Испорченный ребенок

      Будни влились в обычное, почти забытое мною русло, разве что мой пламенный энтузиазм остался где-то там, в зазеркалье, как и детская непосредственность Вельта да одеколон с запахом молочного шоколада… Будто привязанный резинкой к собственному крыльцу, я не приближался к дому Пола и Шерон — длины поводка не хватало; прикладывал нечеловеческие усилия, чтобы даже не смотреть в сторону окон комнаты Вельта, и мне удавалось это с горем пополам. Словно вновь бросающий курить, я ходил раздраженный, дерганый, тянуло заедать нервы, но такой роскоши я позволить себе не мог, ведь иначе не влез бы в свадебный костюм.       Примерно от того же страдала Синди, купившая платье на пару размеров меньше — «чтобы лучше сидело». Так что званые ужины, на которых Синди торжественно вручала приглашения на свадьбу лично самым важным гостям, выглядели как западня у семейки отравителей: глядя на то, как другие за столом уминают приготовленные моей невестой блюда, мы лишь делали вид, что принимаем участие в трапезе, и многозначительно переглядывались. К слову, первый такой ужин был устроен для Шерон и Пола; понятное дело, позвать Вельта было нельзя: приглашать на свадебное торжество его родителей, но не его самого — невероятно грубо. Хотя что-то подсказывает мне, что он бы отказался пойти, «заболел» б очень вовремя, и я бы его понял…       Почетным гостем второго ужина стала Даян, как только я поведал Синди о том, что мой шафер — никак не мужчина. Невесте такой протест против устоявшихся традиций не пришелся по душе: она недовольно поджимала губы, дабы не растерять способные привести к новой ссоре слова, тревожно сводила брови к переносице, но в итоге смирилась с увеличением количества женщин у алтаря.       Разумеется, Синди всегда прихорашивалась к приходу гостей, однако в этот раз из ванной комнаты выпорхнул истинный ангел! Залитые лаком с мельчайшими блестками кудри пружинили при ходьбе, касались плеч, спрятанных легким фиолетовым платьем, приталенным, с короткой воздушной юбкой до колен. Черный бисер на нем, складывающийся в цветочно-водные узоры, выгодно подчеркивал черноту пышных ресниц на фоне градуированных фиолетовых теней.       — Выглядишь ошеломительно, — обронил я прежде, чем пойти открывать дверь, и Синди расплылась в победной улыбке.       Даян, кажется, впервые при мне нервничала, как будто не понравься она невесте — и почетная роль шафера отойдет кому-то другому. Пальцы болезненно стискивали бутылку полусухого красного вина, ногти с краешков подпортили этикетку, незаметно для самой гостьи. Переступая порог, Даян зацепилась за дверную ручку глянцевым ремнем, ставшим идеальным элементом короткой свободной клетчатой юбки, и с десяток секунд я потратил на то, чтоб ее отцепить и не дать паническими потугами вырвать ручку к чертовой матери. Синди поглядывала на происходящее из-за угла, чтобы не смущать гостью своим присутствием в такой неловкий момент, и вышла лишь тогда, когда Даян, нервно хихикнув, пригладила замявшуюся юбку.       — Счастлив наконец познакомить вас, — довольно произнес я, посторонившись. — Даян, это Синди, моя невеста. Синди, это Даян!       Взгляд стажерки уперся в оттренированную на работе приветливую улыбку Синди — и словно впечатался в липкий тягучий мед. Не моргая, кажется, даже не дыша, Даян глядела на Синди как зачарованная и пришла в себя только тогда, когда я не без труда вырвал бутылку вина из ее твердых пальцев.       — Простите, я… — заговорила она, явно не зная еще, что хочет сказать. — В жизни ты еще красивее, чем на фото!..       — Дэмиен показывал мое фото? — польстилась Синди, прижав ладонь к сердцу. — Как мило…       — А, нет, я видела снимок, когда была здесь ночью.       