— Этот неизвестный — типичный пикерист, — подытожил доктор Чхве. — Так называют тех, кто с помощью ножа пытается достичь сексуального удовлетворения. Пикеризм подразумевает нанесение ран или порезов — собственно, любое проникновение в кожу с помощью острого предмета. Нож выступает в роли фаллического символа — субститута мужского полового органа. Вместо нормального полового акта наш неизвестный получает удовлетворение, подвергая жертву боли и устрашению. Его заводит власть над ней. Высшая власть — власть над жизнью и смертью.
Детектив Ким Кибом был не из пугливых, но общение с доктором Чхве Минхо повергало его в дрожь. Он напоминал Кибому бледнолицего и неуклюжего Джона Малковича, а его голос, больше похожий на шепот, можно было принять за женский. Когда он говорил, его пальцы все время шевелились и скрючивались. Он не служил в полиции, а был психологом-криминалистом из Северо-Восточного университета, и его приглашали для консультаций в сеульское управление. Кибому уже доводилось однажды работать с ним по убийству, и Минхо еще тогда навеял на него страх. Дело было даже не в его внешности, а в том, что он слишком глубоко проникал в психологию преступника и получал очевидное удовольствие, блуждая в этом сатанинском измерении. Он наслаждался процессом. Кибому казалось, что он улавливает в его голосе подсознательное возбуждение.
Ки обвел взглядом присутствовавших на совещании детективов и задался вопросом, не испытывают ли и они подобные ощущения, но увидел перед собой лишь их усталые лица.
На самом деле они все устали. Сегодня Кибому удалось поспать всего часа четыре, не больше. Утром он проснулся еще затемно, и голова сразу включилась на четвертую передачу, чтобы поспеть за калейдоскопом образов и голосов. Он был настолько поглощен делом Мин Суа, что даже во сне вел с убитой разговоры, хотя и бессмысленные. Жаль, но никаких откровений или сигналов с того света он не получил, как не было и озарений. И все же Кибом считал свои сны знаковыми. Они лишний раз подтверждали, как много значило для него это дело. Руководство расследованием серии убийств, к которому приковано всеобщее внимание, было равнозначно хождению по проволоке без страховки. Поймай он преступника — и раздастся гром аплодисментов. Оступись он — и весь мир с удовольствием понаблюдает за его падением.
Дело было и в самом деле громким. Пару дней назад на первой странице местного таблоида появился заголовок: «Хирург опять режет». Стараниями «Сеул дэй» их убийца получил персональное прозвище, и теперь даже полицейские не называли его иначе, как Хирург.
Видит Бог, Кибом был готов совершить этот опасный трюк, испытать судьбу и тогда либо вознестись, либо рухнуть. Неделю тому назад, впервые появившись в квартире Мин Суа в качестве ведущего детектива, он сразу понял, что на этом деле можно сделать карьеру, и ему не терпелось показать себя.
Как быстро все изменилось...
Уже через день его дело стало составной частью масштабного расследования, возглавляемого начальником отдела лейтенантом Ким Хонджуном. Дело Мин Суа объединили с делом Кан Хванми, и команда разрослась до пяти детективов, не считая самого Ким Хонджуна. Теперь в нее входили: Кибом и его напарник Ким Джонхен, Ли Джинки со своим неуклюжим напарником Ким Джонуном, и пятым был детектив Чон Юнхо. Кибом был единственным, кто не обладал достаточно сильным телом в команде. На самом деле, он был совсем не слабым, просто такой
хилый он совсем не внушал доверия и во всем подразделении Ки выделялся, и не всем это было по душе. Да, он прекрасно ладил с Джонхеном, хотя временами Кибома и раздражал его чрезмерный оптимизм. Ким Джонун был слишком флегматичным, чтобы доставать кого-то или самому реагировать на чьи-либо выпады. А что касается Джинки — стоило признать, что, несмотря на первоначальную настороженность, Ки проникался к нему все большей симпатией и искренне уважал его спокойную и методичную манеру работы. Главное, что и он, похоже, уважал Кибома. Когда он говорил, то знал, что Джинки внимательно его слушает.
А вот с пятым детективом, Чон Юнхо, возникали проблемы. Причем, серьезные. Сейчас он сидел как раз напротив, и на его надменном лице, как всегда, блуждала издевательская ухмылка. Кибом вырос среди таких вот мальчишек. С накачанными мышцами, многочисленными подружками и чрезмерным самомнением.
