Четверг, 00:49. Частный район города Берлин.
Иоанн.
А я ведь не спал, зная, что всё будет именно так, поэтому и перехватил её запястье сейчас, не отпуская далеко от себя, пристально смотря на неё сквозь пелену какой-то детской наивности, чего-то ожидая, требуя, не взамен ничего не отдавая. Когда я успел стать таким? Таким мягким. Словно забыл рядом с ней о том, что значит жестокость, власть и мощь перед теми, кто тебя возносит, словно ты даруешь бессмертие. Почему в тот момент, когда я пытаюсь оттолкнуть ей, она отталкивает меня в сто раз сильнее, а я же злюсь и стараюсь её прижать к себе? Что за чёрт!? Взвизгнув и не удержав равновесия от моего последовательного рывка, она падает на постель рядом со мной, оградив меня от себя маленькой ладошкой, что стукнулась об мою грудь. Испуганный взгляд, багровые щёки, шумные и неровные выдохи, говорящие мне о том, что я так же влияю на неё, как и она на меня. Оливия. Олив. Вия. Леви. Лео. Запах шоколада и свежескошенной травы, запах леса ударил в ноздри, проник в лёгкие вместе с воздухом, приятно щекоча внутренности. Глаза оттенка свежезаваренного кофе, не отрываясь, уставлены на меня, а в глазах так и читается неловкость и понимание того, что всё, что она сейчас сделала - я слышал, чувствовал, хоть и не видел. Сумел понять то, что она хотела донести в нужном помысле. Отчего краска отливает от её щёк, оставляя место лишь идущей к её лицу бледности. От приоткрытых губ, что жадно, но стараясь незаметно хватать воздух по телу пробегает свора мурашек, отчего мою руку, что застыла на её предплечье, передёргивает. Тонкие пальцы елозят по моей груди, стараясь то ли что-то нащупать, то ли разогнать кровь по затёкшим кистям, ведь с каждой секундой я усиливаю давление на эту руку, что мешает мне пробраться к Оливии, стараясь и вовсе согнать её. Молчание, наполненное смыслом, который основан не на очень хороших раздумьях и обстоятельствах, что связали нас с Оливией нерушимой силой ненависти и одновременно желания находиться рядом. Что-то приятно говорит о том, что мы рядом, но что-то и мерзко кричит, что мы слишком далеки. Но пока я могу быть рядом, хоть секунду, я буду. А когда придёт время и, только лишь по её просьбе, я уйду. Как долго она будет издеваться надо мной одной собой? Сколько мне ещё ощущать себя никчёмным и слабым? - Ты слышишь? – её многозначительный взгляд на меня. – Оливия? Почему всё так? – я говорю вкрадчиво, ведь вижу, что у Оливии, как и у меня, словно пелена перед глазами, что мешает мыслить и говорить. Речь не разборчива, но она опускает глаза. Дышать тяжело и хочется закрыть глаза, кануть в небытие. Она медленно водит рукой по тёмные простыни, словно пытается проигнорировать ситуацию, а мои глаза неотрывно следят за его тонкими движениями. Казалось, что мы молчали целую вечность, а не одну минуту. - Как? – она говорит шёпотом, почти про себя, так, что мне остаётся лишь читать по губам. – Что ты хочешь услышать? – она не смотрит на меня, словно боится, что я всё увижу в её глазах. Но я ведь достаточно уже прочитал по ним, мне давно всё ясно. Но я хочу всё услышать от неё, из её уст. Но действительно, а чего я хочу? Услышать, что я нужен ей, и обнимать её до самой смерти, дав клятву «И в богатстве, и в бедности», или же мне просто нужно убедиться в том, что она влюблена в меня, как и те курицы, что бегают за мной, умоляя обратить внимание хоть раз. Но заслуживают ли они? Что мне нужно, если я знаю, что то, что зависит от меня, это приносит лишь боль и разочарование, которое впоследствии всё разрушает, сводит к нулю. Так зачем мне начинать, если я знаю, что всё, что есть сейчас, исчезнет потом, когда я начну этим наслаждаться. Почему я стараюсь яро понять её, но понимаю лишь одного себя. Какой я подонок. Какое отребье… Что это лишь я не способен на любовь. Но Оливия продолжила свою неразрывную речь, из которой я сейчас вытащить по максимуму нужного для себя. А что для меня нужное? Знать, что всё, что происходит между нами не простая глупость, а нечто большее. Что я не испытывал раннее. - Ты хочешь услышать, что всё, что между нами произошло – нечто большее, чем просто случайность или животное желание? – словно мои мысли читает. - Или же хочешь просто охмурить меня, очередную… «Очередная. Очередная. Очередная». Это