Улыбка вмиг соскользнула с лица стюардессы, что само по себе было нонсенсом, ведь годы в профессии научили ее улыбаться даже самым распоследним хамам — и находить успокоение в фантазиях о том, как она выбрасывает их из самолета.       — Прости, что? — сурово переспросила Синди.       — Ты не так поняла! Дэмиен был пьян, а я его раздевала в спальне на кровати…       Попытки Даян оправдаться приводили лишь к худшему результату, и пока брови моей невесты окончательно не сбежали на лоб, а вытаращенные глаза не покинули глазницы, я всунулся между ними и объяснил ситуацию сам: был скуден на слова, ведь не мог рассказать про Кайла и шантаж; описал себя неумехой, безответственно подошедшим к алкоголю. Такая история вкупе с моими наигранными стыдливыми извинениями Синди успокоили, и втроем мы прошли к столу, где перламутровый пузырь разговоров о свадебных мелочах захватил на удивление быстро спевшихся женщин, но оставил снаружи меня, снова провалившегося одной ногой по колено в тоску.       Обдумав в тот вечер все хорошенько, я пришел к выводу, что должен соглашаться на все, что предложит Синди, кроме моментов откровенно раздражающих, как, например, эксплуатация белоснежных голубей. Мне не станет легче на душе от того, какими цветами будет украшена церковь, по ковровой дорожке какого цвета невеста будет ступать; какой именно платок будет выглядывать из моего нагрудного кармана — только моего, ведь шафер нарядится в платье, а других мужчин, кроме священника, не окажется у алтаря. А если так, то зачем бороться? Не разумнее ли предоставить свадебные хлопоты Синди, которая сумеет найти в них лекарство от нервов и страха перед неизвестной высокой ступенью лестницы наших отношений? Лестницы прочной, надежной, но напрочь лишенной перил.       Отстраненность от организационных моментов проволокла меня сквозь все те дни, что потребовались Синди и охотливо помогающей ей Даян на создание свадебной церемонии мечты — не моей, ну и ладно. Одинаковые вечера после работы слиплись воедино, в эту массу угодили выходные, — и так, в полной оторванности от реальности благодаря ТВ и Интернету, я в результате оказался в небольшой, но просторной комнатке при церкви. Сквозь узкое оконце сюда бурным водопадом заливались солнечные лучи, освещали строгие деревянные панели, закрывающие до половины нежно-лимонные стены. В большом напольном зеркале отражался я в купленном вместе с Даян костюме, и пузатый старинный гардероб позади, словно я собирался в нем спрятаться. Шкафу с закрытыми дверями за моей спиной самое место… В похожем помещении на первом этаже, но гораздо-гораздо больше, Синди в эти минуты, должно быть, поправляла платье, увидеть которое мне вот-вот доведется, наконец; может, нанятый стилист трудился над ее прической под несмолкающий гомон подружек невесты. Хорошо, что Синди решила оставить у алтаря лишь одну из них — наиболее молчаливую и наименее завистливую партнершу по большинству рейсов.       — Тук-тук, — произнесла Даян из-за тихонько скрипнувшей двери. — Я войду?       — Да, я уже оделся.       Она проскользнула внутрь, притворила за собой дверь плечом, будто с другой стороны напирали орды демонов. Свет заиграл на напоминающей воду сиреневой материи: в выбранном вместе с Синди атласном платье, плавно расширяющемся к низу, у колен, Даян походила на прекрасную нимфу, разодетую в огромный цветок. Волосы, сверкающие миллиардом микроскопических стеклянных осколков, вились, свободно переплетались, удерживали над левым ухом искусственный фиолетовый цветок. Его бутоны проросли вокруг тонких бретелек на покатых плечах, оплели ленту-пояс салатными побегами да нежными листочками.       — Нет слов, — улыбнулся я — и получил в ответ улыбку ослепительнее и теплее. Польщенная, Даян закачалась, как фиолетовый колокольчик в саду под дуновением летнего ветра.       — Если у тебя нет слов сейчас, то что же с тобой случится, когда увидишь невесту, идущую по проходу!.. Она… восхитительна… — с нотками странной глубокой печали поделилась Даян. — Тебе невероятно сильно повезло…       — Я знаю. И рад, что ты того же мнения. Не встречала по пути сюда Шерон или Пола?       — Нет. Я заглянула в комнату Синди, но вашей соседки там не оказалось среди подружек невесты. Время до церемонии еще есть, они успеют, не волнуйся.       Я кивнул, но неуемная тревога не сожрала саму себя. Под кожей то и дело пробегали волны колючего холода, и чтобы хоть немного избавиться от него я под руку с прекрасным шафером покинул комнатку, спустился по узкой деревянной лестничке и вышел в основное помещение церквушки, просторной, светлой, раскрашивающей солнечные лучи красочным стеклом витражей. Длинные ряды скамеек уже были заняты гостями, бушующими точно море. Отовсюду слышались разговоры и смех; я не узнавал ни лиц, ни голосов, нескольких человек видел раз пять за всю жизнь, и то мимолетом. На передней скамье со стороны жениха (занятой гостями Синди — не пропадать же скамейкам) висела распечатка с фамилией Шерон и Пола — и их пустующие места мозолили глаза. Хуже осколка стекла, попавшего под веко! — ведь эту фамилию носит еще один человек…       По озаренному солнцем платью стоящей рядом Даян промелькнула странная тень, и я озадаченно посмотрел на стекло. За окном в воздухе маячил предмет, небольшой, очень юркий. Он облетал церковь со всех сторон, пытаясь пристроиться к фрагментам витража, нераскрашенным, прозрачным, позволяющим увидеть, что происходит внутри. Но то ли «пилоту» не хватало сноровки, то ли устройство не имело возможности зависать на одном месте и потому носилось из стороны в сторону.       Даян, проследив за моим удивленным взглядом, тоже уткнулась глазами в витраж и удовлетворенно хихикнула, будто без маленьких сюрпризов этот день обойтись никак не мог.       — Надо же, вертолетик! В соседнем доме расположен маленький сиротский приют под покровительством церкви: возможно, оплата именно твоей церемонии позволила этим детишкам заиметь такую крутую игрушку!.. Вот бы все церкви передавали средства нуждающимся, а не сидели на денежной бочке…       Я был согласен с Даян — во всем, кроме одного: вряд ли этот вертолет так стремился бы попасть в церковь, будь пульт управления в руках незнакомой сиротки. Разве Синди не подарила радиоуправляемый вертолет со встроенной видеокамерой Вельту на день рождения?.. С этим маленьким фактом, обращенным в центральную деталь пазла, картинка без проблем собиралась. Зря ты решил посмотреть, что тут да как, — мучаешь себя лишний раз, сердце достаешь из-под ребер крюками…       Словно услышав мои мысли, вертолетик резко ухнул вниз, к земле, и больше не показался. Я и Даян простояли, пялясь на витраж, еще несколько минут, пока вокруг кипела жизнь, общались гости, обменивались рукопожатиями и объятиями. Минувшие минуты сгустили время внутри меня в темные комки: вместе с вертолетом, предположительно принадлежавшим Вельту, я будто потерял единственного гостя, которого искренне желал увидеть сидящим со стороны жениха…       Не знаю, сколько я простоял, потонув в собственных мыслях, а телу позволив одеревенеть, но Даян не отходила от меня, и ее предплечье, изящно перекинутое через мой локоть, было сродни ниточке, не дающей воздушному шару затеряться средь грозовых облаков. У алтаря появился священник — пожилой невысокий мужчина с седым гнездом на голове; по бокам от своеобразной сцены расселись скрипачи. Все происходящее действительно походило на шоу: точь-в-точь артист, выступающий с певицей в дуэте, я должен буду стоять на возвышении перед толпой незнакомцев, требующих сегодня хлеба и зрелищ. Тогда Даян — мой верный менеджер: следит за тем, чтобы у меня не сдали нервы и долгожданное выступление не сорвалось.       