* * *
— Я рад, что ты сегодня пришёл, хён, — благодарно говорит Намджун, засыпая свой горячий шоколад сахаром. — Я тоже. Мы так давно не видели тебя, хён, — Тэхён крутится вокруг него. — Почему ты берёшь только чёрный кофе? В этом магазинчике есть самый лучший на свете горячий шоколад. — Я буду пить всё, что захочу, мелочь, — отвечает Юнги, и младший фыркает. — Эй, ты скучный, Юнги-хён. — Хочешь умереть, Ким Тэхён? Не нервируй меня. Они мгновенно отвлекаются на Джуна, что чуть не сбивает со стола всю баночку с сахаром. К счастью, Тэхён достаточно быстр, чтобы подхватить её, но как ему, так и Юнги приходится три минуты слушать оправдывания Намджуна, который клянётся, что понятия не имеет, как это произошло, и, может быть, эти столы не рассчитаны на троих, так что вряд ли в этом есть его вина. Это заставляет Юнги почувствовать капельку тепла, разливающуюся в груди, но недостаточную, чтобы смеяться, как это делает Тэхён. Вместо этого он закатывает глаза, и Намджун выглядит побитым, что заставляет младшего рассмеяться ещё сильнее. Они допивают свои напитки, затем Ким-младший встаёт, объявляя, что он уходит. — Чимин с Хоби-хёном сказали, что я могу понаблюдать за их практикой, — объясняет Тэхён, возбуждённо сияя глазками. — Я слышал, что на этот раз получилось по-настоящему круто. Чимин даже сможет станцевать хип-хоп вместе с Хосок-хёном, можешь в это поверить? Юнги лишь чуточку удивляется. Чимин, как и Хосок, занимается танцами, но в то время, как старший занимается локингом, попингом и уличным стилем, Чимин — очень страстный танцор контемпорари. В то же время, Чимин имеет фантастическую фигуру, так что Юнги думает, что он справится. — Что ж, — Намджун провожает взглядом выходящего из магазина Тэхёна. — А я пойду к Джексону. У нас есть работа, которую нужно закончить. Им по пути, ибо его с Сокджином квартира находится в той же стороне, что и квартира Джексона, поэтому Юнги встаёт вслед за Намджуном. — Давненько ты не приходил в студию, — говорит Ким, когда они идут по оледеневшему тротуару. — Я спрашивал Сокджин-хёна, и он сказал, что ты даже не выходишь из дома, если у тебя нет занятий. Всё в порядке, хён? — Всё хорошо, — отмахивается от него Юнги. — Тем не менее, ты оставил свой микстейп на полпути, — произносит он с осторожностью, будто зная, что ступает по тонкому льду. — Я не оставлял его, Намджун-а. Просто взял перерыв. — Что насчёт фотографии? — Перерыв. — Баскетбол? — Слишком холодно для этого. Намджун, кажется, соглашается с этим. — Но почему фотография с музыкой на паузе? — Это не значит, что я не занимаюсь музыкой вообще, — Юнги пожимает плечами. — Я имею в виду то, что я занимаюсь ей. Иногда. — Но твой микстейп, хён, — настаивает Ким, и старший вздыхает. — Ты знаешь, что я не делаю что-то без энтузиазма, Намджун. Особенно для таких вещей, как музыка и фотография… нужно вдохновение. — И сейчас у тебя его нет? Нет ничего, что бы вдохновило тебя? — Ничего, — подтверждает Юнги. — Я не знаю, почему так. Нужно просто не торопиться в такие моменты, и это пройдёт. Я найду что-то вдохновляющее. — Нет, если будешь сидеть в своей комнате целыми днями, — подчёркивает Намджун. Юнги хмурится: — Становится очевидным, сколько ты проговорил с Сокджин-хёном. Становишься слишком похожим на него. — Он просто волнуется, хён. Обычно ты так увлечён тем, что тебе нравится. Странно видеть нечто такое, — Намджун задумчиво прикусывает губу. — Я имею в виду то, что ты капризный, постоянно