Сангвинем

Таня проснулась первой и осмотрела комнату. Гробыня спала, как младенец. То же самое можно сказать и о Пипе. Если у Склеповой была уважительная причина (она до пяти утра не спала), то Дурневой просто лень было вставать. Гроттер встала с кровати, привела себя в порядок и попыталась разбудить своих соседок, на что Гробка ответила: «Отстань сиротка, тебе, что надоедать больше некому?». В общем, утро, как всегда, было утренним, Склепова — Склеповой, а Гроттер — Гроттеровской. Когда все ученики собрались в Зале Двух Стихий, начался завтрак. Шоколадная скатерть досталась кому-то из третьекурсников. Блинная — магспирантам, а маннакашная — Склеповой. — Гроттерша, видишь, что бывает, когда первое, что я вижу — это ты сиротка!!! Признавайся, это ты меня сглазила? И не вздумай мне врать, я сквозь тебя вижу. — кричала на Таню Склепова, увидев её скатерть с куриными отбивными. Тут в Зал вошёл академик. Все сразу начали перешёптываться, снова разносили сплетни. Один говорил, что, Сарданапал поехал с Медузией отдыхать. Второй тут же исправлял его на то, что Тибидохс прокляли, и он ездил за помощью. А затем встревал и третий со своим мнением. В итоге, прежде чем кому-то поверить, решили выслушать самого академика. — Итак, мои дорогие ученики, я с Медузией был в Магществе Продрыглых Магций, и мне предложили участвовать в ежегодном песенном конкурсе, и… я согласился. Зал сразу же начал возмущаться. Ученики считали, зачем им это надо, у них же каникулы, а они даны, чтобы отдохнуть, а не участвовать в каком-то конкурсе. — До двадцать первого августа мы должны поставить номер, где танцуют все ученики до единого, и один из них исполняет песню. Поставить номер я даю пятому курсу. После завтрака вы можете остаться в Зале Двух Стихий и всё обсудить, далее собираем весь Тибидохс и ставим номер. Вы справитесь, я в вас верю! — Он уже собирался сесть, как вдруг, снова встал и сказал — Чуть не забыл: всего выступят семь школ, мы восьмые. Если мы не войдём в пятёрку лучших команд, то следующий сезон драконбола будет проходить без нас. От учеников, особенно любящих этот вид спорта, послышались слова: «За что?», «Зачем?», «Так нечестно!» и так далее. Мало того, что оставили без каникул, так теперь ещё и без драконбола хотят оставить. — Академик, — крикнул Ягун — а отказаться нельзя? — Нет, Ягун, потому что я уже дал согласие. — Но зачем? — внук Ягге был весь красный от злости. — Это всё из-за той новенькой? — Спросила Рита Шито-Крыто. Сарданапал не ответил и сел на место, затем принялся завтракать. Он услышал, что шум стих, значит, ученики смирились со своей участью. И на фоне этой тишины послышалось громкое Ритино: «Всё ясно!». После завтрака выпускники остались в Зале и начали размышлять. Не было только Глеба. С тех пор, как он начал проводить время с Элиной, Бейбарсов перестал ходить на завтраки, обеды и ужины, по крайней мере, его не видели. — Так, мы должны быть, как минимум, на пятом месте. Я не хочу пропускать драконбол не под каким предлогом. — Начал Ягун. — Кто умеет танцевать? — внук Ягге осмотрел всех присутствующих и, как говорится, увидел лес рук. — Хорошо, а петь? — и снова никого. — Вы издеваетесь что ли? Я вам что, обезьянка в клетке что ли? Щас, прыгайте под музыку сами. — возмутилась мадемуазель Склепофф — Склепова, я тоже не в восторге, но ради драконбола мы должны — сказала Таня. — Слушайте, а может мисс Кукушкину и заставим танцевать и петь? — предложила Пипа. — А что? Это идея! — откликнулась Жанна. — Ради неё же это всё устроили, пусть и выкручивается! — фыркнула Аббатикова. — О чём вы вообще?! — Ванька вскочил со стула — Вы