Imperium

      — Глубоко вздохнув и поправив подол платья без передника, Жизель осторожно зашагала вперёд. Она ощущала доселе не испытываемое спокойствие, что веяло от казавшейся столь неприкосновенной и недосягаемой Регины. А вот и она вышла ей навстречу, но всё ещё оставаясь на свету. Её длинные волосы спускались ниже спины, отливая золотом в свете свечей. Свободная белоснежная сорочка обнажала её ровные без родинок плечи, а сама кожа, казалось, была самого нежного розового цвета, какой только можно представить. Совсем невесомыми прикосновениями она нежно провела пальцами по своим рукам и начала снимать с себя легчайшую ткань, что едва-едва прикрывала её волнующие формы. Обнажив большую упругую грудь, «душечка» медленными движениями поглаживала её, едва касаясь возбуждённых сосков насыщенного розового цвета, а там показался и её плоский гладкий живот. Сорочка совсем спала на пушистый ковёр, открыв взору Жизель на месте священного женского лона столь желанное возбуждённое непотребство, что словно указывало прямо на неё…       Время шло к вечеру, скоро уже можно было закрывать магазинчик и отправляться отдыхать, есть и заниматься своими делами. Последний посетитель только что ушёл, молча провертевшись меж цветов долгое время и так ничего не купив, а кто-то ещё вряд ли к ним теперь сегодня заглянет. Когда две пары братьев вернулись домой, Раймунд тут же засел в углу за прилавком разбирать найденные в квартире Рудольфа бумаги, и тут он наконец решился зачесть отрывок вслух, чем привлёк к себе внимание всей семьи. Сам того не осознавая, Робель закрыл уши Гису, в то время как его самого закрыл от зачитываемого густо покрасневший Рафаэль. Тим едва не выронил ножницы, вовремя сообразив положить их на полку. Сам Адемар так и замер посреди зала с широко распахнутыми глазами, не в силах поверить в услышанное. Чтобы их брат, человек тактичный и приятный в общении, написал такую мерзкую пошлятину?! И только спрятавшая свою обычную кошачью улыбку Лаура хоть и смотрела в одну точку куда-то в стену, но слушала очень внимательно, боясь пропустить хоть слово.       — Какого чёрта, брат?! — после неловкой паузы первым среагировал Адемар. — Не при детях же!       — Я битый час спрашиваю себя, какого чёрта! — тот швырнул находку прямо на пол и закрыл лицо рукой. — Искали правительственные тайны, а нашли порнушку!       — Подождите, дядя Рюди знаком с Жаном Фарелем?! — у Лауры вдруг загорелись глаза, и она, бросив все дела, подскочила к Раймунду, чтобы подобрать бумаги и начать активно в них рыться. — Неужели это черновики его новой книги?       — Каво-о? — последний озадаченно зыркнул на племянницу из-под пальцев.       Она явно умела привлекать внимание всей семейки, и сейчас все остальные тоже глядели на неё. А та сидела на коленях, собирая в кучу листы и восторженными зелёными глазками пробегая по строчкам. Нет времени распределять по страницам, потом займётся, сейчас важно не потерять ничего из этого сокровища. Как только в её руках оказалась вновь составленная стопка, она вскочила на ноги и воззрила с удивлением и даже возмущением на своего дядю.       — Писатель такой популярный, вы не знали! — Лаура сначала было возмутилась, а потом одёрнула себя, но Адемар уже оказался у неё за спиной и поймал её за плечи, разворачивая к себе лицом. — Ой!       Её отец был страшен в гневе, а уж ей прилетало чаще всего, и всё благодаря её взбалмошному поведению. Две горячие головы, что нередко спорили друг с другом из-за мелочей. Но сейчас было как-то не до злобы, лишь бы не получить наказания.       — Что за… ерунду ты читаешь в ночи под одеялом, а?! — недовольный отец вырвал у дочери из рук записи и просмотрел их сам. — Почерк Рюди…       — Вот только не говори мне, что он прятал от правительства ошмётки бульварного чтива! — Раймунд всё возмущался — то ли не понравилось, то ли завидовал. — Я не ради этого к нему домой собирался!       — А ты теперь поищи в этих писульках великие тайны, гениальный учёный-алхимик, — Адемар, вырвав из рук дочери черновики, швырнул обратно ему и вновь взглянул на Лауру. — А с тобой мы потом поговорим!       