Секрет

      За окном была уже темная ночь, но Николетта не спала. Она не хотела пропустить тот момент, когда Данишевский наконец попадется в их капкан. Да и вряд ли бы она смогла заснуть, будучи в таком напряжении. Чувство обиды в ней уже более-менее улеглось, но вот тревога с каждым часом все возрастала. Потому-то девушка решила отвлечься писательством – она сидела за столом и делала заметки для своих будущих повестей.       Внезапно по комнате как будто пронесся легкий ветерок, принесший запах трав и… речного ила?       – Что ты пишешь? – раздался над ухом Николь знакомый звонкий голос.       – Оксана?! – от неожиданности девушка аж подпрыгнула. – Т-ты меня напугала!       – Прости, – улыбнулась мавка, но улыбка вдруг сменилась хмурым выражением лица. – Что с тобой? Ты какая-то расстроенная. Да и глаза красные.       – Да так… поссорилась со своим женихом, – неохотно пробубнила Гоголь, отложив перо.       – Это тот, что в соседней комнате? Что он такого сделал? – Оксана непринужденно уселась прямо на стол.       – Хотел отослать меня отсюда. Боится, что я могу пострадать, – писарь убрала бумаги в планшет, желая спрятать и свое недовольство от того, что ее обиду, которую она так старательно пыталась подавить в последние часы, вновь всколыхнули.       – Постой, это и есть причина? Только из-за этого?! – удивленно воскликнула Оксана после нескольких мгновений тишины, когда поняла, что продолжения не последует.       – Ты не понимаешь. Это дело для меня очень важно, – проворчала Гоголь.       – А знаешь, что еще важно? Безопасность и жизнь. Вот я бы обиделась, ежели моему парубку было все равно. А так сразу понятно, что этот старик тебя любит, переживает.       – Не такой уж он и старик! – возмутилась Николетта.       – Скажешь тоже. Ему ведь уже где-то за шестьдесят… А тебе лишь двадцать. Поженитесь, неровен час он уже через год-другой тебя вдовой сделает. Если только в нашей глуши не помрет, конечно.       – Что ты такое говоришь?! – взволнованно воскликнула писарь.       – Сама знаешь. Ведь твои сны почти всегда сбываются.       В памяти Николетты мгновенно всплыл поединок между Гуро и Всадником, лязг металла, полыхающий кругом огонь, жар которого она сейчас буквально чувствовала кожей – этот кошмар, который она так старательно пыталась забыть…       – Нет. Только не этот! Сегодня мы поймаем Всадника и он больше никому не причинит вреда! – решительно ответила девушка, стремясь заглушить этой уверенностью мерзкое и липкое чувство страха за жизнь любимого человека, которое начало просачиваться в ее душу.       – Тогда тебе нужно поспешить. Он уже рядом, я чувствую эту тьму… – вдруг Оксана растеряла всю свою непринужденность и стала очень серьезной. – Тебе лучше проснуться.       После этих слов Николетту как будто взяли за плечи и хорошенько встряхнули. Она обнаружила себя все там же за столом – очевидно, даже и не заметила, как задремала над бумагами. За окном было все еще темно, она и понятия не имела о том, который час. Памятуя слова мавки, девушка захватила фонарь и поспешила вон из комнаты. Сейчас было самое время хотя бы ненадолго забыть обиды и сосредоточиться на поимке преступника, потому Гоголь уверенно распахнула дверь комнаты Гуро.       – Яша, – тихо позвала она. – Проснись!       – В чем дело? – дознаватель среагировал мгновенно.       – Он уже близко…       Не задавая лишних вопросов, Яков Петрович сунул Николетте в руки один из своих револьверов.       – Ты умеешь стрелять? – только и спросил он.       В ответ Гоголь лишь неуверенно помотала головой.       – Ладно… Ничего, надеюсь, до этого не дойдет…       Будучи в дверях они столкнулись со спешащим к ним Якимом, который уже успел разбудить Никифора.       – Явился, супостат, бесово отродье! – крестясь, испуганно сообщил слуга Николетты. – Я з-запер его там, как вы и сказали.       – На-ка вот, держи, – Гоголь всучила ему оружие, решив, что в его руках от него будет больше пользы. – Только зазря не пали.       Все четверо уверенно и быстро направились к хате Ганны, но в паре метров от нее Гуро остановил Николетту.       – Прошу, останься здесь, – только и сказал он с мольбой во взгляде.       Николь хотела было на это вновь возмутиться, но вспомнила слова Оксаны и поняла, что и сама ужасно переживает за Якова. Должно быть, он испытывал то же самое, поэтому в этот раз девушка лишь послушно кивнула.       Несколько удивленный такой кротостью Гуро сделал было шаг по направлению к хате, но Николь схватила его за руку.       – Постой, – сказала она. – Будь осторожен.       С этими словами Гоголь страстно поцеловала его, вкладывая в этот поцелуй все то, что чувствовала – сожаление об их ссоре, переживания за его жизнь, всю свою любовь. И пусть он длился всего несколько секунд, Яков смог все это почувствовать. Нехотя оторвавшись от губ своей невесты, он посмотрел в ее полные волнения голубые глаза и решительно устремился к двери, которую явно пытались открыть с той стороны.       Яким повернул ключ в замке и дернул за ручку. Дверные петли скрипнули, Гуро направил в темноту хаты дуло револьвера и вдруг… тихо рассмеялся.       – Какой пассаж, господа! Кажется, мы немного переусердствовали, расставив медвежий капкан на хорька. Никифор, ты ведь помнишь, где живет господин Бинх? Будь добр разбудить его и передать, чтобы срочно явился в полицейское управление, – Гуро злорадно ухмылялся, испытывая явное удовольствие от поимки преступника, который, по всей видимости, попытался предпринять попытку к бегству. – Так-так! Вы, голубчик, лучше не дергайтесь. Даже не представляете, как сильно я хочу всадить в вас эту пулю, но в интересах следствия я бы все же предпочел этого не делать…       Николь недоумевала. Конечно, в какой-то мере Данишевского вполне можно было назвать изворотливым хорьком, но она все равно на видела смысла в словах Якова. Посему, когда Никифор поспешил к главе полицейского управления, девушка подошла к дознавателю. Подняв повыше фонарь, она вгляделась в темноту хаты. Сквозь соломенную крышу пробивался лунный свет, выхватывающий из мрака ссутулившийся силуэт худого мужчины в нелепой высокой шляпе…