восход

День у Коннора не задался с самого утра. Получить ногой в бок, когда смотришь прекрасный и волшебный сон, не так уж приятно, знаете ли. Парень сжался в комок и накрылся одеялом с головой, надеясь, что его оставят в покое. Но чуда не случилось. − Поднимайся, ленивый кожаный мешок, сколько можно дрыхнуть! — за этими словами последовал еще один пинок, на сей раз куда более болезненный. — Считаю до трех. Если ты не встанешь, то я придушу тебя подушкой, а родителям скажу, что так и было. − Ладно, ладно, − Коннор нехотя сел на постели и потер заспанные глаза. − Так-то лучше, − брат пихнул его в плечо напоследок и скрылся в коридоре. − Господи, дай мне сил, − пробормотал младший Джонс и побрел в ванную. Сполоснул лицо ледяной водой, поморщился и бросил взгляд в зеркало. Да уж, видок не из лучших: темные круги под глазами, чересчур торчащие скулы, запекшиеся губы… Наверное, все же стоит перестать сидеть в соцсетях до глубокой ночи. − Ты там не утонул? — Ричард бесцеремонно распахнул дверь. — Шевелись, надо выйти пораньше, чтобы дойти до места не по самому пеклу. − Хорошо, брат, − смиренно вздохнул Коннор и поплелся завтракать. Овсянка упорно не хотела лезть в горло. Что поделаешь, когда твой основной рефлекс — рвотный? Вот именно, что ничего. Хотя иногда это бывало полезным. Например, если сосед по парте хотел свалить с уроков, то мог попросить Коннора воспользоваться этим свойством. Да, потом болело горло и было мерзко во рту, но оно того стоило. Одноклассники всю начальную и среднюю школу относились к Джонсу настороженно. Он был другим и отличался от них практически всем. Тихий, молчаливый, нервозный. Не умел улыбаться, но иногда пытался, и в итоге выходила лишь пугающая гримаса. Временами приходил и просто стоял рядом, слушая, как разговаривают другие. Под его пронзительным взглядом даже самые шумные компании быстро расходились, недоуменно оглядываясь. На уроках Коннор сидел, уставившись в одну точку и не шевелясь. Учителя звали его по несколько раз, зная, что с первого он не услышит. Учился он посредственно, поскольку не мог сосредоточиться. − Почему мы должны терпеть Джонса? — спросил как-то раз Майк, главный заводила и забияка. — Он же умственно отсталый или как это называется. Для них есть специальные школы, нет? Коннор сначала не понял, что стал причиной волны смешков одноклассников. Он обескураженно вертел головой из стороны в сторону, пока не услышал откуда-то слева: − Тупой урод. Тебе не место среди нас. Тогда он молча встал и вышел. Спустился по лестнице, сжимая перила до боли в тонких пальцах, и залетел в подсобку. Там опустился на пол и беззвучно зарыдал. От обиды сводило зубы. Он незаметно для себя принялся ковырять штукатурку и запихивать в рот безвкусные кусочки. Это немного успокаивало, поэтому, когда он пришел в себя, на стене зияла внушительная дыра. − Что я им сделал? — спросил сам у себя Джонс. — Чего они от меня хотят? Непонятно. На уроки в тот день он не вернулся, за что дома получил по полной программе. − Коннор, сколько раз я тебе говорил, что ты не должен уходить из школы? — тихо и угрожающе произнес отец. − Много, − Коннор с преувеличенным интересом рассматривал царапину на паркете. − Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю, − мальчика дернули за волосы, заставив поднять голову. — Ты помнишь, о чем мы договорились? − Да, − сказал одними губами младший брат и с мольбой посмотрел на старшего, наблюдавшего со стороны. Тот лишь злорадно усмехнулся. − Тогда ты знаешь, куда идти, не так ли? — мистер Джонс прищурился, и его