Они с Юнхо презирали друг друга.
На стол выложили стопку документов. Кибом взял свой экземпляр и обнаружил, что это психологический портрет преступника, который только что составил доктор Чхве.
— Я знаю, кому-то из вас мои выводы покажутся надуманными, — сказал Минхо. — Позвольте объяснить логику моих рассуждений. Нам известно следующее об этом субъекте. Он проникает в дом жертвы через открытое окно. Проделывает это ночью, примерно между полуночью и двумя часами. Он застает сонную жертву врасплох. Сразу же усыпляет ее хлороформом. Раздевает. Привязывает к кровати, используя клейкую ленту, которой заматывает щиколотки и запястья. Для надежности укрепляет ленту на бедрах и талии. Наконец, он заклеивает жертве рот. Полный контроль — вот чего он добивается. Когда жертва вскоре просыпается, она не может ни двинуться, ни закричать. Она как будто парализована, и в то же время она не спит и осознает все, что происходит с ней дальше.
Последовала недолгая пауза пока Минхо осматривал всех присутствующих.
— А дальше происходит то, что и в самом страшном сне трудно представить, — голос Минхо стал совсем уж монотонным. Когда очередь дошла до самых жутких деталей, он опустился до шепота, и все подались вперед, стараясь не пропустить ни слова.
— Убийца начинает резать, — говорил Минхо. — Как следует из протокола вскрытия, он не торопится, делает все методично. Он очень щепетилен. Слой за слоем он надрезает нижнюю часть живота. Сначала кожу, затем подкожный слой, фасцию, мышцы. Чтобы предотвратить кровотечение, он накладывает швы. Он ищет и удаляет только нужный ему орган. Ничего лишнего. А нужна ему матка.
Минхо оглядел своих слушателей, наблюдая за их реакцией. Взгляд его остановился на Кибоме. Тот дерзко уставился на Чхве, возмущен тем, что Минхо выделил его именно в этот момент.
— Какой из этого можно сделать вывод, детектив Ким?
— Он ненавидит женщин, — ответил Кибом. — Он вырезает именно то, что делает женщину женщиной.
Минхо кивнул, и его улыбка вызвала у Ки содрогание.
— То же самое Джек-Потрошитель проделал с Энни Чэпмен. Забирая матку, он уничтожает в своей жертве женщину. Он забирает у нее власть, которой она наделена от природы. Его не интересуют ни ее драгоценности, ни деньги. Он хочет только одного, и, как только приз оказывается у него в руках, он переходит к финальной части. Но сначала он берет паузу, которая предшествует полному удовлетворению. Вскрытие обеих женщин показало, что он останавливается в этой точке. Возможно, проходит около часа, пока женщина продолжает медленно истекать кровью, которая скапливается в ране. Что он делает в это время?
— Получает удовольствие, — тихо произнес Джинки.
— Ты имеешь в виду, мастурбирует? — спросил Чон Юнхо с привычной для него грубостью.
— Ни на одном месте преступления не обнаружено эякулята, — заметил Кибом.
Чон Юнхо смерил Кибома взглядом, в котором явственно читалось: «Ну не умница ли?»
— Отсутствие э-я-ку-лята, — произнес он, саркастически выделяя каждый слог, — не исключает возможность мастурбации. Хотя откуда тебе знать?
— Я не думаю, что он на самом деле мастурбировал, — сказал Минхо. — Именно этот субъект ни на минуту не утратит контроль над ситуацией, находясь в незнакомой обстановке. Думаю, он подождет, пока окажется в безопасном месте, где ему никто не помешает в полной мере получить сексуальное удовлетворение. Все на месте преступления подтверждает, что главное для него — контроль. Смертельный удар он наносит уверенно и властно. Он перерезает горло жертвы одним махом. А после этого проводит финальный ритуал.
Чхве Минхо полез в свой портфель и достал две фотографии с места преступления, которые выложил на стол. На одной была заснята спальня Кан Хванми, на другой — Мин Суа.
— Он аккуратно складывает их ночные рубашки, которые оставляет возле трупа. Мы знаем, что проделывал он это уже после расчленения, поскольку пятна крови обнаружены на внутренних складках.
— Зачем он это делает? — спросил Джонхен. — В чем здесь символика?
— Еще одно проявление контроля, — сказал Кибом.
Минхо кивнул.
— Конечно. Этим ритуалом он демонстрирует, что полностью владеет ситуацией. Но можно сказать, что он и сам подвластен ритуалу. Это порыв, противостоять которому он не в силах.
