Сгустки и руины

Это прошлое настолько давнее, что мнится мечтами о самом безмятежном будущем. Однажды Аннализа проснётся, а вокруг будет весна. Зацветёт розарий под куполом зимнего сада Её Величества, заструятся сначала похожие на волосы нарядный тёрн и ещё светлая, нежная камнемолмка, следом по стенам начнёт ползти ждавший тепла плющ, а туманы и грозы вдохнут мягкость и свежесть в резиденцию, смывая мерным перестуком капель долгие месяцы в ожидании тепла. Именно тогда Аннализа откроет глаза, позабыв о расцвеченной алыми бусинами ажурной повязке. И не дожидаясь заката и камеристок, вдохнет этот новый запах: крови, роз, пронесшейся свежим шлейфом над дворцом грозы. Она его заслужила. Бессмертие. Юность и весна, обещанные Идоном, корнями сплетутся в груди, даря тягучее, но такое томное предвкушение. Как же все прекрасно! Как же хорошо знать, что она будет вечно юной и столь же полной сил, как сейчас! Как же хорошо понимать, что кольцо закрепляет за ней право носить наверняка готовое прийти в эту прекрасную весну дитя! Аннализа впервые с коронации смотрит в свои глаза. Они для других ― опасные. Манящие. Такие же, как тайны Космоса, в обмен на которые Аннализа готова каждую ночь вдыхать ещё прохладный воздух и смотреть в небо с самой чистейшей из надежд: это Он её выбрал, она готова, пускай же Идон придёт! Весна цветёт всё дальше: крепнет аромат роз в оранжерее, Аннализа отмечает, что с трудом сдерживает свою не застывшую, естественную улыбку на лице, а всё вокруг точно отвечает ей тем же: одна из придворных поэтесс слагает стихи об этой прекрасңой весне, балы и приёмы проходят не чинно, но как-то сдержанно, тихо, дел и документов хватает ровно настолько, чтобы Аннализа успевала всё также смотреть на тучи и звёзды по ночам, благодаря и моля Идона услышать её благодарности. Мысленно она целует Нечто Незримое: за то, что так легко её разуму, за то, что Он придёт, за то, что время коронации так удачно совпало с возрождением всего живого и её династии. Во сне всё также прозываемая близкими фрейлинами «юная Аннализа» гладит незримое щупальце, молит его не щекотать под коленками и, обвиваясь вокруг ног, поскорее залезть ей под рубашку. Временами эти сны становятся всё более вязкими, тягучими: посреди ночи, во тьме, Анниза помнит лишь белизну собственного тела да три щупальца, обвивающихся вокруг неё. Одно из них, потолще, пульсирует и Аннализа даже при пробуждении не удивляется, почему считает его сине-зелёным и понимает, с чего это вдруг оно так нетерпеливо пульсирует, спускаясь до лобка. Ей странно думать, почему так нехорошо от рассказов про эти сны, ведь нет ничего плохого когда от Великих сама королева жаждет не только дитя. Идон же в ответ на эти вопросы лишь молчит, но Аннализа всё равно взывает к нему с улыбкой на губах: приди. Я ждала. Я жду. Смертные завидуют тому, как я могу тебя желать и не бояться. Вот моя корона, под ней не видно, как ты снизойдёшь ко мне. Во снах всё и вправду чуточку вольнее, чем она обычно рассказывает своим самым ближайшим из фрейлин, хотя те понимающе переглядываются, желая ей спокойной ночи. Не нужна там никакая корона её возможного супруга, доставшаяся от покойного отца: Нечто Невидимое принимает форму двух щупалец, скрученных одним жгутом до самого конца. Одно из них ― совсем тонкое ― пульсирует чаще, с быстрой волной по всей длине. Наверное из-за него оба щупальца становятся всё более влажными, пока Аннализа пытается обвиться вокруг них ногами. То, что потолще становится чуть теплей, хотя Аннализа мечтает тереться об него ― побыстрее, почаще, чувствуя как щупальце потоньше расплетается со вторым и всё быстрее обвивается вокруг Аннализы. Оба они влажнеют, всё сильнее пульсируя, Аннализа всё охотнее цепляется за них ― уже и руками, приникая всем телом когда то самое, тонкое, посиневшее в мыслях Аннализы щупальце словно лентой накрывает ей соски. Не прекращайте, о нет, не прекращайте ― с ними ведь так хорошо!.. На утро она слышит, как кто-то шепчутся, что наверное, так будет каждую ночь. А уже днём, на встрече с послами при чаепитии у оранжереи до неё доходит слух, что во дворце уже ждут явления Великих, ведь сегодня ночью Её Величество уже! Уже.. Аннализа прячет довольный вздох: если даже Идон будет молчать, у неё ещё есть время. Ведь он уже наверняка видел, к чему готов её разум. У них всегда хватит времени , чтобы оправдать ожидания, которыми полнятся слухи о контракте Её Величества с Самим Бесформенным. А сейчас лучше заняться делами. Говорят, мирным договорам может поспособстовать и вот такая расчудесная весна. Неделя за неделей Аннализа ощущает, что ей всё легче думать о вечности, всё удобнее планировать с учётом времени смертных и своего, отныне иначе текущего времени, всё мягче спать на обжуваемой свежим ветром постели, всё тягостней дышать, представляя, как её контракт вступит в силу, всё приятнее снимать свою расшитую знаками почёта к Великим рубашку и представлять, как рядом с ней Идон будет принимать самые неожиданные, не ограниченные лишь щупальцами, формы. Наверное, она почти влюбляется. Наверное, впервые она так жаждет божества. Наверное, это быстро пройдёт. Но так всё кажется упоительней самой лучшей крови и самых верных клятв. Аннализа мечтает о такой же вечной, как её нынешние радости, весне. В эти дни Кейнхёрст кажется ей самым богатым и пышущим жизнью местом на свете. И несмотря на то, что в этом месте ещё будут гораздо более богатые приёмы, более почётные события и гораздо более почтенные к её власти и короне времена, более гордые лица пополнят родовые поместья, склонясь перед ней, Аннализа любит эти воспоминания почти также, как и всё, что помнит о своей жизни до бессмертия. Ведь власть накладывает свою тяжесть. А тогда она была точно звенящий и кристалльно-чистый хрусталь, ещё льнувшая к своей пока людской сути и восторженно смотревшая на мир вокруг. И именно эти времена Аннализа помнит как самые дорогие и прекрасные. Ведь если цвели её юность и радость от жизни, так отчего бы королевству не зацвести за нею вслед?