Судя по всему, оно вот-вот должно было начаться. Неторопливо, словно прогуливаясь по коридору перед началом экзамена, к которому я готовился тяп-ляп, мы приблизились к священнику и встали сбоку от него. Шерон и Пол не явились. Достав из внутреннего кармана пиджака телефон, я отыскал контакт Шерон и ткнул по номеру пальцем. Из динамика раздались монотонные гудки, и пока я впустую дожидался ответа, священник попытался перетащить Даян на сторону невесты, причем без слов — уцепил девушку за запястье обтянутыми тонкой кожей костями.       — Да я не подружка невесты, а шафер! Или что, обязана была в брючном костюме прийти? Это сексизм!..       Трубку никто так и не взял; я предпринял вторую попытку — набрал Пола. В точности то же. Гудки. Оставили мобильные дома? Разругались опять и сейчас им не до звонков? А вдруг что-то с Шерон случилось или, не дай Бог, с ребенком?.. Но времени что-то предпринимать у меня уже не было: раскрылись главные двери у дальнего конца канареечной ковровой дорожки; торжественно-сказочно заиграл «Концерт для скрипки №4» Моцарта; гости громоподобно поднялись на ноги и разом обернулись на проход.       От одного взгляда на невесту, сделавшую первый грациозный шаг, у всех присутствующих перехватило дыхание — и у меня в том числе! Сердце сделало кульбит, едва расцвеченные лучи полуденного солнца радужными брызгами отразились от сверкающих аметистов, топазов и искусственных бриллиантов диадемы, колье и широких тесных браслетов. На фоне переливающихся полудрагоценных камней белоснежное узкое, расширяющееся к полу платье выглядело ослепительнее девственных снегов. Атласный шлейф шелестел по ковровой дорожке, в то время как невеста словно бы парила над ней. Переливающиеся золотом локоны соединялись в подобие цветов, среди которых виднелись настоящие фиолетовые петунии и флоксы. Плечи и руки покрывало легкое полупрозрачное кружево, оканчивающееся петельками из белого бисера, обхватывающими средние пальцы. По-королевски возвышенно снежная леди держала правую кисть поверх левой у живота; от букета она решила отказаться, чтобы не устраивать по окончании церемонии изощренную лотерею «Кто выйдет замуж следующей?»       Без преувеличений, Синди была — неотразима! Но больше, чем ее наряд и прическа, меня поразили лучезарная улыбка и неподдельный восторг в широко распахнутых глазах! Никогда прежде я не видел ее настолько счастливой, и от осознания этого возникло двоякое чувство: радость за «сейчас» — и вина за совместное прошлое…       Я оглянулся на Даян, чтобы скрыть от невесты промелькнувшую в глубине зрачков печаль, — и ее же, к удивлению, обнаружил на лице очаровательного шафера — оставившую от улыбки лишь призрак. Подметив краем глаза, что я смотрю на нее, Даян тяжко сглотнула, поджала губы и кивнула мне, будто за один этот миг могла передать все, что накопилось на душе и чем делиться вслух она не решалась.       Усердно работали камеры мобильных телефонов, направленные на подходящую к алтарю прекрасную невесту. Синди приняла мою ладонь польщенно, и друг напротив друга мы замерли перед священником. Скрипки утихали, как предоставленное ветру пламя свечи, и вскоре в полнейшей тишине (как только гости опустились на свои места) зазвучал похожий на треск веток голос священника. За пару секунд до начала его блеклой речи я успел вставить шепотом: «Шерон и Пол не пришли…» Синди бросила быстрый взгляд на частично пустующую переднюю скамью и пожала плечами, мол, ну, что поделать, хоть и действительно жаль.       