Среда, 11:10. Квартира в центральном районе Берлина Митте.
Исаак.
День буквально только начался, а дел уже по горло. С самого утра я решил, что сегодня не пойду в школу, к тому же, ко мне пришло оповещение о том, что в час отец ждёт меня в своём офисе. Это значит, что меня ждёт либо серьёзный разговор, либо очередная сделка с ним о сотрудничестве. Я вижусь с отцом редко, да и к тому же отношения у нас с ним сугубо деловые. Сделки, совещания, его личные дела порой переходят мне, и решаю их я не от лица своей компании, а от лица его компании. Вот только парадокс: если раньше отец помогал мне с бизнесом, то теперь большая часть его многих акций легла на меня, и теперь половину финансовых компаний офиса отца решаю я. Этому он, конечно, не рад, но это единственный способ им не разориться. Мы пытались перевести это всё в семейный бизнес, но решили, что если объединимся, то доход станет меньше. И в итоге, отец согласился и смирился. Точнее, как предприниматель отец не рад, а вот как мужчина, что меня вырастил, он даже больше, чем просто рад - он горд, отчего горд собой и я. С утра я уже расчистил почту, подписал некоторые бумаги, которые только нашёл в своей квартире, а так же успел созвониться с Иоанном и прознать дела насчёт всех его странных разговорах с отцом, которому бы не стоило доверять даже Иоанну. Знаю, что не стоит так говорить, но это так и есть. Его отец в прошлом бандит, да и пришлось тому не сладко: излишняя агрессия, сплошная месть всему и вся и, конечно же, смерть горячо любимой жены, которую он смог заменить лишь молодушкой для своего личного имиджа. Иоанн этот выбор, конечно, не одобрил, но на дела отца, как он заявляет, ему плевать. Я не знаю, сколько у него там в России времени, но ему явно нужен отдых, поэтому задерживать его я надолго не стал. Я лишь узнал, что Иоанн ещё до отца не дорвался, но настроение у него так себе, тем более, если говорить на ту тему, которую Иоанн решил поднять. Но так же я узнал, что Оливия и Иоанн не списываются, почувствовав, что друг что-то скрывает, я хотел было спросить, но решил не докучать друга лишними вопросами, которые могут его раздражать. Все ребята знают, какая реакция следует у Иоанна на все новости об Оливии. Не успел я бросить телефон на постель после разговора с другом, как тут неожиданно зазвонил телефон снова, теперь уже звонит отец. - Да, я тебя слушаю, - я сделал строгий голос, что совершенно отличается от голоса, которым я разговариваю с тем кругом лиц, что мне приятен и близок по дружбе. Послышался выдох отца и непонятные слова мамы на заднем фоне. Какая-то суматоха творится в доме родителей. - Что-то случилось? Почему ты молчишь? - я взволновался и уже поблагодарил всех богов Аидов и Зевсов за то, что заранее собрался и готов к неотложному выезду. К тому же, после разговора я имею право на личное время, которое хочу провести не очень приличным способом. - Ты занят? - не приветствовать меня у отца уже вошло в привычку, он просто спрашивает то, что ему нужно и всегда получает ответ. Мне раньше казалось, что он просто ненавидит меня, но потом понял, что если он будет проявлять ко мне любовь, то обязательно я расклеюсь и позволю себе больше отдыха, нежели сейчас. - Если ты не занят, то ждём тебя дома уже сейчас, - официальность отца первое время нашего сотрудничества пробивала меня до дрожи, но теперь он говорит со мной так и в повседневном общение. Я такой же. - Хорошо, сейчас буду, - хоть я и согласился с отцом, но задумался о том, что отец меня поторопил, хотя раньше так не делал, и даже сменил место встречи с офиса на дом, что говорит и маленьком семейном сборе. - Отключаюсь, - бросив телефон в карман клетчатого пиджака, я мигом нашёл ключи от машины, отменив заранее, ещё с утра, водителя, охрану и телохранителя. Быстро заблокировав свою квартиру с надеждой, что горничная догадается разблокировать вход и прибрать весь тот беспорядок, что там творится, я мигом вылетел на личную автостоянку, ещё с далека разблокировав личный автомобиль. Дорога заняла много времени, так как отец выбрал себе спокойную жизнь, вдалеке от городского шума и непонятных авралов. Он поселился за городом, в одном месте, где собственно и проживают министры, политологи, адвокаты и такие же предприниматели, с