Хайноре. Книга 1

Она видела однажды полуобнаженного мужчину. Это был кузнец из городка в низине, что прямо под их родовым поместьем. Он был не очень высок, но неимоверно широк в плечах, у него были огромные руки, и здоровенные ладони, походившие больше на звериные, нежели человеческие, а всю его грудь и живот покрывала жгуче чёрная, с виду жёсткая, что проволока, поросль. Ей было десять, и она страшно испугалась этого получеловека-полузверя. А сестра тогда смеялась над нею. Мужчины те же звери, говорила она, и тебе однажды пускать такого в постель. Но Биро был не таким. Тоже высок и ладно скроен, но совсем не зверь. На его груди почти не было волос, он казался скорее гибким и стройным, нежели здоровым, как медведь. Но сестра говорила, что такое рано или поздно случается со всеми мужчинами, дай только срок. Пока они молоды, то больше походят на поджарых псов и только потом разрастаются до матерых волков. Или боровов, это как повезёт. Биро стоял по колено в воде вместе со своим жеребцом и тёр его бока скрученной охапкой травы. Конь то и дело фыркал и бил себя мокрым хвостом, разбрасывая острые брызги, и Биро каждый раз ворчал, заслоняясь рукой. Стой ты смирно, скотина, говорил он, тебе же на радость стараюсь. Остальные сдали своих коней на попечение слуг, Марук и сир Галлир вместо того сидели в лагере и играли в кости, но Биро не такой, он все делает сам. Сам чистит доспех и оружие, сам моет коня и свою посуду после обеда, не раз помогал Сорке таскать хворост для костра, натягивать шатер для отдыха госпожи и многое другое, что благородный сир оставил бы слугам. Ей это нравилось. Такой простой, широк душой, по-деревенски чист и далёк от интриг и придворный лжи. Он почти как Альма, только ведьма хитра и опасна, но верна Лире и честна перед взором богов. Если и он будет Лире так же верен, если станет её защитником и приближенным, то ей точно нечего будет бояться. Сестра всегда окружала себя верными людьми, это было мудро, и Валирейн хотела поступить так же. Только зачем она стоит сейчас, прячась за старой осиной, и смотрит на полуголого мужчину с конём, Лира не знала. Едва ли сестра точно так же присматривала себе приближенных. Разве что любовников… интересно, есть ли у Алессы любовники? Или она верна мужу? Любит ли она его? Любит ли их детей? Полюбит ли Лира Хозяина Холмов, своего будущего мужа? Говорят, под взором Отца и его скрепляющей узы церемонии, любовь приходит сама. Только сестра всегда смеялась, когда Сорка потчевала Лиру историями про таинство супружеского союза. Впрочем, Алесса любительница похохотать над, казалось бы, совсем не весёлыми вещами, и Валирейн не всегда её понимала. — Чего ждёте, госпожа? Берег большой, ведите сюда свою кобылку. Услышав голос Биро, Лира аж подскочила на месте, а Малинка за её спиной расфыркалась. Заметил… впрочем, не слишком то уж она пряталась. — Я… я её просто выгуливаю… Биро окинул её прищуренным взглядом, солнце слепило ему глаза. — Что, сами никогда за нею не ухаживали? Лира смущённо покачала головой, а потом вышла на берег, ведя лошадку за собой. В самом деле, она очень её любила, приносила яблоки и морковку, изредка чесала гриву, но никогда после прогулок не мыла её сама и не лечила, когда Малинка болела. Всё это делали слуги. Но так ведь и должно было быть! Только ей отчего то стало стыдно под прищуренным, пронзительным взглядом Биро. — Ведите сюда, я покажу как. Гвардеец вывел своего красавца из реки, наказал ему стоять на берегу и сторожить его вещи, потом помог Лире завести в воду Малинку, которой вдруг вздумалось немного заупрямиться. Но когда шелковых туфель коснулся гребешок волны, Валирейн отпустила поводья и шагнул назад. — Что такое? Давайте, госпожа, ничего тут постыдного нет, за своим другом поухаживать. Задирайте юбки, скидывайте туфли и в воду. Она тёплая, не застудитесь. Задрать юбки?! Говорит как с трактирной девкой! Лира осторожно вошла в воду, надеясь, что их сейчас никто не видит. — Ну