Тот же день, частный район города Берлин. Оливия.
Когда наконец почти все дома я уже обошла, познакомилась с теми, с кем, по-моему, даже не надо было знакомиться, осталась очередь за последним домом, на табличке, весящей на стене, которого написано: "Дом: Каскалес". Отчего страх в груди зарождался за считанные минуты, а ощущение того, что я посещаю логово демона как-то начало сжирать меня. В руках остался последний пирог с самой, по-моему, невкусной начинкой - шоколадом и миндалём. Но для меня это невкусно, лишь потому что я не очень люблю сладкое и шоколад редко потребляю, но вот мои подруги не могут жить без шоколада, поглощая его тонами и рыдая, что они жирные. Кто знает, может Иоанн шоколад больше всего на свете любит, и у меня получиться ублажить сердце этого придурка. Но скорее всего, что-то мне подсказывает: единственное, что он скажет мне: "Зачем пришла?", пиная меня ногой к выходу, и тогда я окажусь в очень неловком положение. За калиткой. Когда я наконец приблизилась к дому метра на три, чувство страха сковало руки и ноги, отчего стало трудно передвигаться и шевелить конечностями. Ощущение, что меня запрягли верёвками, перекрывая движения. Голова резко отяжелела, и появилось чувство навязчивого позора, который я испытываю почти всегда. Стало интересно и в то же время страшно от того, как он может на меня отреагировать, судя по тому, какая у него «дружелюбная» реакция на уроках, коридоре в виде взгляда а-ля: «Господи. Курица. почто всё тлен?» Но есть один вопрос: с каких пор у меня появился страх перед тем, кто мне даже никем не является? Чувство кого-то стыда, словно я провинилась во всех смертных грехах, а он священник, и мне остаётся сказать ему: «Святой Отец, я согрешила», преклоняя голову. "Чо, влюбилась?", - с усмешкой выдаёт моё подсознание, отчего по телу проходит озноб, дыхание застывает и для самой себя я произношу: - Нет, не бывать такому. Только не он! Он же полудурок! "Успокаиваешь себя?", - всё добивает меня подсознание, которое знает меня лучше всех и… ПОРОЙ МЕНЯ ОЧЕНЬ БЕСИТ! Потому что моё подсознание - это я. И быть может подсознание в очередной раз окажется правым? Быть может я веду себя так, лишь потому что Иоанн начинает мне нравится? Но такого не должно быть! Он ненавидит меня и мне тоже тогда нужно ненавидеть. А что, если нет? Ведь каждый день мы сталкиваемся только лишь потому что ненавидим друг друга, или же что-то другое? Любить мы не должны. Как мы можем любить своих врагов? Чёрт! Но за что мне его ненавидеть...? Только лишь потому что он ненавидит? У меня есть на это основания? Нужно найти причины для ненависти. И я их найду. Обещаю. Только чтобы не влюбиться в него. Подойдя к дому Иоанна, я с удивлением отметила, что всё убрано, красиво и опрятно, что очень удивительно для нынешних парней. Но скорее всего, у Яна, как и у меня просто нанята дом. работница, если бы её не было, вероятнее всего, дом бы пришёл в запустение или был бы забросан пачками из-под сигарет. Отточенная калитка легко поддаётся под давлением моих рук и без единого скрипа открывается, любезно (не то, что её хозяин) впуская меня внутрь особняка из чёрного материала. Красота дома действительно завораживает, ведь он чем-то мне напомнил логово Дракулы в современности. Розы, что были рассажены в красивом произведении только дополняли этот образ строгости. Сердце пропускает сотню тысяч ударов, какая-то неясная неуверенность сковывает меня, хочется развернуться и пойти в обратную сторону. Но обратного пути нет, ведь может быть он даже знает о том, что я пришла, просто не выходит, ожидая момента, когда всё-таки я позвоню в домофон. И если я уйду, я просто опозорюсь, но, если я что-то предприму - тоже опозорюсь. Я себя знаю. И что же остаётся делать? Но ко мне не сразу пришла классная идея: "Ты ведь просто можешь оставить этот чёртов пирог под дверью, позвонить и уйти". Оставить пирог, позвонить в домофон - это я могу, но убежать с моими физическими способностями - нереально, если ещё и взять в счёт то, что последний урок физкультуры я пережила с трудом и чьей-то помощью, что отнесла меня в медпункт. Кто это был я, конечно же, не знаю. Поэтому, на какое-то время спрячусь за домом, где меня некоторое время просто не будет видно. А затем, как агент конфиденциальной компании, свалю с места моего прикрытия. Всё лучше, чем передавать ему пирог из своих рук. "Решено! Оставлю пирог под дверью!" - подбодрила я саму себя и нашла в своей сумочке ручку и блокнот, как будто предвидела такие обстоятельства. Пять минут и пирог с запиской: "Решила не тревожить" уже оставлены под дверью. Звонок, что раздался эхом по всему дому Иоанна. И мой "невероятный" побег. И спрятавшаяся за другой стороной дома я, видя всё, что делается у двери, стала ждать самого страшного. Иоанна.Четверг, в то же время. Частный район города Берлин.