— А если бы ему что-то помешало исполнить его? — спросил Джонхен. — Предположим, его вспугнули?
— Это вызвало бы в нем злость и раздражение. Возможно, он был бы вынужден немедленно броситься на поиски новой жертвы. Но до сих пор ему всегда удавалось завершить задуманное. И каждое убийство приносило ему удовлетворение на длительный период, — Минхо оглядел собравшихся. — Должен вам сказать, что мы имеем дело с самым сложным типом преступника. Между его вылазками интервал в один год — это исключительная редкость. Он в течение многих месяцев выслеживает новую добычу. Мы можем сбиться с ног, разыскивая его, в то время как он будет отсиживаться где-то и, не торопясь, готовиться к следующему убийству. Он очень осторожен. Организован. Он практически не оставляет после себя следов, — Минхо посмотрел на Джинки, ожидая подтверждения правильности своих выводов.
— Ни на одном месте преступления не обнаружено ни отпечатков пальцев, ни ДНК, — подтвердил Джинки. — Все, что мы имеем, — это единственный волос, застрявший в ране Суа. И несколько темных волокон полиэстера, оставшихся на оконной раме.
— Я так понимаю, что нет и свидетелей, — уточнил доктор Чхве.
— По делу Кан Хванми мы опросили около тысячи трехсот человек. По делу Мин Суа на сегодняшний день опрошено сто восемьдесят человек. Никто не видел преступника. Никто не заметил ничего подозрительного.
— Зато у нас есть уже три признания, — встрял Чон Юнхо. — Самозваные убийцы пришли к нам с улицы. Мы сняли с них показания и отпустили с Богом, — он рассмеялся. — Психи.
— Этот убийца далеко не псих, — заметил Минхо. — Не удивлюсь, если он производит впечатление вполне нормального человека. Мне представляется, что это мужчина лет под тридцать или чуть больше тридцати. Аккуратный, ухоженный, с интеллектом выше среднего. Почти наверняка имеет высшее образование — возможно, окончил колледж или даже университет. Два места преступления находятся в миле друг от друга, и убийства были совершены в такое время суток, когда общественный транспорт уже прекращает работу. Выходит, он передвигается на автомобиле. Машина у него чистая и в хорошем состоянии. Скорее всего, у него никогда не было проблем с душевным здоровьем, но не исключено, что в юности он имел опыт разбойного нападения или склонность к созерцанию эротических сцен. Если у него есть работа, то наверняка такая, которая требует и ума, и аккуратности. Мы знаем, что он тщательно планирует преступления, и это подтверждается тем фактом, что он всегда имеет при себе набор инструментов — скальпель, шовный материал, клейкую ленту, хлороформ. Плюс контейнер, в котором уносит домой свой сувенир. Впрочем, им может быть обычный целлофановый пакет на молнии. Он работает в такой сфере, которая требует внимания к деталям. И поскольку очевидно, что он обладает познаниями в области анатомии и хирургическими навыками, можно с большой долей вероятности предположить, что мы имеем дело с профессиональным медиком.
Кибом и Джинки переглянулись, оба подумав об одном и том же. В Сеуле на душу населения врачей приходилось больше, чем где бы то ни было.
— Поскольку он умен, — продолжал Минхо, — то знает, что мы наблюдаем за местом преступления. И он будет изо всех сил сопротивляться искушению вернуться. Но искушение, несомненно, есть, так что стоит понаблюдать за домом Мин Суа, по крайней мере, еще какое-то время. Он также достаточно умен, чтобы не выбирать жертву из числа тех, кто живет по соседству. Он, скорее, «гастролер», а не «мародер». Охотится он за пределами своей округи. Но, пока данных у нас маловато, я не могу составить географический профиль, указав те районы города, на которых вам следует сосредоточить свое внимание.
— И сколько данных вам еще нужно? — спросил Кибом.
— Минимум пять.
— Вы хотите сказать, что вам нужно еще пять трупов?
— Программа составления географического профиля, которой я пользуюсь, требует, как минимум, пяти эпизодов. Я пробовал работать, ограничиваясь четырьмя, и иногда удавалось предсказать место жительства преступника, но в этом случае существует вероятность просчета. Нам необходимо знать как можно больше о его перемещениях. О местах, в которых он совершает убийства, куда стремится. Каждый убийца действует в пределах какой-то своей комфортной зоны. Они охотятся, как плотоядные животные. У каждого своя территория, свои норы, где они прячут добычу, — Минхо обвел взглядом невозмутимые лица детективов. — Пока мы слишком мало знаем об этом преступнике, чтобы делать какие-то прогнозы. Так что стоит сосредоточиться на жертвах. Кто они были, почему он выбрал именно их.