вот. Берете мочалу, хорошенько её в речке потормошите, лучше если в мочале корень будет мыльный, они тут везде растут, найти труда не будет. Кобылку погладить надо, успокоить, они не все такое любят. А потом берете и натираете ей хорошенько бока, да, вот так, ну, говорю же, ничего премудрого. — Как ты давишь! У меня сил так не хватит! — Так не давите, как я, давите, как можете, главное трите, трите хорошенько. Лира старательно терла мыльный бок Малинки, пока Биро с нею ласкался, гладил её по морде, шептал ласковые слова, как девицу умащивал. От него пахло потом, резким, мужским, такое она однажды почувствовала ещё девчонкой, когда с отцом и сестрой была на пиру у барона Гарцати на северо-западе королевства. Зал его дворца кипел и бурлил от народа, взрослых мужчин в шерстяных плащах. Запах этот стоял там весь вечер, и сестра почти не отрывалась от надушенного платка. — Красивая она у вас, — Биро улыбнулся, Лира впервые увидела его улыбку — открытая, простая, немного неуклюжая, будто у гвардейца чуть косил рот, но зато настоящая. —Серебристая даже, не серая. И яблочки ровнёхонькие. Сразу видно, чистокровная, не то, что мой бродяга. — Это подарок от какого-то лорда, он ко мне сватался, но отец отказал. А Малинка осталась. Гвардеец кивнул. — А лорду Холмов, значит, не отказал. — Значит, да, — Лира подняла голову, и встретилась с тёмными глазами Биро. Они тоже улыбались. — У вас… у тебя, видно, хорошее настроение. — А чего бы и нет, госпожа? Погода налаживается, чую, север близко. А на родине всегда лучше дышится. — Зачем же ты согласился на службу в столице, раз так не любишь её? Биро хмуро посмотрел в сторону, словно бы его побеспокоило что-то в воде. — От некоторых предложений не отказываются. Вот дурочка… зачем спросила, ясно же как божий день, что он не любит говорить о службе в столице, дурочка, дурочка! — Я… рада, что тебя послали сюда, сопровождать наш экипаж. Мне кажется… я думаю, ты хороший человек. Честный. А мне… очень бы хотелось кому-то доверять… Лира неловко улыбнулась, но Биро только хмыкнул, будто её слова совсем его не тронули. — Разве своей служанке вы не доверяете? Всегда с нею вас вижу. Она не служанка, хотела возмутиться леди, но не стала. — Доверяю. Но доверять только одному человеку, это совсем не то, что доверять хотя бы двум. — Думаете, все вокруг враги? — Биро чуть наклонился к ней, словно бы хотел загородить их от посторонних ушей. — Не знаю, — теперь Лира опустила взгляд в воду. — Мне так кажется… кажется, что здесь все против меня. — Разве? Гвардейцы из столицы защищают вас в пути, служанки взбивают перину и собирают вам на завтрак ягоды, возница каждую стоянку проверяет колеса кареты и чинит их, ежели что, лишь бы только путь ваш был лёгким и быстрым, а вам, значит, везде мерещатся враги? Вот дурак, подумала Лира, он ничего, ничегошеньки не понимает! Или и вовсе насмехается над нею?.. — Ты говоришь верно. Но разве эти люди служат мне? Разве выполняют мои приказы? Или приказы короля, моей сестры? Здесь никто не служит мне по-настоящему, никто не предан мне душою лишь потому, что я их единственная госпожа. Биро хохотнул в кулак, изумленно глядя на неё сверху вниз. — А замашки то у вас не иначе как королевские. Лира гордо улыбнулась. — Почему бы и нет? Гвардеец склонил голову, рвано, по-солдатски, и серьёзно произнёс: — Что ж, раз так, тогда я клянусь вам в верности, Ваше Величество. Валирейн долго сдерживала смех, но все же сдалась и рассмеялась, и Биро рассмеялся с нею. С тех пор угрюмый гвардеец сопровождал её везде. В пути шёл всегда с её стороны кареты, готовый в любую минуту исполнить приказ своей королевы, подвести Малинку, чтобы госпожа немного размялась верхом или же просто подышала. Когда они с Альмой откушивали в лагере, всегда находился где-то поблизости. Это больше проходило на игру, нежели надобность, ведь королевский тракт, по которому они шли, хорошо охранялся, но им обоим так было лучше. Лира чувствовала себя в безопасности