате — гладильной, по всей видимости, или бельевой. Стопки чистых полотенец высились в ней до самого потолка. Я, можно сказать, впервые был в обители прислуги и мог так близко наблюдать промежуточный этап приведения хозяйского белья в нужный вид. — Таппи и служанка, — мысль о том, что нам можно спать с прислугой одновременно удивила меня и позабавила. Не думайте, что я совсем дурак, я прекрасно знал, что некоторые предпочитают похаживать налево, а точнее на первый этаж, то есть в людскую, но для меня эти походы всегда были чем-то призрачным, мимолётно обсуждаемым в редких разговорах; воочию процесс я никогда не видел, не хотел видеть и не думал о нём, как о чём-то серьёзном; сегодня же я узнал всё и прочувствовал весь колорит сего дела. Вместе с этим, как любой воспитанный человек, я считал, что помолвка накладывает на пару некоторые обязательства. Глоссоп же, признаюсь, только что расширил границы моего миропознания и сделал это весьма жёстким образом. — Сэр, успокойтесь. — Дживс, кажется, беспокоился за моё состояние. — Как же это? Неужели Таппи спит со служанкой? А честь моей сестры? — Мистер Глоссоп и мисс Анжела ещё не состоят в браке, сэр. — Всё равно. Помолвка — вещь серьёзная. А если бы их увидел не я, а кто-то другой? Дживс кашлянул. — Сэр, извините, что перевожу разговор, но могу ли я узнать, как долго вы прятались за простынями? Его вопрос несколько охладил моё негодование. Я не спешил отвечать ему, наблюдая за выражением его лица. Лицо, как я и сказал, оставалось бесстрастным. — Судя по вашей бурной реакции, сэр, я сделал вывод, что вы не знали о появлении мистера Глоссопа заранее. Значит, вы не следили за ним, а были в комнате ещё до его появления. Так что вы там делали, сэр? — Искал книгу, оставленную Гасси, — ответил я почти правду. — Хотел изучить дневник… Пипса или Фипса. — Изучили, сэр? — Ну, в общем и целом, нет. Книгу я так и не нашёл. — Полагаю, сэр, мне стоит поискать её для вас? Всё-таки он мог требовать объяснений более настойчиво; такие разговоры вокруг да около подтверждали его правильное понимание ситуации и нежелание ставить меня в неудобное положение. Он не мог предъявить молодому господину каких-то серьёзных обвинений, поскольку у него не было неопровержимых доказательств моего преступления. Читал ли он правду на моём лице — возможно, но я решил объяснить всё случайным стечением обстоятельств. — Дживс, я оказался в ванной комнате непреднамеренно и не увидел ничего, что могло бы изменить моё к тебе отношение, — я пытался казаться непринужденным. — То ли дело Таппи… — Сэр, мне кажется, вы сильно преуменьшаете. — Уже два часа ночи, Дживс, — ответил я невпопад, причём сам удивился своим словам. Он замолчал. От его тела исходил приятный запах, неизвестный мне ранее, но очень вкусный. Влажные тёмные волосы, наскоро уложенные, блестели в свете лампы, одна прядь спустилась на висок, притягивая к себе моё внимание. Длинный чёрный халат скрывал, как я теперь знал, прекрасное тело, но одежда теперь не была для меня преградой — я в мельчайших подробностях помнил, как выглядел человек, стоящий передо мной. Я пытался честно смотреть Дживсу в глаза, но получалось неважно. Мой взгляд быстро расстался с проницательным взором опытного человека, который был гораздо умнее и старше меня, скользнул ниже, на бьющуюся на шее жилку; понаблюдав за ней, я с огорчением отметил, что Дживс нисколько не взволнован — никакого учащённого сердцебиения. Если у кого-то из нас и порхали шаловливые мыслишки, то целиком и полностью у меня, только в моей голове. — В таком случае, сэр, разрешите проводить вас до вашей спальни. — Нет, я уж как-нибудь сам дойду. — Тогда, — Дживс сделал паузу, — прошу вас, сэр, исключите возможность вторжения в любые двери, кроме как от вашей комнаты. — А? — я опешил и дотронулся до ссадины на шее, почему-то в этот момент всполыхнувшей болью. — За любыми другими дверями, сэр, — спокойно продолжал он, — может оказаться менее лояльный к подглядываниям человек. Определённо он раскусил меня. Я только и смог, что натянуто улыбнуться и поспешно ретироваться. Мой пульс отбивал чечётку. Я выдохнул, понимая, что попал не просто в суп, а в настоящее варево ведьмы. Меня начинало колотить, конечно же, от поднявшихся нервов; о книге я забыл, спеша подняться к себе в комнату. До своей спальни я добежал за одну минуту и нырнул под одеяло с головой. Притихнув, я лежал и думал о своей страшной ошибке. Ну что меня толкнуло стоять истуканом в этой проклятой ванной комнате, и как я мог подумать, что Дживс ни о чём не догадается? Я чуть не расплакался. Пока я мучил себя подобными вопросами, дверь приоткрылась, и послышался голос, от звука которого меня проняла очередная порция дрожи. — Сэр, вам не помешает выпить бокал мадеры перед сном, — услышал я сквозь одеяло. — Это крепкое португальское вино очень успокаивает нервы. Трясущимися руками я одёрнул одеяло вниз и увидел своего камердинера, одетого по всем правилам этикета. Он держал в руке поднос. Его взгляд скользнул по моему лицу, такой же ничего не выражающий взгляд, абсолютно ничего. Это подарило мне слабую надежду на спасение. Я было подумал, что Дживс больше никогда не зайдёт в мою комнату, теперь же, видя его перед собой в обычном одеянии и слушая его обычное ко мне обращение, я мог предположить, что он останется служить у меня дальше. Такой же трясущейся рукой, я взял с подноса бокал и опрокинул в себя всё его содержимое. — Спасибо, Дживс, — выдохнул я, поблагодарив отнюдь не за принесённый алкоголь. — Не за что, сэр, — он не отрываясь смотрел мне в глаза. — Доброй ночи, сэр. — Доброй ночи, Дживс, — вымолвил я и в этот раз, положив голову на подушку, моментально заснул.