сын смиренно зашагал отбывать наказание. Он замер на пороге кладовки, в которой ему предстояло провести целый час. Коннору было страшно, ведь главное условие — отсутствие света. Он до умопомрачения боялся темноты и никогда не спал без ночника, из-за чего Ричард постоянно шутил над ним. − Главный монстр тут — я, − пытался вразумить он младшего, а тот в ответ только закрывал подушкой голову. Итак, дверь захлопнулась, игра началась. Коннор зажался в угол в обнимку с шваброй. Ясное дело, она бы не спасла от того, кто живет во мраке, но хотя бы немного отсрочила бы поражение. Чтобы скоротать время, Джонс принялся читать молитвы. Ему нравились красивые, тягучие слова на необычном языке. Нельзя точно сказать, верил ли он в бога, который являлся для него чем-то абстрактным. Находиться в церкви было здорово: тишина, спокойствие, молчание задумчивых людей, тихий говор священника, запах воска и ладана и строгий взгляд статуй святых. Коннор редко когда был предоставлен сам себе. Рядом всегда кто-то находился, как правило, Ричард. Это неимоверно раздражало. Каждый вздох, каждое движение, каждая реплика бесили. Появлялось стойкое желание вмазать навязчивому братцу, но его приходилось сдерживать, так как ответ был бы раза в два больнее. Шелест на полках отвлек Коннора от размышлений. Что-то заскреблось по дереву, и парень покрепче перехватил ручку своего нехитрого оружия. Он собирался дорого отдать свою жизнь. Хотя, подумал он, что может быть страшнее разъяренного отца? Никакие монстры его не переплюнут, даже те, которые живут в стенах. − Человек, − как будто скрипнули петли несмазанной двери. — Я пришел предупредить тебя. − Не съесть? — удивился Джонс. − Я перекусил, спасибо за беспокойство, − раздался свистящий смешок. — Знаешь, скоро наступит наше время, и я решил, что ты должен об этом узнать заранее. − Ваше? — переспросил Коннор. − Ага. Темное. То, чего ты больше всего боишься, детеныш, − клацнул зубами невидимка. — Таких добрых, как я, ты больше не встретишь. Так что будь осторожен. − Спасибо, − вежливо отозвался мальчик. — Я могу вас чем-нибудь отблагодарить? − Выживи, − скрипнул напоследок и исчез странный гость. − Коннор! Ты опять разговаривал сам с собой? Вот придурок, − в глаза пленнику ударил свет, и тот зажмурился. − Мне было страшно, − пожал плечами младший брат, сообразив, что Ричарду не стоит знать о произошедшем в кладовке. Тогда Коннору было двенадцать лет. Теперь ему пятнадцать, он более-менее научился маскироваться под обычного человека, но все еще боится отца до умопомрачения. Когда началась еженедельная прогулка по лесу, Коннор специально подвернул рукава майки, чтобы как можно сильнее загореть. Мало ли что подразумевал тот голос под темным временем. Надо запастись солнцем. Было неимоверно жарко, и ноги не желали слушаться. − Идем, идем, что так медленно? — подгонял отец. Единственное, чего сейчас хотел Коннор, − упасть под ближайший куст и не шевелиться. Но приходилось напрягаться изо всех сил и чуть ли не бежать, поскольку мистер Джонс вооружился огромной палкой-посохом, внушавшей уважение. Он утверждал, что подобные физические нагрузки укрепляют тело и дух. Коннор был в корне с этим не согласен. В его случае ничего не укреплялось, а скорее наоборот разваливалось. После подобных забегов он лежал пластом весь вечер, что никого не волновало. Мама бы такого не допустила, подумал он. Она была такая же упрямая, как и муж, но иногда шла на компромиссы. И всегда защищала его от нападок брата и отца. − Двое на одного, как это по-мужски, − ворчала она. — Ну-ка