и заботе, Биро было в радость служить тому, кому это было так нужно, ведь он солдат, гвардеец и привык к службе. Альма не упускала возможности броситься в него какой-нибудь сальной шуточкой, но ведьма всегда так делала, она не слишком-то любила мужчин. Сорка со временем оттаяла, все-таки она любила свою бывшую воспитанницу как дочь, и Лира это знала. Вскоре женщина снова стала до жути говорливой, ворчливой и излишне заботливой второй матерью. Валирейн привычно отмахивалась, но старалась не слишком обижать Сорку. Возможно, она и впрямь любит её, а не просто старается быть ближе, чтобы шпионить для Алессы. Биро стал её тенью, большой, больше, чем она сама, сильнее, чем она сама, и эта тень дарила ей чувство покоя и безопасности, хоть Лира и не слишком привыкла кому-то верить. В этом было что-то детское, в таком наивном доверии, что-то глупое, это как доверять родителям, безусловно и естественно, по зову инстинкта. Это страшило и одновременно утешало её. Ей хотелось попробовать… а вдруг?.. Вдруг он станет ей как Альма? Только… Сорка приставала к ней, мол негоже ей миндальничать с гвардейцем, она без пяти минут замужняя леди, и Лира в раздражении выдала, что она говорит прямо как Альма, не один ли и тот же бог шепчет им в уши? Ведьма только рассмеялась, а Сорка едва не позеленела от возмущения, поперхнулась и зашлась кашлем, что ещё больше развеселило Альму. Сдаётся мне, сказала она, хлопая женщину по спине, это Папа Ромох ей в рот кое-что сунул. Минул месяц пути, холмы, эти изогнутые бедра, укрытые зеленой сорочкой, становились все ближе. Дальше за ними угадывались горы, их название Биро никак не мог вспомнить, но черные пики, припорошенные снегом, рвутся к небесам уже очень давно, и, как сказал гвардеец, горам наверняка все равно, какое название им придумали люди. Старое поселение, бывшее здесь до прихода Королевства, тоже древнее, в былые времена принадлежащее не короне, а северянам, которые с островов. Когда Биро рассказывал удивительные истории здешних земель Лира не уставала поражаться, Сорка чопорно поджимала губы, а Альма только плечом поводила, видала, мол, места и более дивные. Когда они ступили в пределы Близ Гри, и неровное кольцо Холмов сомкнулось за их спинами, начался последний месяц лета. Если бы сейчас в столице дамы щеголяли в лёгких шелках и неустанно обмахивались веерами, то здесь кутались бы в осенние шали, и прятали руки подальше от ветра, чтобы не пересушить кожу. Алесса обычно натирала ладони маслами с Фандия, а Лира и вовсе старалась не выходить на улицу. Но здесь и сейчас ей придётся столкнуться с ранней осенью лицом к лицу, и эта мысль тревожила леди Оронца. Лира не любила долгую жару, но холода она не любила ещё сильнее. Альме же, дочери юга, казалось, было все нипочём. — Придётся привыкать, госпожа, тебе какое-то время царствовать среди этих холмов и гор. — Какой ужасный ветер, задувает везде, — причитала Сорка. Ведьма насмешливо хмыкнула и высунула руки из окошка кареты. Ветер и впрямь усилился, вымешивая мрачные тучи, словно бы гнал пришельцев прочь отсюда, или напротив загонял в ловушку гор, чтобы обрушить потом весь гнев этих широких небес. — Смотри! — Альма резко высунулась головой из окошка, а потом вернулась к ним с блестящими глазами. — Кажется я вижу ваш будущий дворец, госпожа северных гор. Лира мигом оказалась рядом, чуть ли на колени к ведьме не забралась, так ей было любопытно, а когда наконец просунула свою кудрявую голову в окно, еле-еле пробравшись сквозь ажурную паутину шторки, то вдруг сама от себя не ожидая восхищенно взвизгнула, что не подобало леди, даже сир Галлир удивленно обернулся. — Боги, старые и новые, как красиво… Ветер трепал её кудри, заслоняя виды, но Лира все же смогла разглядеть поместье Близ Гри. Его невозможно было не заметить! Экипаж спускался по широкой дороге, что брала истоки в долине, а потом, за пределами кольца холмов, начинала спуск в низину, где и раскинулось в густом лесу огромное