Чхве опять полез в свой портфель и достал две папки; на одной было выведено «Кан Хванми», на другой — «Мин Суа». Он вывалил на стол с десяток фотографий. Это были снимки обеих женщин, сделанные при жизни, мелькали среди них и детские фотографии.
— Вы, возможно, не видели этих фотографий. Я попросил их у родственников покойных, просто чтобы мы могли понять историю жизни этих женщин. Вглядитесь в их лица. Попробуйте угадать, какими они были людьми. Почему убийца выбрал именно их? Где он их увидел? Что в них было такого, что привлекло его внимание? Смех? Улыбка? А может, походка?
Он принялся зачитывать текст, отпечатанный на листе бумаги:
— Кан Хванми, тридцать лет. Блондинка, глаза карие. Рост сто пятьдесят семь сантиметров, вес пятьдесят пять килограммов. Род занятий: турагент. Место работы: улица Шиндан. Место жительства: улица Донхо. Выпускница колледжа. Родители оба адвокаты, живут в собственном доме стоимостью в два миллиона долларов. Отношения: на момент смерти нет.
Он отложил лист и взял со стола другой:
— Мин Суа, двадцать два года. Брюнетка, глаза карие. Рост сто шестьдесят два сантиметра, вес пятьдесят восемь килограммов. Род занятий: продавщица в семейном цветочном магазине на улице Чонгу. Место жительства: квартира на улице Чонгу. Образование: средняя школа. Всю свою жизнь прожила в Сеуле. Отношения: на момент смерти нет.
Он поднял взгляд.
— Две женщины, которые жили в одном городе, но вращались в совершенно разных мирах. Покупки они делали в разных магазинах, ели в разных ресторанах, общих друзей у них не было. Как их находит наш убийца? Где он их находит? Они не только отличаются друг от друга, но не похожи и на типичных жертв сексуального насилия. Большинство преступников нападают на самых незащищенных членов общества — проституток или любительниц передвигаться автостопом. Как любой хищник, они атакуют животное, которое находится на краю стада. Так почему же он выбрал именно этих двух? — Минхо покачал головой. — Я не знаю.
Кибом посмотрел на разложенные снимки, и его взгляд остановился на фотографии Кан Хванми. Лучезарно улыбающаяся девушка, свежеиспеченная выпускница престижного колледжа, в берете и плаще. «Золотая» девушка. «Каково это — быть „золотой“?» — подумал Кибом. Ему трудно было представить. Младший брат двух красивых и крепких братьев, Ким Кибом рос под обстрелом их колкостей и насмешек и отчаянно боролся за право состоять в их компании. Разумеется, Кан Хванми, с ее аристократическими скулами и лебединой шеей, понятия не имела, что значит быть вышвырнутой из братства дворовой шпаны. Она не знала, каково это, когда тебя презирают.
Внимание Кибома привлекла золотая цепочка с кулоном на шее Хванми. Он взял фотографию и присмотрелся внимательнее. Чувствуя, как забилось сердце, он огляделся по сторонам, пытаясь угадать, заметил ли кто-то еще то, что заметил он. Но никто из коллег не смотрел ни на него, ни на фотографии; все взгляды были сосредоточены на докторе Чхве.
А тот между тем развернул карту Сеула. Сквозь паутину городских улиц проступали две заштрихованные зоны: одна включала в себя район, в котором жила Хванми , другая — район Суа.
— Это известные нам по двум жертвам места, в которых орудовал убийца. Кварталы, в которых проживали и работали жертвы. Повседневная жизнь каждого из нас протекает в знакомых нам окрестностях. У психологов даже есть на этот счет поговорка: «Куда мы ходим, определяется тем, что мы знаем; и то, что мы знаем, определяется тем, куда мы ходим». Это одинаково верно и для жертв, и для преступников. На этой карте хорошо видно, в каких разных мирах жили эти две женщины. Они даже не соприкасаются. Нет ни одной точки, в которой их жизни могли бы пересечься. Вот это меня больше всего и озадачивает. В этом ключ к расследованию. Что объединяет Кан Хванми и Мин Суа?
