ослепнуть из-за любви

Кихен будит Чангюна, когда стрелки часов стремятся к цифре 12. Макнэ единственный, кто еще не проснулся, потому что… – Не сегодня, я очень устал, – бубнит Хенвон, – давай ты как-нибудь сам. Но как-нибудь самому не хотелось. Хотелось, чтобы до дрожи, чтобы на завтра болели места, где ногти Хенвона поцарапали кожу, чтобы стоны гулом отдавались в ушах всю ночь. Но не сегодня. Хотелось очень многого, но Чангюну, видимо, не очень повезло в этой жизни. Кихен будит Чангюна, когда тот даже не подозревает, что через несколько секунд, когда он откроет глаза и сонно взглянет на старшего, тот едва сдержит крик изумления, потому что… – Что с твоими глазами?! В голове пробегает сразу тысяча мыслей в секунду. Как долго он проспал? Неужели действие подавителя так быстро прошло? Чангюн прячет лицо в подушку, но уже слишком поздно, потому что Кихен снова и снова спрашивает, что происходит, одергивает одеяло и пытается развернуть младшего к себе лицом. – Чангюн! Ты! Ты что? Кихена трясет. Он не верит, что все это может быть правдой. Он задает миллион вопросов, и ни на один из них не получает ответа. Чангюн лишь закрывает лицо руками, надеясь, что все это ему приснилось и сейчас хён просто испарится, а он сам проснется и аккуратно, не попадаясь никому на глаза, проскользнет в ванную, чтобы надеть линзы. Как он и делает обычно уже около месяца, потому что… Хенвон прислоняется пахом прямо к плечу Чангюна. Прижимается так сильно, и вовсе не случайно. Чангюн понимает, что это делается специально, когда, слегка отодвинувшись, через секунду он снова чувствует давление. Понимает, когда пытается сосредоточится на том, в каком месте бит должен будет украсить голос вокалиста, а рука Хенвона ложится на плечо. Им так и не удается записать демо в тот вечер, потому что Хенвон неожиданно приходит с пивом и заявлением о том, что устал. – Тебе ведь тоже нелегко, правда? – Спрашивает Хенвон, сжимая плечо Чангюна. – Ты ведь тоже хочешь чувствовать по ночам не только прикосновения собственных рук? – Хен, я не понимаю, – проговаривает Чангюн, хотя он все прекрасно понимает. – Скажи, я разве пришел не к тому? Хенвон ведет ладонью по шее младшего, не спеша спускается к груди. Запястьем другой руки, в которой все еще зажата баночка с пивом, он почти грубо разворачивает лицо Чангюна к себе, толкает его подбородок выше, заставляя посмотреть себе в глаза. – Давай просто сделаем друг другу приятно. И они делают. Без лишних слов и эмоций. Берут друг у друга даже почти с жадностью. Чангюн так и сидит в рабочем кресле все время. Холодная жесть касается горячей кожи на шее, что заставляет тело Чангюна покрываться мурашками от контраста температуры. Пальцы Хенвона, хватающие за волосы, прижимающиеся к затылку, такие же холодные. Кажется, что в этой комнате горит только сам Чангюн. Во рту неимоверно жарко и влажно. По спине проходит легкий холодок и младший едва ли не кусает Хенвона, когда тот роняет баночку с пивом и тут же помогает освободившейся рукой, с силой надавливая Гюну на затылок. Чангюна тошнит. Он держит Хенвона руками за бедра, не позволяя старшему задавать темп. К глазам подступают слезы, но он не останавливается до последнего, за что взамен потом получает Хенвона, стоящего прямо перед ним на коленях и вбирающего так глубоко, что у Чангюна перехватывает дыхание. Чангюн уже сам рвет на себе волосы, откидываясь на спинку кресла. Он выгибается, упирается руками в подлокотники, кусает губы, чтобы не стонать слишком громко. Потому что Хенвон делает слишком хорошо. И мысль о том, что он сделает так еще не раз, заставляет кричать. – Им Чангюн, – цедит Кихен, – либо ты объяснишься, либо я не знаю, что сделаю, но ты должен объясниться! Чангюн понимает, что ему не избежать ответов, поэтому только тяжело вздыхает, садится на кровати и рассказывает. Рассказывает, что болен, что пытается справиться с этим уже около