Энтропия

      Правду говорят, что утро добрым не бывает. Вот и я чувствую себя на редкость плохо, еле оторвав голову от подушки под противные звуки будильника, насилу приведя себя в порядок и прямо на выходе из комнаты наткнувшись на раздражающе бодрого Вадима, который сейчас идет рядом со мной, рассказывая очередную байку с ЗОШки. С большим усилием подавляю зевоту, вызванную далеко не скучными историями. Больше двенадцати часов сна — и все равно этого мало после нескольких бессонных суток. Голова просто трещит по швам, а в глаза словно песка насыпали. В таком состоянии нет совершенно никакого желания получать новые знания в первом учебном дне второго семестра да и вообще вести какую-либо социальную жизнь.       С одной стороны все вышесказанное, а с другой — наконец столь желанное общение с любимым человеком. Перехватив друг друга еще на жилом этаже, по дороге в столовую, на завтраке и на пути к кабинету — везде говорим и говорим, не в силах остановить просто колоссальные потоки информации, накопившиеся за, кажется, целую вечность молчания. Диалог идет сам собой, не требуя никаких усилий для его поддержания. Кажется, что одна тема автоматически цепляет другую и остановиться когда-либо ну просто невозможно. Ощущение почти такое же, как в самом начале нашего знакомства, когда передо мной стояла совершенно новая неизведанная личность, к тому же, словно бы из другого, закрытого для простых смертных вроде меня, мира. Только еще лучше, так как за нами ощутимый бэкграунд из продолжительного общения, так что гораздо лучше понимаем друг друга, можем поднимать довольно личные темы и вкидывать очень камерные шутки, которые будут смешными только для нас двоих.       Войдя в кабинет, садимся рядом, чтобы чуть дольше растянуть наш разговор, пока не прозвенел звонок. Вадим ловко пристраивает свою сумку на место у розетки, галантно потеснив меня с самым невинным на свете видом, на что мне осталось лишь молча закатить глаза, но никак более не сопротивляться. Пусть, его новенький ноут продержится едва ли два часа без подзарядки, а я как-нибудь проживу без тупняка в сети во время урока. Тем более, что я решил-таки с новым семестром начать действительно учиться, а не просто просиживать штаны на лекциях. Хватит с меня нервов и бессонных ночей перед сессией. Это ведь всего лишь проверка уже полученных за год знаний, а не стимул наконец-то их получить по ускоренной программе за пару дней. Уверен, что, стоит лишь мне взяться за ум, и не будет никаких сложностей с учебой и бесконечных пересдач.       — Вадим! — окликают моего друга во время самой кульминации очередного рассказа. Недовольно хмурит брови, но все же реагирует, оборачивая голову на звук. — Простите, что прерываем вашу идиллию. — Тоже оборачиваюсь на это и цепляю взглядом дурачливый реверанс Олега. Ужасно раздражающий меня человек и, как назло, вечно крутится вокруг Вадима. — Оторвись ненадолго от своей дамы сердца, — проговаривает под озорные смешки окружающих. Это он меня так назвал? И так глубоко утопленный в минус мой личный рейтинг этого человека опускается еще на пару баллов. — Дуй сюда, вопрос есть.       «Да какие после такого неприкрытого высмеивания могут быть просьбы? К черту, к черту его!» — воплю мысленно, но меня, естественно, не слышат. Вадим с готовностью подрывается с места и, неловко перелезая через меня, движется в сторону доски, у которой собралась небольшая кучка наших олимпиадников, обсуждая начерченный на ней рисунок, который не могу разглядеть из-за широких спин. И я совершенно не горю желанием узнавать, что именно вызвало такой бурный интерес, потому что это не стоит потраченных нервов на даже мимолетном общении с Олегом. Чувствую себя брошенным, но запрещаю себе унывать, отвлекаясь ото всего на ленту ВК. До звонка не так уж и много времени, так что этому дискуссионному клубу не жить долго, а потом мой Вадим снова вернется ко мне.       Застреваю на этом мысленном «мой» и энергично трясу головой, выкидывая всякие глупости из нее. Никакой он не мой, а просто такой же друг, как и всем на потоке. Вечно нарасхват, прямо звездочка местного пошива. Не сошлись ответы — спросить, что получилось у Вадима; запутанное условие — дернуть Вадима, чтобы объяснил; собрать команду на турнир юных физиков — Вадим первый в списке. И так далее, и так далее. Я далеко не единственный, кто пытается урвать частичку его внимания, и, видит Бог, едва ли понимаю, как мне это удается. Мне бы влиться в компанию этих всезнаек, и тогда будем гораздо чаще видеться и делать что-то вместе, но я банально интеллектом не дотягиваю до них, плетясь где-то в самом низу рейтинга успеваемости по классу. Не представляю, каких усилий Вадиму стоит разделять мир властелинов точных наук и тупого меня, умудряясь при этом никого не обделить.       Обсуждение у доски обрывается слишком быстро парой взмахов руки с мелом и короткой фразы, после которой звучат разочарованные вздохи всех участников. Отлично, наконец он свободен, и у меня даже есть немного времени на окончание истории, если учитывать опоздание препода. Мысленно потираю ручки в предвкушении, но моим планам не суждено сбыться:       — Сядешь со мной? — спрашивает Олег, перехватив Вадима за плечо на полпути к месту. — Сегодня будут проверять ДЗшку с того огромного листочка, хочу посмотреть у тебя пару номеров, — говорит самым добродушным тоном, а я тихонько закипаю. Этот урод не слишком ли обнаглел? Так открыто переманивать Вадима к себе, когда его вещи уже разложены рядом со мной да и сам я прекрасно все слышу. Ну просто невероятное хамство.       — Прости, я как бы уже… — не договаривает друг, указывая взглядом на свои вещи. «Отлично, так его. Пошли уже этого мудака побыстрее и подальше и возвращайся ко мне». Так много времени уходит на этого наглеца, что просто жуть.       — Ох, ну конечно, — тянет Олег насмешливо в ответ, готовясь ляпнуть очередную гадость. — У вас с женушкой медовый месяц, не буду мешать, — язвит под тихие смешки окружающих, вгоняя меня в краску. Невероятно глупая нелогичная фраза, но отчего-то все просто покатываются со смеха, а Вадим стыдливо поджимает губы. «Неужели тебя это задевает? Ну бред же, бред!» — кричу ему мысленно, но он опять не желает меня слушать:       — Ой, да причем тут это вообще? Просто неудобно как-то… — отвечает, стараясь придать фразе более непринужденный эмоциональный окрас, но от меня не укрывается некая неловкость. Словно бы ему стыдно за то, что уже договорился сесть со мной, а теперь отчаянно старается придумать, как тактично отказать мне, безболезненно для всех разрулив ситуацию. В это время звучит звонок, ненадолго оглушив всех металлическим дребезжанием, но никто не расходится по своим местам, ожидая окончания небольшого спора.       — Да при том, что вчера вы двое вместе съебали в закат и вернулись так же вместе. А теперь снова не отлипаете друг от друга, словно сладкая парочка, — говорит совершенно спокойно, присев на краешек соседней парты, и глядит своими наглыми глазами прямо Вадиму в лицо. Ну это уже ни в какие ворота! Какое он вообще имеет право так откровенно намекать? У него ничего, только лишь голые факты, которые можно толковать, как угодно, если бы не эти его пошлые комментарии. Урод — ничего больше не скажешь, просто моральный урод.       — Пф, глупости, — парирует Вадим, равнодушно пожимая плечами, но, тем не менее, тянется через меня за своей сумкой, оттаскивая ее на другое место. На стул точно рядом с самодовольно ухмыляющемся Олегом.       «Мразь!» — взвизгиваю мысленно от обиды, не понимая, кому именно из них двоих адресовано мое незамысловатое оскорбление. Какого черта все вообще решилось без меня? Словно бы я какая-то бездушная мебель… Пока соображаю, как прокомментировать все это, чтобы пристыдить обоих и одновременно не выглядеть обиженной пятилеткой, у которой умыкнули конфетку, в аудиторию уже входит преподаватель, как обычно извиняясь за опоздание. Мне ничего не остается, как молча подвинуться к стене, оптимистично радуясь хотя бы близкой теперь розетке. Так и сижу один за пустым столом, так как все уже расположились до звонка, а опоздавших сильнее препода просто не впустят.       Настроения следить за уроком совершенно нет, поэтому залипаю в сети на очередной страшный рассказ, стараясь отвлечься от недавней такой обидной ситуации. Буквы плывут перед глазами, из-за чего читать становится сложно до ноющей боли в висках. Хотя ее происхождение можно списать и на горькие эмоции, которые немедленно затапливают меня. Чувствую себя брошенным и униженным, просто растоптанным морально собственным лучшим другом. Казалось бы — сущие мелочи, нет никакой разницы, где сидеть. Но ведь так просто нельзя! Даже не извинившись, сменить место под напором глупого сплетника вроде Олега. Жалкий лицемер.       Подмечаю, что его новое место не очень-то удачное: крайнее на среднем ряду без шанса доступа к розетке. Ну и зачем было делать так? До перехода в другой кабинет заряда у него хватит только при условии, что с утра батарея была полная, что едва ли так. И вправду даже не вынимает ноутбук из портфеля, а значит, что зарядка вообще на нуле. И кому он что пытается доказать? Что мы не парочка, а просто друзья? Как будто кто-то действительно верит этим сплетням. Просто глупые шутки, которые веселят, но не более. Ведь все знают, что за Вадимом тянется вереница из девчонок, так что о гомосексуальности и речи быть не может. Все понимают это, но только не Вадим, воспринимая каждую подколку ну очень близко к сердцу. Словно бы быть геем — это что-то очень унизительное, хотя он сам говорил, что это не имеет никакого значения для него. ***       До конца урока ко мне не подходят, да и смотрят только вскользь. Не знаю, что за тараканы в голове у Вадима, но, видимо, сегодня они решили устроить вечеринку паранойи. Позволяю им перебеситься, а потому не дергаю его, чтобы не спровоцировать новые шуточки Олега. Ничего, у меня в классе еще полно знакомых, с которыми можно перекинуться парой фраз на общие темы, чтобы не заскучать окончательно. Пусть эти двое хоть в десна целуются, мне абсолютно все равно. Я просто друг и не в праве так сильно его ревновать.       