ослепнуть из-за любви

– Ты, как обычно, спишь. Хенвон даже не трудится для того, чтобы посмотреть, кто потревожил его сон. Даже если бы он не мог узнать по голосу, он был бы уверен, что это Чангюн. Никто не придет будить его в выходной. Все будут заняты какими-то делами. Лишней тренировкой, прогулкой, поездкой домой. Все, кроме Чангюна. – Я могу тебя разбудить. И он действительно может. Только Чангюн может разбудить Хенвона без последствий. Почти без последствий. Если не брать в расчет то, что после каждого раза он влюбляется все сильнее, а Хенвон, кажется, нет. Старший не стесняется стонать. И Чангюн мечтает среди этих стонов хотя бы раз услышать свое имя. Он хочет большего. Он хочет Хенвона себе целиком и полностью, но вместо этого предлагает себя. Даже не спрашивает, а просто дает. – Что ты… Хенвон не договаривает, потому его рот нагло затыкают поцелуем. Тем, на что у них всегда было табу. Никаких чувств, никакой романтики. – Что ты делаешь? – Замолчи. – Слишком грубо. Хенвон ловит смазанные поцелуи от Чангюна, сам не понимая, в какой конкретно момент он сдается. Он позволяет, нет, он практически подчиняется, подставляет шею под чужое горячее дыхание и вскрикивает, когда вдруг ощущает себя в Чангюне. Хенвон окончательно просыпается и смотрит на младшего ошалевшим взглядом. Ему не дают опомниться и начать задавать какие-то вопросы. Все, что может сейчас Хенвон, это выкрикивать ругательства вперемежку с именем Чангюна. Сердце старшего колотится как ненормальное. Он не понимает откуда что взялось. Не понимает, хочет он злиться или повторить. Он лишь видит уставшего и довольного Гюна, а тихое, немного хрипловатое «я люблю тебя» еще долгое время эхом отдается в голове. – Что это было? – Я люблю тебя. – Заткнись! Не произноси такого вслух! Что это, мать твою, было?! Чангюн больше ничего не отвечает, как будто кроме слов признания в любви он забыл вообще абсолютно все. Да и некогда объяснять, потому что снаружи уже слышаться вопли Минхека, и это явно последний человек, который должен был бы узнать об их «отношениях». К вечеру в общежитии собираются все и ужинают по традиции вместе. – Вы слышали про новый вирус? Чангюн давится рисом и тут же смотрит на Кихена, который так же замирает. Минхек вовсю рассказывает о странной болезни, которая захватила весь мир, приводит примеры, где айдолы влюблялись друг в друга, говорит о страшных исходах, когда чувства не оказывались взаимными и сотни людей становились слепыми. Чангюну кусок в горло не лезет. Он хочет лишь, чтобы Минхек перестал рассказывать все это, и умоляюще смотрит на Кихена. – Хватит! – Кихен со злостью стучит палочками по столу. – Дай спокойно поесть! Хенвон неспеша жует свой ужин, время от времени поглядывая на Чангюна. Младший слишком напряжен. – Да это бред какой-то, – смеется Вонхо, – если когда-то такое случится, то лет через сто, не раньше. Ты еще скажи, что изобрели телепорт или съемные мозги. – Ой, – цокает Минхек, – не веришь – почитай статьи. Обсуждение темы продолжается весь вечер. Чангюн не выдерживает и уходит в студию. – Что это было? Хенвон появляется незаметно, словно кот, тихо пробравшийся к мышиной норке. Чангюн ждал и не ждал одновременно. Ему так сильно хочется все прояснить, но он совсем не знает, что сказать. Он прекрасно понимает вопрос Хенвона, но ответа нет. Точнее он есть, но только один. Чангюн просто любит. Любит до потери памяти, до мурашек от одного лишь голоса Хенвона. Любит так сильно, что слепота уже не кажется такой большой проблемой, как то, что Хенвон никогда не сможет принять его чувства. – Почему ты молчишь? – Почему тогда ты пришел ко мне? – Я сделал неправильный выбор? – Почему тогда ты пришел именно ко мне? Почему не к кому-то еще? Я тебе… Нет. Ты меня любишь? Или ты меня ненавидишь? Почему именно я? – Чангюн-а… Я же говорил, что это просто. – Просто? Черт возьми, ничего не просто! Чангюн срывается на крик. Он смотрит на Хенвона глазами, полными слез и боли. В голове смешиваются слова Хенвона о том, что они не могут, что они не простые люди и отношения не для них. О том, чтобы Чангюн больше не подходил близко