спишь и всё такое, но я никогда не видел, чтобы ты оставлял студию. — Ну, всё случается в первый раз. И я не оставлял — просто жду. — Вдохновения. Юнги кивает. — Именно. Намджун тихо вздыхает. — Сокджин-хён сказал, что это из-за зимы. — Ты знаешь, что я ненавижу холод. — Но это красиво, — он указывает на сверкающий снег, лёд, что поблёскивал на тротуаре. — Знаю, — Юнги отводит взгляд. — Но я этого не чувствую. Намджун не отвечает на его слова. В конце концов они доходят до квартиры Юнги, и младший поднимает руку на прощание. — Увидимся в субботу, правильно, хён? На концерте? — Не волнуйся, я буду там, — заверяет его Юнги, и Намджун кажется довольным ответом, когда поворачивается и продолжает свой путь к Джексону. «Но это красиво,» — звучит Намджуновым голосом в голове. Юнги вновь разглядывает развернувшуюся перед ним картину, два месяца назад он бы назвал её абсолютно захватывающей. «Я хочу почувствовать это,» — почти отчаянно думает он. — «Я хочу снова ощутить вдохновение.»* * *
Раньше Юнги никогда не видел Чимина, танцующего на сцене. Ведь Чимин, как и Тэхён, новичок, и это его первое выступление. — Он действительно хорош, — говорит Тэхён, и Юнги закатывает глаза. — Во-первых, я знаю, потому что я уже видел, как он танцует, прежде. Во-вторых, они ещё даже не начали. — Но разве это не удивительно, что он и Хоби могут выступить дуэтом? Только для самих себя, — Намджун выглядит ужасно гордым, и Юнги понимает его. Как правило, только на четвёртый, иногда и третий год обучения предоставляют сцену на сольники. Хосок только на втором, как Юнги и Намджун, а Чимин даже моложе этого. Они должны были показать действительно серьёзные умения в классе, чтобы их отобрали для самостоятельного выступления. Слышатся приветствия, и Юнги поднимает голову, следя за Сокджином, что проскальзывает на сидение рядом с ним. — Ты опоздал, хён, — обвиняюще говорит Намджун, и Джин кажется оскорблённым. — Учёба на третьем году намного сложнее, чем та, которая у тебя, Ким Намджун, и уж извини меня за то, что я предпочитаю приходить вовремя, а не пораньше. — Боже, ты королева драмы, — говорит Юнги, и теперь не только Сокджин выглядит обиженным, но и Тэхён. — Что в этом плохого? — требовательно спрашивает младший. — Ты бы потерпел неудачу в любом драм-кружке, хён, ты слишком сухой. Сузив глаза, Юнги смотрит на него, и Намджун взмахивает руками. — Ребята, не деритесь… — Следи лучше за своими непослушными ручками, Намджун-а, ты можешь кого-то убить, — любезно говорит Джин, и Намджун шипит. — Это значит быть вежливым, хён? Прежде, чем старший отвечает ему, свет гаснет. Тишина захватывает толпу, стоит программе начаться. Юнги оценивает хорошую работу, но, честно, он не испытывает реальный интерес, пока не появляются Чимин с Хосоком. На пару мгновений включается свет, и они оба стоят на сцене, после чего наступает темнота. Музыка заполняет зал — современная, под стиль Чимина, — и Пак появляется на сцене. Его движения аккуратные, полные точности и изящества, когда он кружится, кружится и так совершенно падает. Зрители восхищены, Юнги же не впечатлён. Музыка заканчивается, и Чимин исчезает. Аплодисменты заглушаются следующей мелодией. Эта же мрачная, тяжёлая — определённо какой-то уличный стиль, потому что это походит на то, в чём Хосок преуспел бы. И будто по команде появляется Хосок, и затем он двигается. Это слишком отличается от танца Чимина. Движения Хосока — это совсем не контемпорари, но они плавные