Ко мне не подходят даже когда звенит звонок на второй завтрак. Что немного обижает, так как достаточно много времени прошло — можно было бы уже и остыть, но, видимо, общение со мной не такое интересное, как с Олегом. «Черт бы его побрал», — ругаюсь мысленно, распутывая наушники. Музыка всегда успокаивает меня, а сейчас как раз пора успокоиться, чтобы не выплескивать злость на окружающих. В столовой колоссальная очередь, которая выходит за двери и ползет даже по лестнице на второй этаж. Стараюсь поделикатнее ее обогнуть и вклиниться хотя бы в середину, чтобы не простоять в ней всю перемену, но меня скоро выталкивают, так как такая наглость никому не нравится. Заткнув уши и оглушив себя нечеловеческими воплями метал-вокалиста, я готов был уже смириться с поражением, как кто-то настойчиво начинает трепать меня за плечо.       Рефлекторно вынимаю наушники, оборачиваясь на прикосновение, и вижу только знакомую белокурую макушку, методично оттесняемую от меня толпой. Делаю сильный рывок в эту сторону, боком лавируя между людьми. Наконец я подбираюсь достаточно близко, чтобы ухватить поперек ладони бледную руку с аккуратным маникюром. Но такой контакт достаточно непрочный, так что вскоре мы рискуем снова потерять друг друга, и лишь в последний момент меня успевают перехватить за самые кончики пальцев и переплести их со своими. Меня с усилием тянут на себя, и мы ловко пробираемся почти в самое начало очереди, примыкая к кому-то из знакомых Вадима. Так и не говорим, лишь обмениваясь короткими улыбками, так как во всеобщем гуле самого себя порой не слышишь, не то что собеседника.       — Держитесь за ручки? Как это ми-и-ило, — тянет знакомый, но раздражающий до скрежета зубов голос. Я вздрагиваю от приземлившейся с легким хлопком на мое плечо руки. У входа в столовую все еще достаточно шумно, но именно этот звук отдался в моей голове эхом. Паника так и затапливает меня с головой в то время, как Вадим расцепляет наши пальцы, отбрасывая мою ладонь, и старается засмеяться вместе с Олегом, на ходу объясняя ситуацию. Выглядит откровенно жалко, но мне все еще приходится наблюдать это, так как деваться в толпе мне особенно некуда. Меня толкают кулаком в плечо, видимо, чтобы я поддержал смехом очередную глупую шутку. Тактично улыбаюсь совершенно без всякого желания, и наверняка моя реакция выглядит максимально наиграно, но мне все равно.       Подходит наша очередь, и я спешу покинуть неприятную мне компанию, вновь подменяя звуки реальности на музыку. Разочарованно морщусь, когда слышу одну из самых любимых песен откуда-то с середины, и хочу переключить на начало, но меня вновь зажимают в толпе так, что я даже руки поднять не могу. Но вскоре море людей чуть отпускает меня, и я могу пробиться к раздаче и ухватить свою порцию. Булочка, сок и большое зеленое яблоко — что еще человеку нужно для счастья? Пустой желудок требовательно напоминает о себе, и я стараюсь побыстрее отыскать свободный стол. К сожалению, везде все занято, а примыкать к какой-либо компании (к знакомой или не очень — без разницы) мне совсем не хочется. Оглядываюсь на предмет квадробабки, но та слишком занята наблюдением за раздачей, чтобы никто не умыкнул лишнюю порцию. Заключив, что мне ничего не угрожает, спокойно пристраиваюсь на подоконнике и аккуратно распаковываю еду.       Желудок снова напоминает о себе, не в силах терпеть ни секунды. Не мудрено, когда с самого утра в нем ничего, только чай — и тот без сахара. Повара в столовой виноваты: нечего каждый день пихать кашу (манная, овсяная, кукурузная — плевать на разнообразие, все одинаково мерзко-склизкое). Раньше хоть в добавку давали бутерброд, а сегодня просто кусок хлеба с маслом. Я и так его никогда не мажу, и что мне теперь — простым батоном давиться? Сколько бы Вадим не ворчал о правильном питании, обязательном завтраке и моей скорой язве желудка, я все равно не могу впихнуть в себя нелюбимую еду и в подавляющее большинство дней остаюсь голодным. Хотя в будни исправно жертвую лишними минутами сна и посещаю завтраки, чтобы просто посидеть за компанию с другом и окончательно раскачать сонный мозг перед занятиями.       С этого места отлично видно весь зал, так что без всякого стеснения разглядываю толпу, стараясь вычленить в ней знакомые силуэты. За раздачей образовалась приличная группа из уже оттрапезничавших, но все еще голодных студентов. Ждут, когда очередь закончится, чтобы забрать остатки, готовясь едва ли не в драку лезть за лишнее яблоко. Я тоже порою промышляю этим делом, но только если предлагают что-нибудь действительно стоящее: мандарины или кексы, например. Вадим всегда против такого стервятничества, что, однако, не мешает ему таскать понемногу мою добычу, особенно когда удается умыкнуть гематогены. Но сам-то никогда в самую гущу не полезет. Что вы, у Его Величества корона упадет, если он будет копаться в опустевших ящиках, изредка пиная конкурентов и терпя аналогичные тычки в ответ.       Выход таких же белоручек, как Вадим, — это дипломатия, заключающаяся в выгодном обмене нелюбимых продуктов на любимые. Вот и сейчас по всей столовой полно умников, которые меняют по кругу булочку на сок, сок на яблоко и так далее, пока не получат желаемое. Положение еще более плачевное, если дают какой-нибудь йогурт с разными вкусами или же груши вперемешку с яблоками. Но такой способ действительно более цивилизованный, так как никто никого не толкает, но менее выгодный, так как каждый остается при своем. Иногда я тоже делаю так, но сегодня же меня абсолютно все устраивает, так что остаюсь в стороне от веселья, мирно потягивая персиковый сок из коробки, закусывая сдобой. Яблоко пока лежит на подоконнике, и я не забываю изредка поглядывать на него, чтобы какой-нибудь наглец не решил присвоить «ничейное» себе.       Выцепляю в гуще фигуру Вадима, который зачем-то меняет свое вполне обычное яблоко на перекошенное и в пятнах. Начинаю заинтересованно следить за ним, чтобы понять, чем все кончится, в то время как он целенаправленно куда-то пробирается, искусно лавируя в толпе. Сначала думаю, что ко мне, но Вадим берет чуть в сторону, останавливаясь у одинокой девчонки неподалеку. «Ой, ну конечно», — ворчу про себя, закатив глаза, и наблюдаю за незатейливым флиртом на почве неправильной анатомии яблока. Скромно одетая девушка, с копной огненно-рыжих волос и россыпью таких же рыжих веснушек на переносице и щеках, сосредоточенно всматривается в необычный фрукт и сжимает подкрашенные розовым блеском губы от напряжения. Наверняка с биологического потока, причем не случайная жертва, так как подкат целенаправленный и продуманный. Переспрашивает что-то у Вадима, а он только пожимает плечами, продолжая заговаривать несчастной зубы. Его рука уже на ее плече, и он двигается ближе, невзначай и без напора, чтобы не спугнуть заглотнувшую наживку жертву.       «Беги, дурочка, беги!» — хочется закричать этому милому созданию, рядом с которым Вадим видится почти кровожадным хищником перед броском. Притворяется, что хочет перевернуть яблоко и показать что-то очень важное, накрывая своей ладонью ее пальцы, и что-то быстро говорит. Девочка морщится, не расслышав, и переспрашивает, повернувшись аккуратным ушком к нему и приближаясь еще. Смотреть на подобное ну просто невыносимо, так как знаю, чем все закончится: будет плести паутину из комплиментов, пока жертва окончательно не запутается, соглашаясь на продолжение знакомства. Затем Вадим поводит ее на парочку свиданий, не забывая параллельно обжимать каждый раз, стоит им остаться наедине, а максимум через пару недель они расстанутся, так как «не созданы друг для друга».       Сгораю от необоснованного раздражения, заталкивая трубочку в опустевшею коробку из-под сока. Я совершенно уверен, что и этот случайный роман Вадима обречен закончиться так же, как и миллион до этого, но почему-то не могу остановить поток возмущений внутри. Ну когда ему надоест прыгать от одной юбке к другой и разбивать сердца ни в чем не повинным красавицам? Они ведь верят в пресловутое «долго и счастливо», в то время как Вадим лишь странно самоутверждается за счет них. Иначе чем объяснить столь частое порхание к новой и новой девице? Не удивлюсь, если у него где-то есть коробочка с небольшими трофеями: брелочки, бантики и валентинки — на которые он любуется вечерами и вспоминает, как удалось охмурить каждую. Как по мне, это гораздо хуже, чем быть геем. Плохо, когда романтические отношения превращаются в своеобразный спорт, где погоня за количеством, а не качеством и уж тем более не за высокими чувствами.       Когда снова оглядываюсь на них, девушка уже заливается от наверняка глупой шутки Вадима и берет из рук его черный блестящий айфон, чтобы найти свой аккаунт в сети и добавить этого мачо в друзья. И ее совсем не смущает обилие друзей, добрые три четверти из которых женского пола. Наиграется и бросит, как и всех их. Дурная слава о нем давно гремит на всю школу, а девочки так и не могут сообразить, что далеко не последние в списке его жертв. Словно глупые мотыльки летят на лампу накаливания, чтобы быть сожженными в его необъятном эго. Ему ведь нужна самая-самая, такая, чтобы на других и не смотреть после нее, а потому перебирает всех подряд. Каждой наверняка рассказывает, что она самая замечательная и прекрасная и что именно ее он искал всю жизнь, и те ведутся, так как в хорошее всем хочется верить. Вот только быть использованной и брошенной никому не хочется.       