поместье Хозяина Близ Гри. Высокие стены, по северному аскетичные, обнимали огромный, больше, чем родовое поместье Оронца, особняк и чарующе зелёный сад. — Видишь? Плотный, как терновник, — шептала ведьма, указуя на заросли рукой, Лире вновь померещился звон колец и бубенцов, но на запястье Альмы висела только тонкая белая нитка, оторванная от платья. — Это барбарис. Чёрный, как небеса Лима. Они переглянулись. Зовётся Хозяином Барбарисовой рощи… Лира улыбнулась своими мыслям, и ведьма улыбнулась им в ответ. Боги, боги, боги! Похоже, мы не ошиблись… Встречала их целая ватага слуг, вылощенных, прямых, как вкопанные вилы, в опрятных чистых одеждах, а во главе отряда стоял командир в ливрее, седой и строгий, не хватало только орденов и генеральской цепи на шее. — Миледи Оронца, дозвольте назваться, камергер лорда Близ Гри, Малуш Дитор, — поприветствовал её старик. — Рады. Очень ждали. Позвольте сопроводить вас к милорду. Лира присела в неглубоком, подобающем случаю реверансе, и с тонкой, поставленной улыбкой взяла камергера под руку. От всего этого веяло королевским лоском и придворный выучкой, леди Оронца казалось, словно бы сейчас её представят королю. Алесса говорила, что лорд Холмов очень важный для короны человек, и потому его Величество окружил того всеми благами и заботой. Однако Лира совсем не ожидала, что это далёкое от столицы поместье будет едва ли не величественней и строже королевского дворца. Впрочем, строгость присуща военным, а лорд Дормонд по словам сестры носил не только цепь вельможи, но и почётный военный титул. Лучшая партия для сестры Советницы короля. На пороге особняка Валирейн внезапно занервничала, словно бы сейчас, в этот самый миг, решалась её судьба, судьба всего мира и мира богов. Словно бы все зависло от неё и одновременно ничего. Она почувствовала силу и слабость, жгучее чувство малодушной трусости, острого желания убежать сейчас к сестре, к отцу в кабинет, спрятаться под его столом, и пусть все её ищут сколько хотят, Лира ни за что не выйдет. Но нельзя… нельзя сдаваться. Она обернулась украдкой, поймала глазами взгляд Альмы, такой спокойной и всезнающей, сильной и безжалостной к себе и к другим. Как же я хочу сейчас быть ею… Отец всегда говорил, что за стойкой силой, стоят годы слабости и унижений, а за уверенностью — годы сомнений и тревожности. Выстоит ли она эти годы страха, прежде чем стать бесстрашный?.. Или сломается, не сможет? Они вошли в особняк, их каблуки стучали по белокаменному полу, усеянному паутиной благородных трещин, говорящих о том, насколько стар дом хозяина Холмов. Потом их ноги отстукивали сердечный бой по скрипучему паркету, глаз касалось великолепие витражей, картин и гобеленов, ослепительной белизны стен. Дубовые двери, изукрашенные резьбой работы какого-то тонкорукого бога, толстые ковры, устилающие холодный пол огромного гостевого зала с камином, диванами и картой Королевства во всю стену. Всё это промелькнуло перед глазами Лиры так быстро, будто они не шли, а бежали. В зале их ждал мужчина. Одетый в туго стягивающий живот домашний камзол, высокий, широкий, как стол в королевской обеденной зале. Его голову венчала пламенно-рыжая грива, а черты лица и шею скрывала густая борода. Глаза его были такими светлыми, что как будто прозрачными, но тяжелые брови и усталый вид, делали взгляд мрачным и угрюмым. Он крепко сжимал в руке кубок, и как раз сделал из него один большой глоток, когда они входили в зал. — Милорд, прошу, леди Валирейн Оронца, дочь Советника Его Величества, наследница герцогства Дартхоу, Гриспельского полуострова и южноморского архипелага Накрима, — голос камергера звонко разбивался о высокий свод зала, перекрывая даже вой горного ветра за окнами. — Леди Оронца, пред вами лорд Дормонд, хозяин Холмов Близ Гри, почётный член королевского ордена чести, будущий наместник Северных островов. Камергер замолк, воцарилась тишина. Лира слышала, как её собственное сердце громко бьётся о ребра, она