Взгляд Кибома вновь упал на фотографию. На золотой кулон, свисавший с шеи Хванми.
«Я могу и ошибаться. Я ничего не могу сказать, пока не буду уверен, иначе опять дам повод Чон Юнхо высмеять меня».
— А вам известно, что в этом деле есть и другой поворот? — произнес Джинки. — Доктор Квон Мина.
Минхо кивнул.
— Оставшаяся в живых жертва из Инчона.
— Некоторые подробности, касающиеся почерка Пак Шинхо, не были преданы огласке и остались тайной следствия. Например, использование кетгута в качестве шовного материала. Сложенные ночные рубашки жертв. Тем не менее наш неизвестный в точности воспроизводит именно эти детали.
— Убийцы на самом деле прекрасно общаются друг с другом. Это своего рода братство.
— Пак Шинхо нет на свете вот уже два года. Он не может ни с кем общаться.
— Но пока был жив, он мог поделиться своими навыками с нашим неизвестным. Я надеюсь, именно этим все объясняется. Потому что альтернатива гораздо страшнее.
— Что наш убийца имел доступ к секретным материалам полиции Инчона? — уточнил Джинки.
Минхо кивнул.
— Что означало бы его принадлежность к правоохранительным структурам.
В комнате воцарилось молчание. Кибом не смог удержаться и обвел взглядом своих коллег: все они были
мужчины. Он задумался над тем, какого мужчину может привлечь работа в полиции. Мужчину, который любит силу и власть, оружие и большие полномочия, дающие право контролировать других.
«Именно то, о чем мечтает наш неизвестный».
***
Когда был объявлен перерыв, Кибом дождался, пока его коллеги покинут зал заседаний, и подошел к Минхо.
— Можно я на некоторое время возьму эту фотографию? — спросил он.
— А я могу спросить, чем вызван такой интерес к ней?
— Да есть одна идейка.
Минхо растянул губы в зловещей улыбке.
— Поделишься со мной?
— Я не делюсь своими идеями.
— Плохая примета? — еще шире улыбнулся Минхо.
— Просто защищаю свою территорию.
— Но ты же работаешь в команде.
— Забавная штука — эта командная работа, — усмехнулся Кибом. — Идеи мои, а лавры достаются кому-то другому, — с фотографией в руке он вышел из комнаты и тотчас пожалел о последней реплике. Но его уже давно достали коллеги, их язвительные шуточки и колкости, дополнявшие общую картину неприязненного к нему отношения. Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, стал опрос соседки Мин Суа, который они проводили вместе с Чон Юнхо. Юнхо постоянно перебивал Кибома, чтобы задать свои вопросы. Когда Ки попросил его удалиться и впредь следить за своим поведением, он выпалил свое классическое оскорбление:
— Я так понимаю, что попал на критические дни.
Нет уж, он собирался держать свои идеи при себе. Если его подозрения не подтвердятся, тогда никто во всяком случае не поднимет его на смех. А если окажется, что он попал в точку, тогда уж он утрет всем нос.
Ким Кибом вернулся на свое рабочее место, чтобы еще раз рассмотреть выпускное фото Кан Хванми. Потянувшись за лупой, он вдруг обратил внимание на бутылку минеральной воды, которую всегда держал на столе, и все в нем закипело, когда он увидел, что туда запихнули.
«Не реагируй, — приказал он себе. — И виду не показывай, будто тебя это задело».
Стараясь не смотреть на бутылку с водой и отвратительный предмет, болтавшийся внутри, он направил лупу на шею Кан Хванми. В комнате воцарилась неестественная тишина. Он чувствовал на себе взгляд Чон Юнхо, который так и ждал, когда же Ки взорвется.
«Не дождешься, идиот. На этот раз у тебя не пройдет».
Он сосредоточился на ожерелье Хванхи. Эта деталь поначалу ускользнула от его внимания, что было неудивительно — настолько притягательным было лицо девушки, ее красивые высокие скулы, изящно изогнутые брови. Теперь Ки присмотрелся к двум кулонам, подвешенным на тонкой цепочке. Один кулон был в форме замочка, а второй был крохотным ключиком.
«Ключ к сердцу», — мелькнуло у него в голове.
Кибом порылся в папках и отыскал фотографии с места убийства Мин Суа. Вооружившись лупой, он стал рассматривать тело жертвы. Под слоем засохшей на шее крови ему удалось различить тонкую змейку золотой цепочки; кулоны не просматривались.
Он потянулся к телефону и набрал номер судмедэксперта.