и чёткие. Юнги видел, как Хосок выступал раньше, но это явно огромное улучшение. Этот парень владеет сценой, захватывает взгляд каждого. В зале нет никого, чьё внимание не было полностью отдано Чон Хосоку. Музыка вновь сменяется, Чимин появляется рядом с Хосоком, и они танцуют вместе какую-то хип-хоп хореографию, которая — даже Юнги признаёт это, — очень крута. Они прекрасно работают сообща, а их движения полностью синхронны. Стили разные, но они идеально дополняют друг друга. Оба такие страстные, это заставляет понервничать. И у Юнги начинает сильно болеть сердце. Он не хочет, чтобы это кончалось, но, конечно же, это происходит. Он почти не замечает остальную часть программы, просто ждёт окончания, чтобы он смог поздравить своих друзей. — Ах, Чимини, ты был потрясающим! — кричит Тэхён, бросаясь на Чимина, в тот момент, когда они приходят, чтобы посмотреть. — Ты тоже, хён! Ты был просто клёвым — что это было — это просто дэбак! — Правда, — Сокджин в изумлении качает головой. — Я так впечатлён. Ах, на самом деле, мне бы тоже хотелось так танцевать. — Я действительно горжусь вами обоими, — говорит Намджун, ероша Чиминовы волосы и отхлопывая «пять» Хосоку. — Спасибо, ребята! — сияет Чимин, облокачиваясь на них. — Ах, всё действительно прошло хорошо, я так рад. — И Чимини отлично справился, — Хосок приобнимает за плечи младшенького. — Он много практиковался для этого. — Это всё благодаря тебе, хён, — благодарно говорит Чимин, и Хосок смеётся. — Вы двое действительно были превосходны, — говорит Юнги. — Я бы сказал, лучшая часть вечера. — Вау, если даже Юнги-хён говорит так, значит, это должно быть правдой, — восторженно сияет глазками Чимин. — Ах, Чимини, твои родители с братом здесь, — добавляет Сокджин. — Я видел их, они сидели вместе с остальными семьями. — Так мило, что твои родители тащились сюда два часа, чтобы посмотреть на твой сегодняшний танец, — говорит Намджун. — Но всё же это неудивительно, — фыркает Тэхён. — То есть, я имею в виду, то, что они даже проделали весь этот путь от Пусана до Сеула, чтобы Чимин не чувствовал себя одиноко в этом городе. — Почему они тогда не переехали поближе к университету? А выбрали место в двух часах езды. — Они не смогли найти достаточно хорошую школу для моего брата, — объясняет Чимин. — Лучшая из всех находилась в паре часов езды, таким образом, они решили, что так я буду более независим, но достаточно близок для того, чтобы часто видеться. — И существуют также мои родители, которые свалили на отпуск в Швейцарию. — тянет Тэхён, закатывая глаза, и все смеются, прежде чем возвращаются в зал, чтобы встретиться с родителями Чимина. Уже потом, спустя несколько часов, после причудливого ужина, возвращения домой, когда Юнги зарывается под одеяла, он задаётся вопросом, какой момент в выступлении был наиболее привлекательным. Конечно, оба его друга всё выполнили потрясающе, но ведь Юнги ничего не знал о танцах. Он не имел понятия, правильны ли были их движения, когда они ударялись или что-то в таком роде. Всё, что он знал, так это то, что было в их глазах. Они любили это так сильно: танцы, выступления, огни, музыку, зрителей. Они буквально жили этим. Юнги мог видеть, как страстно сияли их глаза во время танца, так, будто им нечем больше жить. Будто сам танец являлся началом и концом всего, будто хотят никогда не останавливаться. Юнги знал это чувство. Это то, что часто посещало его каждый раз, когда он работал над новым треком, часами сидя в студии звукозаписи, когда читал рэп до тех пор, пока не заболевало горло, и сочинял, пока экран не начинал резать глаза. Оно было всегда, и он привык вечно носить с собой камеру, потому что слишком многое вдохновляло его. Потому что так много пейзажей и событий трогали его сердце. «Я хочу вновь почувствовать это,» — думает Юнги. — «Пожалуйста. Позволь мне почувствовать это снова.»* * *
