The Pillow Verse

Кастиэль не знает, что случится дальше; не то что бы он был всегда абсолютно уверен в будущем, но кажется, будто раньше он лучше чувствовал, чего ожидать. Сейчас он смотрит вперёд и вместо длинной черты горизонта с линиями, что пересекают друг друга, разветвляются на тысячи нитей, обрываются, возвращаются к началу и повторяют путь заново, он видит лишь узкий тоннель и слабый свет в его конце. Дин садится рядом и кладёт руки на стол. — Ну, ты расскажешь, что случилось-то? — спрашивает он. Кастиэль пытается уловить нити развития их разговора, пытается определить, какая из них подведёт к тому, что Дин будет внимательно слушать его и спокойно кивать, обуздав ярость и боль, которая (он знает) ещё сидит под кожей у Дина. Но он не может последовать образцу, не может предугадать его реакцию. Кастиэль не уверен во многом. Он бы очень хотел, чтобы хоть Дин остался неподвижным якорем, пусть и ненадолго, но Дин известен за то, что спрыгивает с одной тропинки, безрассудно гонится за какой-то идеей и спустя доли секунды оказывается на совсем другом пути. Дин никогда не бывает предсказуем. — Я не знаю, с чего начать, — отвечает он, на что Дин фыркает. — Можешь начать с гаданий на падающих из Рая звёздах. Ему не нравится напоминание о своём происхождении. Само падение было чем-то вроде сложного уравнения: те числа, что когда-то определяли его, были вычеркнуты, когда он упал на землю. Он остался лишь с больными воспоминаниями о слепяще-ярком свете, которым он был когда-то, и огромной неопределённостью, что едва-едва освещалась слабым лучиком света посреди кромешной тьмы. Можно ли посчитать неопределённость? — вдруг задаётся он вопросом и приходит к выводу, что может сделать это, если будет достаточно времени. Но Дин ждёт ответ сейчас. — Ты был прав, — говорит он наконец. — Она была права, — он смотрит Дину в глаза, хотя совсем не уверен, что хочет этого. — То, что я сделал: убил нифилима, забрал лук Купидона — это были не испытания. Обряд. Дин явно не удивлён. Он даже глазом не повёл. Разумеется. Он наверняка в курсе того, что случилось. — Беда не приходит одна, — комментирует он. — Третьим ингредиентом был ты, да? Ты не пал так, как другие ангелы. Кевин сказал, что остальных изгнали из Рая, как Милтон — ангельское моджо и пальцем не тронули, просто отлучили от кормушки. Но ты... — он не решается продолжить. — Человек. — Я не знаю, что стало с остальными, — монотонно сообщает ему Кастиэль, глядя на столешницу, на то, как белеют костяшки пальцев Дина, когда он сжимает подлокотник стула. — То, что ты говоришь, возможно. В таком случае каждый ангел будет искать на земле свой сосуд, чтобы повлиять на происходящие события. Но — да. Моя благодать была третьим необходимым ингредиентом для обряда. Об этом неприятно говорить. Об этом проще думать, как об научном, чисто теоретическом обсуждении. О деле. О чём-то из разряда small talk* для охотников. Дин откидывается на спинку стула. — А что, есть другая возможность? Кастиэль пытается обдумать вопрос, но это довольно сложно. Голова болит. Он думает, что со стороны Дина было бы очень кстати позволить ему положить голову на стол и заснуть. Но это важно. — Я думаю, что обряд забрал благодать у каждого ангела. Я думаю, все ангелы сейчас смертны. Скорее всего, это именно часть обряда, то, что задумывал Метатрон. У Дина такое выражение лица, будто ему не терпится задать ещё вопросы, и Кастиэль надеется только, что следующим не будет «И что нам делать дальше?» — потому что на это ответа у него нет. Но Дин только открывает рот и снова закрывает его, а потом повторяет то, что уже говорил несколько часов назад: — Ну, хотя бы ты теперь здесь. Он говорит это так тихо, что, может, от Кастиэля и не требуется реакции. — Я не знал, что случилось. С тобой. Думал, ты, наверное, умер. Ну, то есть, ты уже умирал... Но я не знал, сможешь ли ты сейчас вернуться. Кастиэль не совсем уверен в том, что понимает его, но не чувствует, что обязан расшифровывать его слова. Зато он замечает, не совсем понятно, с какого момента, свет в комнате. В бункере такой свет, на который он прежде никогда не обращал внимание: это не чистое сияние, как на Небесах, а тёплое мерцание, что сдерживает собой тени, как береговой маяк; оно очерчивает вокруг Дина кольца из пыли и выделяет золотисто-коричневые волоски на руках. Он замечает, что уже