Imperium

      — Мы с Раймундом всё-таки должны проведать братца, — спустя несколько дней объявил Адемар за завтраком — с утра, как и вечером, за столом собирались все «флорейцы», днём, во время работы, они обычно обедали вразнобой и кто чем может. — Надеюсь, вы тут управитесь без нас, детишки.       — Детишки! — тут же передразнил Тим, закатывая глаза и не отвечая на недовольный взгляд отца. — С таким папашей в одиночку мы справимся только лучше.       — Вы хотите пойти к нему всего лишь вдвоём? — Рафаэль же, сидевший напротив старшего герцогского сына, сам повернулся к братьям этеланским; его голос был спокойным, но в глазах было заметно небольшое волнение — кто-то ведь должен волноваться за храбрецов.       — Не думаю, что мы уйдём надолго и успеем что-то натворить, — на секунду могло показаться, что это Адемар был юнцом, которого отчитывают взрослые, но он старался делать вид, что о таком не думал.       — У вас вообфе-то брата убили, — впервые оторвавшись от еды, чтобы вклиниться в беседу, Робель произнёс это прямо с набитым ртом, только после этого прожевал остатки куска хлеба и указал вилкой на Раймунда. — А этому вообще сломай автоброню и он будет бесполезен, особенно без меня!       — Не недооценивай меня, мелочь! — тот шлёпнул ладонями по столу и собирался вскочить, но был остановлен жестом брата.       — Да и если уж дойдёт до ломания конечностей, искусственных и не очень, то я вам тоже сгожусь, — Рафаэль максимально мило улыбнулся, прикрыв глаза.       — Страшный ты человек, Рафа, — выдохнул Раймунд, закрыв лицо железной рукой, пока не скрытой перчаткой, и откинулся на спинку стула. — С другой стороны, больше рук — легче трупы прятать.       — Дя-ядя Раймунд! — протянула вдруг Лаура с другого конца стола. — И вообще! Я, может, тоже хочу с вами!       — Тебя закапывать в следующий раз пойдём.       — Ну что ж, — разделавшись с едой, Адемар поднялся со стула первым и собрался вынести окончательное решение, да и в принципе взять в свои руки этот разговор. — Пойдём вчетвером, ежели так горите желанием. А вы двое, — он глянул на своих сыновей, — следите за магазином, а конкретнее — за сестрой, пока нас нет!       Тим безразлично пожал плечами, а Гис с воодушевлённым «хорошо!» поймал названную за талию и прижался к ней, будто заранее пытался её остановить от всякого рода злоключений, — та лишь надула губы и скрестила руки на груди. Рафаэль и Робель довольно переглянулись, а Раймунд лишь безмолвно кивнул, соглашаясь на такие условия. А на улице потихоньку собирались в кучу облака, явно предвещающие дождь. Знать бы ещё, что они искать собрались.       ***       В ушедшие времена бывший крепостью, после её разрушения Леонт уже давно разросся в разы сильнее, чем того могли бы позволить стены города, образовав четыре района с незамысловатыми названиями. В центре, чуть ближе к северу города, находился герцогский замок — сердце столицы, да и весь север был достаточно богатым районом, через который проходила дорога, связующая Фумье с Леонтом, а дальше и с Адларом, за пределами города было и кладбище, которое разрослось столь же стремительно. Юг, где жила семья Адемара, особенно его часть за руинами церкви Св. Андрея, пострадал из-за войны сильнее всего и до сих пор не оправился до конца, а так как новая власть не спешила помогать всем пострадавшим, многие здешние обитатели обеднели, да и новые бедняки из других мест тоже подтянулись. То там, то тут возникали небольшие гетто, куда побаивались заглядывать полицейские, про существование трущоб они и вовсе предпочли забывать до времени налоговых сборов. Запад практически полностью заселили торговцы, стремившиеся строить свои дома в подражание богатому северу. Там же был главный рынок города, совсем недавно переехавший в новое здание, напоминавшее скорее вокзал. А восток довольно быстро стал районом рабочих, стекавшихся с территорий бывшего герцогства в поисках работы, и мелких чиновников, что утром и вечером расходились по местам службы и возвращались в казённые или, кто побогаче, собственные квартиры.       Именно на востоке всё это время жил Рудольф. В один из тех немногочисленных дней, когда братец приходил их навестить, он оставил свой адрес, но они никогда не приходили к нему. К несчастью, сделать это им пришлось только после его смерти.       — Улица Святого Людовика, 9, хм! — Раймунд обратил внимание товарищей на номер дома — где-то дальше по этой улице был нужный им. — Это ли не та, которая всегда звалась Брегонской?       — Она, насколько помню, — со вздохом отвечал Адемар. — Но нынешний граф Брегона и герцог Этела, так уж вышло, не только любитель переименовывать чужие улицы, но и сын человека, названного в честь этого святого. Хотя если прислушаешься к разговорам прохожих, то нового названия ты не услышишь.       Все года, что Франциск был у власти, он постепенно старался переделать всё в Этела на манер Фумье, дошло даже до таких мелочей, как переименование улиц, особенно связанных с этеланской культурой — наследник герцогства по традиции получал титул графа Брегонского; по иронии, сам Раймунд был рождён в столице графства, а Рафаэль — в одном из его приморских городов, Бонвиле. Но народ очень нехотя принимал навязываемую культуру вместо своей.       А вот и нужный дом. Государственный доходный дом с казёнными квартирами, явно для чиновников — такой же блеклый, как и его обитатели, один из которых вышел из входных дверей, грубо оттолкнув Адемара. Тот лишь недовольно посмотрел на него, но всё-таки промолчал. Четырёхэтажное здание серо-жёлтого цвета с высокими окнами и простенькими посеревшими от пыли украшениями над ними и арочной деревянной дверью с резьбой — такой он, дом 21 на Брегонской улице Святого Людовика. Пройдя через парадный коридор с кафельным полом и отштукатуренными стенами и поднявшись на второй этаж по каменной лестнице, семейство очутилось в длинном коридоре с мытыми деревянными полами и миниатюрными вышивками на стенах, явно авторства чиновничьих дочерей. Найти нужную квартиру не составило никакого труда, ибо только возле одной из них стояла охрана в лице двух зевающих полицейских, заклеймённых нашивками на плечах в виде герба Альпетт — в серебряном щите с червлёной оконечностью виноградная лоза.       — По наши души? — хмыкнул бастард.       Но его спутники проигнорировали его реплику и молча направились к бывшей квартире брата. Заслышав шаги, охранники тут же выпрямились и недовольно зыркнули на пришедших. Вперёд всех внезапно вылез Рафаэль, здраво рассудив, что лучше начать дипломатично — а этим ни старшие, ни братец заниматься явно не собираются. Слишком горячие головы.       — Добрый день, господа полицейские, — он слегка улыбался, но говорил взвешенно и ровно. — Не позволите узнать, это ли квартира номер 34?       — Чего надо? — недовольный голос одного из них, видимо, подразумевал положительный ответ.       — Наш брат погиб, — инициативу всё равно отобрал Адемар, пока ещё сохраняя спокойствие. — Мы хотим забрать некоторые личные вещи.       — Не положено, — отчеканил всё тот же солдат строгим голосом, будто даже не вслушивался в произнесённые слова — а его сильный альпеттанский акцент намекал на то, что он мог их и вовсе не понять.       — Какие с этим проблемы? — несчастливый герцог, всё ещё держа себя в руках, скрестил руки на груди.       — Требуется письменное разрешение от Его Высочества, — за полицейского ответил его компаньон, чуть более умело говоривший на фумьерском.       — Разве вы охраняете квартиру государственного изменника?! — Адемар начинал злиться, но безразличные к горю семьи стражи никак не реагировали.       — Còsa sta sucede? — вдруг раздался голос в коридоре. С лестницы поднялся человек в форме королевских алхимиков — тёмно-синей, как у всех фумьерских военных, но с золотой перевязью на поясе. Молодой человек, на вид не старше тридцати, коричневые волосы отливали красным — отличительная особенность коренных альпеттанцев? — а на его лице был ожог; кажется, они уже когда-то виделись.       — Ehi! It ses ëd Bizole? — заслышав родной говор, Робель, явно не знавший этого человека и обстоятельства, в которых его семья с ним пересекалась, без лишних раздумий растолкал взрослых и выбился вперёд.       — Da sòn còsa? — алхимик немного напрягся, явно не ожидая услышать альпеттанское наречие от кого-то, кроме своих подчинённых.       — It sas Brigante famija? I son ëd lor! — парнишка ударил кулаком себя в грудь, будто чем-то хвастался, а его собеседник вдруг в шоке распахнул глаза и приоткрыл рот, как-то неосознанно касаясь ожога пальцами, после чего тут же попытался взять себя в руки.       — S-sì… sì, i sai përsonalment!* — но как бы тот ни пытался успокоиться, его голос всё равно дрогнул. Не желая объяснять причины своей слишком уж внезапной реакции, алхимик обратился к Адемару уже на фумьерском. — Что вы хотите?       — Забрать вещи нашего покойного брата, не более, — вздохнул тот, поймав Робеля за плечи, чтобы тот больше не лез. — Но откуда мы могли знать, что он объявлен преступником государственной важности, раз всё настолько строго?       — Это нужно ислючительно для успешного проведения расследования обстоятельств его смерти…       — То есть, вы надеетесь, что раз вы проморгали все важные улики, то в один прекрасный день они сами собой возникнут в закрытой квартире? — вперёд оппонента максимально ядовито произнёс Раймунд куда-то в сторону, его голос явно источал раздражение и нетерпение, которые было сдерживать практически невозможно. Он схватился за кинжал, припрятанный под одеждой, чем заставил встрепенуться фумьеро-альпеттанских солдат; они уже сделали шаг к нему, но бастард всё не нападал и не провоцировал на соразмерный ответ. — Чёрта с два я вам поверю!       — Рудольф был найден мёртвым на улице Парадис, на которой до сих пор ни одного полицейского, занятого этим делом, а ваши попытки не пустить нас больше похожи на сокрытие тайн, — вторя брату, отчеканил Адемар. — И мне очень интересно, что скажет на это народ, когда узнает о таком интересном «расследовании», которое ведёт ветеран третьей фумьеро-адларской, пониженный до капрала!       Вдруг наступила тишина — братья уже сказали всё, что хотели, охранники внимательно высматривали, что те могут выкинуть ещё, а их начальник никак не отвечал на претензии и на возможное нападение, лишь выжидающе молчал. Уж он-то должен знать, кто такие эти сыновья былого этеланского герцога и на что они способны! Тем более если он до сих пор работает на Франциска и имеет возможность нарваться на его гнев. Наконец он заговорил, выдержав длительную паузу:       — От имени Его Высочества я могу вас пропустить, — в голосе алхимика звучала усталость, жестом он приказал своим отступить. — Но кто-то из вас останется здесь. А на выходе вас обыщут с ног до головы.       — Милости просим, — Адемар недовольно хмыкнул, краем глаза заметив, что охранники в недоумении переглянулись, но всё-таки освободили проход. — Рафа, подождёшь нас?       — Угу! — Рафаэль кивнул, отступая в сторону.       Алхимик прошёл к двери и открыл её для незваных гостей, запуская их внутрь. Несостоявшийся герцог махнул рукой, призывая с собой всю свою «команду», и вошёл внутрь первым, следом за ним в квартире оказался и бастард; Робель напоследок успел оглянуться на нового знакомого-соотечественника, а следом и на своего братца, после чего поспешил за взрослыми. Рафаэль проводил взглядом товарищей и повернулся к тому, с кем они его оставили.       — Можно ли узнать, как вас зовут? — первым заговорил он.       — Соларо, Мартин. А ты, Рафа… как архангел? — его собеседник улыбнулся и кивнул.       — Господин Соларо, вы не против, если я задам вопрос? — дождавшись безразличного пожимания плечами, он продолжил: — Насколько я разобрал, вы говорили о родной семье Робеля? — Рафаэль невольно оглянулся на полицейских — при них разговаривать было сложнее. — Вы с ним связаны?       — Не думай о них, они с трудом понимают фумьерский, — обнадёжил Мартин, а затем закрыл лицо ладонью, обдумывая вопрос. Альпеттанец явно что-то скрывал. — Ты правда считаешь, что я могу так легко довериться незнакомцу?       — Только в том случае, когда довериться вам больше некому, полагаю, — Рафаэль сделал шаг вперёд и аккуратно коснулся руки Мартина. Лёгкий жест тогда, в разговоре, когда солдат дотронулся своего шрама на щеке, давал скромное понимание его мыслей, а правильно подобранные слова в сочетании с добрым голосом и обеспокоенным взглядом помогали простой логике действиями. Юноша не гнушался использовать милое личико в деле. — С вами произошло… что-то, правда?       — Десять лет назад, когда Бизоль только-только взяли штурмом фумьерцы и начали насаживать свои законы, один из сильнейших алхимиков города был арестован в собственном доме с несколькими книгами из списка запретных, составленных лично принцем Бонфуа…       ***       — Чего ты там ему такого наболтал, мелочь? — уже внутри квартиры обратился Раймунд к своему подчинённому.       