— Идём гулять, хён, — строго говорит Хосок. Юнги отлипает от телевизора, поднимая на него свой взгляд: — Как ты, чёрт возьми, попал в мою квартиру? — Сокджин-хён дал мне ключи, — отвечает младший. — Хён, ты уже много месяцев никуда не выходишь, знаешь, как это беспокоит? — Не тебя точно, — стонет Юнги. — Слушай, я ведь хожу по кампусам, да и по твоей квартире… — Кто знает, вдруг получится найти вдохновение, — говорит Хосок почти умоляюще. — Хён, ты же знаешь, как мы волнуемся за тебя. Просто прогуляйся, хорошо? Ради нас. — И зачем мне это? Хосок щурит глаза и говорит: — Потому что если ты не сделаешь этого, я расскажу Сокджин-хёну, кто съел его запасы кимчи. Не думай, что я не смогу. Юнги мгновенно поднимается с дивана, потому что злой Сокджин — а в особенности Сокджин, злящийся из-за еды, — на самом деле является самой устрашающей вещью из существующих. — Это был наш с тобой секрет! — пищит Юнги. — Он и будет, если ты соберёшь свою задницу с дивана, выйдешь из кампуса и пойдёшь гулять. Там даже не холодно, просто немножко прохладно. Просто накинь куртку, даже можешь не надевать шарф. Юнги хмурится. Единственное, что мешает ему дать Хосоку прямо в лицо, это то, что он не хочет умирать, тем более от рук Сокджина. Образ Сокджина, угрожающего ему с ножом для мяса, подливает масла в огонь. Он без особого энтузиазма хватает куртку, надевает ботинки и тащится на улицу, Хосок идёт за ним. — Настоящая прогулка, окей, хён? — ворчит Хосок. — Сходи к озеру или в парк, или ещё куда-нибудь. — Заткнись. Хосок на это просто похлопывает его по плечу и ослепительно улыбается. — Ты почувствуешь себя лучше, доверься мне. Я пойду найду Сокджина, он будет просто в восторге. Где он обычно бывает в это время? Юнги игнорирует его, захлопывая дверь и оставляя Хосока одного выключать телевизор и запирать дверь. Они идут вместе до тех пор, пока Юнги не поворачивает в одну сторону, а тот в другую, потому что Сокджин «скорее всего в комнате у Намджуна, которая так же и моя комната, а это значит, что он у меня дома». А затем Юнги гуляет. Он ходит, ходит и ходит, за пределами кампуса, по оживлённым улицам Сеула, мимо магазинов и торговых лавок. Он ходит, одетый в куртку, шарф, шапку и перчатки, хотя Хосок был прав, когда говорил, что нет необходимости надевать что-либо ещё. Он не останавливается у парка, в котором куча людей и слишком шумно, и у реки тоже, потому что она переполнена, он просто идёт вперёд, не уходя дальше пятнадцати минут от своей квартиры. Каким-то образом он оказывается у озера. Может, из-за того, что там не так много людей. Может, потому что кажется очень спокойным, что обычно привлекает Юнги. Вода покрывается льдом в холодную зиму, и Юнги хочет, чтобы появилось желание фотографировать. Он садится ненадолго на траву, у кромки замёрзшего озера. Садится и не думает ни о чём. В конце концов, ему и не о чем думать, поэтому он закрывает глаза и, игнорируя прохладный ветерок, остаётся в таком положении до тех пор, пока не звонит Сокджин и не спрашивает, что заказать на ужин. — Всё, что захочешь, — отвечает