грёбанное слово, означающее кого угодно, но только не Оливию, только не её, врезается в мозг, застревает там, говоря лишь о том, что я довёл её до таких мыслей. Не с воздуха она взяла это «Очередная», она думает, что я игрок. Игрок, да. Но не с ней. С ней я автоматом проигрываю. Я отпускаю её руку со скрипящим сердцем, желание прикасаться к её тонкому запястью, чувствовать тепло даже через ткань её свитера. Продолжить ощущать то, что ощущаю от её нахождения рядом. Но что это? Любовь, ломка, привязанность? Чёрт его знает! Но моё «я» жаждет продолжения в виде рук, губ, взглядов. Но большего я не требую. Сколько слов осталось всё ещё не высказанных? Сколько поцелуев не подарено? Сколько сил не вложено? Сколько времени не потрачено? Но в то время, как я отпустил её запястье, её рука с моей груди не тронулась, оставаясь лежать на месте, где находится эта ущербная мышца, что бьётся сейчас, отбивая неровный ритм под тёплой ладошкой Оливии. - Ты ведь реагируешь на меня, - после слов Оливии я решил взять всё в свои руки, ведь всё, что она сейчас говорит – ложь, что лишь губит нас, разбивает меня. Мне нужно объяснить ей, а самому суметь дождаться объяснений от неё. Она временами старается посмотреть на меня. – И не ври, что нет. Я сам всё видел, не притворяйся, - Оливия поджимает губы. – Ты точно так же, как и я, задаёшь себе сейчас тысячу вопросов, но ответов, пока ты не задаёшь их мне вслух, не будет, - мой голос затих, отчего атмосфера в комнате стала угнетать. - Я прошу тебя сегодня быть искренней. Не успеваю я услышать ответ, как… Ветер с шумом врывается в открытые окна, обдувая комнату и Оливию, что мигом поёжилась от резкого порыва. В голове сразу же всплыла картинка, миниатюра о том, как бы я грел Оливию, если бы она позволила это делать по-своему желанию. Но мне приходится лишь мимолётно заботится о ней, по принуждению, пользуясь моментом. Но желание быть её защитой, теплом, оно рвётся наружу, угрожая мне тем, что я скоро сорвусь и сделаю лишь хуже. Но по-другому ведь я не могу. - Прости за это, - поймав лишь недоумённый взгляд Оливии, я уже мигом обхватил её тонкую талию руками, резко переваливая на другую сторону постели, как бы закрывая своим телом её от ветра, и накрывая лёгким пледом, что попался под руку. Зажавшаяся Оливия так и осталась в позе, в которой я её переложил, не двигаясь и словно не дыша, отчего из груди вырвался смешок умиления, а её брови наоборот сошлись на переносице. - Иоанн! – Оливия уставила на меня свои возмущённые глазки, но из-под пледа не вылезла, зарываясь туда чуть ли не с головой. Маленький, маленький, испуганный ребёнок. – Ты всегда так делать будешь? – она закарабкалась в плед посильнее, создав себе прочный кокон, который скрыл от моего взгляд и тонкие руки, стройные ноги, длинную шею и бледные кисти. - Я буду делать, что хочу и считаю нужным, по крайней мере, в своём доме, - я улёгся на спину, разместив руки за головой, Оливия же попыталась одёрнуться от меня, но кокон, в который она сама себя замотала, ей этого сделать не позволил. Не кокон, а святой какой-то, буду вечно его благодарить. - А меня ты не спросил, - тявкнула девчушка, стараясь выглядеть грозной, но на самом выглядит как резко оборзевший кролик. – Мне это не нравится, - она была в ярости, - не делай так больше. - Как? – я приподнялся на локтях, резко развернувшись и нависая над телом крошки, что сейчас вздрогнула, ведь одна моя рука с силой вжалась в матрац, перекрывая Оливии ход, а вторая придерживала голову в положение тела набок, губы оказались в пару сантиметрах от её лица, отчего чёртово дыхание спёрло, глаза стали невольно опускаться на покрасневшие губы, а пальцы нервно перебирают простынь, прогретую теплом Оливии. – Так? - я нагло усмехнулся её реакции, хотя сам ощущал себя похлеще Оливии: она пыталась выкарабкаться из-под моих рук и отворачивала лицо от меня. - Прекрати! – взвизгнула Олив, когда я в очередной раз позволил себе коснуться её шеи. По моему телу от кончиков пальцев прошёлся уже знакомый разряд тока, от которого я, по-моему, становлюсь зависим, а ещё сильнее побледневшая Оливия постаралась выпутаться из пледа. – Я говорила тебе! Почему ты не слышишь меня. - Я тебя прекрасно слышу, - спокойно выдал я, наблюдая за