Из узкого закутка, служившего прихожей, они почти сразу оказались в небольшой гостиной, отделанной в зелёно-коричневых тонах. Стены обклеены зеленоватыми обоями в цветочек с деревянными исцарапанными панелями внизу, им в тон два широких дивана и кресло из тёмного дерева с тёмно-зелёной же обивкой и тяжёлые занавески на окнах. На двух маленьких столиках — один между диванами и один в углу — небрежно лежали бумаги и книги, взятые, видимо, из высокого, почти под потолок, книжного шкафа, что тянулся от оконной стены почти до самого прохода в небольшую столовую, судя по выглядывавшим оттуда стульям. С другой стороны были ещё две белые опечатанные двери, которые вели в кабинет и спальню. Немного вглубь обнаружилась ещё одна, в которую Робель из любопытства заглянул. Ватер клозет, ничего интересного. Простенькая чашка лежала на столе, на пустые листы был пролит чай. На стенах картинки, как из любой другой подобной квартиры. Раймунд дёрнул занавески и невольно закашлялся от взлетевшей пыли. Слишком уж неаккуратно здесь всё, даже для Рюди.       — Просто рассказал, кто я, — пожал плечами Робель, наблюдая, как его наставник отряхивает чёрное пальто. — Ты ведь в курсе, что я родился в одной из сильнейших дворянских семей Бизоля?       — Кто, ты что ли? — тот скептично зыркнул на паренька, на что получил недовольный взгляд в ответ.       — А вот Рафа в курсе, между прочим!       — Даже я об этом знаю, братец, — строго произнёс Адемар, на секунду оторвавшись от созерцания книжных полок. — Отец из тебя никакой.       — Ну всё, начинается! И не отец я ему!       Его брат лишь разочарованно вздохнул и вернулся к изначальному занятию. Объяснять ему подобные вещи бессмысленно, остаётся лишь надеяться, что он сам однажды перестанет отпираться, как мальчишка. Взгляд скользил по запылившимся и не очень корешкам томиков, выстроенных в алфавитном порядке. Мог ли Рудольф что-то спрятать между страниц? Вряд ли, их бы уже обшарила полиция, как сделала с крайними книгами на полке выше. На той же полке в простеньких рамках стояли ещё довоенные фотографии, ближе всего к нему ещё его совсем маленькие дети, за ним фотография самого Рюди с Баши, оба ещё даже улыбаются. С другой стороны фотография всего их большого семейства, включая самого Адемара с ещё не ушедшей женой Онорин, что держала на руках годовалого Гиса, и Раймундом, позади них отец Гундар, здесь даже друзья семьи, Себастьен и Видау. Спокойные и счастливые. Часть из них ещё живая, а другая — ещё не ненавидит друг друга. Воспоминания невольно заслонили собой его тщетные попытки анализировать обстановку, аж невольно помотал головой, возвращая ясность мысли и заставляя себя вновь посмотреть на книги. Стоят ли они в определённом порядке, чтобы получилось зашифрованное послание? Тогда бы он их достал и переставил, а тома стоят совершенно нетронутыми за последние месяцы. Фотографии без рамок с женщинами и девушками разного возраста и достатка, беспорядочно разбросанные по полкам, тоже не наводили ни на какую мысль. А есть ли подсказка в названиях или авторах? Что-то тематическое, наводящее на след. Или они не там ищут, вдруг это были просто домыслы?       Поглощённый подобными мыслями, Адемар не сразу понял, что уже с минуту разглядывает что-то светлое, торчащее между книгами. Потрогав предмет, оказавшийся тканью, он весь переменился в лице.       — Это что ещё такое?!       Раймунд и Робель тут же оказались возле главы семейства, который аккуратно вытащил длинный белый чулок, использованный, видимо, вместо закладки. Узкий, явно на тонкую ногу, с кружевными краями и покрытый пылью, он был единственным, что реально напоминало в этой комнате о его владельце. Ибо Рудольф был, наверное, самым неисправимым бабником на весь Этела, и с этим даже Франциск ничего поделать не мог.       — Занимательная личная жизнь твоего брата, — ядовито усмехнулся бастард почти в ухо Адемару, за что получил лёгкий удар локтём в грудь.       — А нахрен он его в книжки засунул-то? — хмыкнул Робель, разглядывая одним глазом чулок в руках дяди, и сунул руки в карманы. — Эт самое… Коллекционирует, что ли?       — Учитывая, что чулок тут только один… — с сомнением отметил тот.       — Да не, вон ещё валяется, — парнишка отошёл в сторону и указал ботинком куда-то за шкаф — оттуда тоже скромно выглядывал кусочек ткани, вероятно, примеченный ранее, но доселе не вызывавший дополнительных вопросов, кроме как «что за извращенец этот ваш Рудольф?».       Братья выудили и его; такой же белый, но без кружев, длиннее, да и по размеру побольше, теперь на средней упитанности дамочку. На этой находке тоже скопилась пыль, но её количество уже точно никак не походило на то, будто чулок провалялся тут неизвестно какое время, скорее всего, они были спрятаны в один день. Странно только, что фумьерские ищейки этого не заметили, они не умеют брезговать.       — Либо этот подонок любил присовывать бабам на любой горизонтальной и вертикальной поверхности, прямо как ты жене на прилавке, — решил подытожить Раймунд, скрестив руки на груди, — либо он нам пытается что-то сказать. Может, что его тёлка убила?       — Забудь ты про прилавок! — возмутился покрасневший Адемар, а те двое ехидно засмеялись в один голос. Вот уж точно не отличить их от родных отца и сына!       Но если опустить глупые шутки по поводу одного случая несколько лет назад, то бастард сказал дельную вещь. Конечно, занимательная у Рудольфа коллекция, но на случайно разбросанное или потерянное бельё это всё уж явно не тянет. Раздражённо фыркнув, глава семейства отвернулся от них, обведя взглядом комнату.       — Как бы то ни прозвучало, но придётся искать по квартире женское бельё, — заключил он, запрятывая чулок туда, где его отыскал; со вторым они проделали то же самое.       Кабинет и спальню не проверить, не схлопотав себе на голову больше проблем — вполне возможно, что там Рюди мог оставить что-то для отведения внимания и утешения любопытства следователей; сейчас оставались только гостиная и кухня. Оставив эту парочку здесь, Адемар шагнул в сторону последней, тем более что его взгляд зацепился за предмет, завязанный на ручке двери. Как оказалось, это был носовой платок с вышивкой, наверняка от одной из бывших пассий Рудольфа. Оглядев находку, Адемар окликнул товарищей и махнул им рукой, призывая сюда.       — Всё-таки нам нужно не только бельё, — заключил Раймунд, проходя внутрь комнаты.       Как спрятать совершенно чужие для помещения предметы так, чтобы это выглядело максимально непринуждённо, даже если и выставляло хозяина жилища последним извращенцем? Эти предметы не должны привлекать внимания, а если и привлекать, то незначительно, или же быть достаточно компактными, чтобы легко спрятать их. Если гостиная ещё была слегка не прибрана, то на кухне явно прошёл ураган — идеальное место, чтобы спрятать что-то на видном месте.       Относительно узкое помещение с серо-желтоватыми стенами оказалось тесноватым даже для них троих, что уж говорить о том, чтобы вовсю развернуться со своей очередной пассией, как любил делать Рудольф. Видимо дело в том, что их братишка поставил здесь обеденный стол и стул с накинутым на спинку молочного цвета пеньюаром, унеся их из гостиной. Грязная тарелка на заляпанной деревянной поверхности с недоеденным куском хлеба и бокал с недопитым красным вином почти нетронутыми стояли на столе, в то время как тканевые салфетки были разбросаны по полу. Незанавешенное окно, выходившее на улицу и покрытое высохшими следами от дождевых капель, словно отделяло друг от друга заваленные немытой посудой грязную дровяную плиту из тёмного металла, обрамлённую кирпичной кладкой, с маленькой раковиной из того же материала, и массивный деревянный буфет с целым рядом выдвижных ящиков и стеклянными дверцами. За стеклом в строгом порядке стояли бокалы, вазочки и прочая дорогостоящая посуда. В дальнем углу валялись выцветшие номера нынешней главной леонтовской газеты, на самом буфете тоже лежали газетные листы, но с аккуратно вырезанными статьями. Робель, едва не уронив стоявшие возле буфета пустые бутылки, невольно пнул веник, загнав его ещё глубже под стол.       — Он что, за эти десять лет забыл, что такое чистота и порядок? — не то обречённо, не то раздражённо прорычал Адемар, закатив глаза.       Оставалось только надеяться, что ему не пришло в голову что-то прятать в грязной кастрюле в остатках еды.       Троица рассредоточилась у буфета, окна и стола с плитой. Раймунд взял бокал в руку и начал задумчиво покачивать его, наблюдая, как колеблется напиток. И неожиданно что-то со звоном ударилось о стенки сосуда — пришлось залезть пальцами в напиток, но внутри нашлось миниатюрное золотое колечко, никак не на мужскую руку.       — Принимай товар.       — Взаимно.       В ответ Адемар протянул брату почти новую тёмно-синюю шёлковую перчатку с чёрным маленьким бантиком, лежавшую на подоконнике. Но ни там, ни на столе больше ничего и не было, беглый взгляд в открытые кастрюли тоже не дал результатов. Зато Робель, до того активно копошившийся в дырявых листах, замер на месте, пристально что-то разглядывая. Братья заглянули к нему из-за спины и обнаружили у него в руках карту с полуобнажённой широко улыбающейся девицей, её поднятый вверх палец, казалось, указывал на солнце позади неё.       — Нулевой, шут… — пробормотал себе под нос парниша.       — И ты туда же! — в раздражении воскликнул Адемар, на что их механик лишь недовольно зыркнул и уже хотел было раскрыть рот, но тот его опередил. — Молчи, дурень! С меня хватит!       Ну в самом деле, на что они рассчитывали, придя сюда? Мало ли к чему их брата готовил отец, наверняка он провалился. Потому и ушёл Рудольф на службу к Франциску, где жил всё это время нагло и припеваючи на их разграбленную фумьерскими зверьми казну. Не просто жил, но и водил сюда, наверное, всю женскую половину высшего света Леонта. Пил, трахался, играл в карты, выслуживался перед тем, кто разрушил их родину и убил их отца, и это в то самое время, когда они пытались выжить на те небольшие средства, что остались у их большой семьи. Жалкий отброс общества, недостойный зваться их братом и сыном этеланского герцога!       В гневе Адемар смахнул с буфета остальные газеты и ударил кулаками по поверхности, прорычав что-то несвязное, полное боли и ярости. В кухне воцарилось тягостное молчание, не то на пару секунд, не то на целую вечность.       — Бинго, — разрушил тишину тихий голос Раймунда.       Его брат даже не понял, что тот имел в виду, лишь обратил к нему свой испепеляющий взор. Но бастард втиснулся между ним и Робелем, оттеснив последнего, и осторожно постучал костяшкой пальца по буфету. И только теперь Адемар прислушался: звук как будто пустой, словно под ним что-то есть. В спешке он открыл ближайший выдвижной ящик, но обнаружил в нём лишь салфетки да скрывавшиеся под ними женские панталоны.       — Да ты издеваешься?! — вновь взревел тот, но под грозным взглядом собеседника стих. Не хватало ещё привести сюда Мартина с его людьми.       — Братец, обыщи нижние шкафы, — скомандовал Раймунд. — Роб, на тебе верхние.       — Как только ты уберёшь свой чёртов ботинок с карты, — отозвался его подчинённый.       Бастард послушно убрал ногу, не забыв отвесить тому несильный подзатыльник. Но Робель, на удивление, оставил его без ответа, лишь молча поднял с пола такую же по форме и оформлению карту, но с другим рисунком и подписанную как «Смерть». Очередная голая смеющаяся девица в полуспущенном фиолетовом балахоне, одна прядь длинных волос прикрывала промежность и правую грудь, оставляя левую совершенно открытой. Из-под длинных свободных рукавов выходили кости вместо рук, поддерживавшие за спиной косу, также сделанную из костей, с массивным лезвием. Без лишних слов паренёк выпрямился и, растолкав других, полез к верхним полкам — за тарелками виднелась вся колода, и Робель вместе с ней в руках отошёл ближе к выходу, дабы пересчитать карты, не мешая старшим — а заодно и настроить свой чуткий слух на отдалённые разговоры за пределами квартиры.       — Ть-ха, идиот, — Раймунд усмехнулся ему вслед.       Он сам тем временем снял с единственной живой руки перчатку, дабы прощупать стенки буфета повнимательнее. В том ящике, который открывал брат, при повторной проверке не чувствовалось никакой вставки, поверхность над ним была однородной — правда, по сравнению с соседними здесь как будто было меньше места. Вновь обратив внимание на нишу, где валялись газеты и карты, Раймунд осмотрел её, выискивая подсказки; в первую очередь ими служило то, что в такой захламлённой комнате лаковое покрытие буфета было слишком уж свежим. А второе… взглядом выцепить это было сложно, пришлось медленно провести по дереву пальцами — на какой-то момент улавливалось тонкое и длинное углубление, как след от резьбы.       — Удивишься, но я нашёл что-то без голых баб, — вдруг отвлёк от мыслей его Адемар.       Он выпрямился и вручил бастарду пыльную бутылку дорогого брегонского красного вина, которую тот машинально взял в руки, словно бы видел последний раз в жизни. Это было то самое любимое в семье вино, полностью попадавшее в предпочтения каждого, и чей пьянящий аромат и вкус они практически позабыли уже давным-давно. Но эта бутылка вновь навеяла те воспоминания о спокойных и благополучных временах, когда казалось, что всё только впереди, что их семья всегда рядом друг с другом.       Не любил Раймунд ностальгировать, а потому тут же поставил находку на стол и приблизился к брату. Тот внимательно читал записку, видимо, прилагавшуюся к вину. Ровным почерком Рудольфа на листе было выведено письмо Лауре, которую он поздравлял с совершеннолетием, хотя до него ещё почти год. Поздравление было полно слишком добрых эпитетов по отношению к непослушой племяннице, но в нём он призывал её быть сильной, смелой, внимательной к своей семье и сохранять ту бодрость духа и улыбку, что согревает его, рудольфово, сердце. Согревала. Глаза Адемара снова вернулись к началу, а затем ещё раз, на что Раймунд лишь беззлобно фыркнул и вернулся к своему заданию.       