прекратите, Коннор вам не груша для битья. Да, Коннор любил ее больше всех на свете, в чем не побоялся себе признаться. Анна была веселой, заводной, несколько импульсивной и временами даже пугающей, но доброй и ласковой со своими близкими. Ей можно было простить и позволить абсолютно все. Младшему Джонсу нравилось ей помогать по хозяйству, в то время как Ричард старался в такие моменты пропасть из дому. Также Коннор ничего не утаивал от матери, и она давала ему дельные советы в любой, даже самой сложной ситуации. А потом жизнерадостная, красивая женщина превратилась в бледную тень самой себя. Врачи разводили руками, не в силах остановить скорое приближение смерти своей пациентки. Коннор все свободное время проводил в палате Анны и иногда прогуливал школу, чтобы принести ей свежих цветов и просто поговорить. Однажды она попросила его наклониться поближе и прошептала ему на ухо: − Коннор, мальчик мой, меня скоро с тобой не будет. Пожалуйста, не скорби по мне и не плачь, будь сильным, − она крепко сжала ладонь сына, и тот закусил губу. − Ты останешься один на один с отцом и братом, это будет тяжело, сам понимаешь. Но я верю, что ты справишься. И вот еще что, − она вырвала листок в клеточку из блокнота и написала дрожащей рукой несколько строчек. — Если что-то случится, не дай бог, и ты не сможешь вернуться домой, возьми этот листок и отправляйся в Детройт. Человек, чье имя здесь начертано, поможет. Храни это как зеницу ока. А теперь иди. Иди, − она украдкой утерла слезу с щеки. — Больше не пропускай уроки из-за меня, слышишь? Джонс кивнул и ушел, стараясь сдержать накатывающую истерику. У него в голове не укладывалось, что как-то раз он придет, и сердце мамы не будет биться. Но ее слова он запомнил, и до боли сжал кулаки. Уж ради нее он точно будет бороться. В день похорон Коннор не произнес ни слова. Он молча смотрел на странную высохшую оболочку, ничуть не напоминавшую собой Анну, на ворох цветов, на перешептывающихся женщин и мужчин, на строгого священника, хрипло читающего молитвы. Он слушал, как падают комки земли на крышку гроба, и ему хотелось выть в полный голос, упав лицом в пожухлые листья. Но Коннор этого не сделал, и, кажется, даже Ричард его зауважал. Подошел, положил руку на плечо и тихо сказал: − Ты молодец, брат. Она только из-за тебя и прожила так долго. Коннор надолго запомнил этот момент, потому что тогда Ричард был искренним в своих чувствах и наконец-то снял маску напыщенного и горделивого сноба. Младшему Джонсу даже показалось, что он ошибся, и старший не испытывает к нему ненависти. Затем все стало как прежде. Разве что отец перестал сдерживаться в словах и действиях, почувствовав истинную власть. Коннор стал носить длинные мешковатые кофты, чтобы никто не заметил синяки и порезы на его руках, а временами и ожоги от сигарет. Он знал, что может пойти в полицию, но ничего не делал. Мешало чувство вины и то, что они с братом наверняка окажутся в детдоме. Поэтому Джонс терпел бесконечно долго. Обиднее всего была постоянная издевка в голосе Ричарда. Его отец действительно любил и все спускал с рук. В пример ставил. − Он далеко пойдет, − постоянно говорил старший Джонс. — Не то что ты, − далее следовал презрительный взгляд, и Коннор отводил взгляд, стараясь не видеть усмешки брата. − Ну хватит, папа, ему и так по жизни не повезло, − ухмылялся Ричард, и Коннору отчаянно хотелось провалиться под землю. Так все и продолжалось до пятого ноября две тысячи тридцать восьмого года. В тот день было невероятно жарко для поздней осени. Коннор сто раз пожалел, что