месяца, но все не так просто. Кихен знает, что недавно мир захватит какой-то новый вирус и Чангюн рассказывает, что прочитал много статей на английском по этому поводу. В Корее это еще не слишком распространилось, но он нашел в одной из больниц отделение, которое помогает бороться с болезнью. Никто еще толком не знает, как она передается и можно ли победить ее медикаментозно. Выяснено только лишь то, что, если влюбленный человек заболевает, то его глаза окрашиваются в тон цвета волос его объекта обожания. И если любовь остается безответной, то со временем человек может ослепнуть. Буквально ослепнуть из-за любви. Чем сильнее разница в отношении людей друг к другу, тем слабее становится зрение больного. И пока что вылечится можно лишь в том случае, если тебя полюбят ровно с такой же силой, с которой любишь ты сам. Кихен перебирает в голове всех девушек айдолов, пытаясь вспомнить, кто из них сейчас с розовыми волосами, но потом понимает, что Чангюн ни разу не пропадал из общежития без причины. Он никогда никуда не ходил без разрешения, и совершенно точно не мог начать встречаться с кем-то. И когда до Кихена снисходит озарение, все что он может, это застыть на несколько секунд, не дыша, а затем тяжело выдохнуть, матерясь еле слышно. – Только не говори, что это… Кихен так и не договаривает, матерится уже громко, когда Чангюн прячет взгляд и кусает дрожащие губы. Скрывать и пытаться найти оправдание не получится. Он просто принимает неизбежное и уже готовится выслушать тираду от старшего, но тот лишь опускается рядом на кровати и просит посмотреть в глаза. – Ты только не переживай, ладно? Мы обязательно что-нибудь придумаем. Ты носишь линзы? Где они? Принести? Никто не должен знать пока что. Чангюн едва не плачет из-за такого понимания со стороны хена и позволяет помочь себе добраться до ванной, чтобы для начала умыться. А потом позволяет Кихену рассмотреть свои глаза поближе. Кихен всего в паре сантиметров от лица Чангюна, и поначалу это немного смущает. Младший отводит взгляд, не смотрит прямо в глаза, и просто ждет, когда Кихен отпустит его. – Это немного страшно, но так красиво, Чангюн. Младший ничего не отвечает, начинает копошиться в попытках надеть линзы, но руки трясутся. Кихен берет его за запястье и уверяет, что все обязательно будет хорошо. Но Чангюн знает, что не будет, потому что… Хенвон называет это «деловыми» отношениями. Никакой романтики, никаких чувств. – Если ты вдруг соберешься влюбиться, скажи сразу, чтобы мы прекратили все это. И эти слова бьют по самому больному, потому что радужка под линзами уже светится розовым, и остановить процесс или вернуть время вспять никак уже нельзя. – Хенвон знает? – Конечно же нет, – округляет свои теперь уже просто карие глаза Чангюн. – Почему? – Хен, ты серьезно? А ты бы смог так просто сказать? Кихен не отвечает очень долго. Он вообще не уверен, что может говорить об этом с Чангюном. Резко начинает болеть голова, а советы, которые он успел придумать, начинают казаться бесполезными. Они начинают общаться намного больше и чаще. Иногда закрываются в ванной, чтобы Кихен мог закапать Чангюну глаза. Особенно в дни, когда зрение младшего ни с того ни с сего становится хуже еще на 0,1. – Что это? – Эта штука возвращает глазам обычный цвет, а эта, – Чангюн указывает на другой пузырек, – немного успокаивает боль. При хорошем раскладе ее действия хватает на 8 часов. Это если ничего не происходит, если никто не начинает любить или ненавидеть сильнее. Обычно ничего не происходит ночью, поэтому перед сном Гюн спокойно снимает линзы и доверятся каплям. Раньше он спал в линзах, но это было слишком плохо для и так ухудшающегося зрения. – Почему бы тебе просто не спать как есть, а утром, пока никто не видит, вставать и надевать линзы? – Раньше я так и делал, – смотрит Чангюн исподлобья, словно с укором, и Кихен тут же понимает, что спросил какую-то ерунду.