Его брату было совершенно неловко осознавать, что тот, кого он уже чуть было проклял, всё-таки дорожил своей семьёй. И все эти пошлые картинки и женское бельё лишь для отвода глаз. Но вдруг он совмещал столь противоположные между собой вещи? «Из вас троих Рюди совершенно невозможно понять», — вспомнились ему слова Себастьена, сказанные пятнадцать, а то и больше лет назад. Загадочный, со словно приклеенной улыбкой обходительный бабник, при этом любивший и защищавший свою семью. «И всё же… Он предатель. Этого нельзя простить», — напомнил себе Адемар. Убрав письмо во внутренний карман пальто, он принялся и дальше рыскать по нижним шкафам. Но, как назло, попался только дешёвенький тоненький браслетик — явно не подарок Лауре, а просто забытое украшение какой-то незадачливой пассии из не самой богатой семьи.       — Эй, мелочь, — тем временем окликнул Раймунд Робеля. — Принеси пользу обществу, поди сюда.              — Чего тебе? — оказавшись рядом, тот аккуратно сложил стопку карт на столешницу и глянул на бастарда.       — Видишь тут след? — он провёл по малозаметной линии, образующей прямоугольник — явно напоминает тайник. — У тебя есть нож поменьше? Надо вскрыть.       — Ты ещё спрашиваешь!       Инструменты на экстренный случай всегда при нём имелись, тем более такая мелочь, как ножик. Отыскав его в поясной сумке, Робель пихнул наставника в сторону и пробежался глазом и руками по поверхности, примеряясь. Лезвие аккуратно прошлось по периметру прямоугольника, соскабливая лак, а затем вошло глубже — инструмент и правда скользил по готовой прорези, и на какой-то момент её уже можно было подцепить и приподнять.              — Вот и самая мякотка, — заключил Раймунд. Под самодельной крышкой скрывалась стопка бумаг, а с ним и плоский золотой кулон на тонкой цепочке — в первую очередь последний и оказался в руках бастарда, после чего он принялся рассматривать гравировку на нём. — «Vivat Regina»? Это он про кого ещё?              Бросив взгляд на тайник, Адемар с резким «погодите-ка», свойственным больше самому младшему в их группе, вдруг выбежал с кухни в гостиную и тут же вернулся с парочкой случайно выбранных фотографий из тех, что были разбросаны по книжному шкафу. Вместо бумаг в углубление были кинуты они, и тогда крышку решили опустить. Даже если они и поймут, что здесь был тайник, то не сразу дойдёт, что именно тут было. Хитёр Рудольф — посмертно испортить себе репутацию ради сохранения бумаг.              — Нет времени на чтение, их надо отсюда незаметно вынести, — констатировал Адемар, сложив руки на груди. — Есть идеи?              — Только не в бельё мелкому, — тут же отрезал бастард. — Даже если нас и не засекут, то их просто противно будет в руки брать.              — Сам за своей жопой последи! — огрызнулся Робель, за что словил ещё один подзатыльник. За непотребные слова, само собой, а не за выпад в сторону наставника.              — Стоп… Руки! Точно! — словно озарило Раймунда, и он поднял свою металлическую руку вверх, дабы закатить рукав пальто и расстегнуть манжет рубашки. — Покричите немного.              — Ты… ты там совсем рехнулся, козлина?! — словно исполняя приказ, завопил его подчинённый в сердцах.              — Вы можете за манерами своими следить, а?! — поднял голос уже и Адемар, и было неясно, понарошку ли он злится или на полном серьёзе.              А его брат тем временем резко хлопнул в ладони и ударил по запястью, с присущим преобразованию шумом, прикрытым голосами его сотоварищей, обнажая начинку автоброни. В коридоре послышалось возмущение алхимика, но последнего быстро успокоил Рафаэль, заверив, что «они так общаются» и «они скоро закончат». Глава семьи невольно оглянулся в сторону входа в квартиру, едва видимого за стеной. Только бы не влезли внутрь, только бы не пришли сюда. Но алхимическое преобразование закончилось столь же быстро, как и началось.              — Благодарю, — довольно выдохнул Раймунд, поправив спущенный хвост.              — В следующий раз предупреждай хотя бы.               