От воды, льющейся в уши из уст старика, тянуло зевать, и чтобы не задремать с открытыми глазами, я решил сосредоточиться на мыслях и ощущениях, прочувствовать момент. Разве я не должен запомнить его на всю жизнь? Синди уж точно запомнит: светится изнутри! — сумела воплотить почти все свои свадебные грезы! Она заслужила. С первой минуты нашего знакомства она была мне настоящим другом: поддерживала, делила со мной радости и горести, одаривала душевным теплом сполна, в некоторой мере научила быть нежным и любящим… На периферии моего зрения Даян промокнула платком повлажневшие глаза, и я остолбенел, бережно сжимая ладони невесты в своих.        «…была мне настоящим другом»?.. То есть делала все то же, что и Даян, — плюс секс?.. До встречи с солнечной девушкой, стоящей ныне за моим плечом, я и не допускал, что могу испытывать подобные сильные чувства к кому-то еще, кроме Синди. «Значит, это и есть любовь!» — без всяких сомнений полагал я. Но что если это — та же самая крепкая душевная дружба, отличная от уз, связывающих меня с Даян, лишь доступом к телу?..       …И это — любовь?.. Та самая? Вечная? Служащая гравитацией между людьми, где бы они ни находились?..       Голос священника смолк, повисла гнетущая пауза, в которой я, точно в открытом космосе, окончательно потерялся. Синди намекающе слабо сжала мои руки, но легче сориентироваться мне от этого не стало.       — Простите?.. — тихо вымолвил я, стыдясь замершей толпы зрителей.       — Берете ли Вы в жены…? — частично повторил старик, и я уперся взором во встревоженное, заметно побледневшее лицо невесты.       Наилучшей секунды для звонка было не сыскать, и эхом по всей церкви пролетел рингтон моего телефона.       — Ты не выключил? Серьезно?.. — разочарованно прошептала Синди, глядя, как я достаю мобильный и прижимаю к уху.       — Шерон, Вы где? — вполголоса спросил я. Синди вытянула шею, уставившись на телефон, словно одно это уже позволяло ей слышать скорую, мало разборчивую речь из динамика.       Душевные терзания за то, что я поставил церемонию на паузу из-за звонка, испарились в тот же миг, как рыдающая Шерон начала короткую, слишком скомканную историю, завершающуюся не столько просьбой, сколько требованием, исполнить которое — я сам понимал это! — было воистину жизненно важно…       — Я скоро буду.       — Что произошло?.. — осведомилась перепуганная не на шутку Синди. По моему потемневшему лицу она догадалась, что ситуация опасно близка к статусу трагедии.       — Они в больнице, — держась из последних сил, отчеканил я. Сунул мобильник в карман с таким остервенением, что аж ткань затрещала. — Вельт в тяжелом состоянии. Его сбила машина недалеко от этой чертовой церкви…       — Молодой человек… — охнул священник, но мне уже было плевать.       — О Господи… — ужаснулась Синди. — Ты нужен там… Только скажи: «Беру!» — я отвечу, и все! А остальное подождет сколько потребуется.       — Мне нужно идти… — панически блуждая взглядом по натертым полам и ковровой дорожке, пробормотал я.       — Дэмиен, пожалуйста!.. — в шаге от плача воскликнула Синди. — Скажи: «Беру!» — всего одно слово!.. Это секунда, черт тебя побери!.. — Слезы катились по ее щекам, капли напитывались косметикой.       Я мог сказать. Всего одного слово. Секунда…       — Прости…       Под оханье и возмущенный ропот гостей я понесся на выход. Синди прикрывала ладонями лицо, будучи не в состоянии сдерживать слезы. Родные и близкие, сорвавшись с мест, окружали ее, причитали в попытках успокоить. И только Даян стояла неподвижно в полнейшем ошеломлении, разрываемая сотней противоречивых чувств.