надел свитер, пока был в школе. Впрочем, остальным было не лучше. − Мой дядя сказал, что грядет глобальное потепление, − с важным видом сказал один из одноклассников. − То есть, зимой снега не будет? — разочарованно спросила его соседка. − Наверное. Может, на рождество в речке купаться будем, − отозвался он. − Что ты несешь, Байерс? — скептично фыркнул отличник. — Уж скорее вся планета льдом обрастет. На январь обещали лютые морозы, а еще весна задержится на два месяца. Далее разразился горячий спор, и Коннор предпочел выйти в коридор. Ему казалась подозрительной хорошая погода. Что-то было не так, хотя что именно, нельзя было сказать точно. Сам воздух был каким-то неправильным. Слишком густым и вязким, напоминающим кисель. Дышать было трудно. − Я всего лишь устал, − сказал себе Джонс, вытирая пот со лба. — Нет здесь ничего сверхъестественного. Однако успокоиться не получилось. В конечностях чувствовалось неприятное напряжение, такое бывает после изматывающей тренировки: ты занимался на пределе своих возможностей, полностью выдохся, но по какой-то причине не можешь присесть и отдохнуть. И по мышцам как будто волны дрожи. Город как будто вымер. Изредка пробегали взмокшие прохожие, украдкой оглядываясь по сторонам. Их словно что-то гнало вперед, не давая сделать перерыв и отдышаться. Собака, лежавшая в тени раскидистого каштана, приподняла голову, рассматривая Коннора желтоватыми внимательными глазами. Затем махнула хвостом и снова погрузилась в прилипчивую дрему. Старший Джонс, снявший футболку, остервенело елозил газонокосилкой по траве. Вид у него был как у Теда Банди перед очередным убийством — то есть, поистине зверский. Потому Коннор постарался прошмыгнуть мимо него тихонько, как мышенька. Не получилось. − Подойди, − приказал отец, и сыну пришлось подчиниться. — Где ты шлялся полчаса? Уроки заканчиваются в четырнадцать десять. − Я…задумался, − промямлил Коннор. — И шел медленно. − О, ты способен к мыслительному процессу? Похвально, − ядовито отозвался Джонс. — Но почему из-за этого я вынужден делать твою работу? − Извини, пап, − виновато пробормотал парень и получил нехилый подзатыльник. Отошел на безопасное расстояние, не глядя на родителя, и снял свитер. − Чтобы к половине четвертого все было идеально ровным, − бросил мужчина и скрылся из виду. Коннор вздохнул и принялся за дело. Ему нравился запах свежескошенной травы, но заросли зелени все же были предпочтительнее. Можно было бы лежать в них, кусать колосок и смотреть в небо, наслаждаясь покоем. Однако хозяин дома предпочитал строгий порядок без каких-либо романтических послаблений. Потом остановился, оперевшись на ручку газонокосилки, и зажмурился. Совершенно не хотелось шевелиться и дышать. Мертвым пасть и наглотаться свежей вечности прямо из перистых облаков, напоминающих хвосты огромных котов, раствориться в солнечном свете и никогда больше не видеть. − Работай, раб, солнце еще высоко, − знакомый голос вывел Коннора из ступора и заставил встрепенуться. − Ричард, не смешно, − буркнул он, нажав на кнопку включения. − Очень даже, − его брат оскалился. — Готовишься к будущей профессии, да? − Отстань, − младший Джонс сделал вид, что не замечает навязчивого собеседника. − Неа, − глумливо отозвался Ричард. — Мне скучно. − То есть, издевательства надо мной для тебя развлечение? — ощерился Коннор. − Да как ты мог такое подумать?! Шуток совсем не понимаешь. − Я вот одного не пойму, − Коннор приблизился к нему вплотную и посмотрел в глаза. — Почему ты делаешь мою жизнь невыносимой вдвойне? На меня постоянно