видел такое прежде: оно отдалённо напоминает ему свет во время падения. Наверное, он «пялится», потому что Дин окликает его: — Ты чего, Кас? Кастиэль качает головой, и кольца вокруг головы Дина размываются. Он моргает и тихо бормочет: — Ты светишься. Дин странно на него смотрит, а потом отворачивается. Кастиэль не знает, о чём он думает. Впрочем, это не так уж и удивительно: он никогда этого не знал. — Пошли, найдём тебе место, пока ты на стол не свалился, — говорит Дин. В прошлый раз, когда Кастиэль был в бункере, он занял на всю ночь кровать Дина, который принёс одеяло и, не сказав ни слова, укрыл его, а потом опустился в кресло, стоявшее рядом. Кастиэль понял, что есть и другие комнаты, но ни одна не готова для гостей. Как сказал Сэм: «Мы особо не ждали компанию». Теперь ему интересно, где он будет спать на этот раз, учитывая, что он не ранен. В библиотеке есть диваны — он может лечь там. Он будет не против. Теперь он знает, каково это: просыпаться, уснув сидя и наклонив голову под каким-нибудь невообразимым углом — так что было бы очень кстати поспать наконец лёжа, а не в автобусе или на заднем сидении машины. Дин подходит к одному из командных блоков, закреплённых в разных местах комнаты, и щёлкает рычажком. Где-то загорается свет, где-то в конце длинного узкого коридора. — Сюда, Кас. Кастиэль идёт по бункеру, следуя за светом и за Дином, обходя углы и спускаясь вниз по коридору. Комната Сэма, комната Кевина. Вот комната Дина. Кастиэль подмечает их месторасположение, проходя мимо. — Найдётся место в гостинице? — бросает он, чувствуя себя как-то странно. Кажется, Дин не уловил шутку*. — Ты, умник, — грубовато отвечает он, — конечно, найдём тебе комнату. Я просто не хотел... И тут Кастиэль наконец понимает, чего он недоговаривает и о чём чуть было не упомянул раньше. Дин не хотел надеяться. Он останавливается напротив двери и открывает её. Свет можно не включать, на тумбочке уже стоит зажжёная лампа. В комнате стоит стол, шкаф и кровать с голым матрасом. — Как, порядок? — Меня абсолютно устраивает, — устало говорит Кастиэль. Он помнит, что делали Дин и Сэм, только заселившись в комнату мотеля: первым делом люди распаковывают вещи. Потом, может, чистят зубы. Но ему нечего убирать в шкаф или класть на стол, да и зубной щётки у него тоже не имеется. Так что он безо всяких церемоний садится на голый матрас и ждёт, когда Дин выйдет. Но он медленно проводит рукой по лицу, будто что-то буквально за секунду успело его вымотать. — Погоди минуту, Кас, — просто он. — Ты не можешь так спать. Кастиэль не понимает, почему. Матрас под ним потрясающе мягкий — это лучше, чем он думал, намного удобнее дивана. Комфортно. Уютно. Он ляжет, и мир вокруг провалится во тьму на несколько часов — мысль об этом приятна. Было бы очень кстати лечь на матрас и позволить этому сценарию воплотиться в жизнь. — Да? — переспрашивает он. — Почему нет? — Просто подожди, — отвечает ему Дин. — Сейчас приду. Кастиэль, всё так же сидя на краю матраса, позволяет себе ссутулить плечи. Высоко под потолком в комнате есть окно, длинное, узкое и закрытое решёткой. Он обнаруживает, что, немного запрокинув голову назад, может увидеть на небе луну, но звёзд сегодня не наблюдается. Дин возвращается с кучей постельного белья в руках. — Тебе нужны простыни, — поясняет он и кладёт вышеозначенное в изножье кровати. Кастиэль смотрит на бельё безо всякого интереса. — Египетский хлопок, прикинь? Плотность ткани — 500. Мир и впрямь прогрессирует: в последнем мотеле, где я был, простыни были все в ананасах и кокосах. Кастиэлю кажется, что он доволен тем, что Дин одобрил постельное бельё. Он уже замечал, что Дин очень ценит маленькие детали роскоши. — Голубые, — зачем-то замечает он вслух, на что Дин почти смущается. — Оставил их тебе, — говорит он, проводя рукой по простыням. — Я решил, что, если ты вернёшься... Кастиэль вдруг вспоминает тарелку с остатками еды и уже включённую лампу на тумбочке. Почему-то это кажется ему важным, но он не может сосредоточиться и сложить части паззла вместе. — Встань, — просит его Дин. — На секунду, ладно? Я заправлю кровать. Он встаёт и наблюдает за тем, как двигается в свете лампы Дин, натягивая простынь на уголки матраса. Но ему кажется нечестным свалить всю работу на Дина. — Я могу помочь, — предлагает он. Дин ворчит: — Ладно, как хочешь. Возьми вон тот