Иоанн.
Она даже не подозревает, что я, наблюдаю за ней в окно ещё с того момента, как она вышла из дома Форстеров в сопровождении всегда милой миссис Форстер, что рассказывала ей очередную (я уверен) историю о знакомстве со своим наилюбимейшим мужем, что нажил состояние в тяжёлые времена, когда все вокруг жили впроголодь. Хрень какая-то. Но вот только рассказывать про любовниц мистера Форстера эта миссис и не собиралась. Она молча скроет эту насильственную для её возраста правда, только из своих уст на марать качество её семейного брака. Но Оливия не на один день здесь, и сама всё прознает, ведь не заметить гульбище молодых девочек в сопровождение этого старикана - сложно. Гуляет он похлеще молодых, знаете ли. Но есть проблема более актуальная, чем гульки этого старика. Более актуальная. "Ты сам сказал, - резко всплывает в подсознание какая-то гнусная тема с образом Оливии, - но Оливия не на один день здесь". Да, она живёт здесь. Теперь. Почему здесь? И это хуже всего. Ведь именно в тот момент, когда я решил точно забыть её и всё связанное с ней, обстоятельства и кара этого мира всё перевернула против меня. И сейчас бы мне стоило взять вещи, свалить отсюда нахрен, подальше от этой чертовки, что сейчас двигается с милой коробкой в сторону моего дома, но я остаюсь здесь и самое ужасное - жду, когда она приблизится, чтобы посмотреть на неё ещё раз. Она продолжает своими неуверенными, но чертовски аккуратными движениями сокращать грёбанное расстояние. Перестань. "Вы так близко, Иоанн, так близко", - обращаюсь я к самому себе, и такое обращение малость пугает меня, заставляет вздрогнуть, сознание плывёт, лишь потому что всё так обернулось. Не так, как я желал этого. Я... Я не желал Оливию ещё ближе. Я желал её за три моря. За холодные айсберги. Обратно в Россию. Но она как назло поменяла правила нашей жестокой игры. И вот она приближается к двери и как дурочка сверлит эту дверь взглядом, не решаясь что-либо делать. Неужели я так влияю на неё? Так пугаю? Неужели я действительно такой ублюдок в её глазах? Когда это стало важным для меня… Мнение девушки. «А дверь дорогая, - всё подначивает эго, - если взглядом просверлит, хрен восстановишь!». И вдруг эта дурёха начинает копошится, быстро что-то пишет на цветном листочке, оставляет коробку с запиской у двери, быстро жмёт на домофон, ничего в него не говоря, по дому в туже минуту разносится приятное и громкое оповещение о «нежданных» гостях. После этого она торопливо забегает за мой дом, не подозревая, что я давно обошёл её в хитрости. И сегодня быть может мы сыграем по её правилам… «Какие её правила! – возмущается маленький внутри меня Ян. – ДАВИ ЕЁ! ДАВИ! ИЛИ ОНА ЗАДАВИТ!». Нет. Правила останутся моими. В следующую секунду слышится скрежетание когтей по дорогому паркету, и вмиг с лестницы на звук оповещения вылетает уже раскрывший пасть доберман с кличкой Князь. С громким и уже привычным лаем он проносится по всему дому, набирая бешенный разгон, но по умению тормозя подле двери, вынюхивая нового посетителя, запах которого ему остаётся незнакомым, отчего он недовольно морщит моську. - Князь, - с рыком отогнал я собака от двери, не давай ему волю, чтобы он не разорвал эту куклу за углом, - сидеть! По одному моему жесту умный доберман уселся на свой мягкий зад, подняв морду и ожидая лакомство за проделанную работу. Но пока не до этого. Решив перестраховаться, я отвёл собаку на задний двор, который был хорошо перекрыт специально для защиты от псины от первого. Там ему были все условия: бассейны, неугомонные птицы, да что угодно. А сам я торопливо, шаркая ногами, направился к главному входу, дабы забрать то, что она оставила. - Решила не тревожить, - прочитал я записку, оставленную на бумаге красивым и завитым почерком и усмехнулся глупости девчушки, что всё ещё сидела за углом моего дома. Это я понял по истошному и дичайшему дыханию этой девчонки, что сейчас выпускала воздух глухими неровными вздохами. Слабая. Запуганная. Мной. Но я сделаю её ещё слабее. Я медленно выхожу из дома, не закрывая дверь, и как можно тише иду в сторону моего бешенства. Ежедневного. Шаг раз. Шаг два. Шаг три. И настолько бесшумные, что эта девчонка даже не думала вести себя тише. И вот твой bad end, вместе happy. Поворот и она теперь в поле моего зрения, что раздел её догола за одну секунд раз так, тысячу. Она вздрагивает, поворачивает на меня свою рыжую голову и закрывает нос рукой, будто пытается скрыться ещё сильнее. - Ты решила, что сидеть подле моего дома – идея лучше, чем вернуться в свой? – ухмыльнулся он, оказавшись рядом и подхватывая опешившую девчонку и переводя её из состояния сидя в состояние стоя. Стоит. Смотрит. Дышит. Чудно. И то радует, что хоть не забыла, как дышать. - Ты… - начинает глупая мартышка, переминаясь с одной маленькой стопы на другую и закусывая налившиеся кровью губы. Чёрт! – я просто… - Что? – нагло перебиваю Оливию я, почти втаптывая её взглядом в землю. – Испугалась? Очумевшая девчонка смотрит на меня полным неуверенности, в её понимании уверенности взглядом и скрещивает истощённые руки на груди, что вздымается слишком томно и незаметно. Осмелевшая, она подходит ко мне почти вплотную и поднимает лицо на меня, отчего её шея выгибается так, как невозможно, отчего я в который раз понимаю насколько мои 193 см в росте отличаются от её 150 и насколько это смешно и до тошноты мило. Захотелось, если честно, поднять её и поровнять нас в росте. - Вообще нет, - шипит эта кобра, и кажется, что ещё минута и она сожрёт меня, - я тебя не боюсь! «Да конечно, - ржёт эго, - не убедительно.» И я воспроизвожу мысли эго и материализую их, посвящая Оливии: - Да конечно, не убедительно. Я усмехаюсь и всем не маленьким телом поддаюсь теперь на Оливию, что с моим шагом вперёд делает шажок назад, дабы инстинктивно не быть задавленной. Она ёжится и поднимает на меня возмутительный взгляд, отчего становится какой-то стервочкой, но слегка испуганной. «Иоанн, будь же джентльменом. Фи, как некультурно.» В эту же минуту я меняю ход моих действий. - Пройдёшь внутрь?- сменяю нахальный тон на более спокойный и какой-то мягкий. (МЯГКИЙ???) - Или будешь сидеть здесь? Она опять села на корточки, словно делая мне вызов в: 1. моём терпение. 2. В нашей силе. 3. В том, чтобы я не придушил её прямо сейчас. - Это звучало, как приказ, - проговаривает куда-то в… в никуда Оливия. - Пока это предложение, но это может стать приказом или даже насильственным предупреждением, которое я с удовольствием выполню собственноручно, - выдаю я совершенно неэтичные слова уже ставшей с корточек нахалке, что даже передёрнулась от моих закидонов. - Пошли, хоть поешь, - разворачиваюсь и иду в сторону дома, слышу неуверенные шажки сзади себя, - дистрофичка. «Соврааал, - ухмыляется Альтер-эго, - ты ведь не считаешь её дистрофиком.» Не считаю, но пытаюсь себя в этом убедить, ведь если я не буду этого делать я сорву с неё грёбанную одежду, дабы насладиться тем, что вложено в эту тонкую и прекрасную талию, красивые руки, бледную кожу, стройные ноги и плоский живот. Чёрт! Чёрт! Чёрт!