Вадим поднимает взгляд и случайно встречается с просверливающим его насквозь моим. Недовольно хмурится и резко отворачивается. Девушка уже закончила ковыряться в его телефоне, и они, перекинувшись еще парой слов, расходятся: рыжая бредет на выход из столовой, а блондин надвигается прямо на меня. Сейчас мне наверняка в подробностях расскажут, как же было легко уломать ее на свидание. Не чувствую никакого желания выслушивать все это и пытаюсь незаметно улизнуть, но меня успевают перехватить за локоть и резко развернуть к себе, толкнув обратно к окну так, что я едва не падаю на подоконник.       — Эй! — вскрикиваю возмущенно, вынимая наушники, и на нас устремляются взгляды нескольких людей рядом, но так же быстро теряют интерес, так как драки или более интересного продолжения не следует.       — Не смотри на меня так, — шипит так, чтобы было слышно только нам двоим. Выражение лица сохраняет непринужденным, но тон настолько ледяной, что я весь сжимаюсь от страха. Непонимающе гляжу на него, и мне поясняют: — Даже не думай ревновать меня к девчонкам. Ты никаких прав на это не имеешь, — проговаривает ядовито и смотрит на меня своими холодными глазами, ожидая реакции.       — Да какая ревность, ты о чем? — переспрашиваю, и моему возмущению нет предела. Неужели он и правда думает, что я могу ревновать его к этим бабочкам-однодневкам?       — Ты знаешь какая, — бросает раздраженно. Ненадолго теряет лицо и кривится совсем не красиво, но мимо нас проходит, видимо, кто-то из его знакомых, и Вадим снова натягивает улыбку, приветственно махнув рукой. — Чтобы больше такого не было, — снова повернувшись ко мне, начинает говорить все еще с улыбкой, но с каждым словом она все больше сползает с его лица, открывая мне немного агрессивного и серьезного Вадима. — Мы договорились дружить только при условии, что ты будешь сдерживать свое гейство, — последнее слово проговаривает вообще одними губами, но мне удается разобрать.       Вспыхиваю от возмущения и пытаюсь немедленно уйти, но меня снова удерживают. Бью по цепким пальцам, и мне действительно удается вырваться. Я почти бегом выбираюсь из столовой, благо, что перемена подходит к концу и народ потихоньку рассасывается по кабинетам, так что я не рискую впечататься в кого-нибудь на ходу. Лицо так и горит от обиды и внезапно жгучего стыда. Да как он мог вообще? Сдерживать свое гейство? Как будто я к нему с поцелуями лез или лапал. Смотрел на него — да, я не отрицаю, но ведь без всякой задней мысли! Черт, да я к тому же Олегу чувствую большую ревность, чем к его девушкам. Не хорошо, конечно, иметь хоть какие-то собственнические чувства к нему, ведь я просто друг, да хоть самый-самый лучший, но просто друг.       Я люблю его, до сих пор очень сильно, но никогда не пытался как-то привязать его к себе на этой почве. Все мои ревностные чувства, если они возникают, я всегда держу при себе и даже легкой обидой никогда не показываю их, так как прекрасно понимаю, что не имею никаких прав на него. Ни словом я никогда не показал свое негативное отношение к его слишком часто сменяющимся девушкам. Хотя тут причина даже не в ревности, а в простом… целомудрии? Слишком резкое слово, дальше поцелуев у них все равно не заходит. Наверное… Чувствую, как уши горят от стыда и, по ощущениям, едва не дымятся. Вадим никогда не распространялся о своих любовных похождениях, но мне почему-то хочется верить, что он хотя бы не… кхм, пользует этих несчастных. Мне просто не хочется верить, что все еще хуже, чем я думаю. ***       Весь день я старательно избегал Вадима, не желая продолжать тот разговор. «Скрываю свое гейство» настолько хорошо, что заслужил медаль за старания. Не смотрю в его сторону, примыкаю каждый раз к другой компании и выбираю место подальше от него, даже если приходится сидеть прямо под носом у учителя. Он тусит с Олегом и его дружками, но я все равно периодически ловлю на себе его взгляды. Скорее всего, переживает из-за того, как плохо все закончилось в столовой, и пытается подыскать подходящий момент для примирения, которого я не собираюсь давать как минимум до завтра. Это сложно, но пока у меня получается избегать его общества.       Сейчас же уже прошел обед, и я бреду по длинному коридору в жилой корпус. Занятия закончены, никаких спецкурсов сегодня в моем расписании тоже нет, домашнего задания на завтра никакого, а потому можно расслабиться и провести совершенно пустой день за просмотром фильмов и лежанием бревном на кровати. Хорошо бы еще повторить билеты по алгебре, но это как-нибудь потом. Я уже зазубрил теорию до тошноты и могу дословно рассказывать с любого места, готов к абсолютно любым вопросам, и хоть сколько-нибудь реальную проблему для меня составляют только задачи, хотя и их я уже без проблем решаю. Не пересдам только при условии, что я совсем не приду на экзамен, так что впервые чувствую себя уверенным настолько, чтобы от души забить на учебу. Слышу торопливые шаги за спиной, отдающиеся эхом в пустом коридоре. Походка мне смутно знакома, так что морально готовлюсь к обсуждению дня или приглашению погулять с одним из одноклассников. Шаги все ближе, и вот чья-то рука опускает на плечо, привлекая моё внимание. Оборачиваюсь и с неприкрытым неудовольствием замечаю перед собой его лицо с едва уловимой улыбкой на тонких губах. Даже его лучистое: «Привет!» — не смягчает мой настрой. Угукаю что-то в ответ и думаю, как бы потактичнее свалить. Дать деру сейчас будет глупо, так что я, уже упустив свой шанс сбежать, просто смотрю на него в упор даже с некоторым вызовом. «Говори, что хотел, и я пойду», — посылаю ему мысленный сигнал.       — Эй, Макс, не обижайся, — говорит, как всегда полный оптимизма, ободряюще дернув головой. — Я вспылил, но ты же сам виноват, — продолжает, и я понимаю, что ему ни капли не стыдно за случай в столовой. Только фыркаю на это и, молча обойдя его, продолжаю движение. — Прекрати кукситься. — Короткой перебежкой догоняет меня и снова пытается заглянуть в глаза. — Я, между прочим, на свидание тебя хотел пригласить. — От неожиданности даже замираю. Серьёзно? Меня? С чего бы мне вдруг ответили взаимностью, наплевав на свою «правильную» ориентацию?       — Очень смешно, — отвечаю равнодушно, наконец отмерев. Все правильно, не бывать такому никогда. Наверняка очередные глупые шутки. Продолжаю идти, и меня снова пытаются догнать.       — Я абсолютно серьёзно, — кричит вслед, но на этот раз я даже не смотрю на него. Нет уж, я не куплюсь на такой дешёвый развод. Хватит с меня, не хочу быть в дураках. — Помнишь ту рыженькую, что я склеил на втором завтраке? — начинает, понимая, что не добьётся моей реакции. Услышав такую завязку, приподнимаю брови, но не останавливаюсь. Не может быть, чтобы такую красавицу отдали сексуальному инвалиду вроде меня. — У нас все плавно шло к первому свиданию, мы почти договорились сходить в кино сегодня, но вдруг она мне заявляет, что мы слишком мало друг друга знаем, чтобы она пошла куда-то со мной одна. Мол, боится.       — Ну, а я-то тут при чем? — не выдержав, прерываю этот бесполезный для меня поток информации. Не желаю слышать ничего о его похождениях. Не понимаю, зачем посвящать меня во все это.       — Слушай, — приказывает строго, и мне ничего не остаётся, кроме как подчиниться. Все равно не отстанет от меня, пока не закончит. Ну ничего, скоро уже подойдем к моей комнате, где я смогу от него спрятаться. — Я подумал немного, и в мою голову пришла гениальная идея, — поговаривает чуть возбужденно с явной долей артистичности. Демонстративно закатываю глаза, чтобы показать, как же я отношусь к его «гениальным» идеям. — Я поинтересовался, есть ли у моей дамы подружка, которая хочет познакомиться с моим хорошим другом. И такая подружка действительно нашлась. Понимаешь, к чему я клоню?       — Двойное свидание? Без меня как-нибудь, — отвечаю равнодушно и ускоряю шаг. Вот уже и жилой этаж, и я усилием воли заставляю себя не бежать прямиком к своей двери.       — Ты не подумай, она красивая. Блондиночка, стройная, грудь — двоечка. Хочешь, фотки покажу? — не унимается и снова пытается заглянуть в моё лицо, видимо, чтобы прочитать на нем заинтересованность. Не тут-то было. Представляю себе эту «красивую» — наверняка такая же кукла с томным взглядом, что я видел в гугле. Нет уж, не нужно мне такое счастье.       — Я никуда не пойду, — говорю, обрубая этот диалог, и уже тяну дверь на себя, не приглашая Вадима за собой.       — Почему? — почти вскрикивает и, молниеносно обогнав меня, ладонью захлопывает дверь с таким грохотом, что я удивляюсь, как только штукатурка с потолка не просыпалась. Выжидая, смотрит прямо на меня, и я понимаю, как крупно попал: мой единственный путь к отступлению перекрыт. Мне остаётся только надеяться, что мой сосед все ещё в комнате и выйдет на шум, однако секунды проходят, а мы все так же в одиночестве. Снова пытаюсь дёргать дверь и снова не могу преодолеть сопротивление.       — Мне ничего с ней не светит, — цежу сквозь зубы с максимально враждебным видом. Надеюсь, намёк будет понят, но не тут-то было.       — Может, пригласишь меня войти, и мы спокойно поговорим на эту тему? — невозмутимо предлагает Вадим, и я понимаю, что у меня просто нет иных вариантов, кроме как подчиниться. Молча киваю и впускаю его в комнату, закрывая за нами дверь. Как и ожидалось, мой сосед снова куда-то свалил, и мы абсолютно одни.       — Я не хочу никуда идти, потому что дальше одного свидания у нас все равно не зайдёт. Я не стану встречаться с ней, — повторяю с еще большим нажимом и надеюсь, что мне не придётся пояснять почему. Сажусь на кровать, а Вадим остается стоять напротив с видом мрачной задумчивости.       — Почему ты так уверен? — спрашивает зачем-то, хотя прекрасно должен все понимать.       — Ох, ну, даже не знаю… Может, потому что я гей? — чуть повышаю голос, картинно всплеснув руками. Раздражаюсь тому, как умело он строит дурачка и заставляет меня озвучивать такие очевидные вещи.       — Да с чего ты это взял? — равнодушно разбивает мой главный аргумент, и я пытаюсь что-то возразить на это, но он не дает мне даже слова сказать и продолжает: — У тебя было хоть раз с девушками? — Смотрит на меня с легкой насмешкой, чуть наклонив голову. В прекрасных песочных глазах пляшут черти.       — Может, потому и не было, что… — говорю, делая просто огромные паузы и чуть запинаясь. Жутко смущаюсь от такого его вида, и мое лицо заливает яркая краска. Выгляжу, как какая-то первоклашка перед повидавшим жизнь взрослым, и, по сути, ею и являюсь, если учитывать, что я с девушками даже за ручку не ходил никогда. Стыдно за свою неопытность, но я даже не пытаюсь врать — все равно получится неубедительно.       — Глупости, — перебивает меня, энергично мотая головой. — Как вообще можно понять, что тебе не нравятся девушки, если ты не пробовал с ними? — продолжает, возмущенно приподнимая брови. Буквально ощупывает меня глазами, пытаясь выискать что-то, что даст ответ на его вопрос. Сжимаюсь от страха под этим взглядом и не знаю, что ответить. Прекрасно помню, как понял это, но не решаюсь озвучить. Уши горят алым, а я почти задыхаюсь от стыда.       — Я смотрел порно, — озвучиваю скороговоркой и втягиваю голову в плечи, сам удивляясь своей смелости. Глаза Вадима сильно округляются, а улыбка на его лице растягивается просто до предела. Видно, что невероятно заинтригован, но и одновременно не верит такому заявлению. Ждет еще немного, пока я прекращу бледнеть и жмуриться от страха, потихоньку съедая собственные губы до мяса. Наконец не выдерживает и ободряюще кивает, подталкивая меня к продолжению истории. — И мне не понравилось, — цежу по слогу, буквально выдавливая из себя слова. Сердце тут же срывается вскачь и рискует просто выпрыгнуть из груди.       — Пфф… — Лишь закатывает глаза, махнув на меня рукой. Кажется, что сильно разочарован таким исходом. Смущаюсь снова, но быстро беру себя в руки, поняв, что стыдиться особо нечего. А чего он ожидал? Что я в подробностях опишу, как передернул на пышногрудую развратницу с теми ужасными волосатыми складками и слизью между ног? Надо быть каким-то больным извращенцем, чтобы любить такое. — В порно все вообще не так, как в жизни, — заверяет меня с полуухмылкой, приваливаясь бедром к моему столу. Внимательно слежу за ним, чтобы не вздумал полностью сесть, хотя в этом, скорее, нет смысла. — Сходи сегодня на свидание, — просит снова, а я только хмурюсь, предвкушая новый раунд нашей дискуссии. — Пообщаешься, кино хорошее посмотришь. Кто знает, может, она хорошая девчонка и у тебя что-то получится с ней. — Кивает, передавая мне слово, на что я лишь мотаю головой.       — У меня нет денег на кино, — бессовестно вру, но это один из единственных аргументов, что у меня остались. Деньги после каникул действительно есть, но мне едва ли хочется тратить их сегодня, поэтому пусть лучше думает, что я нищий.       — А это не важно, я уже взял билеты. Так что ты обязан пойти, — парирует, шутливо подмигивая. Ну вот опять он делает так: предоставляет иллюзию выбора, хотя уже заранее решил все сам и просто ставит меня в известность. Змея — ничего больше не скажешь.       — Пригласи Олега, — ловко разбиваю выставленные мне условия и одновременно ненавязчиво указываю на свою ревность — вот как ловко убил двух зайцев одним выстрелом. Олег и вправду идеальный вариант: тоже любитель менять девчонок, как перчатки. Хорошо бы Вадим пошёл с ним и оставил меня в покое. Не понимаю, зачем он вообще обратился с этим ко мне.       — Он сейчас в отношениях и не может пойти с другой девушкой, — не задумавшись, отметает мой вариант. Понимаю, что он тоже думал об этом и наткнулся на столь досадное обстоятельство. Ситуация для меня уже немного проясняется: вполне возможно, что все его знакомые отказались, и ему больше ничего не осталось, как просить меня. — И вообще, — после долгой паузы чуть повышает голос, чтобы привлечь моё внимание, — я хочу, чтобы именно ты пошёл, потому что тебе это нужно. — Лишь отрицательно качаю головой на такие заявление, но Вадим не обращает на это внимание, продолжая: — Ты влюблен в меня и наверняка страдаешь по этому поводу. И не говори, что это не так. Я знаю, что такое безответное чувство. — Отворачиваюсь от него, так как не могу больше выдерживать этот сочувственно-виноватый взгляд. Даже если и так, его это никак не должно волновать, и уж тем более вылечить это нельзя походом на свидание с совершенно незнакомой мне девушкой. — Тебе нужно отвлечься от этого, посмотреть вокруг, попробовать что-то новое. Ты хороший парень и тебе просто нужна достойная девчонка, чтобы забыть… все эти глупости, — последнее добавляет с некоторой опаской.       Я все равно вспыхиваю, услышав такие слова. «Мои чувства — глупости? И ориентация, как я понимаю, тоже. И то, что я кончаю от одного вида однополого секса, — тоже просто глупости», — возмущаюсь про себя, показывая свое недовольство ему только взглядом. Не хочу говорить с ним на эту тему, потому что сам для себя уже все решил. Я самый настоящий гей, голубь, радужный мальчик — не важно, как называть это — все про меня. И это уже никак не исправить, только принять и не в коем случае не думать, что это все глупости и само пройдёт со временем. Было, проходили, съедали себя ночами заживо, старались делать вид, что ничего не произошло, — без толку. Только осознав себя и приняв неизбежное, можно обрести душевное спокойствие.       — У тебя никогда не было отношений, да и друзей близких, кроме меня, — тоже нет, поэтому ты так нездорово циклишься на мне, — продолжает очень осторожно, словно каждую секунду ждёт моего взрыва. — У тебя просто не было нормальной девушки, чтобы показать, как хорошо быть натуралом, — идёт по совсем тонкому льду, я почти слышу его треск. Стараюсь никак не реагировать на это, но все равно чувствую нарастающий изнутри гнев. — Можешь не верить, злиться на меня, но мне кажется, что все именно так, — пытается остудить меня, но проваливается в этом начинании. — Ты мой лучший друг, и я хочу помочь тебе, — пробует хотя бы так достучаться до меня, но я снова равнодушен. У меня все прекрасно, мне не нужна помощь. — Если у тебя появится девушка, тебе больше не придётся скрывать свои чувства и ревновать меня, тебе просто это будет не нужно, — пытается представить себя моим щедрым избавителем, но снова мимо, я непреклонен. — О Боже! — срывается сам, не в силах придумывать новые аргументы. — Хватит уже упрямиться и сходи. Попробуй. Я же не прошу обниматься или целоваться с ней, просто составь компанию, — почти умоляет, а я лишь мотаю головой. Нет уж, мне это не нужно. — Ну, не хочешь сделать это для себя, так сделай для меня. Я тебя очень прошу, по-жа-луй-ста. Я хочу хоть как-то помочь тебе, чтобы больше не ненавидеть себя за то, что не могу тебя любить, — закончив свою пламенную речь, замирает с удивленным выражением лица, словно бы совсем не ожидал, что скажет подобное вслух.       Последнее бьёт меня под дых. Это самое жалостливое «для меня» действует, словно заклинание, и вот я уже не могу сопротивляться. Одно дело — когда меня пытаются убедить, что мне так будет лучше, хотя я для себя уже все решил; и совсем другое — когда раскрывают все карты и каются, что это нужно больше даже ему. Я не могу не отреагировать на его боль и просто пройти мимо. Обо мне переживают и хотят позаботиться, пусть и такими своеобразными методами. С чего я вообще встал в позу? Мне ведь не обломится провести один вечер в незнакомой мне компании, а ему станет хоть немного легче от этого. Ненависть к самому себе — самое отвратительное чувство на свете, и я должен помочь ему хоть как-то преодолеть его. В конце концов, это из-за моего признания он так терзает себя, так что именно мне под силу исправить все.       — Я не знаю, что надеть, как себя вести, о чем говорить… — перечисляю шепотом главные мои опасения. Не могу озвучить свое согласие, и оно остается за кадром, как само собой разумеющееся. Понимающе кивает и, легко оттолкнувшись от стола, подходит ко мне, протягивая руку.       — Пока ты ломался, мы потеряли непростительно много времени, — ворчит, картинно поглядывая на запястье, словно бы у него там есть наручные часы. Ухмыляясь такому кривлянию, хватаю бледное запястье, и меня с силой поднимают на ноги. — Покажи-ка, что у тебя есть из одежды, — просит, подталкивая меня к шкафу.       Теряюсь на мгновение, но вскоре беру себя в руки и могу даже, потянув на себя деревянную дверь, продемонстрировать свои скудные запасы тряпок: полка с повседневной одеждой и пара вешалок с рубашками. Вадим бесцеремонно вытаскивает все на кровать и окидывает задумчивым взглядом, перетасовывает между собой, пытается совмещать и периодически мажет глазами по мне, словно бы прикидывая, как будет смотреться все вместе. Все это время лишь неловко переминаюсь с ноги на ногу, не поднимая взгляд от пола. Чувствую себя героиней одного из дурацких телешоу по переодеванию дурнушек, что так любит смотреть моя мать. Вот сейчас главный модный эксперт раскритикует мой гардероб, и мне будет жутко стыдно за свой отвратительный вкус. Ничего, этот кошмар всего на один вечер, а потом я вернусь в повседневность, где не сильно мятое без дырок и пятен — и уже отпадный прикид.       Вадим наконец выбирает светло-голубую рубашку и протягивает ее мне с просьбой надеть, а я не могу поверить своим глазам. Как это, в моем гардеробе нашлось хоть что-то, по его мнению, приличное? Все еще не могу совладать с удивлением и переодеваюсь на автопилоте, словно издалека наблюдая, как Вадим аккуратно складывает разбросанные по кровати вещи обратно в шкаф. Заканчиваем почти одновременно, и мне остается только гадать, каким образом у него получается так скоро ликвидировать беспорядок. Смотрит на меня оценивающе, пока я пытаюсь организовать пакет для грязного белья и бросить в него скомканную футболку. Поделав это, замираю, ожидая дальнейших распоряжений, и чувствую себя крайне неудобно под откровенно прощупывающим меня с головы до пят взглядом. Неуютно, потому что не в силах хоть как-то спрятаться или закрыться от него, даже отвести свои перепуганные зеленые глаза, словно будучи загипнотизированным его прекрасными серыми, в которых так и плещется расплавленное серебро.       