***
Подошвы стучали по светлой матовой плитке; практически счастливый, я остановился перед зеркалом, уперевшись в края раковины ладонями. До конца урока и по пути сюда, в учительский мужской туалет, я носил непроницаемую маску и только сейчас, в полном одиночестве, выпустил наружу интенсивные эмоции. Получилось! Я смог провести занятие спокойно, расслабленно, после разговора с учениками о Нэнси. Сумел громко, на весь класс, произнести имя Вельта, прося озвучить рассуждение при решении примера, — и не прозвучал странно, более чем уверен!.. Легким движением руки я включил прохладную воду, протер мокрой ладонью лицо и заставил кран вновь умолкнуть. …Я тот, кто я есть, и никакие мои ошибки этого не изменят. Я по-прежнему учитель. Все тот же хороший человек — тот, кто изо всех сил старается быть таковым!.. Смотреть в глаза отражению было заметно легче. Я усмехнулся воспрянувшему себе, как вдруг позади прозвучал отрывистый всхлип. Усмешка растворилась, я обернулся: двери всех кабинок, кроме одной, средней, были приоткрыты, но в занятой кабинке ног не было видно. Как ни в чем не бывало туалет снова заполнила тишина. Мне не показалось — я не сомневался. Если уборщики забыли запереть туалет, сюда вполне мог пробраться кто-то из учеников; взрослый не стал бы прятать ноги, ведь понимал бы, что это вызовет лишь больше вопросов. Без лишней спешки я проследовал к выходу, открыл дверь — и тут же закрыл ее, притаился, приникнув к ледяному настенному кафелю. После нескольких секунд отчетливый всхлип повторился и незаметно перешел в завывания. Плакала девочка — старшеклассница?.. Прикрывала рот рукой, оттого голос ее звучал приглушенно, в то время как придыхания и всхлипы становились громче. Я, особо не скрываясь, но и не грохоча как слон, подошел к кабинке и трижды постучал в дверь. Восставшая тишина ударила по ушам, словно я с головой погрузился в воду бассейна на шумной вечеринке. — Я могу чем-то помочь? — узнал я, застыв у двери. Ноги в официальной обувке, не молодежной, коснулись пола, щелкнул замок, и дверь тихонько распахнулась сама. На опущенной крышке унитаза сидела Даян: глаза заметно опухли; не то красные щеки покрывали белые пятна, не то белые щеки — пятна красные. Губы дрожали, пальцы мяли внушительный ком туалетной бумаги, уже пропитанный слезами, как и кончик правого рукава. — Боже, Даян… — Я зашел в кабинку (она была мала — я сделал всего шаг), встал перед девушкой на одно колено, просто чтобы не смотреть на нее свысока в такой непростой ситуации. — Что случилось? Почему Вы здесь?.. — И-извините, — попыталась выдавить она улыбку, — подумала, что в женском будут лезть и дознаваться… Хотелось выплакаться… — Оу… — осознал я. — Тогда простите, что помешал… — Нет-нет, Вам можно! — спохватилась практикантка. Чтобы я не ушел, она опустила влажную ладошку на мою кисть и стремглав отдернула, заверив: — Это не сопли, правда! Она мокрая от слез! — Верю! Даян жалобно рассмеялась в бумажный ком, широко улыбнулся и я. Какое-то время мы так и молчали: она теребила бумагу, я отмораживал колено, уже с десяток раз пожалев, что подсознательно выбрал рыцарскую позу. — Меня девушка бросила… — судорожно выдохнула Даян. — Сказала, что со мной ей не по пути… Она — чайлдфри, а я хотела бы когда-нибудь ребенка, так что в расставании нет ничьей вины, но… — Слеза покатилась по щеке, и Даян, утирая ее, ностальгически улыбнулась в запястье. — …не легче от этого… Я привык видеть ее не такой на работе. Привык слышать ее голос другим — наполненным жизнерадостностью, невообразимыми нотками мелодичного смеха. — Давайте выпьем сегодня, — решительно произнес я, и Даян перевела удивленный взгляд на меня. — Как закончится работа, сходим куда-нибудь вместе? — Вы предлагаете, потому что я реву в три ручья? — Да! — задорно кивнул я, и Даян улыбнулась напоенной слезами бумаге. — А еще потому что Вы пригласили меня ранее: сейчас я чувствую себя уже лучше — и хочу, чтобы так же полегчало Вам. Вы согласны?***