Юнги. — Когда ты вернёшься? — спрашивает старший. — Через некоторое время. — Где ты? Юнги делает паузу, затем отвечая: — Снаружи. — Ладно, — Джин не задаёт больше вопросов. — Возвращайся к ужину. Я заказываю сейчас, так что он прибудет где-то в восемь. Юнги убирает свой телефон и сидит так ещё пятнадцать минут, затем двадцать, а после, может быть, ещё час, кто знает. Он не успевает вернуться к ужину, но, когда он возвращается домой, на столе его ждёт тёплая тарелка. Свет в комнате Сокджина горит, и он, наверное, всё ещё работает, так что Юнги решает, что должен поблагодарить старшего за ужин. Но когда он открывает дверь, видит, что тот спит, сидя за столом, заваленным бумагами и огромными книгами. Сокджин слишком бледный, с тёмными кругами под глазами, будто он не спал несколько дней. Все его дразнят, называя королевой драмы, но Юнги знает, что это трудно, знает, что Сокджин работает больше всех остальных. Несколько мгновений он думает над тем, чтобы собрать все бумаги и выключить свет, но Сокджин не оценил бы, что его работу трогают без разрешения, и Юнги знает, что в моменты, когда старший валится от работы, он предпочитает, чтобы его оставили в покое. Вместо этого Юнги прикрывает дверь и возвращается на кухню, продолжая вымывать тарелки в раковине (потому что они те самые студенты университета, не способные починить посудомоечную машину), затем он сушит их и ставит на полку в таком порядке, который нравится Сокджину. И следующим утром Джин встанет пораньше, чтобы вымыть посуду, и увидит, что всё уже сделано и убрано. Он будет улыбаться и почувствует себя намного лучше, возвращаясь в постель, чтобы поспать ещё часок, прежде чем уйти на занятия. И в тот же вечер, когда Юнги вернётся домой, он предложит сходить вместе с Хосоком, Чимином, Намджуном и Тэхёном за шашлычками из баранины, и Юнги улыбнётся. А на обратном пути, когда они будут возвращаться из ресторана, Юнги скажет идти остальным без него. Он отправится другим путём, вернётся к озеру и просидит там полчаса, просто принимая всё это.* * *
Праздники приходят и уходят. Чимин вместе с семьёй уезжают в Пусан, чтобы увидеться с бабушками и дедушками, встретиться со старыми друзьями. Тэхён вместе с Юнги едут на поезде в Тэгу. Семья Намджуна не в городе на праздники, потому что его младшая сестра должна была поехать куда-то, чтобы написать экзамен, поэтому он поехал в Кванджу с Хосоком. И затем, конечно же, Сокджин. Он вместе со своей семьёй отправлялся во Францию, и мальчики ему очень завидовали. — Вот я не понимаю, — ворчит Юнги. — Они возят тебя во Францию, но, конечно же, не могут заплатить за ремонт посудомоечной машины? — Они уже платят половину арендной платы за квартиру, Юнги, — указывает Сокджин. — Мы даже не делим полную стоимость между собой — каждый платит половину половины, а мои родители платят всё остальное. Юнги хмурится, но не спорит, потому что тот прав. Старший улыбается, когда видит его выражение лица. — Давай поднимайся. Зима наконец-то кончилась, сегодня я видел цветок, такой яркий на вид. Весна действительно начинается прямо сейчас. — Эй, хён, раз зима кончилась, значит, ты вернёшься в студию? — спрашивает Чимин. — Ты сказал, что это из-за тупой погоды, которая мешает тебе работать над микстейпом, верно? Ну, почти всё прошло! Солнце уже светит сегодня. — Айщ, ребёнок, это не только из-за погоды, — цыкает Юнги. — Это из-за погоды и отсутствия вдохновения. Чимин усмехается: — Итак, что теперь? До