кричит отец и твердит, что я неудачник, что я сопьюсь и закончу свои дни на помойке, и что я тупой и обуза для семьи. Ладно, он всегда был таким. Но ты, Ричард…почему ты с ним, а не со мной? Мне так не хватает твоей поддержки, − он рвано выдохнул. — Вместо нее я получаю язвительные насмешки, тычки в спину и холод. Мне больно, Ричард, ты не думал об этом? Брат удивленно вытаращился на него, не в силах подобрать нужных слов. − Ну конечно же нет. От тебя эмпатии ожидать не приходится, − горько усмехнулся Коннор, забрал джемпер и ушел в дом. − Постой, − Ричард нагнал его на пути в их общую комнату. — Ты…ты неправ! − Неужели, − скептично промолвил тот. − Ты ничего не понимаешь, − разъяренно прошипел Ричард. — И никогда не понимал. − Хватит злиться, братец. Это вредно для твоих драгоценных нервов, − ехидно произнес Коннор. − Прекрати, Коннор. Иначе я за себя не ручаюсь, − его схватили за плечи и до боли сжали. — Я могу сколько угодно обзывать тебя и унижать, но, черт возьми, мне не плевать на тебя. Я не умею правильно выражать свои чувства, меня этому не учили. Я неосознанно причиняю боль, да, признаю, но, пожалуйста, помни: ты мне дорог как никто, − выпалил Ричард и отпустил брата. Тот отшатнулся, шокированный таким откровением. И внезапно стало очень темно. Как будто свет выключили. − Сейчас же день, да? — неуверенно сказал Коннор. − Четыре часа, если быть точным, − ответил ему Ричард. − Началось, − прошептал младший Джонс и скрипнул зубами от ужаса. − Ты о чем? — недоуменно спросил его близнец. − Неважно. Пойдем скорее, нужно собрать вещи, − решительно ответил Коннор и бросился к шкафу. Перерыв его сверху донизу, достал рюкзак и стал судорожно запихивать туда набор, который имел название «На Конца Света Или Пьяного Отца». В него входили два комплекта одежды и обуви, сухой паек, нож и спички. − Вот это ты подготовился, − приподнял бровь Ричард. — Давно убежать хотел? Коннор, помедлив, кивнул. − Тут на тебя тоже есть. Бери биту и пойдем. − И все же объясни мне, что происходит. − Как бы сказать попроще…апокалипсис происходит. − Ты сейчас серьезно? − Вполне, − Коннор распахнул дверь, и они вышли на улицу. Небо было свинцового цвета и тяжело нависало над землей. Солнце еле тлело бордовым неровным шаром. − Солнечное затмение, не иначе, − неуверенно усмехнулся Ричард. − Угу, конечно, − Коннор огляделся. — Кажется, наш доблестный предок сгинул. И слава богу. − В смысле?! Мы теперь одни, дубина. Наше положение незавидное. − Я знаю, куда идти, − уверенно заявил Коннор и осторожно коснулся листка, запрятанного во внутренний карман. − И куда же? — поинтересовался Ричард, но ответ услышать не успел. Раздался жуткий грохот, все вокруг затряслось, завибрировало, на ногах удержаться было сложно, и оба упали в траву. Казалось, рушится само мироздание. Завыл ледяной ветер, поднимая тучи пыли, наполнившей рот, нос и глаза. − Коннор! Дай мне руку! — крикнул Ричард, пытаясь дотянуться до брата. — Ну же! − Сейчас! — он изо всех сил пытался подползти ближе, но какая-то неведомая сила тянула его назад, да так сильно, что он обломал все ногти на руках, пытаясь остановиться. — Я не могу! − Можешь! — возразил старший Джонс. — Давай, еще немного! Коннор попробовал привстать, но успехов в этом деле не имел. − Ричард! — он не услышал своего голоса, в ушах был только шум. Ничего не было видно, только красный (?) песок, запах грозы и сверкание молний. Вдруг стало очень светло, и Коннор взвыл от боли, пронизавшей каждую клеточку его тела. Потом наступила темнота и с ней долгожданное забвение.