которыми он, собственно, и начал сотрудничать из-за соседства. Как понимаете, когда они собираются вместе говорят точно не о том, какая на улице прекрасная погода. Машина въезжает в район через час как минимум, и въехать в закрытый район можно лишь по удостоверению, а когда уже въезжаю я, то меня даже не останавливают: потому что однажды работник усомнился в том, что я сын мистера Рихтера и попытался силой своих полномочий вытолкнуть из района, но мои полномочия оказались сильнее. Я плавно останавливаюсь у одного, похожих на остальные, домов. - М-да, из-за работы уже и забыл, как дом родной выглядит, - шумно выдохнув, я поправил пиджак и вышел из машины. Вдоль ухоженных лужаек и высоких заборов так же стояли машины хозяев, которые выгнали их, чтобы куда-то направиться, и во многом машины все одинаковые, лишь окрас у кого-то чуть светлее, но, в принципе, все выбирали достойный немецкий автомобиль, а у нас они почти одинаковые. - Мистер Рихтер, мы Вас ждали, - не успел я войти во двор, как на меня сразу же накинулся дворецкий моего отца - седой мужчина, с которым отец порой ведёт светские беседы и даже учится у мистера Лихтенберга некоторым наукам, который этот пожилой мужчина изучает в своё свободное время. Сказать, что мужчина умён, строг, и дисциплинирован можно, но ещё можно сказать, что при виде его и слушанье его речи создаётся ощущение, словно он высокопоставленный аристократ. - Рады видеть, - дворецкий поклонился мне, а я в ответ пожал его сухую руку. Я помню мистера Лихтенберга ещё с глубоко детства, когда он своими сухими руками будил меня, потому что отец уже давно уехал на работу, именно этот мужчина научил меня счёту и готовил мне любимый теперь завтрак. Наверное, я свободно могу назвать его своим вторым отцом, который порой проводил со мной времени больше, чем настоящий. - Как отец, и как ты сам? - по пути я заметил, что дворецкий наш совсем постарел: уже совсем седой, передвигается с трудом, но с той же грацией. Ощущение, словно свои годы он заметно отдал мне, чтобы я повзрослел. - Почему отец сегодня не в офисе? - двор большой, а мы с мистером и даже половины не прошли. - Я думаю, что он сделал это специально, чтобы встретиться со своим сыном в неформальной обстановке, - взгляд дворецкого прикован к тому, как за шикарными цветами в садах по обе стороны от нас убирают девушки, выделывая из цветов произведения искусства. - Вы прибыли сюда как обычно - строго, - дворецкий стряхнул с моего пиджака налетевших букашек. Вроде бы, весна только началась, а их уже так много. - Я думал, что это будет офис, да и отец перенёс встречу. В любом случае, мне потом следует поехать на работу, - когда дворецкий открывает мне дверь внутрь, я прохожу первым, но уже когда мы приближаемся к двери, что ведёт в зал с лестничной площадкой, я первым открываю дверь для старшего. - Это разве не в моих обязанностях? - дворецкий благодарно мне поклонился и улыбнулся, поднимаясь впереди меня по лестнице. - В любом случае, строго или нет, сегодня Ваш отец взволнован, - не успел я ничего ответить, как перед моими глазами открылся вид на длинный стол, за которым уже сидят мои родители, в ожидание и полном, каком-то мрачном молчание. - Мистер и миссис Рихтер, Ваш сын прибыл, - официально меня представив и поклонившись, мистер Лихтенберг покинул открытую площадку для обеда, оставив меня наедине со своей семьёй. Впервые я увидел маму, и особенно отца такими разбитыми. Впервые я понял по их лицам, что всё гораздо хуже, чем они думают, или что-то такое сильно разбивает их, заставляет усомниться. Прежде мой отец никогда не выдавал своих эмоций, ни разу не жаловался и не давил на свои слабые стороны, но сегодня его взгляд изменился, отяжелел, словно что-то такое подбивает и заставляет его страдать. Я испугался за родителей, даже не за то, что они могут сказать мне, а лишь за то, что с ними может из-за этого случиться. Мои родители не молоды, а мама и вовсе часто болеет, любая плохая новость может окончательно подбить её здоровье, и никакие деньги в этом случае не помогут. - Сынок, здравствуй, - мама не видела меня первое время, так как сидит ко мне спиной, и даже дворецкого она не услышала из-за того, что витала в своих мыслях. Но когда я приблизился к маме, она