"Санта- Барбара " по-готэмски

Поля. Нет, даже так: ПОЛЯ. Джонатан Крейн, конечно, подозревал, что едва ли его посмертие будет благостно-елейным, как в россказнях недоброй памяти бабки Кини, которая, впрочем, не прочь была злорадно добавить, что Джонатану не видать райских благ как своих ушей, но… кукурузные поля? Вы это всерьёз?! Вздохнув, он оглядел переставшимися нуждаться в очках глазами простирающийся перед ним до боли знакомый пейзаж. Почему-то на этот раз, однако, впервые за много лет он не вызывал у многострадального профессора никаких негативных эмоций. Впрочем, и сам пейзаж был, что называется, «тот, да не тот». Заросли печально известной сельскохозяйственной культуры были не пожухло-болотного цвета, как на его «малой родине», но изумрудно-зелёного, причём такого яркого оттенка, что Нигма точно погрыз бы от зависти свою трость. Несмотря на летнюю погоду, жары совсем не чувствовалось. Более того: к удивлению профессора, его седую шевелюру едва заметно взлохматил свежий ветерок, в чьём веянии отчётливо чувствовались морские нотки. Значит, всё-таки не Джорджия… Но что тогда? Крейн так погрузился в свои размышления, что, завернув за очередной поворот петляющей между стройными зелёными рядами тропинки и попутно вспугнув нечаянно пару трясогузок, едва не споткнулся о порог как будто из-под земли выросшего небольшого домика, по внешнему виду напоминавшего рыбацкую хижину. При виде шедшего из трубы дымка любопытство Крейна пересилило годами выработаную осторожность, и он легонько толкнул входную дверь. —…Тебя, дружище, только за смертью посылать — во всех смыслах слова! — услышал он тут же с порога весьма знакомый голос. У очага сидел, помешивая что-то в котелке, коренастый светловолосый мужчина лет примерно тридцати с небольшим, чьё лицо он, вроде бы, никогда не видел, но оно было совершенно точно ему знакомо…  — Нет, я, конечно, понимаю, что здесь вам не тут, система координат совсем другая, но мы с Гретой не так уж давно во Граде, и периодически ещё пытаемся смотреть на несуществующие часы: от старых привычек нелегко избавиться, сам знаешь не хуже меня… У Крейна неожиданно перехватило дыхание. — Отто?! — Нет, знаешь, архангел Рафаил! — насмешливо фыркнул «новый старый» друг, пробуя ложкой содержимое котелка. — Или кого ты там хотел увидеть? Если Фому Близнеца (*) — так ещё увидитесь, не торопи события… Кстати, я тут его недавно попросил, чтобы, когда наш общий приятель, любящий задавать кучу вопросов, соберётся в путь, сам его встречал… — Да я, знаешь ли, наоборот, был уверен, что попаду совсем по другому адресу… Если вообще куда-то попаду, — смутился Крейн. — Садись, ешь пока, а то нам идти скоро, — махнул рукой в приглашающем жесте фон Келиус. — Думал он, ага. Говорил же Павел — умный человек, между прочим: «Негодных бабьих басен отвращайтесь». А особенно учитывая, что некоторые бабушки такого наплетут, что и после ведра шнапса во сне не приснится, — поморщился он. — Так что вынужден тебя разочаровать: этот котелок предназначен исключительно для супа, а не для некоторых начитавшихся апокрифов товарищей. Или, может, ты предпочитаешь попкорн? — А что, он есть? Тьфу, мне же его всё равно нельзя, — окончательно смутился Крейн. — Можно. Тебе уже всё можно, дружище, — подмигнул Отто, и Джонатан вдруг понял, как скучал эти последние четыре года без своего друга. — А суп точно такой же, как тогда, в университетской столовой, в тот день, когда мы познакомились… — Я старался. Доедай, да пойдем уже, — махнул Отто в сторону окна, из которого виднелась уходящая вдаль дорога, вымощенная жёлтым кирпичом. — Там не так уж долго идти, на самом деле. Главное — не начинай опять, как тогда, с готэмской канализацией… — Мне теперь что, и здесь это всё время будут припоминать?! — Да шучу я, успокойся. А если серьёзно — всё зависит только от тебя самого. Помни об этом. — Слушай, а всю эту кукурузу… тоже ты подстроил? — неуверенно спросил Крейн, вставая из-за стола. — Ещё спроси, не происходит ли всё это в твоей голове, — хохотнул добродушно фон Келиус. — Нет, кукурузу — это не я. Удовлетворен? А теперь идём: нас уже ждут. …Дорога из жёлтого кирпича, петляя между зелёных зарослей, становилась постепенно всё шире и шире, и где-то вдалеке виднелись смутные очертания Вечного Города. (*)- апостол Фома по прозвищу «Близнец», называемый в народе «Фома неверующий»