Спустя долгие минуты такой немой сцены хмыкает своим мыслям и подходит вплотную ко мне. Его руки уже на моих плечах, а взгляд все так же на моем лице. Совсем близко: и двух десятков сантиметров не будет. Нервно сглатываю, чувствуя, как сердце набатом стучит в ушах, и ожидаю чего угодно, только не резкого разворота к зеркалу за спиной. Сразу не могу узнать в обескураженном парне по ту сторону себя. Щеки красные от неожиданно нахлынувшего возбуждения, а губы чуть приоткрыты, и я тут же смыкаю их, пытаясь придать своему лицу чуть более адекватный вид. Вадим оказывается за моей спиной, и его горячее тело совсем близко, так что дыхание опаляет мою шею, посылая миллион мурашек под злосчастную рубашку. Хочется отклониться немного назад, чтобы ощутить это приятное тепло всей спиной, но благоразумно сдерживаю себя.       Его руки перемещаются с плеч на мои ключицы, и тонкие пальцы бережно расстегивают верхние пуговицы, которые я автоматически застегнул до конца, сдавливая воротником горло. Первое время не понимаю, что происходит, и мне кажется, что меня прямо сейчас разденут. Освобождены только две пуговицы, и его ладони движутся ниже к моим запястьям и, по очереди расстегивая пуговицы на манжетах, подворачивают рукава до локтей. Все это время сосредотачиваюсь на этих легких прикосновениях и чувствую, как в джинсах становится ощутимо тесно. В первый раз чувствую, как на самом деле остро желаю этого дьявольски красивого парня: чувствовать везде его тонкие цепкие пальцы, прикосновения бледных сухих губ и твердое тело за спиной так долго, чтобы потом насквозь пропахнуть его горькой туалетной водой. Хочу и одновременно стыжусь своих желаний.       Почти задыхаюсь от нахлынувших горячей волной эмоций, когда одна из его рук снова движется выше и лохматит мои волосы ото лба. Мне приходится даже закрыть глаза, чтобы не видеть эту безумно соблазнительную картину в зеркале, но так становится еще хуже, так как фантазии слаще реальности раз в сто. Изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие и хоть как-то поумерить свой пыл, так как рубашка совсем короткая и мой каменный стояк будет прекрасно ему заметен. «Посмотри на себя, — просит шепотом, и я подчиняюсь, резко распахивая глаза. Мой вид чуть небрежный, но от этого не менее привлекательный. — Ты великолепно выглядишь. Любая девчонка — твоя», — обещает мне все так же шепотом, и я верю ему. Вот только не нужны мне никакие девчонки. Только один парень, который сейчас стоит прямо за моей спиной и разглядывает меня в зеркале. Так близко и так невероятно далеко одновременно.       Понимаю, что сейчас растрогаюсь окончательно и снова не смогу сдержать себя. Боюсь наделать еще большую глупость, чем тот злосчастный поцелуй, а потому силой отрываю от нас взгляд и, вывернувшись, отхожу подальше — от греха в прямом и переносном смысле. «Мне в этом идти?» — спрашиваю очевидное, чтобы только заполнить образовавшийся вакуум между нами, и получаю удивленный кивок в ответ. С сожалением думаю, что на мне сейчас летние джинсы, а зимние штаны были отбракованы этим горе-стилистом какие-то пару минут назад. С каких пор я примкнул к стайке модников, что в погоне за внешним видом готовы морозить зад в глубокий минус? Успокаиваю себя только тем, что это только на один вечер. «Во сколько?» — задаю еще один животрепещущий вопрос и получаю в ответ точное время. Прикидываю в уме, что это уже совсем скоро, и обещаю прийти в холл за десять минут, на что получаю энергичное отрицание и просьбу зайти за ним хотя бы за полчаса, чтобы он успел меня «проинструктировать». Договариваемся на том, и я без лишних церемоний выпроваживаю его за дверь, чтобы успеть хоть немного побыть наедине с собой.       Опускаюсь на кровать, закрывая лицо ладонями и пытаюсь стать как можно меньше, незаметнее. Наваждение все еще не отпускает, и меня ощутимо потряхивает от адской смеси желания, стыда и злости на всю эту дурацкую ситуацию. Глаза горят, угрожая вот-вот пролиться непрошенными слезами, а за грудиной ломит. Ничего не хочется сейчас сильнее, чем забраться в горячий душ и смыть с себя неправильные мысли, от души подрочить на жаркие образы, которые так и продолжают бледными призраками преследовать меня даже после его ухода. В первый раз позволить себе представить, как неторопливо разденет меня и оставит везде-везде влажные следы губ, прижмет сильными руками к себе. Позволить себе спустить на его наглую ухмылку и, наблюдая, как горячий поток уносит белесые следы моего преступления, забыть все, как страшный неправильный сон. Это принесло бы мне просто непередаваемое облегчение, но, к сожалению, на это просто нет времени, а потому мне остается лишь медленно дышать через нос, стараясь восстановить сбитое дыхание и ритм сердца.       Идти никуда не хочется настолько сильно, что готов, словно сопливая пятилетка, упасть на пол и, молотя в истерике руками и ногами, кричать: «Не хочу-не хочу-не хочу», — неразборчивой скороговоркой. Черт бы побрал тот нелепый поцелуй и все его последствия! Гораздо проще сгорать заживо от безответного чувства в одиночку, чем делить эту участь еще и с Вадимом, который совсем не здорово реагирует на все. Если бы он не знал о моей влюбленности, но ни за что бы не отчитал в столовой за мнимую ревность и не потащил на это дурацкое свидание. Не хочу туда идти до зубного скрежета. Мне не нужна та незнакомая девица, не хочу идти с ней под ручку и улыбаться ей тоже не хочу. Только уже данное обещание удерживает меня от того, чтобы передумать немедленно. Вспоминаю, почему согласился, и это придает мне немного сил. Это нужно Вадиму, это принесет ему немного спокойствия и позволит ненадолго вынырнуть из каши, что я заварил по собственной глупости.       Сижу так еще довольно долго, стараясь унять разыгравшуюся боль в висках. Только окончательно взяв себя в руки, могу извлечь из брюк телефон и посмотреть на время, убеждаясь в том, что его у меня попросту нет. Поднимаюсь на ноги, и меня слегка шатает, но в целом, мое состояние можно характеризовать как удовлетворительное. Натягиваю пуховик, не забыв прихватить шапку — и вот я уже готов идти навстречу своему первому в жизни свиданию. Думаю, что все не так уж и плохо: проведу вечер в приятной компании и посмотрю кино за чужой счет, а взамен от меня требуется лишь пару раз взять за руку и улыбнуться одной девушке. Зря я накручиваю себя, все пройдет просто отлично, если и нет — то меня это не особо должно волновать. ***       Спускаемся по лестнице почти бегом за пять минут до назначенного времени. По словам Вадима, девчонки обязательно опоздают минут на пятнадцать, но нам все равно лучше быть вовремя. Я немного нервничаю и стараюсь воскресить в памяти все нехитрые наставления Вадима: при встрече представиться, так как моего имени не знают, и сразу сделать комплимент внешности; согнуть руку в локте, чтобы она могла о нее опереться, пока будем идти; побольше шутить и улыбаться, чтобы не создалось лишнего напряжения; ненавязчиво трогать руки и приобнимать ее, особенно в кинозале, но не лезть с поцелуями или более откровенными прикосновениями, пока она сама не проявит инициативу. Он явно старался не заваливать меня излишними поучениями и раз десять повторил: «Просто будь собой, не напрягайся». Кажется, он даже больше переживает за исход вечера, чем я. Действительно надеется, что у меня может что-то получится с той незнакомкой.       Войдя в холл первого этажа, как и ожидалось, девушек не видим. Вадим присаживается на один из мягких диванчиков и залипает в смартфон. Останавливаюсь рядом и невольно разглядываю его, пока могу это делать, не рискуя быть замеченным. Его колени широко расставлены, и он, чуть сгорбившись, опускает телефон в руках между ними. Покусывает нижнюю губу, быстро пролистывая и что-то печатая, пока экран отражается в линзах очков. На нем снова только легкое пальто и шарф, да и темные зауженные брюки выглядят не очень-то теплыми. Вид действительно эффектный, но слишком уж не по погоде, так что мне остается только радоваться, что будем проводить время в помещении, а не, например, в парке.       Его взгляд невзначай мажет по мне, словно бы проверяя, что я все еще на месте и не предпринимаю попыток сбежать. Видимо, мой всплеск эмоций во время сборов был трактован им по-своему, и теперь он решил, что я жутко нервничаю и переживаю, что не справлюсь с ролью кавалера и выставлю себя дураком. Вбил себе в голову, что меня нужно всеми возможными способами успокоить и придать уверенности. Я действительно охвачен беспокойством, но совсем по другому поводу. Мне обязательно нужно не провалить это свидание, чтобы мне засчиталась попытка стать «нормальным» и чтобы, не дай Бог, меня не потащили на новое. Если все пройдет хорошо, то я буду иметь полное право отказаться от последующих встреч. А вот если все будет просто ужасно… наверняка Вадим решит для себя, что мне просто не повезло и обязательно нужно попробовать снова. Нет уж, один раз — еще куда ни шло, а больше вынести я просто не смогу.       Ловлю себя на мысли, что заранее готовлюсь к худшему. С чего бы? Просто потому, что свидание будет с незнакомкой, а не с любимым человеком? Ну и пусть, это ведь будет почти дружеская встреча, так как ничего постыдного от меня не требуется. Вадим сказал, что девчонки редко лезут целоваться прямо на первом свидании, и я предпочитаю верить ему. У него огромный опыт в этом вопросе, да и так гораздо спокойнее. Заранее не хочу хоть как-то откровенно контактировать с ней. Легких прикосновений не избежать, так что я изо всех сил постараюсь не шарахаться от них, но вот если будет поцелуй… Я просто не хочу этого. И даже не потому, что я гей.       