подорвалась, сжимая в слабых материнских объятиях. - Тебя так давно не было в родном доме, - мама заплакала, крепче прижимая к себе. И теперь точно ясно, что всё гораздо хуже, если даже моя сильная мама плачет. Не отвергая маму, я кивком поздоровался с отцом, который встал со своего места, с теплотой в глазах наблюдая за нами. Такой взгляд отца я наблюдаю впервые. - Да, мама, но я уже здесь, - погладив маму по голове, я осторожно высвободился, помогая маме присесть обратно за своё место. Затем я подошёл к отцу, пожимая ему руку и хлопая по плечу без лишних слов. А дальше я принялся за блюда, когда присел на своё законное место за этим столом. За этим столом еженедельно собираются министры, политики и судьи, но всё меняется, когда за этим столом обедает наша семья в тихой обстановке. - Как продвигаются дела в личной жизни? - обычно отец спрашивает меня о работе, но теперь он спросил меня о моей жизни, что настораживает ещё сильнее. - Ты в порядке? Обучение в школе не мешает работе? - отец отправил кусок мяса себе в рот, запивая вином. Пока отец ел, мама понурила голову, копошась в еде вилкой, а её щекам стекали густые слёзы. Когда же я больше не смог это всё понимать и переносить, я наконец взорвался. - Что случилось? - я впервые посмотрел на отца со строгостью, поймав его сожалеющий взгляд. А когда же я перевёл взгляд на маму, та заплакала ещё сильнее. - Если вы хотите мне что-то сказать, то говорите сразу, - я обратился к отцу, понимая, что от него я могу добиться больше, нежели от плачущей женщины. Слегка помедлив, отец положил вилку и нож, сложив руки в замок, уперев локти в стол и положив подбородок на этот замок. Сейчас он выглядит задумчивым, впрочем, как и всегда. Терпение стало приближаться к точке невозврата, и дабы занять себя чем-то, я высушил залпом целый стакан коньяка, чем привлёк удивлённый взгляд мамы к себе. Неужели она действительно думала, что её сынок никогда не вырастет и не начнёт пить? - Мама, это нормально, - я мягко улыбнулся русоволосой женщине, беря её ладонь в свою через весь стол. - Скажи мне... - сил терпеть всё больше нет, я хочу знать, что подбивает их. - Ты не должен думать, что мы не любили или не любим тебя, - странное начало речи отца заставило меня напрячься и выпустить руку мамы, чтобы не раздавить тонкую кисть. Сжав кулаки, я оперся на стол всем своим весом, и даже испугался, что могу переваливать его на себя, отчего ослабил напряг. Отец замялся. - Порой у людей не выходит что-то, но также им выпадают возможности, где они могут искусственно приобрести то, чего естественным образом обрести не могут, - шифровки отца всегда были некой головоломкой. но обычно они имели самый простой смысл. - Не тяни, скажи ему, как есть, - мама, видимо, тоже не может уже терпеть и также желает наконец всё мне рассказать. - Только хуже становится, - лицо мамы упало в дрожащие ладони. Отец громко выдохнул. - Исаак, мы всем сердцем любим тебя с мамой, но, - голос отца дрогнул, а взгляд изменился, когда она перевёл его на меня. - Но мы твои ненастоящие родители. Я больше ничего не слышал. Не слышал, как громко заплакала мама, и как папа начал заново что-то говорить. Неприятная дрожь прошлась по телу, заставляя мышцы содрогаться. Я думал, что это ненависть меня наполняет, но оказывается это была просто благодарность, но за что? За то, что так долго скрывали? Или за то, что растили как родного? Смешанные чувства обиды, а также нежелания признавать правду наполнили меня. Стало тоскливо, сердце замедляет свои удары, обещая свести всё на нет. Кажется, словно от сжатых кулаков мои сухожилия на пальцах порвутся от давления. Видя, как плачет мама, искренне и с сожалением я смягчился, принимая факт, что это могла быть даже к моему счастью и улучшению. Но почему нельзя было сказать мне это раньше? Зачем столько лет скрывать? Они думали, что я уйду тогда от них? - Но... - голос дрогнул, а мои глаза стали метаться по площадке, - но почему вы мне раньше не сказали? - я вопросительным взглядом уставился в первую очередь на отца, как на главу семьи, а тот лишь выдохнул куда-то вниз. - Эти люди нехорошие, мы бы не хотели, чтобы ты и вовсе с ними пересекался, - отец пытается сказать, что всё это в моё благо, а я лишь вздрагиваю от мысли, что всё это