Сказал — и недовольно зыркнул на остальных детей в доме, включая Рафаэля, в надежде отыскать того, кто таскает единственной девочке в доме столь бесстыжую графоманию. Тим посмотрел на него в ответ и разочарованно вздохнул, явно подразумевая, что тот сам виноват, раз недоглядел за ней. В этом весь его слишком самостоятельный старший сын, не считающий нужным принимать чуть больше участия в судьбах младших. Рафа виновато улыбнулся, словно признавая свою вину, но на Рафу злиться было сложно, он и так старался изо всех сил. Но тут его дёрнула за рукав Лаура, привлекая к себе внимание.       — М-может вам это, принести уже изданное? — та прижала кулачки к груди и посмотрела на папочку милейшими извиняющимися глазками в попытке его разжалобить. — Там как раз про эту Регину есть…       — Регина, говоришь… — Раймунд вдруг задумчиво уставился в пространство где-то под потолком. — Если уж ты вспомнил алхимию, то Региной, или Королевой, зовут иногда философский камень.       ***       — До сих пор не могу поверить, что под псевдонимом загадочного Жана Фареля скрывался мой собственный дядя!       На следующее же утро — так было думать легче, чем на ночь — семейство, не считая Гиса и оставленного с ним Робеля, перед началом рабочего дня собралось в комнате герцогских детишек, рассевшись на их застеленных шерстяными одеялами постелях. Три кровати, высокий шкаф, комод с приставленным к стене зеркалом. Лаура достала тайник со всей своей коллекцией тонких книжонок, первые из них явно были приложениями к каким-нибудь дешёвым журнальчикам, а последние уже печатались, а то и переписывались подпольно. С другой стороны — пусть лучше так, чем политические прокламации и памфлеты против фумьерцев и их правителей в частности, иначе будет ещё один повод всех их арестовать. Но осадочек всё равно остался.       — До сих пор не могу поверить, что такое дерьмо читает моя собственная дочь, — раздражённо выдохнул Адемар, метнув взглядом молнию в сторону Тима — тот лишь развёл руками, снимая с себя ответственность.       — Скорее, что его написал твой братишка, — подтрунивал Раймунд с наглой ухмылкой. — Интересно, это всё личный опыт или грязные фантазии? Если первое, то можешь начать ему завидовать.       — А если второе, то завидовать ему будешь ты, — тот отвесил брату подзатыльник и обратился к Лауре. — Рассказывай.       Сложив на коленях свою коллекцию, она собрала свои волосы в коротенький хвостик и перевязала зелёной лентой, получив большой бант. Всё нагоняла интриги и нетерпения, чувствовала, что от её знаний зависит судьба их маленького семейного расследования. И упивалась этим — но всё-таки начала рассказ.       «В городе N, куда приехала главная героиня Жизель, существует пансион святой Марии Дижонской — закрытая школа для девочек, куда попасть под силу далеко не каждой желающей. Сама школа опутана тайнами и слухами, которые подстёгивает и та секретность, в которой проходит обучение учениц, и жёсткий отбор на вступительных экзаменах, практически не проходимых для обычных людей — в том числе потому, что к ним едва ли можно подготовиться. Но Жизель вместе со своей подругой Эммой проходит этот отбор и попадает в школу, тогда их распределяют в первый класс из пяти, где первые два года обученияих будут обучать общим знаниям, а в оставшиеся три каждая уйдёт в свой профильный класс. Каждый профиль обучается и живёт в своём корпусе, а в пятом сидят все главные. Но в сам процесс обучения входят не только обычные занятия, но и… искусство соблюдения супружеского долга».       С самодовольным видом Лаура обвела взглядом собравшихся, вполне довольная произведённым эффектом. Да только не то что бы ею особо восхищались, скорее были в очередной раз шокированы литературными вкусами герцогской дочери. Тим опустил голову и прикрыл глаза ладонью, на которую упала некогда убранная назад длинная чёлка. Вновь густо покрасневший Рафаэль отвёл взгляд в сторону, уставившись на дверь, явно желая вернуться к Робелю и Гису. Адемар, вслед за сыном, закрыл лицо руками, не то вздыхая, не то завывая — до сих пор не получалось прийти в себя. И только Раймунду было весело, его выдавала даже не улыбка, а ухмылка от уха до уха да тихий смешок.       — Плохо то, что у меня не все рассказы есть, — расстроенно протянула Лаура, закончив свой краткий пересказ книженции, которой она размахивала в руках. — Сначала их было не достать, а потом их и вовсе запретили…              — Предлагаешь нам пойти поискать? — в голосе бастарда явственно ощущалась издёвка и даже какой-то азарт. — Не, я-то не против, но твой папочка не в том состоянии.       В ответ «папочка» схватил его за ворот рубашки и буквально поволок к выходу из комнаты. И всё под аккомпанемент удара ладони об лоб старшего герцогского отпрыска. Почему взрослые ведут себя хуже детей — непостижимая для него тайна.       — Избавь меня от этой похабщины и твоих шуток, пожалуйста. Начнём мы с более приличных вещей.       ***       Холодный ноябрьский дождь отчаянно бил по навесу кареты, в которой Адемар и Раймунд решили доехать до государственного архива — если бы не погода, можно было и не тратить деньги на извозчика, но и ждать себе дороже. Этот обожжённый алхимик не так-то прост, и об их визите на квартиру Рудольфа уже точно знает Франциск, а значит, теперь придётся действовать решительно, иначе они потеряют инициативу. Они и так задержались на десять лет, нынче времени уже терять точно нельзя!       — Ты заметил, что архив буквально в нескольких кварталах от его дома? — Адемар глядел на мелькающие в окне сквозь капли дома, придерживая занавеску одной рукой.       — Он же как-то обмолвился, что работает каким-то там винтиком в судебной машине, — отметил его брат. — А мы и суд проезжали. Видать, выбил себе местечко поближе к работе, чтоб бегать недалеко. В архив наверняка тоже гоняли.       И то верно, отметил тот про себя, да и снова погрузился в свои мысли. Не давал ему покоя этот похабный романчик Рюди, ох как не давал. Что ещё за девичья школа, в которой учат разврату? Остаётся надеяться, что это какая-то аллегория, а не буквальное описание какого-нибудь борделя… Но если аллегория, то для чего? Самое очевидное предположение, что эта Жизель — это сам Рудольф, тогда это может быть намёком на его работу, то есть суд, но тогда кто Эмма? На её роль напрашивался Себастьен, ведь именно с ним они ушли к Франциску, но к нему судейство не имеет никакого отношения — вряд ли он втайне подрабатывает там каким-нибудь мальчиком на побегушках в свободные пять минут в день от охраны нынешнего герцога Этела. Или же это сам принц Бонфуа такую «школу» устроил? Такой вариант, конечно, исключать не стоило, подобные вещи проще всего спрятать на практически самом видном месте. Но всё должно быть намного сложнее, за такую мелочь его бы не убили, ведь всегда можно замять. Слишком много вопросов, и с каждым днём они лишь плодятся.       — Выползай, мы на месте, — вернул голос Раймунда в этот мир.       Оба выпрыгнули из кареты и поспешно расплатились с извозчиком, а затем быстрыми шагами добрались до места, всё-таки успев промокнуть под дождём — зонт на полминуты открывать смысла не было, да и не сильно бы он спас. Здание архива представляло собой высокое серо-голубое здание с арочными окнами, обрамлёнными пилястрами и прочими украшениями в виде лент и цветов, на крыше по углам здания высились миниатюрные башенки, между которыми тянулась балюстрада. Главный вход с широкой лестницей выбивался вперёд, увенчанный треугольным фронтоном с заключённой в нём фигурой сидящей женщины в свободной тунике с покрытой головой и лавровым венком, на коленях которой покоилась книга. Его поддерживали высокие массивные колонны с украшенными основаниями. Пустив Раймунда вперёд, Адемар как-то неосознанно оглянулся и заметил фигуру, спрятавшуюся под зонтом чуть вдалеке. Силился разглядеть, но не смог узнать её сквозь частые капли, и, через ступеньку поднявшись ко входу, нырнул внутрь.       