***

      Когда я нашел нужный этаж, Шерон — нарядная, готовая к свадьбе, — прислонялась спиной к стенке у немой двери палаты, тряслась от рыданий, прижимая что-то к груди. Лишь приблизившись, задыхающийся от бега и ужаса, я разглядел в ее руках поломанный пульт управления…       — Шерон… — только и смог выдохнуть я, и она тотчас бросилась мне на шею, залила слезами пиджак. — Г-где он? Как он? Чт… что врачи говорят?!..       Пришлось усадить ее в кресло, чтобы сходящая с ума от безумной боли мать хоть немного успокоилась — снова смогла говорить, пусть обрывочно и спутанно.       — У-у… него мн-множественные пере…ломы и… ушибы внутренних органов или… как-то так, я не знаю… — вновь потеряла она крохи самообладания. Я сам не заметил, как начал проливать слезы вместе с Шерон, но не мог позволить себе забыться в горе и жалости к собственным раненым чувствам. Через несколько отрывистых всхлипов Шерон сумела продолжить. — Почки силь…сильно пострадали, и если они не… не…       — Боже, нет! Шерон, он не умрет! — вцепился я в ее плечи. — Он никогда-никогда не умрет! Только в старости, слышишь!.. Не так!..       — Я тоже надеюсь на это, Дэмиен! Но если почки не справятся и все-таки откажут, ему потребуется пересадка… Я не смогу быть донором, иначе это ударит по ребенку!.. — виновато прорыдала она, погладив низ живота. — Разумеется, при необходимости я выберу Вельта! Господи, какое я чудовище, нет мне прощения! Готова убить одного ребенка ради другого!.. — возопила она в потолок. — Но может подойти также твоя почка; я знаю, что не могу от тебя требовать…       — Да о чем ты говоришь! Я без раздумий стану донором, тем более раз это поможет сохранить жизни двух твоих детей! Но разве Пол не подойдет больше? Г-где он вообще?!       — Я отправила его домой… за вещами Вельта… — вымолвила Шерон и вытерла потекшую тушь рукавом. — Мне нужно было поговорить с тобой без него… Дэмиен, как донор ты подойдешь Вельту больше… ведь его отец — ты…       Безмолвие больничного коридора ударило меня по голове словно обух.       — Не понял… — выплюнул я два обгрызенных слова.       — Разве ты не помнишь поездку в горы в старших классах?.. Прямо перед тем, как я узнала, что беременна…       — Н-но… я-то тут при чем?!.. Мы же с тобой — никогда!..       — В горах. В лагере — ночью в палатке, — всхлипнула Шерон. Я попятился назад; не пол — целый мир плыл у меня под ногами… — Я знаю, что поступила как распоследняя дрянь и до сих пор кляну себя за это! Я не должна была предавать Пола, как бы сильно ни злилась на него, как бы сильно ни ревновала, как бы ни была пьяна!.. Но девчонки припрятали фляжку со спиртным, и после нескольких глотков я плохо осознавала, что делаю! Я была дурой, Дэмиен, и ты единственный, перед кем я могу извиниться за это, хотя должна вымаливать прощение на коленях у Пола… Дэмиен, прости меня… Прости за то, что втянула во все это, ведь ты был сонный и…       — П-подожди! Подожди! Подожди! — Мозг кипел, нервы во всем теле плавились. — Это не ты была! В палатку ночью явилась не ты, а Бернис Фармер!..       — Зачем бы она пришла к тебе? Она же втрескалась до одури в Пола, почему мы с ним и разругались тогда!..       Раздавленный новой реальностью, я не устоял на ногах, съехал по стенке прямо на пол…       — …Я очень виновата, перед собой в том числе — предала идеалы, в которые свято верю до сих пор! — но то была благая ошибка, потому что теперь у меня есть Вельт!.. Он замечательный, Дэмиен! Он лучший на всем белом свете!.. Малыш просто обязан встретить своего чудесного старшего брата!.. Но я так боюсь, что этого не произойдет…       Она склонилась к коленям, уткнулась в них мокрым лицом; волосы перьями спустились до пола. Плечи и спина Шерон подергивались, будто вот-вот одежду должны были прорезать огромные белые крылья. Я же… задыхался. Мне не хватало воздуха — мне не хватало опоры. Я сам себя отправил в адское пекло…