понимаете, что, во-первых, это ради драконбола, а не ради неё. А во-вторых, Сарданапал специально устроил это всё, чтобы, наконец, избавиться от неё. На конкурсе, скорее всего, кто-то приедет и заберёт её. Так что давайте, наконец, поработаем вместе, ради нас и драконбола. — Я согласна — поддержала его Таня и встала вместе с ним. Затем, сказав: «Поддерживаю», встал Ягун. После все остальные, кроме Склеповой. — Нет, я отказываюсь участвовать в этом цирке! — Она закинула ногу на ногу и скрестила на груди руки. Таня умоляюще посмотрела на Гломова. Тот гулко вздохнул и поднял Гробыню. — Ты что творишь, предатель?! Я тебя засужу! — Решено! — заключил Ягун — для начала нам надо найти поющего и танцующего. Их и заставим ставить номер. Надо будет объявление повесить и, это, поспрашивайте там, может, кого-нибудь найдём. *** Глеб и Элина сидели снова на той башни, взявшись за руки. Бейбарсов не мог её отпустить, потому что просто не мог без неё. Не мог даже представить, как можно жить и не видеть её, не прикоснуться к ней, не услышать её звонкого ласкового голоса, не почувствовать её запаха. Девушка тоже понимала, что слишком привязалась к нему. И вспоминала, что скоро надо будет лететь в другую школу, его придётся оставить, и она не представляла как. Элина говорила себе, держать в руках, не поддаваться, но как можно, когда тут такое? И оставалось лишь наслаждаться моментами сейчас и плакать от боли в душе потом. — Почему ты любишь дождь? — нарушил он тишину. — Сначала не любила. — помедлив, ответила та — А потом уже, после одного случая, я как бы была перед ним в долгу, поэтому не то чтобы пришлось, я обязана была полюбить. — А что случилось? Элина глубоко вздохнула и начала. — Мы с мамой как-то пошли на поле. За травами. Мама их собирала, а я бегала рядом, ловила бабочек. Её воспоминание было таким сильным, что не пришлось даже глаз закрывать, чтобы увидеть его. — Потом, когда мне надоели бабочки, я погналась за стрекозой. Я бежала, бежала, без оглядки, имела всего одно желание поймать эту стрекозу. Она привела меня в какой-то овраг, низину. И там я, вся уставшая и мокрая, решила отдохнуть и прилечь. Вот так я уснула. Её глаза блестели, но слёз не было. Руки тряслись, но сердце билось ровно. Она будто видела себя лежащую на поляне среди трав. — Проснулась я от того, что гремел гром и шёл дождик. Несильный. Он словно хотел разбудить меня, но не намочить, потому что боялся, что я заболею. Я встала, осмотрелась. Никого не было. Я была одна. Совсем одна. Тогда я начала звать маму, но не слышала её. С её глаз потекли слёзы. Она снова переживала этот момент, как тогда и не могла остановиться. И Глеб хотел её остановить, но не мог. Он был слишком поглощён этой историей, был слишком заворожен её голосом, слишком сильно хотел узнать продолжение этой истории. — Я очень испугалась. Заплакала. Начала метаться, кричать. Побежала вперёд, позвала, послушала. Вернулась назад. Побежала в другую сторону. Но и там ничего и никого не было. Её голос дрожал. Элина говорила уже через силу. Заставляя себя. А слёзы всё бежали и бежали, заливая её щёки, губы, подбородок. Но сама девушка не шевелилась, боясь прервать это ведение. — А дождь всё лил и лил. Наверное, не хотел видеть моих слёз, притворялся, что это он намочил моё лицо. Я подняла голову вверх и посмотрела на тучки. Они улыбались мне. Хотели показать мне дорогу. И тогда я побежала в ту сторону. Я бежала долго и очень устала. Но я знала, что тучки мне не соврут и поэтому я просто бежала, не позволяя думать, что там нет моей мамы. Элина всё так же сидела и не шевелилась. Глеб протянул руку и обнял её