***
То же время. Частный район Берлина.
Иоанн.
Мой разум резко отрезвился, когда хрупкое тело рыжика пошатнулось. Оливия прищурилась, но продолжала оставаться на ногах, усиленно борясь с собой, хотя алкоголь плотно ударил ей в подсознание. Испугавшись её будущего падения, я моментом оказался рядом с ней, обтянув своими руками её нежную талию, не дав ей возможности упасть. Я постарался создать ей достойную опору, но удалось мне это плохо, потому что ноги Олив подкосились, и она чуть не брыкнулась на пол. Если бы не моя реакция. - Оливия! Олив! – мой голос срывается, когда тонкое тело девчонки начинает обмякать в моих руках, что не сулит ничего хорошего. – Чёрт! Она шумно выдыхает, и маленькая рыжая голова падает мне на грудь, отчего я крепче прижимаю к себе, подхватывая на руки и быстро неся в комнату, которую мне кое-как удаётся найти. Паника охватывает всё моё тело, и состояние испуга не даёт мне нормально мыслить. Вино, что она пила с шумом ударило ей на болевшую и без того голову. А я, как идиот, отогнал мысль, что нужно запретить ей брать этот бокал. Лучше бы с самого начала так и сделал. «Думай, Иоанн, что нужно делать при лёгком обмороке!?» Я аккуратно кладу обмякшее тело девушки на постель, поправляя волосы, чтобы они не лезли ей в лицо, убираю из-под головы подушку. - ЧЁРТ! – ругаюсь я, когда понимаю, что ни черта не знаю этот дом. Но тут мне под взгляд попадается открытая дверь, что вероятнее всего ведёт в ванную. – Вода. Вода. Вода. «Не паникуй! – выдаёт внутреннее я, вдевая голову в петлю. – Так ты ей не поможешь!» Но я на всех парах уже вбежал в ванную комнату, беря маленькое полотенце и набирая в чашу холодной воды. Приятная холодная вода обжигает обожжённые ситуацией пальцы. Выбегаю из ванной комнаты и настежь открываю панорамные окна, впуская свежий воздух в комнату. А Оливия продолжала незаметно, но дышать. Расстегнув пуговицы её футболки-поло, я хоть и немного, но открыл доступ её лёгких к воздуху. Сейчас, в любой другой ситуации, я бы засмотрелся на её ноги, что прикрыты лишь короткими шортиками. Но эта девчушка лежит передо мной без сознания; я волнуюсь. Я отправляю полотенце в чашу с водой, что разместил на тумбочке у большой постели, крепко отжимаю воду с неё. Холодное полотенце колко отзывается в руках, мой пыл и беспокойство немного спадают. Оставляя лишь чувство заботы и желание заботиться о ней всегда. Она не двигается, и мне с лёгкостью удаётся снять её жар тем, что я осторожно, но уверено провожу полотенцем по рукам, ногам. Нежность кожи не подаётся под слегка грубую ткань. Кожа, как и любая ткань, тянется вслед за моими движениями. Болезненно бледная. Но красивая. Снова охлаждаю полотенец в воде, а затем обвожу ним красивые черты лица, прикладывая то ко лбу, то к шее, щекам холодную ткань. Оливия стала остывать и дыхание стало более спокойным. Отчего самому мне стало спокойнее. Прошло ещё минут десять, и Оливия тихонько стала открывать глаза, щурясь от холодного освещения и приоткрывая пушные губы, тихо выхватывая свежий воздух. - Иоанн, - хрипло срывается моё имя с её губ. Оливия пытается подняться, но я откидываю полотенце и не даю ей этого сделать, слегка надавливая на ключицы и придерживая за спину, чтобы она не упала слишком резко, плавно перевожу её в горизонтальное положение. Она не сопротивляется и лишь аккуратно и неуверенно подкладывает под голову мягкую небольшую подушку, смотря на меня испуганными и уставшими глазами. - Почему я здесь? – неуверенно выдаёт она и внимательно наблюдает за тем, как я снова смачиваю полотенце. - Потому что ты упала в обморок, - отвечаю на вопрос девушки, которая явно забыла о том, что плюхнулась без сознания. – Полежи чуть-чуть, ладно? - Ты меня перенёс сюда? – Никак не унимается Оливия. - Да, - быстро отвечаю я, зачем-то оглядываясь. Но я просто не хотел смотреть сейчас ей в глаза, чтобы не выдать то, что так уверенно скрываю. – Лежи спокойно. Моя просьба воспринялась адекватно и с подчинением. - Ладно, - коротко, но зато искренне, она подминает под себя подушку и устраивается по-удобнее на постели, провожая меня взглядом уходящего с чашкой, вода в которой уже остыла; смысла от неё не было. Быстро сменив воду в чашке, я возвращаюсь обратно в комнату и вижу картину: Оливия лежит на постели, свесив голову к полу и руками зажимая подушку, что-то напевая себе под нос Какая-то родительская забота меня наполняет, и я начинаю злиться на такое нереально глупое действие этой дурнушки. Я мигом направляюсь к ней, чтобы справиться с этой дурёхой. «Никогда не мог подумать, что так удобно», - ржёт