На последней перемене я отыскал Вельта на подоконнике в безлюдном коридоре. Посасывая леденец, в свете сонного солнца он что-то малевал оранжевым карандашом в блокноте. «Грязных» серых линий было столько, что рассмотреть образ в рисунке становилось проблематично; возможно, сами движения или поскрипывание карандаша успокаивали Вельта, заменяли пузырьки упаковочной пленки. Удивительно, что я нашел его именно здесь — там, где прятался сам перед заключительной встречей с Нэнси… Услышав мое приближение, он оторвался от блокнота и тепло улыбнулся — это выражение лица было заразительно, так что мне пришлось как следует потрудиться, чтобы заставить уголки губ окаменеть, не позволить им подняться слишком заметно. Подойдя к крестнику, я протянул ему заранее приготовленные деньги и ключи: — У меня сегодня встреча, так что вернешься домой без меня, на автобусе. Наличка — на всякий случай. Разумеется, у Вельта есть свой дом, но так у меня будет меньше поводов для беспокойства — на то и ключи от моего дома. Он принял их со спорными чувствами: с одной стороны, предстоящее одиночество его не радовало, а с другой… Он стиснул ключи как бедняк золотую монету. — А во сколько ты вернешься? — Не знаю, как получится. Если сильно задержусь, ложись спать без меня. В холодильнике предостаточно еды: бери все, что захочется. Лучше не экспериментируй с готовкой, а то мало ли что; просто разогрей. Прозвенел звонок на последний урок. Мы с Вельтом расстались: в его глазах перед уходом я приметил бодрый огонек самостоятельности. Может ведь, когда хочет! Тогда отчего не всегда такой?.. Мой следующий урок завершился раньше срока. Я понимал, что чем скорее отправлюсь с Даян на поиски приключений, тем раньше встреча завершится и я вернусь домой, который к тому времени, надеюсь, Вельт не сожжет-взорвет-затопит. У Даян было «окно», так что из учительской мы направились на улицу, где нас уже дожидалось заказанное практиканткой такси. Даян выглядела значительно лучше, эмоционально говорила и легко вовлекала меня в десяток коротких, но совершенно не скучных бесед ни о чем. Минуя пробки совершенно незнакомыми мне узкими темными улочками, такси увозило нас на окраину: не туда, куда боятся заглядывать не имеющие ножа в кармане люди, а в более-менее приличный район. Вменяемых на его тротуарах было большинство, а лицемерных блюстителей морали — днем с огнем не сыщешь! Проводящий чаще свободное время в барах центра города, я заинтересованно разглядывал через стекло мигающие вывески всевозможных цветов. В окнах темных, но все же довольно приветливых домов отражался рыжий диск, закатывающийся за линию горизонта, прерывистую по вине одно- и двухэтажных построек. В старинном театре сегодня ночью, судя по табличке, будут показывать ретро-боевик, но толком я прочесть не успел — такси свернуло за угол и притормозило напротив тонированных дверей под розовыми неоновыми словами: «Кролик в норке». В последнее время в моей жизни избыточное количество кроликов… Прежде чем покинуть салон, нам с Даян пришлось словесно сразиться за право оплатить дорогу, и она выиграла — но я успел всунуть водителю купюру, на что тот, просияв не самыми здоровыми зубами, ответил: — Цените своего молодого человека: я давно сижу за баранкой и скажу, очень редко кто-то вступает в