за плечо. А она охотно прижалась к нему. — Я бежала, плакала, кричала и вот, наконец, я услышала её голос. Я побежала ей навстречу. Мама тоже плакала. Я долго извинялась перед ней, за то, что убежала, но сначала я сказала «Спасибо» тучкам, которые улыбнулись мне ещё сильней, и я подарила им свою улыбку в ответ. Девушка судорожно вздохнула и словно проснулась после долгого сна, ожила после страшного кошмара. И обняла Бейбарсова крепче, хватаясь за него, как за последнюю спасательную лодку в океане. Глеб другой рукой стёр с её лица мокрые дорожки. Около часа они сидели так. Элина снова и снова вздрагивала, потому что, вспомнив однажды, ещё долго не могла этого забыть, оставить. Бейбарсов тоже перекручивал её слова, как плёнку из кинофильмов. — Мне Лена сказала, что Сарданапал приехал. — тихо сказал он. — Да? — удивилась та и посмотрела на него. Глеб кивнул. — Наша школа будет участвовать в каком-то конкурсе. Мне кажется, это как-то связано с твоей новой школой. — задумчиво произнёс Бейбарсов. — Конечно, связано. Я же говорила, что он пойдёт на всё, чтобы поскорей избавиться от меня. — фыркнула Элина. — Как и все остальные. — Я бы пошёл на всё, чтобы ты осталась! — возразил некромаг и посмотрел на неё, а она на него. И снова опасный момент, который надо было срочно прервать. Срочно! — Мне надо поговорить с академиком. — произнесла Элина, надеясь на то, что это не сработает, и он всё-таки прижмётся к ней. — Могу проводить — пожал плечами Глеб. — Нет, я думаю, он меня так не примет. Придётся сходить на обед! Поможешь мне? — попросила Элина — Пожалуйста! — Да, конечно… В таком случае нам пора. Дошли они без происшествий. Перед дверями они вновь остановились. Элина сжала его руку крепче и внимательно посмотрела на него, попросив не оставлять её одну. Она резко повернулась и открыла двери. Сначала всё шло хорошо. Девушка не обращала внимания на укоризненные или боязливые взгляды. Она просто шла. Половину Зала уже преодолела. Но затем, что-то пошло не так. А точнее правая нога. Вместо того, чтобы сделать шаг вперёд, он устремляется вперёд и резко влево. Тем самым левая нога спотыкается о правую и как бы подпрыгивает. Опора смещена и потому левая рука Элины мёртвой хваткой вцепляется в Глеба, а правая тем временем ищет опору со своей стороны. Поэтому хватается за край какого-то стола, но скатерть соскальзывает вместе с её рукой. Весь Зал шумит, Глеб как-то пытается успокоить её, держа её за талию. Перед глазами Элины всё расплывается. К телу подходит тот самый холодок. В голове мысли смешались и отказываются навести порядок: «Нет, нет, нет, только не сейчас! Почему именно сейчас?! Пожалуйста, не надо! Не надо! Я не хочу, чтобы пострадал кто-то ещё! Только не здесь и не сейчас! Слышишь?! НЕ ЗДЕСЬ И НЕ СЕЙЧАС!» Элина вся побледнела. В глазах были чётко видны красные прожилки. Вены на руках и ногах увеличились и посинели, так что сквозь кожу были видны все. Из носа хлынула кровь и не собиралась останавливаться. В Зале было тихо, потому что никто и слова не мог произнести. Они просто вскочили со стульев так, что некоторые стулья упали. Они стояли и смотрели, что происходит. Кто-то даже встал на столы или стулья, чтобы всё видеть. Элина не справлялась. У неё не получалось. Она была слишком слаба. Поэтому девушка продумывала все возможные варианты. Убежать отсюда она не сможет, значит надо сделать так, чтобы убежали все остальные. Собравшись с последними силами, Элина прошептала: — Бегите. Она сказала это так тихо, что боялась, что никто не услышал, а на ещё одно слово просто не было сил. Но ко-то всё же услышал и закричал на весь Зал: — Бегите! Она