вся онемела, оцепенела, вросла в мягкий астирский ковёр, как деревце с тонкими корнями. Сорка за её спиной тихо кашлянула, и Лира усилием воли заставила себя склониться в глубоком реверансе. Лорд Дормонд смерил её почти осязаемым взглядом и хмыкнул. — Да, у невестушки-то титулов поболе будет. Хозяин Холмов усмехнулся, Лира поняла это по дрогнувшей бороде, и только. Голос его был утробным и низким, с хрипотцой, так звучал не прочищенный орган в королевской бальной зале. А когда Валирейн подвели ближе, она онемела ещё сильнее. Лорд и впрямь походил на медведя, огромный и заросший, словно бы одичал здесь, далеко от столицы, от него и пахло как от животного, которого давно не мыли… Лира никогда не считалась слишком маленькой, она пошла в мать, высокую и стройную, она была выше старшей дочери королевы, принцессы Делайны, и почти на пол головы выше Альмы, но высоко задрала голову, чтобы посмотреть в глаза своему будущему супругу и если бы подошла вплотную, то макушкой едва достала бы ему до подбородка. — М… Милорд. Очень рада нашей встрече. Медведь хмыкнул. Смерил её уставшим взглядом опухших, покрасневших глаз. Глубоко вздохнул, так что пуговицы на животе затрещали, и сделал ещё один глоток из кубка. А когда отнял чашу от губ, на его бороде повисло две прозрачно-красные капли, а от выдоха пахнуло вином. — Вы крайне милы, — заключил лорд, — Уж точно милее своей сестры. Что ж. Добро пожаловать в Холмы, миледи. Полагаю с дороги вы хорошенько устали. Покои для леди и её свиты готовы, Дитор? Отлично, сопроводите миледи отдыхать. Обращайтесь к слугам без стеснения, они выполнят любую вашу просьбу. Прошу меня простить, есть пара дел, не требующих отлагательств. — Он вздохнул, посмотрев на свой опустевший кубок. — Встретимся за обедом, миледи. Хозяин Холмов склонился перед ней в поклоне, припал губами к руке, уколов кожу жёсткой бородой и откланялся. Только тогда Лира наконец выдохнула. — Милее, чем сестра? Что это значит?! — Похоже, он считает Алессу Оронца непроходимой стервой, — заключила Альма, помогая Лире выбраться из дорожного платья. — Не могу с ним не согласиться. Валирейн фыркнула, но спорить не стала. Всё они так считали. — А ты меняешься… — леди Оронца смерила отражение ведьмы оценивающим взглядом. — Уже и говоришь, как уроженка королевства. — Я не меняюсь, госпожа. — Альма подмигнула ей из зеркала. — Я просто хорошо притворяюсь. Они хором засмеялась, но вмиг смолкли, когда в покои вошла Сорка. Она несла чан с водой, мыльный настой и полотенца. — Вам не мешало бы умыться с дороги, миледи, — сказала она, поймав на себе заинтересованные взгляды. Лира кивнула. Верно, это было бы очень кстати. — Как он тебе? — Она склонилась к ведьме, говорила тихо, чтобы не слышала Сорка, хлопочущая в другом конце огромной комнаты. — Скажи с честностью. — Ну-у, — загадочно протянула Альма, закончив со шнуровкой, она выпрямилась. —Он похож на медведя. И по всем чертам подходит под пророчество Древних. А ещё, кажется, он любит разогреть себе кровь. — Разогреть кровь? — Приложиться к чаше. — К чаше… Ах! Вот, про что ты… Кхм… Одна из мужских бед. Кто-то страсть как любит поесть, так, что обретает в последствии округлые формы, будто у рожениц. Кто-то, как лорд Оронца, ни дня не может прожить без хорошего табаку с юга. А кто-то — без фляги с горячительным. — Почему они такие? — Лира вздохнула, чувствуя себя ребёнком. — Мужчины? Почему они потворствуют своим слабостям? Альма бросила на неё быстрый взгляд в зеркало, спуская платье с плеч. — Если тебе больно и одиноко, ты можешь поплакать у меня на плече или приголубить Малинку. Можешь закатить скандал прислуге, если у тебя дурное настроение, или выгнать из покоев любимую кошку. Мужчины же переживают подобное в постели со шлюхой, в обнимку с бутылью или потягивая вечерами сладкий пьянящий дым. Я знавала женщин, что таскали в постель любого, от принца до конюха, что выпивали больше, чем иной портовый мужик. В этом мире нет святых, чего