такую перебранку, желая действительно заплатить, а не покрасоваться щедростью. — Знакомо, — кивнула Даян, вылезая из такси. — Чтобы не устраивать «танцы за счет», я просто молча плачу за своих девушек. Отношение водителя к лесбийским свиданиям ни меня, ни Даян не интересовало, так что мы даже не оглянулись, а сразу прошли к двойным у́гольным дверям. — Вам везет, — сказал я, — в подобных случаях, между двумя женщинами, вероятно, не может возникнуть недопонимание. До Синди, моей невесты, я как-то встретился с девушкой, которая натурально обозлилась на меня после первого же свидания — потому что я не допустил и мысли, что она могла бы оплатить счет, и этим ее унизил. Свет неона ненадолго озарил наши лица, когда мы остановились у дверей, и Даян с игривыми розовыми бликами в выразительных глазах пожала плечами: — Как по мне, кто приглашает, тот и платит, если не было какой-либо иной договоренности. Такси я Вам, так уж и быть, милосердно прощу, но выпивка точно с меня, а то полезу драться. — Драк с меня, однозначно, хватит! За тонированными дверями начинался широкий коридор, доносящий до наших ушей гремящий, ритмичный, но довольно танцевальный ремикс. Стены коридора были в декоративных целях завешаны тяжелыми черными портьерами, впереди мигал голубо-розовый свет, рассеивающий приятный сиреневый полумрак. Даян шла впереди, чувствовала себя здесь как дома; в конце свернула направо, я — следом… — Серьезно?.. — с ухмылкой спросил я, окинув просторный зал взглядом. От дальней стены до середины помещения тянулся широкий жемчужный подиум, у других стен располагались такие же, но значительно меньше. Все остальное пространство зала занимали столы и диванчики, бóльшая часть которых уже была занята. За барной стойкой женщина с узористой татуировкой на лице ловко подбрасывала бутылки, готовя для очередного клиента коктейль. Розовые и голубые лучи софитов плясали по коже выгибающихся у пилонов на подиумах девушек, отражаясь от блесток на ней и том минимуме одежды, что еще не разбросали по сцене. Между столами разгуливали официантки: с голой грудью, зацензурированной наклейками с эмблемой заведения на сосках, в мини, намеренно не прикрывающем откровенное белье, и на шпильках. В тени углов зала профессионально скрывалась тройка здоровяков в черных брюках и футболках; они молниеносно узнавали, если кто из посетителей вздумывал бузить по пьяни, лапать или еще как мешать работницам, и своевременно выдворяли, не шибко деликатно. — Надеюсь, Вы не против этого места? — уже зная ответ, подняла брови Даян. — О чем Вы, я в восторге! — Тогда за мной: я знаю, где лучший столик! Мы заняли диванчик между основным подиумом и его уменьшенной копией, Даян по имени поприветствовала светловолосая официантка с уверенным третьим размером. Я бегло изучил спрятанное под прозрачным пластиком меню, стоящее на столе вместо ресторанной свечки: логично, что здесь подают закуски, иначе кутежей было бы значительно больше. По рекомендации блондинки в до пошлости изрезанной «шотландке», мы заказали цветную выпивку и снэки, чтобы не напиться первым же коктейлем — все-таки последним приемом пищи был не такой уж и сытный школьный ланч. Заказ принесли в течение пары минут, и, откинувшись на спинку комфортабельного дивана, я и Даян цедили, судя по вкусу, духи, смешанные с сахаром; не забывали и крутить головами по сторонам. Слева основной пилон заведения обхаживала бедрами ковбойша. Поправив револьвером широкополую шляпу, она медленно облизала дуло, и Даян удовлетворенно причмокнула. Практически одновременно мы повернули лица направо — и коротковолосая азиатка в розовых шортах (гораздо короче