Отряхнувшись и поправив намокшие волосы, братья прошлись по коридору с приглушённым светом до читального зала, украшенного, наверное, более роскошно, чем снаружи. В помещении, где стены почти буквально были сделаны из книжных шкафов, с потолка свисали массивные канделябры со множеством горящих свечей, от света которых переливалась позолоченная лепнина в углах под потолком и над арками входов в залы поменьше. Среди разбросанных по залу столов, заваленных книгами и кипами бумаг, находилась стойка библиотекаря, а дальше от неё, по правую руку, — окно, где выдавались архивные дела. В зале было практически безлюдно, бастард перехватил пристальный взгляд темноволосой девушки, сидевшей ближе к входу, другие двое мужчин никак не отреагировали на появление кого-то ещё. Переглянувшись, братья проследовали к окну, держась ближе к книжным полкам и аккуратно огибая приставленные деревянные лестницы. Книги стояли ровно, словно прилипнув друг к другу, разделённые по тематике и расставленные в алфавитном порядке.              Через стойку сидела миловидная молодая девушка в тёмно-сером полосатом платье с высоким белым воротником и широкими рукавами, сужавшимися к низу и оканчивавшиеся белыми манжетами. Вся погружённая в работу, она склонила голову, словно спрятав своё лицо за свисавшими короткими светлыми волосами. Заметив приближение посетителей, она одёрнула себя и подняла на них свои большие зелёные глаза.       — Добрый день, господа, что вам будет угодно? — произнесла она высоким голосом максимально вежливо, но без эмоций.       — День добрый, — первым с ней заговорил Адемар, облокотившись на стойку, — мы хотели бы найти как можно больше информации о двух наших давних товарищах. Имеются ли у вас сведения о Рудольфе д’Этела и Жане Фареле?       — У нас имеется всё, — спокойно отвечала та, заглядывая в одну из толстенных исписанных почти до предела тетрадей, — кроме лишних свободных рук. Сбор дел о господине Фареле займёт неделю, а дела на господина д’Этела буквально недавно заказал другой человек, поэтому придётся подождать ещё дольше.       — Кто их заказал? — грубо вмешался Раймунд, оказавшись рядом с братом.       — Я не имею права разглашать эту информацию посторонним людям без законного на то предписания, — вздохнула девушка, переведя взгляд на него. Но голос был всё также спокоен и ровен, видимо, не в первый раз к ней так обращаются.       — Неужели никак не меньше недели? — продолжал Адемар, а та помотала головой. –Поймите, дело срочное.       — К моему сожалению, я не в силах ускорить кропотливую ручную работу по поиску всей требуемой вам информации, — работница архива достала из ящика своего стола несколько бумаг разного размера и содержания, перепроверила их и выложила на стойке, после чего протянула собеседнику перьевую ручку и улыбнулась. — Если же вы действительно желаете её получить как можно скорее, то могу лишь предложить поскорее заполнить документы на регистрацию, чтобы мы могли начать работать над вашим заказом.       — А это обязательно? — недовольно пробурчал Раймунд.       — Вы мне документы — я вам дела, вот и весь равноценный обмен, — девушка вдруг захихикала безо всякой притворной канцелярской строгости, бастарда аж немного передёрнуло.       Нет, всё-таки не хотелось оставлять настолько много следов после своих квази-расследований — до добра это точно не доведёт. Но его брат, забрав бумаги и ручку, развернулся, готовый идти к ближайшему пустому столику и разбираться, что там нужно заполнять, и наклонился совсем к уху товарища, так, чтобы голос едва ли услышал даже он сам. Была ещё одна проблема…       — За нами и без того пристально наблюдают.       ***       Дождь потихоньку стихал, пока братья этеланские разбирались со всей подсунутой им бюрократической волокитой, заявлениями и просьбами о разрешении, и когда они вновь оказались на улице, капли совсем обмельчали, и можно было развернуть зонт да пойти домой пешком — заодно и погрузиться в более глубокие мысли и рассуждения. Дела на Рудольфа точно заказал их вчерашний противник или кто-то из его подчинённых али приближённых, но вот о псевдониме их брата они то ли не знали, то ли не подумали, значит, хоть что-то вызнать удастся — теперь нужно ждать. Если его книженции попали под карету цензуры, то о них, как и самом «писателе», должны остаться записи, к тому же, им может попасться что-то, о чём они не догадывались. Но теперь нужно ждать…       Время, проводимое в тишине, тянулось слишком уж долго, а говорить даже с собственным братом об их деле было бы не очень аккуратно — редкие прохожие могли запросто быть королевскими шпионами или пешками. Не то что бы братьев можно было назвать осторожными людьми, но сейчас она грозилась перерасти в паранойю. Даром что в столь серой погоде и без того неяркие здания сливались в единое марево вместе с людьми в тёмных плащах с тёмными же зонтами. Да исконцентрироваться на чём-то другом было практически невозможно. Но только практически.       