— Доктора Пак Чонсу не будет до конца дня, — ответила его секретарь. — Могу я вам чем-то помочь?
— Я по поводу вскрытия, которое он делал в прошлую пятницу. Мин Суа.
— Да?
— На убитой было ювелирное украшение, когда ее доставили в морг. Оно до сих пор у вас?
— Сейчас проверю.
Кибом ждал, постукивая карандашом по столу. Бутылка с водой стояла прямо перед ним, но он упорно ее не замечал. Злость уступила место возбуждению. Азарту охотника, идущего по следу.
— Детектив Ким Кибом? — снова раздался голос секретаря.
— Я слушаю.
— Личные вещи забрали родственники. Пару золотых сережек, ожерелье, кольцо.
— Кто расписался в получении?
— Мин Гонхи, сестра жертвы.
— Спасибо. — Кибом положил трубку и взглянул на часы. Мин Гонхи жила в соседнем от сестры районе, и ехать к ней предстояло в самый час «пик»…
— Ты не знаешь, где Джонхен? — спросил Джинки.
Кибом поднял глаза и очень удивился, увидев, что старший стоит возле его стола.
— Нет. Не знаю.
— Куда он мог запропаститься?
— Я не держу его на поводке, — пожав плечами, ответил Кибом.
Последовала пауза.
Затем Джинки спросил:
— Что это?
— Фотографии с места убийства Мин Суа.
— Нет. Что это за штука в бутылке?
Ки снова поднял голову и увидел, что Онью хмурится.
— Ты что, не узнаешь? Это же тампон. Кое-кто здесь отличается слишком тонким чувством юмора, — при этом он красноречиво посмотрел в сторону Чон Юнхо, который предпочел отвернуться, чтобы не прыснуть от смеха.
— Я разберусь с этим, — сказал Джинки и взял со стола бутылку.
— Эй! — воскликнул Ки. — Да черт с ней, Джинки. Забудь!
Между тем детектив уже зашел в кабинет лейтенанта Ким Хонджуна.
Сквозь стеклянную перегородку Кибом увидел, как Джинки поставил бутылку на стол начальника отдела. Тот обернулся и посмотрел в сторону Кибома.
«Ну вот, опять. Теперь они будут говорить, что эта стерва не понимает шуток».
Кибом схватил свою сумку, собрал фотографии и вышел из офиса.
Он был уже возле лифтов, когда его окликнул Джинки:
— Кибом!
— Я сам могу за себя постоять! — огрызнулся он.
— Да, но ты просто сидел за столом, а эта… штука была перед тобой.
— Тампон. Неужели так трудно произнести это слово вслух?
— Почему ты на меня злишься? — Джинки недоуменно развел руками. — Я ведь пытаюсь защитить тебя.
— Послушай, Святой Ли Джинки, знаешь, как это бывает с такими, как я? Я пожалуюсь, я же и получу по мозгам. И в моем личном деле появится запись: «Не умеет работать в
мужском коллективе». На моей репутации будет поставлено клеймо: Кибом нюня, Кибом размазня.
— Напротив, они почувствуют себя победителями, если ты не станешь жаловаться.
— Я уже пробовал разную тактику. Бесполезно. Так что впредь не надо делать мне никаких одолжений, договорились? — он сильнее сжал ручки сумки и вошел в лифт.
Лишь только двери лифта закрылись, ему захотелось взять свои слова обратно. Джинки не заслуживал такой отповеди. Он всегда был вежлив, настоящий джентльмен, а Ки в запальчивости бросил ему в лицо прозвище, которым его дразнили за глаза в отделе, — Святой Ли Джинки. Полицейский, который никогда не шел по трупам, не ругался, не терял самообладания, жизнерадостный и добрый ко всем.
Несмотря на то, что были еще печальные обстоятельства его личной жизни. Два года назад у его жены Мирэ случилось кровоизлияние в мозг. Полгода она пролежала в коме, но Джинки до последнего дня не терял надежды на выздоровление. Прошло полтора года после смерти Мирэ, а он, казалось, так и не смирился с утратой. По-прежнему носил обручальное кольцо, держал на столе ее фотографию. Кибом часто наблюдал, как рушились семьи у полицейских, видел, как быстро обновлялась галерея женских образов на столах многих его коллег. На столе Джинки оставалась Мирэ с застывшей навеки улыбкой.
Святой Ли Джинки? Кибом скептически покачал головой. Если на земле и были настоящие святые, то уж точно не из числа полицейских.