Прозвучит ужасно консервативно, но я не желаю размениваться на контакты с полузнакомыми людьми. Такая себе пугливая целочка с высокими моральными принципами. Скажи кому, что парень не желает беспорядочных половых связей, — и сразу заклеймят лузером или же вовсе девчонкой с членом. Не понимаю, на чем зиждутся двойные стандарты по поводу этого. Как по мне, мораль одинакова для всех, вне зависимости от пола. Не так, как сейчас: парень меняет девчонок, как перчатки, — молодец и красавец, а если вдруг девушка отдастся до свадьбы даже по любви — и сразу бесстыдница, и сразу еще куча обидных слов в ее адрес и адрес ее родителей, которые неправильно воспитали. Даже мои родители показывают пример такого мышления: Наташку запирают дома и едва ли не собирают полное досье на каждого парня, который рядом с ней мелькает, а меня регулярно допрашивают о девочках. Не чтобы как-то ограничить или поддержать на нелегком пути первой любви и отношений, а просто чтобы знать, что такие контакты есть. Просто чтобы удостовериться, что я «нормальный» парень. Если это обязательный критерий нормы, то я с удовольствием побуду фриком.       За такими размышлениями я все ещё липну на Вадима, а потому пропускаю момент появления девушек. Понимаю это только потому, как он молниеносно поднимается с места и спешит к ним. Его губы тут же растягиваются в добродушной улыбке, и он начинает быстро-быстро говорить о том, что мы их заждались и как рады видеть. Пропускаю мимо ушей поток бесконечных комплиментов одной и стараюсь разглядеть вторую, что предназначается мне.       Стоит чуть в стороне и тоже оценивающе глядит на меня. И вправду стройная фигура подчеркнута темно-синим облегающим платьем до колена, в достаточно глубоком вырезе декольте которого видны объёмные груди. Закрученные в крупные кудри светлые локоны спускаются на плечи, обрамляя круглое лицо. Макияж, на мой взгляд, слишком яркий: тёмные брови и ресницы подкрашены и резко контрастируют с её натуральным цветом волос, проведённые чёрным глаза с серыми тенями на веках кажутся просто огромными, а красная помада на резко очерченных губах похожа на запекшуюся кровь. Выглядит слишком неестественно и даже в какой-то мере пугающе. Вспоминается сразу множество легенд об угрожающих монстрах, которые принимают обличие прекрасных девушек: своей обманчивой красотой они заманивают развесивших слюни поклонников, чтобы пообедать их телами.       — Привет, я Маша, — говорит, сверкая белыми зубами меж алых губ и протягивая мне тонкую ладонь с довольно странным маникюром: выкрашенные черным ногти удлинены и заточены, словно когти. Внутренне ежусь под взглядом ее голубых глаз и борюсь с собой, чтобы не выдать свое состояние.       — Приятно. Максим, — выдавливаю из себя, наконец справившись с оцепенением и почти заставляю себя мягко пожать ее руку. Каждую секунду жду, когда она удлинит свои когти и вопьется в мою ладонь. Стараюсь успокоиться и вспоминаю наставления Вадима: надо сделать комплимент. Пытаюсь оглядеть ее еще раз и зацепиться за что-то конкретное и придумать, как похвалить эту деталь внешности. Не могу сообразить, так как весь мой разум занимают ее руки с черными когтями, которые так и не отпускают мою ладонь. Время идет, неловкость нарастает, а я никак не могу собраться с мыслями.       — Идем? — подает голос Вадим, видимо, почувствовав мое замешательство. Благодарно выдыхаю и киваю вместе со всеми. Все еще нервничаю, но постепенно беру себя в руки, когда Маша просит меня помочь ей надеть куртку. Просовывает руки в рукава грубой парки цвета хаки, пока я аккуратно придерживаю ее за воротник. Мое внимание привлекает розовая опушка капюшона, которая совсем не сочетается с военизированной вещью, к которой она пришита. Выглядит нелепо и странно настолько, что даже не вызывает отторжение — лишь недоумение и заинтересованность таким выбором. Ловлю себя на мысли, что куртка у меня вызывает больший интерес, чем сама девушка, и это довольно предсказуемо, хоть и совсем меня не радует.       Сам я тоже надеваю куртку и натягиваю на голову шапку под неодобрительный взгляд Вадима. Не прислушиваюсь к его немому предостережению и возвращаю ему недовольный взгляд, на что получаю его озорное подмигивание. Теряюсь от такой реакции, но, тем не менее, чувствую, как напряжение отпускает. Отвечаю полуулыбкой, что окончательно разряжает обстановку, так что, записавшись в журнал выхода в город и покидая двери школы, я окончательно успокаиваюсь. Вспоминая еще одно наставление, предлагаю девушке свой локоть, а она с радостью хватается за него, практически повисая на мне. Едва не теряю равновесие от неожиданности, но, применив усилие, выпрямляюсь, смущенной улыбкой заверяя спутницу, что все нормально. Снова чувствую себя ужасно неловко и глупо и не чувствую никакого удовольствия или удовлетворения от того, что иду под руку с девушкой. Смотрю на Вадима и его пару и вижу полное удовлетворение ситуацией: улыбается, ненавязчиво обнимая подругу и внимательно слушает ее извинительно-объяснительный рассказ о причине нашего необычного свидания, изредка вставляя свои замечания. Хоть мне все это известно, я все равно слушаю, чтобы не потерять нить разговора.       — В общем, мне пришлось помочь этой пугливой овечке, — неожиданно лаконично завершает монолог подруги моя спутница. Голос слишком уж громкий и вульгарно-веселый, так что я усилием воли подавляю гримасу отвращения. Либо она сильно нервничает и неосознанно кривляется, чтобы привлечь к себе внимание, либо так ведёт себя всегда, что гораздо печальнее. — Хороший парень, сам проявляет инициативу — такой шанс просто нельзя упустить из-за глупых предчувствий, — заканчивает, кивая мне, видимо, чтобы я её поддержал.       — То есть, ты бы пошла с незнакомым парнем? — переспрашиваю только для того, чтобы поддержать диалог. Наверное, стоило согласиться и не развязывать спор на пустом месте, но не могу сдержать себя. Её подруга все правильно говорит и делает, и «глупое предчувствие» спасло множество жизней, но не решаюсь озвучить это, пока лишь деликатно намекая.       — Но они же знакомы! — возмущается под моим саркастичным взглядом. Замечаю, как рыжая медленно краснеет: стыдится, что так быстро сблизилась с парнем, которого едва знает. — Ну даже если и так, — сдаётся под моим вербальным напором, — что такого может случиться? — интонации настолько вопросительные, словно она и вправду не понимает. Мне остаётся лишь недовольно покачать головой, пытаясь из великого множества вариантов выбрать то единственное, что стоит ответить ей. Мне в голову лезет одна идея, которую я никак не решусь озвучить.       — Зря ты так уверена в Вадиме, — начинаю издалека, чтобы оставить себе путь для отхода.       — А есть причины сомневаться? — заинтересованно продаёт голос Мария, проникновенно заглядывая в моё лицо в ожидании интересной истории.       — Ну… — делаю короткую паузу, подбирая слова, — мне, как его лучшему другу, лучше знать, — еще одна пауза для большего эффекта, а мои губы растягиваются в ухмылке предвкушения, — что он в полнолуние поедает сердца красавиц, — договариваю громким шепотом, словно очень большой секрет, и откровенно наслаждаюсь вдруг округлившимися глазами и даже приоткрытым от удивления ртом собеседницы. Еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Да уж, у меня специфичное чувство юмора…       — Правда? — подхватывает игру заговорщицким тоном и таким же громким шепотом. С удовольствием ловлю реакцию Вадима, который неодобрительно качает головой в ответ на наше дурачество.       — Ну а как же… — Киваю на ее вопрос. — Обманом заводит красавицу в темную подворотню и вырывает ее сердце, а затем съедает его сырым… пока оно еще бьется, — шепчу все еще громко, наклонившись немного к ее уху. Маша показательно ужасается, даже прикрывая рот рукой, и оборачивается на Вадима. Обсуждаемая парочка внимательно следит за нашим диалогом, но теперь без доли напряжения, относясь только как к шутке. Вадим оглядывает меня даже с некоторой долей восхищения. Меня просто окрыляет такое одобрение и то, как ловко у меня получается произвести хорошее впечатление и одновременно не загонять самого себя в жесткие рамки из лицемерия. Общение становится все более дружеским и приятным для меня. Кто знает, может, мы с Машей сможем подружиться и нормально общаться впоследствии. О романтических отношениях я пока даже не думаю, да и не хочу думать.       — А ты? — спрашивает у меня девушка, заполняя образовавшуюся неловкую паузу. Не понимаю, что она имеет в виду, и этот немой вопрос отражается на моем лице, а потому ей приходится пояснить мне: — Ты тоже ешь сердца красавиц? — Заглядывает в глаза, словно пытаясь вывести меня на откровение.       — Я? Нет, — отказываюсь резко от предложенной мне роли, так как в истории может быть только один настоящий злодей, чтобы не смещался вектор внимания. Но вот подельник главного злодея… — Что ты! — обижаюсь показательно. — Я лишь стою на стреме, — бросаю беззаботно, на что Маша разочарованно дергает головой — глупая. — А ты думаешь, что супер-злодею не нужен простой парень, который постоит на стреме, пока он будет потрошить красавицу? — задаю встречный вопрос, в ответ на который получаю энергичное отрицание. — Ну как же… — разочаровываюсь почти искренне, прежде чем продолжить, — луна ярко светит, почти центр города… а если бабушка какая это увидит? Перенервничает и все — труп. И что потом с ней делать? Вадим не сдержит свою звериную сущность и случайно слопает и ее сердце, а ведь она далеко не красавица! У него начнется несварение… — Меня прерывает дружный взрыв хохота. Слава Богу, а то я уж думал, что не смогу остановить этот поток бессвязного бреда.       