и не пытался разговаривать. О том, что все это было ошибкой, которую они должны исправить. О том, что Чангюн должен выбросить весь бред из головы и сосредоточиться на карьере. Хенвон даже извиняется, и он правда чувствует себя плохо, но младшему из-за этого становится только хуже. Зрение словно ухудшается с каждой секундой, когда Хенвон слово за словом бьет прямо в раненое сердце. Даже после всех упреков Чангюн готов обо всем забыть и любить Хенвона как прежде, только вот старшему это не нужно, о чем он прекрасно дает понять. Телефон Хенвона разрывается вибрацией, когда он уже держится за ручку двери, намереваясь выйти из студии и оставить Чангюна одного, но вопли Минхека заставляют забыть обо всем. Хенвон понимает только то, что Кихену плохо и никто не знает, что делать. Хенвон слышит в трубке высокий голос главного вокалиста, который криками заставляет всех убраться куда подальше и зовет только Чангюна. Макнэ, спотыкаясь, бредет вслед за Хенвоном. Он почти ничего не видит, но изо всех сил пытается скрыть это. Он почти не различает мемберов, понимает, где Кихен лишь по тому, что тот лежит, а все остальные стоят или бегают вокруг. – Хен! – Чангюн, – Кихен произносит имя младшего таким тоном, словно это его единственное спасение, – пожалуйста, мне нужны капли, срочно, Чангюн, мне очень больно! – Тебе? Зачем? Чангюн теряется. Он сам едва видит что-то перед собой, но быстро соображает, что хен так же не видит ничего. И если он просит о подобном, значит ли это, что он тоже болен? – Что случилось? – Мы, – запинается Вонхо, – мы правда не хотели. Мы хотели пошутить, я не знаю, что произошло. Чангюн едва сдерживается чтобы не заплакать. Он не знает, кого слушать, на чьем голосе сосредотачиваться. Он почти ничего не видит и, вдобавок ко всему, боль, оставленная Хенвоном всего каких-то полчаса назад, все еще режет по сердцу. Парень почти готов упасть без сознания, как уже знакомые холодные пальцы касаются предплечья. Чангюн по одному дыханию понимает, что позади него стоит Хенвон. Следующая минута проходит как во сне, от которого Чангюн пробуждается постепенно, секунда за секундой. Силуэты принимают видимые очертания, лица вырисовываются четкими картинками, и Чангюн видит перед собой все, кажется, даже лучше, чем видел когда-либо раньше. – Хен, – обращается Чангюн, когда все остальные выпровожены по требованию Кихена, – ты ничего не хочешь мне объяснить? – Гюн-и, прости. Я думал, если мы разберемся с тобой, то я буду знать, что делать, но теперь…. – Как давно, хен? Кто? – Я не скажу тебе, кто это. – Отрезает Кихен. – Даже если ты сам догадаешься, я ни за что не подтвержу. Позже Чангюн узнает от переминающихся с ноги на ногу Минхека и Вонхо о произошедшем. Эти двое решили подшутить над Кихеном, который, казалось, слишком серьезно отнесся к проблеме с новым вирусом. Вонхо надел ярко оранжевые линзы, прикинувшись влюбленным и заболевшим Кихеном. – Я не думал, что он отреагирует так. – Оправдывается Вонхо словно перед самим собой. – Мы думали, что он разозлится или посмеется с нами, но он расплакался! Он стал говорить, что ни за что меня не бросит, будет любить настолько сильно насколько сможет. Я никогда не видел, чтобы он так рыдал. Он просто повис на мне и весь дрожал, и все продолжал повторять, что не оставит, не даст мне ослепнуть, будет стараться изо всех сил… Я действительно за него испугался. – Я тоже, – Минхек наконец-то смог прервать монолог Вонхо, – я стоял и не знал, что делать. Тогда я сразу же позвонил Хенвону. Мне так стыдно, это была моя идея, а что в итоге? Шутка не удалась, Кихен лежит едва ли не без сознания. Я так и не понял, он что ли заражен этим вирусом? Он ведь не видит сейчас? Нам нужно извиниться, хотя это не поможет. Боже, что нам делать?! Чангюн делает вид, что плохо разбирается в этом, но рассказывает немного из якобы случайно прочитанных статей. Он говорит, что Кихену сейчас нужен полный покой, и что он сам позаботится о нужных лекарствах. К слову, вокалисту довольно быстро становится лучше, севшее в один миг зрение понемногу возвращается в норму, но он все еще не рассказывает