тем, как Оливия в спешке пытается выиграть в борьбе с пледом, - потому что ты кричишь. - То есть, ты только крик понимаешь? Ну хорошо. Наконец разобравшись с пледом, девушка со всему махну вскакивает с постели, но зацепившись ногой об этот же самый плед, падает, громко матерясь так, что у меня уши в трубочку свернулись. - *мат. мат. мат. мат*, - наконец избавившись от боли после пяти минут катаний по полу, Оливия вскочила на ноги, предупреждая своим покачиванием о ещё одном, скорее всего, скором падении. – Это ты виноват! Почему ты не поймал? «Посмотри на неё! – возмутилось мой мужское «я». – Какая она капризная!» Капризная, это да, но если эти капризы будут настигать меня только лишь от неё каждый день, я буду терпеть даже её избиения просто так. Даже если это будет плетью. Оливия уставилась на меня детским обиженным взглядом, внутри которого таилась какая-то просьба, надежда. И если бы не характер и действия этой зазнобы, я бы подумал, что это просьба её остановить, прижать к себе и не отпускать. Но я не понимаю… - Ты сама запретила мне себя касаться, - говорю я, не двигаясь с места, валясь в той же вальяжной позе, без футболки, ещё и напрягая пресс. Для пущего эффекта. Вмиг осознав абсурдность ситуации, мимолётно оглядев меня и покраснев (отчего мне стало смешно и мило одновременно), Оливия направилась к выходу из комнаты. Стараясь идти уверенно, словно для неё это обычная ситуация, но нервно сжимая кулачки. - Я не могу здесь задерживаться, - её голос, не смотря на тихость, разносился по всей спальне, - я и так здесь задержалась. Так что, прости за поздний визит, я тебе принесла некоторые неудобства. «Ты шутишь, Олив, неудобства, а, по-моему, ты как раз-таки принесла удобства». Врёт ведь. Это же из-за меня. Не из-за того, что задержалась домой или что-то ещё. Когда ты живёшь один, ты не можешь опоздать домой. Поверьте, уж мне поверьте. Я-то уж точно это знаю. Я знаю, что такое и опаздывать, и вообще не возвращаться неделями домой. «Ты не можешь её отпустить. Не сегодня.» Вот, что подумал я, когда увидел, как её маленькая фигурка удаляется от меня, приближаясь к выходу. И как только я собрался с мыслями, позволил себе слабость, которая рушит меня, решил отпустить, если она захочет уйти, как я снова сорвался, сорвался не только внутри себя, но и сорвался с постели, догоняя Олив, разворачивая её к себе лицом, что уже спокойно глядело на меня, попривыкнув к моим выходкам и научившись не выражать эмоции. - Почему ты так легко уходишь? – спросил я, дабы понять, чувствует ли она ко мне что-то или это просто я лопух, который умудрился привязаться к девушке только потому что она слабее, лучше меня, потому что она другая. – Неужели, ничего, Оливия? Признаюсь, странный вопрос, на который я бы и сам не нашёл ответа. Но Оливия нашла. - А чего ты хочешь? – она подняла своё лицо, чтобы посмотреть в мои глаза, но вышло так, что я случайно утонул в её омуте. По своему желанию. Собственноручно утопил себя в её глазах, попросив у неё прощение за то, что обременил. Кажется, что сейчас, взгляд, посланный мне, не спрашивает меня о моём желание, а завлекает, заранее его зная, старается исполнить, сделать лучше, но причиняя тупую боль, когда ты пытаешься, но не получается. Вот сейчас я испытываю тоже самое. Но можно ли нам быть вдвоём, а точнее, сможем ли мы быть счастливыми, если мы решимся? Быть может, это разрушительные чувства. «Оливия, Ты - всё самое плохое и запретное, но именно тебя я хочу держать за руку. Обнимать за плечи. Целовать в скулы. Тебя я хочу запечатлеть в памяти поцелуями. И тебя я хочу вбить в лёд, оставив такой же прекрасной на всю жизнь в своей памяти. Тебя я хочу срисовать на мольберт, а затем изрезать его. Чтобы избавиться от тебя, а потом снова нарисовать. Приобрести». Вот, что я хотел сказать, и ничего больше. - Чего хочу я? – вопросом на вопрос, как я это люблю делать. Я больше не могу! – Я бы сказал, но я покажу… - её и моё дыхание учащается, температура комнаты накаляется, и понятно почему. Я больше не хочу, но хочет ли она? – Оливия, не противься. Воспользовавшись моментом и её замешательством от моих слов, я за запястье притянул к себе хрупкое тело, что от шока легко поддалось мне, падая ко мне в руки, что обвились, словно плющ вокруг