Хохочут все без исключения, а я тихо радуюсь, что моя фантазия веселит окружающих, а не вызывает недоумение или даже страх. Меня довольно часто посещают разного рода странные идеи, которые я никогда не рискую озвучить, но которые каждый раз надолго занимают мои мысли. Даже сейчас у меня в голове рождаются самые необычные развития придуманного мной сюжета. Мистический зверь, лишь отдаленно напоминающий Вадима, корчится от боли в животе, а я незадачливо прыгаю вокруг, пытаясь придумать, что делать с ним и двумя распотрошенными телами. Смеюсь от таких ярких образов и думаю, что у нас получился бы прекрасный дуэт: злобный монстр, который с трудом сдерживает свою сущность, и его лучший друг, который словно создан для того, чтобы разгребать за ним косяки.       Тем временем, мы уже подходим к зданию торгового центра, и Вадим просит нас поторопиться, так как до сеанса не так уж и много времени. Маша все еще виснет на моем плече и не очень приятно прижимается. Чудом подавляю желание немедленно оттолкнуть ее и успокаиваю себя тем, что она всего лишь пытается не упасть на гололеде, хотя это вряд ли так. Вертящаяся стеклянная дверь впускает нас внутрь. Заинтересованно читаю объявление о том, что створки толкать не нужно и дверь сама двигается волшебным образом. Стараюсь занять место подальше от стеклянных стенок, чтобы ненароком не задеть, но, так как нас четверо, у меня едва ли это получается. Чувствую себя жутко некомфортно, словно рыбка в аквариуме, и просто прошу мысленно, чтобы побыстрее вырваться из прозрачной клетки. Это чувство явно роднится с клаустрофобией.       Торговый центр встречает нас блестящими витринами с так и не снятыми новогодними украшениями. Даже не смотрю в сторону брендовых магазинов, где все неоправданно дорого, и привычно шагаю к эскалатору. Маше приходится отцепиться от меня, чтобы пройти через нелепые узкие барьеры, сквозь которые к ленте может подойти только один человек. Незаметно двигаю затекшим плечом и решаю для себя, что хватит с меня жестов вежливости. Сейчас, пока будем подниматься по бесконечным эскалаторам на последний этаж торгового центра, где находится кинотеатр, идти под руку будет неудобно, а до кинозала она дойдет и без моей помощи. В конце концов, под нами теплая плитка, а не ледяная корка вперемешку с реагентами.       — Будете поп-корн? — задает вопрос Вадим, когда подходим к кассам, чтобы забрать заранее оплаченные билеты, на что я лишь отрицательно мотаю головой. Во-первых, потому что у меня с собой нет денег, а во-вторых, потому что в целом не люблю его масляно-соленый вкус.       — Я тогда тоже не буду, — вторит мне Маша, снова пытаясь вцепиться в мою руку. Не хочу касаться ее, но мне приходится уступить, чтобы не выглядеть глупо. Ну вот зачем каждый раз жаться ко мне? Разве ей приятно ходить впритирочку, изображая дурочку, которая не в силах удержаться на ногах без поддержки?       — А мы будем, — подает голос рыжая, просительно заглядывая Вадиму в лицо, на что получает одобрительный кивок. Злюсь, наблюдая такое. Эта дурочка нагло клянчит из него деньги, пользуясь положением его девушки, за которую по традиции везде должны платить. Еще один пример сексизма, с которым так модно сейчас бороться, вот только что-то никто из «прекрасной половины» не протестует против этого. Отвоевали себе равные права, но при этом и привилегии себе оставили, изображая нежных фиалочек, не способных найти сто рублей на поп-корн или идти ровно без руки партнера. Словом, удобно устроились — ничего больше не скажешь.       Отходим в сторону гардероба, и я снова помогаю Маше снять куртку, чувствуя, что меня уже порядком подбешивает этот церемониал. Скрываю свое растущее раздражение за вежливой улыбкой и замечаю, с каким обожанием смотрит на меня девушка. Заводим непринужденную беседу о предстоящем фильме и под нее перемещаемся на диванчики для ожидающих. Располагается ближе ко мне и пытается сцепить наши пальцы, что я ей позволяю, давя порыв немедленно отпихнуть. Беседа вполне смахивала бы на дружескую, если бы не все эти взгляды и прикосновения, которые лишь раздражают и не приносят никакого удовольствия мне. Не понимаю и понимать не хочу, зачем на первом же свидании лапать друг друга. Как по мне, сейчас нужно лишь узнать друг друга получше, а не лезть на пару только потому, что человек нравится тебе внешне.       — Не ты выбирал фильм? — спрашивает, отсмеявшись от моего остроумного замечания по поводу описания ленты.       — Нет, что ты! — отрицаю энергично. — Мне вообще о свидании сообщили за пару часов до назначенного времени, так что я просто оказался заложником обстоятельств, — отвечаю честно, пожимая плечами. Сама девушка меня уже практически не раздражает, но вот ее руку, которая настойчиво вцепляется в мое запястье, хочется немедленно обрубить по локоть.       — И ты сразу согласился пойти с незнакомой девушкой? А вдруг я ведьма? — выпытывает игриво, поднимая давно закрытую тему, и заинтересованно глядит на меня.       — Ну, мы ведь не вдвоем идем… Со мной кровожадный вурдалак, который с радостью сожрет сердце любой ведьмы, которая только посмеет причинить мне вред, — отвечаю, подмигивая так, словно бы это был намек, что вызывает у нее новый приступ смеха. Почти верю уже в то, что говорю, и думаю о том, что и вправду было бы круто быть подельником жестокого монстра в лице Вадима. Помогать во всем и бережно хранить его страшную тайну, сдерживать его звериные инстинкты — быть, казалось бы, незначительной, но невероятно важной деталью его жизни, без которой просто как без рук. Мысли приятные, но какие-то болезненные и сильно приправлены моей влюбленностью, так что быстро заталкиваю их куда-то в глубь сознания, чтобы потом сладко помечтать без лишних глаз.       — Мне было неловко идти, — вываливает на меня неожиданное откровение, — все думала, что буду делать, если парень мне не понравится… таскалась бы как дура весь вечер под ручку с уродцем. — Вздыхает тяжело, а я с ужасом осознаю, что в меня втрескались по уши. Я нравлюсь девушке, которая главным критерием для симпатии считает внешность, а не характер — анекдот какой-то. Отказываюсь верить, что могу быть внешне привлекательным для кого-то. — Не думал так же? — спрашивает неожиданно, истолковывая мое выражение лица по-своему. — Не думал, что будешь делать, если я тебе не понравлюсь? — Смотрит просяще и неосознанно кусает нижнюю губу. Ей так важно услышать мое мнение? Знала бы она, что вопросом попала в самую болезненное и лживое обстоятельство этого свидания. Я не думал, что буду делать, если девушка мне не понравится, потому что уже заранее знал, что все будет так и мне придется терпеть ее прикосновения и вежливо ей улыбаться… как сейчас.       — Да нет, — бессовестно вру, — я не склонен загадывать на будущее, — еще одно вранье, от которого неправильно ноет в груди. Я никогда не вру о своих чувствах людям, с которыми хочу наладить хоть какие-то отношения, так что сейчас таким образом просто обрубаю возможность остаться с Машей даже хорошими знакомыми, не то что друзьями. О любви даже разговора нет — мое сердце уже безнадежно занято самоуверенным блондином, который уже бредет к нам с огромным ведром поп-корна в одной руке и ладонью подруги в другой. — К тому же, мне повезло, что ты оказалась хорошей девушкой, с которой приятно проводить время, — говорю это абсолютно честно, но только потому что приходится к слову, а не потому что хочу сделать ей приятно.       Ее лицо загорается искренним счастьем и благодарностью. Несчастная, она ведь думает, что ей отвечают взаимностью… Не завершаю свою мысль, так как она неожиданно делает в мою сторону резкое движение, и я первое время вообще не могу понять, что происходит, а когда осознаю, то все равно не могу даже пошевелиться от шока. Ее иссушенные помадой губы настойчиво трутся о мои, а горячий влажный язык пытается втиснуться в мой рот. Уворачиваюсь от этого поцелуя, прижимая руку к своему рту. Меня накрывает волна недоумения и страха, а мысли перемешиваются в невероятную кашу из «О Боже, у нее помада, она же меня всего измажет!» и «Нет, не трогай меня, я не хочу, чтобы ты меня трогала!». Меня почти трясет от отвращения, и я никак не могу совладать с собой.       — Что-то не так? — спрашивает Маша испуганно и пытается коснуться моего плеча. Голос дрожит, а лицо выражает замешательство. Провожу рукой по рту и смотрю на идеально белую ладонь, не веря своему счастью, что мой рот чист от кроваво-красной помады, и не понимая, каким чудом она меня не запачкала. Страх и отвращение потихоньку отпускают меня, и я могу поднять глаза и здраво оценить ситуацию.       — Ну нельзя же вот так… сразу, — пытаюсь оправдаться и выразить максимально безобидно те эмоции, что захлестнули меня. Думаю, что теперь все точно потеряно и свидание безвозвратно испорчено, а потому выгляжу максимально несчастным. Не хочу повторения всего этого, да и сидеть в кино рядом с обиженной девушкой — такое себе удовольствие.       — Максим у нас консервативных нравов. До свадьбы — ни-ни, — шутит Вадим, стараясь разрядить обстановку, но я понимаю, что меня уже ничего не спасет. Чувствую, как щеки медленно розовеют, пятнами переходя в бордовый. Мне страшно неловко от ситуации, в которой оказался. Столько терпел все прикосновения, чтобы вот так провалить абсолютно все просто потому, что не был готов к поцелую — какая же глупость!       — Ничего, все нормально, — говорит Маша спустя довольно длинную паузу и снова пытается коснуться меня с теплой улыбкой. И что, все? Вот так просто из-за одной фразы мое отвратительное поведение прощено? Я просто не могу поверить, что она может понять моих тараканов. Мне успокаивающе кивают и за руку тащат в сторону кинозала, а я и не думаю сопротивляться, все еще находясь в неком подобии шока и отрицания всего, что происходит сейчас. Я просто не готов к такому развитию событий.       Зрительный зал наполовину пуст, что не удивительно, так как сегодня понедельник да и время не слишком позднее. Наши места на дальних рядах, все четыре рядом. Я все еще торможу, так что рассадка происходит без моего участия, и я оказываюсь между двумя девушками, а Вадим в стороне от меня. Разочаровываюсь так, словно бы его близость помогла мне извлечь из сегодняшнего вечера хоть какое-то удовольствие. Настроение стремится к нулю, когда подлокотник между им и рыженькой так и не опускается, и они устраиваются в обнимку. Наверняка во время просмотра будут откровенно трогать друг друга и целоваться, и это вызывает во мне поток неправильной ревности. Ничего не могу поделать с собой, так как одно дело — знать, что Вадим имеет отношения с девушками, и совсем другое — видеть все своими глазами.       