мини официанток, что казалось невозможным), перетянувшая грудь, живот и бедра неоновой скакалкой, стоя на коленях, послала в нашу сторону воздушный поцелуй. — Я сейчас, — хихикнула Даян, поставила бокал на стол и подошла к правому пилону. Хрустящую купюру она взяла в зубы. Танцовщица, по-прежнему плененная скакалкой, оттянула резинку шортов, и Даян, склонившись к низу ее живота, уронила банкноту куда надо. Пальцы танцовщицы отпустили шорты — резинка шлепнула по коже, надежно прижав заработанные деньги к телу, и довольная Даян плюхнулась обратно на диван, подытожив: — Пахнет клубникой! — Если честно, никогда не понимал, к чему эти заморочки с ароматными маслами, — поделился я, в душе дивясь ее раскованности. — Пластики тела ведь вполне достаточно — вкупе с наготой, конечно, — чтобы полностью завладеть вниманием зрителя. — В каждой профессии есть свои хитрости. Запахи, напрямую не связанные с сексом, могут возбуждать… своеобразный аппетит: из-за того, что стриптизерша источает аромат клубники, карамели, шоколада, апельсина или мяты, она воздействует дополнительно на еще один орган чувств и сильнее западает в память. К тому же благодаря запахам еды просыпается уже вполне тривиальный голод, — добавила Даян и запустила руку в чашу с хрустящей закуской, — а это и дополнительные деньги делает заведению, и не дает клиентам заливать за галстук до беспамятства. Надо думать, такие клиенты пьют что-то лучше голубого одеколона с сиропом, который налили мне… Решив заказать что покрепче, я выплеснул остатки коктейля в рот и проглотил как лекарство от кашля, поморщившись. Карман завибрировал, я быстро вытащил трубку, испугавшись, что это звонит Вельт, не справляющийся без меня, но вспыхнувший экран предупредил: «Синди». — Сейчас вернусь, — обмолвился я, поднявшись с дивана. — Понюхайте ковбойшу и расскажите мне, чем пахнет! Скорым шагом я вернулся в коридор, принял вызов у самых дверей — как можно дальше от источников музыки. За темным стеклом горели фонари и фары. Небо, как и каменную кожу города, затопили сумерки. — Слушаю. — Привет… Выключи, пожалуйста, телевизор — давай обсудим то, что сегодня было… — Это не телевизор — я не дома. Пару последующих секунд из динамика вырывалась лишь шуршащая тихими помехами тишина. — Отправился «отдыхать»?.. — опечаленно спросила Синди. — Ничего из того, о чем ты могла подумать. Я тут с Даян. На этот раз пауза была длиннее. Я почти услышал, как Синди закусила нижнюю губу, — ощутил мурашками, бегущими по позвоночнику. — Это которая «лесбиянка»?.. — В ее голосе отчетливо проступало недоверие к ориентации Даян, и это злило все больше с каждой минутой разговора: недоверие не столько к незнакомке, сколько ко мне. — Уверяю тебя, она, без сомнений, лесбиянка: буквально только что Даян ртом засунула деньги в трусы стриптизерши. — Ты еще и в стрип-баре?.. — Синди, чт… Я могу быть, где захочу, верно? — Я рассказал ей эту короткую историю, рассчитывая поделиться впечатлившим меня моментом, но с разбегу расквасил нос о кирпичную стену, выстроенную Синди между нами… — Я не понимаю, почему должен — внезапно — оправдываться, если у нас свободные отношения, но я не собираюсь спать с Даян, как и она со мной. И даже если бы она не была лесбиянкой — я не смешиваю секс и работу. Секунды капали — и прямо мне на макушку, как при пытке капающей водой. — Скажи хоть что-нибудь, — нейтральным тоном озвучил я, внутренне кипя от накопившейся злости. Динамик зашуршал, последовали гудки, и телефон показал мне фон экрана блокировки. Истеричка… Я сердито сунул мобильный в карман, чуть не выронив его на пол, возвратился в зал… У подножья