Восток медленно перетекал в Юг, как можно приметить по изменению — точнее, постепенному переходу зданий от средних по качеству до совсем уж дёшево сделанных или отремонтированных после войны. Заколоченные деревянными досками путые дыры вместо окон на верхних этажах, голодные бродячие животные, из тёмного узкого проулка на них смотрела пара ребятишек в грязной одежде с дырявыми ботинками и кепками. И чем дальше по улице, тем грязнее становилось всё вокруг. В другой стороне, дальше на юг, отчётливо слышался шум и гам. Даже в столь мерзкую погоду на обнищавшие улицы южной части бывшей столицы выбирались констрабандисты, пьяницы, проститутки и прочий цвет городской бедноты. Но путь братьев лежал в сторону от них, путь молчаливый, от которого голова полнилась ворохом самых тяжёлых мыслей.              А что если и до неё ситуация не отличалась от нынешней? Что если сейчас бы граждане Этела смотрели с такой же ненавистью на герцога Адемара, с какой они приветствуют принца Франциска? Могла ли судьба специально вышвырнуть герцогскую семью из богатого замка в самый бедный район, чтобы отрезвить их и конкретно его, наследника этеланского трона, и напомнить ему его место и предназначение?              Насколько же слепы бывают власть держащие?       — Фумьерские подданные Адемар и Раймунд д’Этела!       Эта официозность и этот голос не предвещали ничего хорошего. Заслышав оклик, названные остановились и обернулись на звук. До дома оставалось ещё немного, они стояли на прилегающей к Золотой площади улочке, над ними возвышались руины взорванной церкви Св. Андрея. Возвышавшиеся полуразрушенные оставшиеся стены лениво омывали редкие капли, оставшиеся от дождя. От окон остались редкие следы в виде отломанных украшений, к которым когда-то давно крепились чудесные витражи. Отколотые куски стен всё также лежали подле, обросшие уже высохшей травой. А позади, в нескольких метрах, стоял, во всеоружии, их старый знакомый.       — Капрал Мартин Соларо, как мне доложился племянничек, верно? — с вызовом поприветствовал его Адемар довольно громко. — Неужели вас что-то тревожит?       — За незаконное вторжение на место проведения следственных мероприятий и кражу потенциально важных вещественных доказательств, — тот не собирался размениваться на препирания, — именем Его Высочества я здесь, чтобы арестовать вас двоих.       — Всего-то один! — насмешливо рявкнул Раймунд. — Где же твои альпеттанские псы?! Или папочка принц их оставил на привязи?       — Ни он, ни они здесь не причём, это моё личное решение, — строго отвечал тот, а потом вдруг замахнулся ладонью, на на тыльной стороне которой был заметен круг преобразования, — если вам, держателям власти, плевать на нас, ваших прямых подчинённых, то мы добьёмся всего сами!       Заметив занесённую для атаки руку, этеланский бастард резко сбил брата с ног и хлопнул в ладони; Мартин вдруг закрыл глаза, прежде чем отправить в их сторону тонкую и точную струю огня — ранее их от этого защищал дождь! — Раймунд успел ударить по собственному протезу, чтобы скорее преобразовать из него подобие щита ценой порванной одежды и истончения стали по всей поверхности. Огонь, направленный в сторону земли, в последний момент столкнулся с импровизированным щитом и был отражён вверх, лишь обдав жаром защищающихся, и растворился в воздухе без поддержки со стороны, но автоброня не выдержала тонкого расширившегося от температуры металла и буквально лопнула, её остатки обсыпали владельца и заставили его вкрикнуть и невольно сделать шаг назад. Лишь тогда напавший открыл глаза и осмотрел врагов.       — Оказание сопротивления тоже зачтётся в вашем приговоре.       — Да пошёл ты, мразота! — Раймунд машинально хотел схватиться за металлическую руку, но пальцы сжали лишь ткань пальто на левом боку. Его, бастарда, просчёт может стоить им свободы, здоровья и жизни, так что злился он в первую очередь на себя, но Адемар тем временем поднялся с земли и поймал его за ещё живое плечо.       — Ты в порядке? — ответом был короткий и не совсем честный кивок. — Одолжи-ка кинжал.       За ношение шпаг в открытую их бы арестовали ещё раньше, да и никто из них не рассчитывал на сражение с противником, к тому же таким, с которым не справиться словом или руками, но у бастарда кроме алхимии есть ещё один туз в рукаве, и теперь этот туз — подаренный в детстве отцом кинжал — был в руках Адемара; пусть брат и отдал его нехотя, спорить времени у них не было — сражаться в полную силу мог только один из них. Пока Мартин не атаковал ещё раз, тот побежал ему навстречу, заставив спохватиться и ударить вслепую вновь. От огня удалось отскочить в сторону в тот самый момент, когда соперник только закрыл глаза и не смог бы изменить траекторию. Соларо, увидев это после, достал пистолет и хотел выстрелить, но Адемар оказался уже достаточно близко, чтобы замахнуться и попытаться ударить по вытянутой руке. Лезвие пролетело по воздуху, обожжённый алхимик отступил назад и всё-таки спустил курок, слегка задев врага в плечо, даром что левое. Герцогский отпрыск зарычал, но не собирался отступать, на этот раз направляя удар в бок. Мартин успел отбить угрожавшую ему руку в сторону, на что Адемар атаковал ещё раз и гораздо сильнее и настойчивее, а потом ещё раз и ещё, заставляя противника отступать, пока тот вдруг не столкнулся с подбежавшим сзади Раймундом. Последний неожиданно приставил к шее капрала обломок собственной автоброни и заставил тем его, да и своего брата, застыть — правда, пистолет и кинжал всё так же были наготове.       — Почему вы, капрал, закрываете глаза, атакуя? — не избавляясь от внутреннего и внешнего напряжения, всё же спросил Адемар. — Боитесь?       — По воле Его Высочества меня учил алхимии тот, кто сначала едва меня не сжёг, — Мартин повернулся щекой, на которой красовалось тому подтверждение, заставив того невольно вздрогнуть.       — Как там говорят, нет дыма без огня? — ядовито усмехнулся бастард.       Но их соперник вдруг схватился за свисток, висящий на шее, и засигналил о помощи. Инстинктивно среагировав на резкий и громкий звук, Раймунд ударил пойманного им по ногам и отшвырнул на землю, следом Адемар отобрал у него пистолет, вернул кинжал брату и наставил оружие на капрала, чтоб тот не выкинул чего лишнего.       — Отец?! — вдруг раздался ошарашенный голос той, кого здесь ждали меньше всего.       На улочку, судя по всему, из церкви, из-за шума и перестрелки выбежала Лаура, за ней спешили Робель и Гис, а чуть вдалеке от них была девушка с длинными белыми волосами и в мужицкой одежде — это ли не та, что в день смерти Рудольфа заходила к ним в магазин?       — Какого хрена вы все тут забыли?! — первым сообразил Раймунд.       Вторым же, кто отреагировал на появление гостей, был Мартин. Пока Адемар отвлёкся, он подорвался к нему и схватил за руку с пистолетом. Неизвестно, добивался ли он того или сделал это случайно, но своим внезапным нападением он заставил соперника невольно нажать на курок и выстрелить ему в грудь. От раздавшегося грохота дети инстинктивно зажмурились и закрыли уши руками.       На звук свистка, было слышно, уже бежали полицейские.       — Что за тупицы! — неожиданно прорычала та девушка и подбежала к Адемару, прежде чем тот что-либо сообразил. Оттренированный удар, и она вырвала оружие из рук нерадивого герцога и оттолкнула его от погибшего. — Убирайтесь отсюда, я с ними разберусь!       Разбираться друг с другом им придётся уже дома. Робель, на удивление быстро сообразив, схватил Гиса за руку и бросился в сторону улицы Парадис, за ним следовал Раймунд, замыкал группу Адемар, похватив перепуганную дочь на руки и перекинув её через плечо. Не сразу Лаура смогла оторвать взгляд от безжизненного тела Мартина, лежавшего в луже крови в неестественной позе. Они успели отбежать вглубь по улице, когда к церкви примчались полицейские. Только тогда она вновь повесила голову и невидящим взглядом уставилась на проносившиеся перед ней булыжники.