бы там не говорил ваш единый Отец. У каждого свой грех. Интересно, какой грех у Биро? Потом Сорка помогла Лире умыться и собиралась заняться её волосами. Леди Оронца хотела было возразить, пускай, мол, её причёской озаботится Альма, но та словно бы опять прочла её мысли, слегка качнул головой и кивнула на женщину. Лира сразу все поняла. Правильно, нужно уделить внимание и Сорке, нельзя чтобы она думала, будто не нужна ей. Ещё в пути они с Альмой обсудили опасения Лиры о том, что женщина возможно шпионит на Алессу. Ведьма сказала, что это стоит проверить, а если оно так и есть, то тем более нужно держать Сорку поближе, чтобы та вдруг чего не заподозрила. Лира села против большого зеркала, обрамленного в резное красное дерево, с виду очень старое, изъеденное древоточцами, протертое слугами при уборке и ещё бог весть что пережившее. Было страшно, что оно вот-вот рухнет прямо на неё, стоит только случайно задеть его чем-то, но Лира понимала, что это всего лишь глупые детские мысли. С чего бы в самом деле зеркалу падать, да ещё и на неё? С чего бы в самом деле кому-то его толкать? Когда Сорка встала за её спиной, вооружённая гребнем, ведьма, нагруженная умывальной утварью, скрылась за дверью. Они остались наедине. Лира нервно вздохнула. Кормилица орудовала гребнем умеючи, ни разу не потянула случайный волосок, ни разу не дёрнул слишком сильно, справлялась с кудрями, будто делала это всю жизнь. Впрочем так оно и было, именно Сорка всегда занималась её нарядами и волосами, заменила ей мать, которую Лира и не знала, заменила ей сестру, которая была занята свадьбой и рождением детей, даже в чем-то заменила отца, когда помогала ей перебороть страх перед лошадьми. Плавные движения рук кормилицы, мерное покачивание гребня в отражении старого зеркала, тишина — все это окунуло Лиру в детские воспоминания. У неё было хорошее детство. Иногда одинокое, она могла месяцами не видеться с родными, а семью ей заменяли слуги, иногда печальное, когда её хорошенькая Клубничка отправилась к Отцу. Случалось всякое. Ничего необычного. И все же… интересно, почему Древние выбрали именно её?.. — Миледи… Лира резко распахнула глаза. Сорка из отражения глядела на неё внимательно и тревожно. — Что такое? — Это ваша ведьма… — О боги! Не начинай. — Нет… пожалуйста. Дайте сказать. Дайте предостеречь вас. Я только словечко скажу, а дальше вам решать и думать. Лира смерила кормилицу хмурым взглядом, но кивнула. — Ладно. Что ты хочешь сказать? Сорка тут же опустилась перед нею, крепко сжала её ладони и так проникновенно заглянула в глаза, что сердце сжалось бы даже у самого Хозяина Холмов. — Я не люблю её, это правда. Я никогда не смогу её полюбить, хоть и знаю, как она вам дорога, моя девочка. Знайте, прошу, знайте, верьте мне, моё сердце — вам! Скажу только то, что знаю и что на сердце лежит и давит. Не верю я ей. Не верю. Глаза у неё злые, очень злые, хоть и кажется она спокойною. Но там зверь сидит, ей-ей, зверь! Не знаю, что этому зверю от вас нужно, не знаю в какую ересь она заставила вас поверить, и очень, очень боюсь за вас! Не потому, что верую только в Отца и другого не признаю, хоть так оно и есть. Нет, не потому. Боюсь, что путь, по которому она вас ведёт, сгубит вас, однажды сгубит страшною смертью или ещё чем похуже. Вы… вы мне не верите, но сами к себе прислушайтесь да к ней приглядитесь. Подумайте над каждым её словом, каждое на зубок проверьте, нельзя так слепо доверять людям, особливо с юга, они там другие и мысли у них другие и помыслы. А ещё… ещё напоследок скажу… не знаю, о чем они там говорили… но видела… видела этими вот глазами! Видела, как она два раза посреди ночи, аккурат как затихал весь лагерь, тенью прокрадывалась к гвардейцу королевскому. К Биро, миледи. Вот. Всё, что сказать хотела. А вы уж думайте сами. Сорка поднялась с колен, поцеловала Валирейн в макушку и торопливо ушла, оставляя леди с аккуратно расчесанными кудрями и ворохом запутанный мыслей в голове.