этого была погода и отсутствие вдохновения, а теперь просто отсутствие вдохновения? — В основном. — Хён, это странно — заставлять тебя идти в студию и работать над музыкой. Ты никогда не покидал это место. — Тогда не заставляй меня, — Юнги небрежно пожимает плечами. — У всего есть своё время. — Да, но ты ничего не сделал за это время, — спорит Пак. — Тэ сказал, что ты провёл большую часть праздничных дней, сидя в родительском доме и играя с Холли. Ты даже не ходил вместе с ним на рождественские мюзиклы. — Мне не нравятся рождественские мюзиклы, Чимин, и Тэхён это знает. — Но ты вернулся в свой родной город! Разве ты не почувствовал там вдохновения? — Неа. — Не пытайся, — советует Сокджин младшему. — Это не сработает. — Но, — не обращая внимания на слова Кима, Чимин возвращается к Юнги. — Но, хён… Разве ты не скучал по нему? — Если бы скучал, разве не был бы сейчас в студии? — в ответ говорит Юнги, но Чимин настаивает на своём. — Это не то, о чём я говорю. Я имею в виду… Разве ты не скучаешь по ощущению желания что-либо сделать? У Юнги пересыхает горло. Чимин совсем не выглядит довольным триумфом, вместо этого он чувствует себя виноватым и сжимается, когда видит реакцию старшего. Сокджин прикусывает губы. — Это совсем не так просто, Чимин-а. — Я знаю, — Чимину чуточку стыдно за себя. — Извини, хён, я зашёл слишком далеко. — Всё в порядке, — Юнги пытается улыбнуться. — Так или иначе, ты прав. Конечно я скучаю по этому чувству, но вернуть его нелегко. Даже поездка в родной город не смогла заставить мои колёсики вращаться. — Их можно сломать, — с беспокойством говорит Чимин, и Сокджин смеётся: — Я так не думаю, Чимин. Юнги сам с этим справится, не так ли? — старший пристально смотрит на него. — Наверное, — Юнги пожимает плечами. В дверь звонят, и Чимин проверяет часы. — Наверное, это Тэ, я говорил ему, что буду здесь. Мы идём в кино вместе с Бэкхёном и Джоханом. Когда он уходит, Сокджин поворачивается, глядя прямо на Мина. — Возможно, ты найдёшь вдохновение, если действительно будешь искать его, Юнги. — Вещи, подобные вдохновению, предназначены для того, чтобы находить тебя, когда не ищешь их. — Это не сработает, если не пробуешь. Юнги отворачивается. — Я пытаюсь. — Нет, не пытаешься, Юнги. Ты вернулся в Тэгу и всё, что ты делал там, так это сидел в родительском доме. Почему ты даже не сходил куда-то? Как это отличается от того, что ты делаешь здесь? — Я не знаю. Атмосферой? — И атмосфера не вдохновила тебя на что-либо? — требовательно спросил Сокджин. — И я говорю не только о музыке и фотографии… Я говорю о твоём отношении к этому. «Атмосфера» не вдохновляет тебя, так почему хотя бы не постараться? — Постараться сделать что? — шипит Юнги. — Я не знаю, может стоит попробовать что-то новое или, по крайней мере, упорно учиться, если микстейп тебя больше не интересует! — Джин проводит рукой по волосам. — Юнги, сейчас ты просто есть. И ты ничего не делаешь ради себя. Мы беспокоимся, потому что это совсем не хорошо в первую очередь для тебя. Хотя бы попробуй с пользой провести несколько из тех часов, которые ты тратишь, ничего не делая. — старший смотрит прямо ему в глаза. — Я не буду повторять это ещё раз сегодня — все мы беспокоимся о тебе, Юнги, и хотим, чтобы ты вновь стал счастливым. И если ты не попытаешься, этого не произойдёт. Договорив, Сокджин отворачивается и выходит из комнаты, оставляя Юнги. Брюнет чувствует себя разбитым. И ему становится стыдно за самого себя.