угол. Тонкая простынь с резинкой. Выцветшее зелёное одеяло, похожее на то, которым Дин укрыл его в прошлый раз. Кастиэль берёт простынь, и вместе они накрывают ею матрас, заправляя под него уголки. — Порядок? — Дин явно собирается уйти, но всё стоит у двери. — Я буду у себя, назад по коридору, если что-то надо. — Спасибо, — отвечает Кастиэль. Дин тихо закрывает за собой дверь, и Кастиэль остаётся наедине со своими мыслями, имея в качестве компании, кроме них, только лампу и луну. Он ведёт кончиками пальцев по выцветшему зелёному одеялу. Он никогда особенно не разделял восторги египтян по поводу ткани из натуральных волокон, как, впрочем, и странную одержимость постельным бельём. Видимо, теперь он в их лагере; он сует ноги под одеяло, ощущает его вес на плечах, груди и коленях. Он чувствует себя в Раю. Вот только у него ужасно ноет шея. Чего-то не хватает. А. Дин не дал ему подушку. Наверное, Кастиэль может обойтись и без неё. Вот только вдруг оказывается, что не может. Сколько бы он не ворочался, он не может восстановить то ощущение уюта. Лишь несколько минут назад он не мог желать чего-то большего, чем отдых, но теперь сон — самая последняя вещь, занимающая его мысли. Кажется, человеческое тело очень капризно. Удивительно. Он лежит в кровати как будто целую вечность — либо он помнит вечность только так, — и изо всех сил старается заснуть. Но ничего не помогает. Дин наверняка уже спит. Но ведь он сказал, что, если ему что-то надо... Он ведь мог бы сам взять подушку, если бы знал, где — но нет. Зато Дин должен знать. В итоге он выбирается из кровати. Свет в коридоре выключен, но на стене дальше по коридору виден отблеск от света, что вырывается из-под двери в комнату Дина. У него всё ещё горит лампа, но сам он спит, растянувшись на левой стороне кровати; щека на подушке, рука свешивается вниз. Кастиэль видит лишнюю подушку, которая ровно лежит на правой стороне кровати, нетронутая. Наверное, это подушка, которую Дин должен был ему отдать. Но тогда это, судя по всему, подушка Дина. Опять же, не видно, чтобы он её как-то использовал. И он оставил свет в комнате. Почти как будто... Кастиэль качает головой. Он слишком устал для этого. Наверное, сначала он должен спросить, так что он подходит к кровати. — Дин. Дин. Но он не реагирует, и Кастиэль не знает, что делать. Он может взять вторую подушку и уйти к себе. Или остаться здесь, с Дином. Как в тот раз. Он не готов к этому. И Дин тоже. Ещё слишком рано, слишком быстро. Слишком. Это не то, что он может попросить, и не он должен брать. Но он всё равно берёт подушку, от усталости, пронизывающей кости, от того, что Дин оставил для него свет. Дин хотел надеяться, что он вернётся. Он осторожно ложится рядом с Дином, кладёт голову на ту лишнюю подушку, что, наверное, ему и предназначалась. Дин ёрзает, но не просыпается. Кастиэль суёт ноги под одеяло и случайно касается Дина. Знакомо. Странно. Ему кажется, что так он может заснуть. Вот и знакомое чувство вины, печаль, грусть — все на подступах к его сознанию. Собственные действия кажутся ему такими далёкими сейчас, хотя он знает, что не пройдёт много времени, прежде чем все беды рухнут на него вновь, утягивая вниз сердце и ссутуливая плечи. Но сейчас — покой. Да. Это похоже на мир и покой, пусть не уютная безликая пустота, что была в Раю, но, может, так и лучше. Покой. Кастиэль вертит это слово в мыслях снова, накладывает на тени у стены, примеряет на очертания Дина в темноте, на изгиб его плеч и сам устраивается у него под боком. Не касаясь полностью, но почти. Дин не обставил комнату, не подготовил подходящую одежду и даже на самом деле не думал, что Кастиэль будет жив. Но он оставил свет, пусть не ждал, что он появится, но — ну, может быть, — надеялся на это. Завтра Дин может велеть ему забрать вторую подушку и уйти в другую комнату. Но опять же, может, Дин будет красть его подушку каждую ночь на протяжении недель, надеясь, что Кастиэль будет спускаться вниз по коридору и находить его снова и снова. Может, однажды вечером Кастиэль заберёт его подушку, оставит её у себя в комнате, на своей кровати, и тогда Дин будет тем, кто придёт к нему, ляжет рядом и заснёт у него под боком. Может, так всё случится. А, может, и нет. Кастиэль не уверен. Он совсем не ждёт, что Дин так поступит. Но, засыпая, он думает, что будет оставлять свет включённым. На всякий случай.