её талии, сгребая в охапку. Тонкие плечи девушки вздымались и опускались ровно, но до того, как моё лицо опустилось к ней, сокращая большую разницу в росте. Для удобства я приподнял её, всё так же держа за талию, не почувствовав даже веса в своих руках. - Этого я хочу, - проговорил я, завлекая её за собой, пятясь назад, к постели, Оливия же, ничего не понимая, и даже не касаясь ногами пола, просто пребывала в моих руках, не знающи, что думать и что делать. И пусть кто-нибудь попробует сказать, что она не ребёнок. Ребёнок: маленький, трогательный, чувствительный. Ребёнок. – Чувствовать тебя. - Иоанн, - её голос дрожит, - что ты делаешь? Но я не отвечаю, тяну её за собой, и когда мои ноги ударяются об края кровать, я ложусь, завлекая к себе на грудь тело Оливии, прижимая к себе, чтобы она не вырвалась. Но она и не пыталась. Лежала, уткнувшись своим конопатым носиком мне а плечо, сложив кулачки у меня на груди, позволяя себя сжать чуть сильнее. И мать её! Я клянусь. Я никогда не чувствовал себя так. «Ты задаёшь ритм моего сердца. Адский ритм. С осознанием того, что сердце выпрыгивает приходит ещё и осознание того, что оно выпрыгивает из-за тебя. Пытается вырваться и соединиться с твоим сердцем, чтобы биться в унисон.» Я дышу. «Несмотря на то, что я только прохожий в твоей жизни. Но прошу тебя, полюби меня на миг. На короткой миг. Полюби то время, которое я отдаю тебе.» Обнимал её, прижимал к груди, слушая её вздохи. «Болезнь, которая медленно, но верно сгоняет вас в дебри по вашему же приглашению и согласию. Любовь.» А она продолжала пальчиками перебирать у меня что-то на груди. Это вошло в привычку. «А ты бессовестно впиваешься мне в душу длинными пальцами, вырывая её, отбирая у меня последние остатки воли, приковывая к себе.» - Почему всё не может быть так? - носом утыкаюсь в её затылок, впуская в лёгкие запах леса, но слыша запах моря. «Сколько ты держишь мою руку и понимаешь всю проблему того, насколько мы привязаны? Как сильно переплелись нити наших душ. Ты видишь, как моя плоть вросла в твою? Стала часть тебя. А ты стал частью меня. Частью, что болит и рвёт мою плоть на кусочки.» - Потому что мы не способны сделать что-то хорошо, - прошептала девушка, поднимая голову так, что её нос оказался возле моей скулы. Дрожь. «И я понял: лучше бесконечно ссорится с человеком, срывать на нём связки, возмущаться, чем стоять в идеальной тишине, когда есть что крикнуть. Иначе говоря, о какой любви вы говорите, если никогда не разносили друг друга вдребезги?» - Твои глаза… - единственное, что я способен сказать сейчас. «Глаза цвета осени. Но ранней. Что ещё желта и свежа. Вот такие вот глаза. Цвета крепкого чая, но не крепкого кофе. Цвет оленьих рогов в такую же крапинку, как и солнечные лучи.» Мои руки срываются, нежно касаются её плеч, прижимая ближе, а её дыхание щекочет кожу. «А самое главное... Глаза, заставляющие принять поражение без проведения боя.» Что же ты затеяла? Почему всё так? «Сейчас хотелось послать весь мир к чертям и до смерти обнимать её. Чувствовать, что родной человек оказался рядом за такое долгое время. И кажется, что она меня не покинет, и она со мной навсегда. Страхи, которые преследовали меня ранее за постоянное одиночество растопились в руках любимого человека, который так искренне меня обнимал.» Что со мной? «Раньше я цеплялся за нитки свободы и гуляний по ночному городу в шумной компании с очередной пассией, но одно попадание её в мои руки… Выстрел и вечный шрам. Знаете, иногда есть такие шрамы, которые тебе безумно нравятся, и ты хочешь, чтобы эти шрамы были.» - Посмотри на меня, - она поднимает голову на меня,набирая воздуха для ответа, слегка подрагивая, - и скажи: что ты чувствуешь? «Не молчи. Не улыбайся. Не своди с ума». - Я чувствую, что… - ИОАНН, - чёрт, я был так рядом. Почему именно сейчас кому-то захотелось припереться ко мне, испортить то, что я пытался наладить? – ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ? Поднимаю голову, но рукой сдерживаю Оливию, чтобы так не вырвалась, ведь она уже начала предпринимать такие попытки. «Не уходи, останься». - Тея! – выкрикиваю я, поднимаясь вместе с Оливией и принимая сидячее положение, - ты какого х… - запинаюсь, ведь мат сейчас не лучший выход, - ты зачем сюда пришла?!