Адемар обернулся к нему, всё ещё заметно напряжённый, да и Робель явно не просто подыгрывал, а кричал от всей души, тем более что и успокоиться с лёгкостью он не смог. Но тот положил руку ему на плечо и немного сжал, заставив того понизить голос и хоть немного притихнуть.              — Разделываемся с этим всем и уходим ко всем чертям, — огрызнулся парниша, вырвавшись из герцогской хватки. — Спасибо хоть дырки для болтов остались на месте.              Это было наилучшим решением, тем более что Рафаэль не мог держать фумьерского пса на себе вечно. Отобрав у наставника крышку автоброни, он положил её на стол вместе с отвёрткой и парой болтов и стал осматривать руку. Под образовавшейся дырой показался металлический трубчатый каркас — сам Робель называл его «костями», — обвитый тоненькими зелёными проводочками, соединяющими металлические конечности с нервами. Пустого пространства между ними и самой стальной оболочкой должно хватить, благо сами листы небольшие, как раз тетрадные. Пятнадцать листов, исписанных убористым почерком, Адемар сложил ровно и передал механику, который принялся их наматывать на основание, прижимая ещё и провода. От неприятных покалываний Раймунд невольно зажмурился, ощущая, как рука слушается его теперь чуть хуже обычного.              — Ты всё? — уставшим тоном спросил он, стоило подчинённому отвлечься от него. — Дай запечатаю.              — Да чёрта с два я тебе дам опять к руке притронуться! — рявкнул на него Робель, прежде чем кто-либо из присутствующих успел что-то сказать или сделать. — Я сам. Руку ровно на стол положи.              Раймунд что-то проворчал недовольно, но послушался. А механик, ровно приложив крышку к отверстиям, принялся прикручивать первый болт. Вот уж насколько во внешнем виде, поведении или общении Робель был неопрятным, нетактичным или грубым, к своей работе он относился очень аккуратно, с поразительной точностью подбирая нужные детали и прочно их закручивая. В такие моменты он превращался в само спокойствие и сосредоточенность, мешать которому даже бастард не решался. Адемар не переставал ему поражаться: вот что значит человек на своём месте.              Интересно, а где есть место ему? Тот же Раймунд, хоть и часто вступал в спор с детьми, был непреклонным авторитетом и самым настоящим хозяином дома, даже его самого останавливал от совершения глупостей или направлял в правильную сторону. Тим, будучи старшим сыном, полностью отдавался работе в магазине, даже ему казалось, что тот находится чуть ли не в единении с цветами и с финансовыми делами, словно он рождён управлять магазином, а не занять однажды трон вслед за своим отцом. А какой бы из него вышел правитель, обернись всё иначе?              — Эй вы, заканчивайте! — донёсся до них голос одного из охранников. — Две минуты!              Чертыхнувшись, Робель воткнул второй болт в противоположном углу и принялся очень быстро крутить, чтобы если не плотно прилегал, то хотя бы более-менее нормально удерживал крышку. Оставшиеся болты он смахнул себе в карман к картам и, потянувшись, направился к выходу. Раймунд поправил пальто, в карман которого сунул кулон, и последовал за ним, прихватив бутылку вина. В задумчивости Адемар завернул в гостиную и, ненадолго замерев, снял с полки фотографии в рамках, и только потом нагнал остальных. В их домашнем углу всегда найдётся место для любых семейных фотографий, даже фотографий из дома Рюди.              За порогом их уже дожидались. Радостно улыбнувшись, Рафаэль помахал им рукой и принялся терпеливо ждать, когда их обыщут. Ощупывая металлическую руку Раймунда, охранники удивлённо переглянулись, но промолчали. Зато не стал молчать их начальник, глядя на вынесенные из квартиры вещи.              — Фотографии, вино, кулон и карты? — недоверчиво перепросил Мартин. — Что за странный набор?              — Семейные фотографии по понятным причинам, — ответил бастард, разведя руками. — Бутылка и кулон — подарки племяннице. А карты, потому что мелкий наш такой же извращуга, как и наш брат.              И, мерзко захихикав, он растрепал Робелю волосы и быстрым шагом направился к лестнице, догоняемый криками своего механика и им самим. За ними проследовал Адемар, не удостоив алхимика и взглядом. С последним попрощался только Рафаэль, всё так же вежливо улыбаясь. Оставшиеся на этаже военные ещё долго провожали их взглядом, пока их шаги на лестнице не стихли.       — Обыскать квартиру, — тихо и вместе с тем грозно проговорил Мартин на своём языке. — Живо!       Охранники кивнули и бросились проверять помещение.