***
Один хотел, чтобы он жил, другая хотела его смерти, и оба наперебой клялись ему в своей любви, соревнуясь в том, кто любит сильнее. Сын и дочь Ли Джусона сидели друг против друга по разные стороны отцовской кровати, и никто не хотел уступать.
— Не ты один заботился об отце, — говорила Совон. — Я готовила ему еду. Убирала его дом. Я возила его к врачу каждый месяц. Ты вообще-то хоть иногда навещал его? У тебя всегда находилось множество других важных дел.
— Я живу в Лос-Анджелесе, черт побери, — огрызался Джинхо. — У меня бизнес.
— Но хотя бы раз в год можно было прилететь. Неужели это было так сложно?
— Ну вот я и прилетел.
— О да. Господин Всегда Занятой прилетает, чтобы спасти положение. Раньше тебя нельзя было отвлекать подобными мелочами. Но теперь ты хочешь быть первым.
— До сих пор не верю, что ты вот так запросто готова отпустить его.
— Я не хочу, чтобы он страдал.
— А может, ты хочешь, чтобы он перестал сосать деньги со своего банковского счета?
Лицо Совон окаменело.
— Ты просто ублюдок.
Мина больше не могла слушать это и предпочла вмешаться:
— Здесь не место для таких разговоров. Пожалуйста, не могли бы вы оба выйти из палаты?
Какое-то мгновение брат и сестра с молчаливой враждебностью смотрели друг на друга, выжидая, кто выйдет первым, словно это и должно было определить проигравшего. Наконец Джинхо поднялся, и его устрашающего вида фигура в строгом костюме прошествовала к выходу. Его сестра Совон, с виду напоминавшая усталую домохозяйку, коей она, собственно, и была, легонько сжала руку отца и последовала за братом.
В коридоре Мина изложила родственникам печальные факты:
— Ваш отец находится в коме с первого же дня после несчастного случая. На сегодня у него отказывают почки. Они уже были поражены давним диабетом, а травма усугубила ситуацию.
— А насколько ухудшило его состояние хирургическое вмешательство? — спросил Джинхо. — Какую анестезию вы ему делали?
Мина с трудом поборола вспыхнувшее возмущение и ровным голосом произнесла:
— Он был без сознания, когда поступил к нам. Анестезия здесь ни при чем. Но повреждение тканей дает дополнительную нагрузку на почки, и у вашего отца они отказали. Помимо этого, у него был рак простаты, который уже затронул и кости. Даже если он очнется, эти проблемы останутся.
— Вы хотите, чтобы мы отказались от продолжения лечения, не так ли? — спросил Джинхо.
— Я просто хочу, чтобы вы еще раз подумали и решили, что, если его сердце остановится, нам не нужно его реанимировать. Мы можем дать ему возможность тихо и спокойно уйти.
— Другими словами, дать ему умереть.
— Да.
Джинхо фыркнул.
— Позвольте мне кое-что сказать вам о моем отце. Он не из тех, кто сдается. И я сам такой же.
— Ради всего святого, Джинхо, сейчас речь идет не о том, чтобы победить или проиграть! — вмешалась Совон. — Вопрос в том, когда отпустить его.
— А ты так торопишься с этим? — обрушился Джинхо на сестру. — При первых же признаках трудностей малышка Совон всегда сдавалась, рассчитывая на то, что папочка выручит. Меня-то он никогда не выручал.
В глазах Совон заблестели слезы.
— Ты ведь сейчас думаешь вовсе не об отце. А о том, чтобы остаться победителем.
— Нет, я просто хочу, чтобы ему дали шанс побороться за жизнь, — Джинхо посмотрел на Мину. — Я хочу, чтобы для моего отца было сделано все необходимое. Надеюсь, это понятно.
Глядя вслед брату, Совон утирала с лица слезы.
— Как он может говорить, что любит отца, если ни разу не приехал к нему? — она посмотрела на Мину. — Послушайте, я не хочу, чтобы моего отца реанимировали. Вы можете записать это в его карту?
Это была своего рода этическая дилемма, перед которой пасовал каждый врач. Хотя Мина была солидарна с Совон, последние слова брата содержали недвусмысленную угрозу.
— Я не могу изменить предписание, пока вы с братом не договоритесь по этому вопросу, — сказала она.
— Он никогда не согласится. Вы сами слышали.
— Тогда вам придется еще раз поговорить с ним, — как можно мягче проговорила Мина. — Убедить его.