эго, попутно ударяя ладошкой по лбу от безысходности. Эго ржёт, а я злюсь. - Ты дурная? – Ругаю я девушку, ставя чашку обратно на тумбочку. – Прекрати так делать, Оливия! Она искоса на меня смотрит, то дело странно улыбаясь, или по отдельности моргая глазами. Пьяная что ли или башкой ударилась? Да я вроде аккуратно старался нести. - Почему ты меня ругаешь? – недопонимающе спрашивает меня Оливия, когда я возвращаю её в исходное положение, да ещё и пытается сопротивляться. - Вот ты неблагодарная! – возмущаюсь я, отвесив ей слабый подзатыльник. - Потому что я не желаю ещё одного обморока! Ложись давай, - недовольно буркаю я, укладывая её удобнее. Оливия поддаётся рукам, покорно выполняя (хоть и с лёгким боем) мои даже безмолвные приказы, ложась так, как именно я ей говорю. Отчего приятное чувство мигом разлетается по телу. Тепло, что сейчас витает в атмосфере наполняет меня, и от этого хочется сильнее заботиться о ней, хочется забрать её болезни себе. Чёрт! Как это называется?! Но тут я вспоминаю причину её обморока. - Больше ты пить не будешь! – грозно чеканю я, не особо-то давая право на выбор: пить или не пить. Не пить. Тем более, ей. – И это предупреждение. Оливия как-то странно улыбается: - А что, волнуешься? – она слабо щипает меня за руку своими длинными коготками. Оливия продолжает на меня смотреть в то время, как я завис над чашкой с водой, обмакивая туда полотенец. Чего угодно я ожидал, но уж точно не такого вопроса. Реакции с агрессией, спора, слов, что она сама решит. А тут: «Ты что волнуешься?». Это законно вообще так делать? Я перевожу взгляд на неё, наклоняясь к её лицу ближе, и признаюсь, соблазняюсь её губами, что сейчас показались мне высохшими, но краснее обычного. - Знаешь что, Оливка? – выдыхаю её в губы я. – Если ты ещё раз выпьешь… - на долю секунды я замолкаю, - я не знаю, что сделаю с тобой… Да кому я вру! Конечно я знаю, что сделаю с ней, и она похоже тоже догадалась, ведь её глаза округлились до размеров земного шара. И она шумно выдохнула мне в лицо, как бы отталкивая. И дабы отвлечься, я аккуратно прикладываю полотенце к её лицу, свободной ладошкой слабенько отбив её ладонь, что уже потянулась к полотенчику. - Убери, - словно отец ругает свою непослушную дочь. – Без твоих соплей разберусь. Оливия лежит и молча смотрит на меня от силы минут пять. Но затем её снова прорывает: - На самом деле, спасибо. - Она неловко замолкает, а затем отводит взгляд куда-то. Я ей улыбнулся, показывая всем собой, что сложившаяся ситуация - это сущий пустяк. Но на самом деле, этот сущий пустяк чуть не довёл меня до инсульта, я забыл, как говорить на английском. Но я немец. Я даже немецкий забыл в тот момент. И сейчас хотелось так сильно зарядить этой маленькой беспутнице, чтобы она и вовсе забылась. Но вместо этого я сидел на краю постели и протирал ей тонкую кожу на лице, а она же внимательно следила за мной, словно заучивала. Не хочется отвлекать её от себя, а себя от неё, но всё же: - Оливия, - мягко начинаю я, но добавляя туда наигранное равнодушие, чтобы не казаться слабым и сентиментальным, - я тебе серьёзно говорю. Не пей, хотя бы до конца лечения. Это аукнеться. Оливия точно вздыхает и уже окрепшим голоском выдаёт: - Да я и сама поняла, что это был мой косяк. Не стоило мне пить. Тем более, после того, как в бошку прилетело. - Ну и хорошо, - заканчиваю я и беру чашу, быстро выливая её в раковину в ванной. А затем возвращаясь. – Ну что, Оливия, я тебе больше не нужен? - Нет, ты чего? - Оливия приподнимается в поясе, - ты и так мне достаточно помог. Пойдём, я провожу. И только Оливия поднимается на свои две неустойчивые ноги, как слегка пошатывается, но успевает пальцами упереться в постель. Отчего я принимаю самое правильное решение: - Я остаюсь здесь на ночь! – почти прокричал я, подхватывая девчушку. – И мне всё равно, что ты скажешь. - Нооо…. - Без «ноооо…», - передразнил её я, закидывая лёгкую тушку на плечо и неся в сторону кухни, чтобы накормить. – Пошли есть, анорексичка. Но ответа и даже возмущений не послышалось. Ошарашенная Оливия словно пустой мешок свисала у меня на плече, нервно дыша и обдумывая мою информацию. И когда она уже открывала рот, чтобы что-то сказать, то сразу же моментом закрывала, моментом понимая, что может отхватить. Идея остаться здесь на ночь меня устроила, и не только потому что я смогу следить за ней. Но и потому что та мимолётная ненависть, что была между нами стала разрушаться. И каждое моё или её действие благоприятно сказывается на том, как мы друг друга воспринимаем. А сейчас мне нужно накормить лохматую вонючку.