правда. Я - приёмный сын. Я не тот Рихтер. Быть может даже не Исаак. И родители у меня другие. Но кто сказал, что все родители хорошие? - И кто они? - я ударил кулаком по столу, и, кажется, мне легче не стало. - Почему вы говорите об этом сейчас? Вы могли продолжать скрывать это, кто вам мешал? - кажется, что это злость говорит во мне, но нет. Я расстроен, ведь люблю своих родителей, пусть даже приёмных, сильнее всего на свете, но почему всё оказалось именно так? - Мы говорим это, потому что ты вырос, ты должен сам решить, что тебе делать с этим. Мы сказали тебе это, потому что из-за любви к тебе больше не можем скрывать это. Мы чувствовали, словно предаём тебя, - слёзы мамы водопадом падают на очерченный стол. - Я не хочу, чтобы у тебя была мама, кроме меня, - почти захлёбываясь в слезах, мама пыталась говорить внятно, но давалось ей это сложно. Я больше не мог это выносить, поэтому встал и прошёл к маме, обнимая тёплую женщину со спины и как бы говоря, что она - единственная женщина, которой я называю мамой. Тёплые и дрожащие руки женщины легли поверх моих, а приятные губы коснулись моих рук, отчего мои глаза в блаженстве закрылись. Мои губы легли на волосы мамы, а лёгкий поцелуй я запечатлел на её макушке, услышав в ответ плач мамы. Казалось бы, это моё сердце сейчас должно разрываться, а душа болеть. Но почему моё сердце сохраняет спокойный ритм, а желание узнать и обнять настоящих родителей… его нет. Я хочу просто разобраться, но не встречать тех людей. Родители так же должны заслужить любовь. Доверием. Теплотой. Заботой. Но это всё дали мне другие люди, их я действительно называю родителями. - Вы мои единственные родители. но я хотел бы знать, кто эти люди, и почему они отказались от меня? - теперь я точно уверен, кого действительно я ненавижу. Тех родителей, что отказываются от своих детей. Что бросают их и отдают в другие семьи. Разве что, дети порой становятся от этого счастливее. За это им единственное спасибо. Кто знает, как бы я жил, если бы не мои родители - мистер и миссис Рихтер. Наверное. был бы избитым и одиноким, но мне сделали детство, где меня любили и любил я. Сев рядом с мамой на стул, я взял её ладонь в свою, потирая кожу большим пальцем. Мама с трепетом смотрит на меня, отчего в душе звучат слова: "Моя единственная мама - это ты". - На самом деле, мы сказали об этом всём, потому что узнали, что недавно твоя родная сестра, которую они родили после того, как мы забрали тебя от них, попала в больницу с избиением. У неё нет никаких родственников, кто мог бы забрать её, а она сама говорит, что родители её не обижают. Видимо, она так сильно боится их. Это произошло сегодня, - отец передал мне папку с бумагами, я собирался их открыть, но рука мамы придержала меня. - Сделай это дома, здесь я не хочу даже фамилии наблюдать, - отец сжал кулаки. - Твоя сестра не впервые попадает в больницу с побоями. Мне кажется, что это зашло слишком далеко. Видишь ли, когда мы забрали тебя от них силой, ты тоже был в синяках, но от испуга ты даже говорить первое время не мог. Я думаю, что нужно помочь девочке. - Да, сынок, - отца подхватила мама, которая порядком уже успокоилась. - Она твоя сестра, ей так же плохо живётся у них, как и тебе раньше. Помоги же ей, нам жаль эту девочку. Мы смотрели за ней, но твои родители угрожали нам тем, что всё тебе расскажут, нам пришлось перестать это делать, - я приобнял маму за плечи. - Но теперь мы сами тебе всё рассказали, им нечем нас подловить. Ты взрослый, ты должен сам решить проблему со своей семьёй, - отец так же передал мне ещё третью папку, чуть толще предыдущих. – Мы бы могли пожаловаться опеке, но я думаю, что ты сам захочешь разобраться со всем этим. Чувство того, что кто-то страдает от рук моих родителей злит сейчас и сводит с ума. Хочется растоптать всех, кто хоть пальцем тронет мою сестры. Странно это. Я даже не видел её, но уже готов за неё убить. - Я сделаю это. Но теперь мне пора, простите, - поцеловав маму в лоб, я подорвался с места, буквально забывая всё, что только что произошло. В моих руках только три папки, а я сердце ненависть и желание всё узнать и решить. Обиды нет, нет и желания узнать их. Моей единственной целью является то, чтобы я защитил того, кто нуждается в моей защите.