— Вы боитесь, что он подаст на вас в суд, да? Поэтому не хотите изменить предписание.
— Я вижу, что он настроен очень воинственно…
Совон печально кивнула.
— Так он и побеждает. Причем всегда.
«Я могу заштопать, залатать тело, — подумала Мина. — Но не могу склеить эту разбитую семью».
Когда полчаса спустя она выходила из клиники, ей все еще вспоминалась эта встреча, исполненная боли и враждебности. Был вечер пятницы, и впереди ее ждал свободный уик-энд, но она почему-то не испытывала радости по этому поводу. Сегодня жара была еще сильнее, чем вчера, и она стремилась поскорее окунуться в прохладу своей квартиры, налить себе ледяного чаю и усесться перед телевизором, настроенным на канал про мир животных.
Она стояла на перекрестке, ожидая зеленого сигнала светофора, когда вдруг взгляд ее выхватил название поперечной улицы. Чонгу.
На этой улице жила Мин Суа. Адрес жертвы упоминался в статье, напечатанной в довольно известной газете, которую Мина наконец заставила себя прочитать.
Светофор мигнул. Неожиданно для самой себя, она свернула на эту улицу. Она никогда раньше не ездила этим маршрутом, но сейчас что-то неумолимо тянуло ее вперед. Ей непременно захотелось увидеть то место, где побывал убийца, дом, в котором ее собственные ночные кошмары стали явью для другой женщины. Ладони увлажнились, а сердце билось все чаще по мере того, как возрастали цифры на табличках с номерами домов.
У дома Мин Суа она остановила машину.
В самом здании не было ничего примечательного, ничего, что кричало бы о смерти и ужасе. Мина видела перед собой обычное здание.
Она вышла из машины и окинула взглядом окна верхних этажей. В какой из этих квартир проживала Суа? Может, в той, с полосатыми шторами? Или в этой, за ширмой вьющихся растений? Она подошла к подъезду и просмотрела имена жильцов. В доме было довольно немного квартир. Табличка против квартиры 2А пустовала. Имя Мин Суа уже было стерто, выведено из списка живых. Никто не хотел лишнего напоминания о смерти.
Если верить новостям, убийца проник в квартиру через пожарный выход. Вернувшись на боковую улицу, Мина разглядела стальную лестницу, примыкавшую к стене дома со стороны тенистой аллеи. Сделав несколько шагов вперед, она вдруг резко остановилась. По коже поползли мурашки. Она оглянулась назад: по улице проехал грузовик, трусцой пробежала женщина в спортивном костюме. Какая-то пара садилась в свою машину. Ничего подозрительного, и все-таки она не могла унять приступ паники.
Она вернулась к своей машине, закрыла дверь и, вцепившись в руль, принялась повторять про себя: «Все в порядке. Все в порядке». Когда из вентилятора подул прохладный воздух, Мина почувствовала, что успокаивается. Наконец, вздохнув, она откинулась на спинку сиденья.
И опять потянулась взглядом к дому Мин Суа.
Только тогда она заметила машину, припаркованную в тени аллеи. И табличку с номерным знаком на заднем бампере.
SHAME5.
В следующее мгновение она уже рылась в сумочке в поисках визитной карточки детектива. Дрожащими пальцами она набрала номер его телефона.
— Детектив Ли Джинки, — ответил он по-деловому.
— Это Квон Мина, — произнесла она. — Вы приходили ко мне на днях.
— Да, доктор Квон.
— Скажите, Мин Суа ездила на зеленой «Хонде»?
— Простите?
— Мне нужно знать номер ее машины.
— Боюсь, я не совсем понимаю…
— Просто скажите мне! — ее резко прозвучавшая просьба, больше похожая на ультиматум, удивила его. В трубке повисла долгая пауза.
— Сейчас проверю, — сказал он и, видимо, отложил трубку в сторону. Фоном звучали далекие мужские голоса, звонки телефонов. Вскоре он вернулся на линию.
— Это заказной буквенный номерной знак, — сообщил он. — Думаю, он имеет отношение к семейному цветочному бизнесу.
— Шэйм пять, — прошептала она.
Пауза.
— Да, — подтвердил он наконец, и голос его прозвучал как-то странно. В нем была тревога.
— Тогда, в разговоре, вы спрашивали, знала ли я Мин Суа.
— И вы сказали, что нет.
Мина судорожно глотнула воздух.
— Я ошиблась.