никаких подробностей. Парни вместе закапывают глаза по вечерам, только Чангюн подавителем цвета, а Кихен подавителем боли. Они проводят слишком много времени вместе. Другие начинают шептаться и подозревать неладное, но никто не осмеливается спросить напрямую. Никто, кроме Хенвона. Потому что тому кажется, что он имеет право. Хенвон утаскивает Чангюна за собой, стоит ему только выйти из ванной, оставив Кихена одного для вечернего туалета. – Что у вас за отношения? – Шипит старший. – Какое тебе дело? – Не огрызайся. – Ты что, ревнуешь? Нет, Хенвон совсем не ревнует. Это то, что он пытается доказать самому себе уже некоторое время. Он так и говорит Чангюну, что ни о какой ревности и речи быть не может, но это выглядит настолько неубедительно, что у макнэ просыпается надежда. Он давно заметил, что с Хенвоном что-то не так. Они почти не контактировали с момента «расставания», но Чангюн просто чувствует. Он знает. По крайней мере, он знает, что чувства Хенвона к нему скорее положительные, чем отрицательные. Потому что зрение в норме. – Хорошо, я ревную. – Признается Хенвон, когда в очередной раз вечером вылавливает Чангюна, выходящего из ванной. Парень снова уводит младшего подальше от лишних глаз, усаживает в кресло, а сам, к большому удивлению Чангюна, становится рядом на колени и сжимает теплые ладони своими дрожащими пальцами. – Я очень ревную, Чангюн, и скучаю. Я не думал, что мне будет так плохо без тебя. Я понял, что это полный провал еще после нашего первого раза, тогда, когда мы хотели записать демо. Я не знал, что делать и что чувствовать, но сейчас, когда ты больше не рядом, я так не могу. Я знаю, что виноват, я знаю, что причинил тебе много боли. Черт возьми, я готов даже заразиться этой дурацкой болезнью, чтобы ты поверил мне, Им Чангюн. Сердце Хенвона готово выскочить из груди. Он не верит, что говорит это вслух, но чувства берут верх над разумом. Он не знает, что они будут делать, как они будут оправдываться, стоит ли им скрывать, но он знает лишь то, что не сможет уже без Чангюна. Он не может уснуть всю ночь. Чангюн пообещал ответить ему утром, и да, Хенвон готов проснуться даже в 6 утра, если этого просит младший. Парень так и не понял, зачем Чангюн поднимается в такую рань, но тот обещал все объяснить. В 5:45 Хенвон решает, что пытаться уснуть бесполезно, и просто тихо уходит в ванную, чтобы умыться и встретить новый день. Для него никогда не было проблемой уснуть, но сегодня слишком важный день. Он не знает, что именно должно случиться, но чувствует, что что-то важное. Он упирается в края раковины, все еще зажимая в руках зубную щетку и рассматривает свои глаза в зеркале. Если бы он только знал, что нужно сделать, чтобы заболеть, он бы давно это сделал, но Чангюн сказал, что в этом нет необходимости и обещал все объяснить сегодня утром. В 5:53 макнэ заходит в ванную и хрипло желает доброго утра. Он ощущает себя хозяином положения, потому что Хенвон послушно отодвигается и минут пять ждет в абсолютной тишине. Он с замиранием в сердце наблюдает за тем, как младший чистит зубы и умывается. Еще никогда Хенвон не чувствовал себя таким бодрым и взволнованным. – Две минуты, – говорит Чангюн, взглянув на часы на запястье старшего. От одного прикосновения у Хенвона подкашиваются ноги. Пальцы Чангюна холодные после умывания, зато кожа старшего наоборот горячая как никогда. Хенвон все еще не понимает. Чангюн держит его за запястья и долго смотрит прямо в глаза. Он говорит, что нужно просто подождать, но Хенвон уже не может ждать. Ему хочется залезть пальцами под майку младшего, прижаться к нему всем телом и целовать. Держаться за руки, переплетая пальцы, подставлять шею и грудь под поцелуи и целовать самому. Ему так сильно хочется именно поцелуев, потому что это именно тот пункт, который они всегда пропускали. – Тебе не нужно пытаться заболеть мной, хен, – говорит Чангюн, когда видит, как меняется лицо старшего. Он без часов может сказать, что уже ровно 6 утра, потому что он закапал глаза ровно в 10 вечера, а через 8 часов действие подавителя проходит. – Тебе не нужно, потому что я уже болен тобой.