Маша старается отнестись с пониманием к моей зажатости, а потому просто устраивается в соседнем кресле, разделив нас подлокотником, но все равно не отпускает мою руку. Довольно быстро гаснет свет, и начинается реклама. Трейлеры мультиков, фильмов о супергероях, какой-то драмы социальной направленности — все это не сильно захватывает мое внимание, а потому я пытаюсь уйти в свои мысли, что мне не дает рука девушки, методично поглаживающая мою ладонь. Такое прикосновение едва ли приятное, скорее неожиданное и странно-будоражащее. Уже не хочу ее отпихнуть, помня о том, как нехорошо обидел ее, но все равно чувствую себя неуютно, словно не на своем месте. После заставки идут первые сцены фильма, а я никак не могу собраться с мыслями для того, чтобы с головой окунуться в сюжет средневекового фэнтези.       Прикосновения становятся смелее, ее когтистые пальцы ползут вверх по моей руке, а голова пристраивается на мое плечо. Словно прощупывает мое терпение, предел, за которым я не смогу больше терпеть и оттолкну ее, а я в это время, как дурак, сижу и сдерживаю желание прекратить эту пытку, потому что боюсь обидеть снова. Странный замкнутый круг, в котором она получает удовольствие, а я страдаю. Медленно закрываю глаза и задерживаю дыхание, стараясь забыться на время от своего тела и сосредоточиться на фильме, но с каждой секундой сделать это все сложнее. Не выдерживаю после того, как ее рука опускается на мое бедро. Ну уж нет, это уже слишком. Мягко отстраняю девушку, буквально съедая себя изнутри за это.       — Не надо, — шепчу, продолжая держать ее плечо на значительном расстоянии. — Пожалуйста, я не хочу, — проговариваю, отчего-то ненавидя себя за это. Стоило бы потерпеть, но мне просто невыносимо. Пусть просто не трогает меня и даст спокойно посмотреть кино. Я мог бы даже шепотом обсуждать с ней сюжет, но при условии, что она не будет закидывать свои грабли на меня.       — Прости, — отвечает обиженно и максимально отстраняется, приваливаясь к другому углу кресла. Снова я все испортил, и теперь рядом со мной нет Вадима, чтобы спасти меня от позора. Хочется кричать от бессилия и бежать немедленно куда подальше. Ну вот о чем думала эта дурочка после того поцелуя? Что я с радостью позволю себя трогать? Намеков это существо явно не понимает, с ней можно только напрямую, и то не факт, что информация дойдет правильно.       Какое-то время пытаюсь смотреть фильм, благо, что ко мне больше не лезут. Но быстро осознаю, что за переживаниями пропустил завязку и теперь слабо понимаю, за что сражаются герои. Прелесть, теперь я на ближайшие два часа заперт в кинозале с неинтересным фильмом и обиженной девушкой. Прямо сюжет для психологического триллера… самого стремного психологического триллера в моей жизни. Пытаюсь анализировать ситуацию и то, что мне стоило сделать по-другому. Естественно, не стоило отталкивать Машу, но кто знает, до чего бы все дошло, если бы я не стал сопротивляться. Стал бы первым парнем, которого девушка изнасиловала в кинозале, потому что ему не хватило ума сказать «нет». Существовал ли вообще хоть какой-то вариант, при котором можно было и девушку не обидеть, и себе не причинять ущерб? «Сразу отказаться от свидания», — подсказывает голос разума. Все верно, но вот одумался я, как всегда, слишком поздно, чтобы хоть что-то изменить.       Копаюсь в себе, ощущая уже привычную психосоматическую боль в висках. Чувствую себя ужасно из-за иррациональной жалости и вины по отношению к девушке. Она ведь не виновата, что случайно была применена Вадимом в качестве некого громоотвода для моих чувств к нему. И тот поцелуй на диванчике для ожидания… как наверняка больно было получить такой грубый отказ, даже не догадываясь об истинных причинах. Провожу неосознанные параллели с тем, как сам оказался в похожей ситуации. Понятно, конечно, что у нас с Вадимом все несколько сложнее и это просто нельзя сравнивать, но, если отбросить детали, то все так и есть. Интересно, он испытывает такую же нелепую жалость ко мне? Разрывается так же между желанием не обидеть меня и одновременно не наступать на свои интересы?       Наверняка да, и это просто ужасно. Невероятно стыдно быть причиной таких его неприятных чувств. Наверняка он тоже думает, как поделикатнее выпихнуть меня из своего круга общения, потому что нас многое связывает и просто так разойтись мы уже не можем. Наверняка одним только присутствием рядом я вызываю в нем бурю сострадания и стыда за самого себя и свои реакции. Наверняка так же не понимает, что со мной делать и как себя вести. От осознания этого за грудиной неприятно тянет, а боль в висках усиливается в разы. Темнота вокруг давит, и я почти на физическом уровне ощущаю, как проваливаюсь в омут боли и отвращения к самому себе. Хочется немедленно раствориться в окружающих меня тенях и больше никогда не появляться в жизни близкого мне человека, которому приношу одни лишь неприятности.       Оставшиеся часы в кино проходят для меня как в тумане: гоняю по кругу одни и те же мысли, периодически засыпая под влиянием темноты и просыпаясь от гудения эпичной музыки в фильме. Смотрю внимательно только финальную битву и пафосный диалог между злодеем и героем. Наверняка в нем раскрывается множество фактов, которые оставались тайной на протяжении всего фильма, но я пропустил все это, а потому не испытываю «вау»-эффекта по завершении. Наконец плавно загорается свет, и все вскакивают со своих мест, спеша покинуть кинозал. Я медленно отмираю от оцепенения и слегка потягиваюсь, разгоняя кровь по затекшим мышцам.       Поднимаемся на ноги почти синхронно, и я не могу отказать себе в удовольствии поглядеть на сладкую парочку, что донимала пошлыми причмокиваниями по правую руку от меня. Щеки рыжей так и горят алым, а губы припухли от поцелуев. А скромница-то оказалось довольно смелой под покрывалом темноты — вряд ли Вадим принуждал ее к чему-то. Сам парень выглядит абсолютно довольным, словно сытый кот. Меня так и переполняет ревностью и ненавистью к ним обоим, и я сгораю изнутри, как спичка, от невозможности что-либо изменить. Я ведь всего лишь друг.       Покидаем кинотеатр, обсуждая просмотренный фильм, а мне остается только молча удивиться, когда эти двое успевали обращать внимание на экран. Я веду себя тихо и стараюсь проявлять максимум вежливости по отношению к Маше: помогаю надеть куртку в гардеробе и по выходе из торгового центра вновь предлагаю свою руку. Она не сопротивляется моим попыткам хотя бы в последние минуты нашей встречи вести себя по-джентльменски, но держится слегка обособленно. Между нами виснет странное напряжение, которое не проходит мимо внимания Вадима. Парень хмурится и старается разглядеть в моем лице ключ к причине нашей нервозности. Мне страшно, что это свидание будет провалено и он так и не оставит попыток сделать меня «нормальным».       Решаю наконец подать голос и вклиниться в обсуждение фильма, благо, что диалог плавно движется к концовке. Вставляю пару остроумных замечаний, веселя всех фразами в духе «этот с бородой» или «тот суровый боров со шрамом через все лицо», так как и под угрозой смерти не вспомню ни одного из имен героев. Обстановка постепенно разряжается, так что к моменту, когда подходим к воротам школы, Маша уже снова беззаботно жмется ко мне, видимо, осознав, что в произошедшем есть доля и ее вины, так что долго держать на меня зла нет смысла. Но главной наградой для меня становится одобрительный взгляд Вадима, тоже заметившего такие перемены.       Подходим к дверям школы аккурат к семи вечера, и девчонки прощаются с нами, чтобы успеть переодеться до ужина. Говорим много теплых слов друг другу и обещаем как-нибудь встретиться уже тет-а-тет каждый со своей половинкой. И если обещанию Вадима хоть сколько-то можно верить, то я вру просто без капли совести. Я уже заранее решил, что никакого продолжения не будет. Это был интересный, но едва ли приятный опыт, так что теперь я твердо убежден, что девушки мне интересны только как возможные друзья, но никак не романтические партнеры. Чувствую себя погано из-за того, что не могу сразу высказать ей все прямо, не оставляя ложных надежд.       Пока поднимаемся по лестнице, Вадим говорит мне что-то о том, что я был хорош, а мою реакцию на поцелуй можно понять, так что мне точно стоит рассчитывать на продолжение знакомства. Не слушаю его и скрываюсь за дверью своей комнаты прежде, чем он успевает окликнуть меня. Пока стягиваю верхнюю одежду, чувствую, как нестерпимо начинает ныть голова, а в сердце разливается тягучая горечь. Откидываюсь на постель и понимаю, что не хочу видеть кого бы то ни было сегодня. Я оказался в невероятно глупой лицемерной ситуации, в которую вообще не должен был ввязываться, просто сразу отказавшись от этого дурацкого свидания, и едва ли понимаю, как выбраться из нее, не запачкавшись.       Еще и тяжелые мысли о Вадиме никак не отпускают, и я волей-неволей провожу параллели с ним. Он тоже чувствует себя до звенящего эха опустошенным после каждой встречи со мной? Мне бы придержать свои чувства и больше никогда, ни единым взглядом или движением, не показывать их, чтобы хоть как-то облегчить его муки. Переворачиваюсь на бок, закутываясь в плед прямо поверх одежды, и пытаюсь усилием воли вымести все нехорошие мысли, но они все лезут и лезут из каждой щели моей больной головы, словно тараканы, и мои попытки справиться и больше не думать их кажутся нелепыми и безрезультатными. Сейчас бы побыстрее провалиться в сон, чтобы скорее новый день с новыми переживаниями, а не вот это вот все.