сказала: «Бегите»! БЕЖИМ! Элина не задумывалась, кто это. Ей это неважно. Важно то, что Зал начал быстро опустошаться. Но оставалось ещё одно дело. Девушка вырвала свою руку у Глеба и посмотрела на него. Она его уже не видела и не слышала, но понимала, что он её слышит и видит. — Спаси… их… — Выдохнула она и быстро выпрямилась. Это была уже не Элина. Глеб это понимал, но только он один. Девушка вновь оказалась в той комнате. Теперь она не видела, не слышала. Теперь она только чувствовала. Чувствовала, как делает шаг, второй. А затем медленно поднимается её рука. — Не-е-ет. Не вздумай! Это моя рука! Не поднимайся! Она сжала руки в кулак и спрятала за спину. Она держала их. Но кто её послушает? Кто ей даёт права? Кто спрашивает её? Никто. Теперь последнее слово не за ней. И рука поднимается, делает то злосчастное движение и даже не жалеет об этом. Элине остаётся только плакать, надеяться на Глеба и считать свои убийства. — Раз… Два… Три… Четыре, пять, шесть… Семь, восемь, девять, десять… Одиннадцать… Элина рухнула на пол. Голова раскалывалась. Кровь, лившаяся из носа, прекратилась, но залила рот, подбородок и стекала по шеи, пачкая вещи. Но сразу же полились солёные слёзы, умывая лицо. Её руки дрожали. По телу бегала дрожь. Сердца девушка вообще не чувствовала, только слышала откуда-то со стороны. К ней сразу же подбежал Глеб и поднимал её, придерживая одной рукой за талию, а другой за руку. — Всё хорошо? — Сколько? — по его лицу было видно, что не один точно. Сглотнув ком в горле, она спросила ещё раз, но уже настойчивее. — Сколько учеников? — Четверо — горько прошептал тот. — Кто? — Семь-Пень-Дыр, Коля Кирьянов, Попугаева и… Валялкин. Элина обмякла в его руках, чуть не потеряв сознание. Она боялась даже посмотреть, что творится в Зале Двух Стихий. — Помоги, пожалуйста, подняться. — слабо прошептала она. — Я отнесу тебя. — сказал Глеб и поднял её, а затем понёс на руках. — скажите Сарданапалу, что она уже пришла в себя. Учителя кивнули ему в ответ и начали ухаживать за парализованными. Лежащую и плачущую Таню еле оторвали от Ваньки. Спустя пять минут прибежал Сарданапал. Когда это началось Он пытался отражать удары, но у него ничего не получалось, поэтому он куда-то ринулся, сказав, что у него есть какой-то артефакт для лишения магии. Но через ару минут после выхода Сарданапала девушка упала. А как только академик прибыл, ему сказали, что он опоздал. Бейбарсов вошёл в комнату и собирался положить её на кровать, но девушка попросила его отнести её в ванну. Элина в одежде села туда, обняв руками свои ноги и уткнувшись лбом в колени, и открыла холодную воду. Она стекала по её волосам и мочила одежду, а потом водоворотом уплывала вглубь дырки. Потом она откинулась и положила голову на бортик, позволяя воде намочить её до последней ниточки, до последней мурашки на коже. Вода успокаивала, замораживала всю грусть, печаль и мысли. Становилось лучше, но не хорошо. Потому что каждая капля шептала ей имена парализованных учеников. Каждая ниточка складывалась в их имена. Каждый вздыбившийся волосок рисовал их неподвижные тела. Элина заплакала ещё сильнее. Заплакала от своей непригодности. От своей никудышности. От своих поступков. Она почти убила их. Она приговорила их к лежачему неподвижному состоянию. Она испортила их жизнь. И самое страшное она не может ничего исправить. Она не помнит, как всё исправить. Девушка приподнялась и сорвала с вешалки полотенце. Большое белое махровое полотенце легло на её голову, словно пряча её от плохих мыслей, заслоняя её собой от капель, падавших сверху, как наказание, и защищая от всего этого мира.