основного пилона скопилась небольшая толпа, смеющаяся и улюлюкающая. Положив затылок на подиум, в окружении официанток и танцовщиц больше сидела, чем стояла Даян. Над ее головой на коленях нависла ковбойша: под ритмичные подбадривания посетителей и коллег она тоненькой струйкой выливала алкоголь из бутылки на левую грудь, и выпивка, стекая по накладке на сосок, попадала прямо в распахнутый рот Даян. Практикантка с бульканьем рассмеялась, чудом не удавившись, убрала голову, но не уберегла одежду, в которой сегодня преподавала — и на которую в данный момент ей, очевидно, было полностью плевать. — Жвачка! — выкрикнула Даян и схватила меня за руки. — Ковбойша пахнет жвачкой!***
На родном крыльце я оказался глубокой ночью. Тонкие зазоры меж штор роняли на траву полосы света. Совершенно трезвый, но измотанный приключениями, я искал в карманах ключи, пока не вспомнил, что отдал их Вельту. Вошел в дом через незапертую дверь. Из-за спинки дивана показалось встревоженное лицо крестника. Отложив планшет на журнальный столик, он по-домашнему просто сказал: — С возвращением. Его незатейливыми словами, мягким голосом и проникающим сквозь кожу, мышцы и ребра взглядом я был обезоружен. Тяжелой походкой я преодолел расстояние до дивана, сел на подлокотник, вполоборота повернулся к Вельту, перебравшемуся ближе. — Ты ел?.. Он кивнул, моргнул и продолжил потрошить меня большими кошачьими глазами. — Ты прости, что я так поздно… Решили встретиться с… другом. Но сперва в одном месте были, потом зашли на ночной показ фильма в бывший театр, а… этот друг еще в первом заведении напился, в театре заснул, и мне пришлось перекопать его карманы, найти документы, в них — адрес, и доставить его домой. — Ну и ну, — согрел меня улыбкой Вельт, — впечатлений масса. — А то… — Я хотел смолчать, однако изнутри меня клевали хищные птицы. — Этот друг — женщина. Но мы не спали и не будем. — Спасибо, — простодушно ответил он, не теряя искренней улыбки. — А место, в котором мы сначала были… стрип-клуб. — И как там? — Ты серьезно хочешь знать? — поразился я. — Тебя не волнует, что я весь вечер был в обществе женщин?.. — Волнует, — повесил нос Вельт, — но я же не могу запретить тебе развлекаться из-за того, что ревную… Ты к себе никому не позволял прикасаться? — вновь поднял он ясные глаза. — Никому… — Тогда все в порядке. В благодарность я погладил Вельта по щеке, и он счастливо опустил веки. — Почему ты мне веришь?.. — Не знаю, — пожал он плечами, потираясь о мою ладонь нежной щекой — ластясь, как котенок. — Потому что ты — Дэм. Мне этого достаточно. Я спустился с подлокотника; зашуршал пиджак, пропитанный аппетитными запахами из стрип-клуба, но ни один из них не мог перебить аромат молочного шоколада. Не глядя я повесил пиджак на спинку дивана, заключил обе щеки Вельта в тепло своих рук, приблизился к нему, глядящему на меня снизу вверх, и осторожно коснулся лбом его лба. — Ты — ярчайший лучик света в моей жизни… — вполголоса произнес я, спускаясь к его несомкнутым губам. Вельт отвечал на пока еще невинный поцелуй, оплетал руками мою шею, сминая воротник сорочки. Он подобен хищному растению: сладким ароматом приманивает жертву, красотой цветов заставляет потерять бдительность — и опутывает с ног до головы… Я протолкнул язык в рот Вельта — и встретился с его, небольшим, юрким и ласковым. Крестник прижался ко мне, я выпрямил спину и, поддержав его под бедра, взял на руки. Он отстранился от губ, но лишь для того, чтобы кончиком языка пройтись полукругом по моему правому уху, томно выдохнуть в шею, поцеловать и ее!.. Уже туго соображая, я нес Вельта через спальню в ванную комнату…