Энтропия

      — ...Сделай с ним что-нибудь! — заканчиваю свою пламенную речь, на протяжении которой откровенно поливал Олега грязью. Высказываю Вадиму все, что думаю по поводу его методов, и на самом деле надеюсь, что он встанет на мою защиту. С самого утра ведет себя как обычно, словно и не было последней нашей ссоры, разве что держится чуть в стороне и больше не пытается пойти на сближение, что мне, однако, только на руку. Сам регулирую нашу близость, пока что жестоко ее дозируя, позже планируя чуть расширить границы дозволенного. Пока разрешаю взять себя за руку и отвести на завтрак — о большем ему пока даже мечтать не следует. — Он же надо мной издевается! — продолжаю ныть, ковыряясь ложкой в кукурузной каше, и думаю, стоит ли наглеть и просить у него разрешения опять ничего не поесть. С утра попытался соврать, что ходил на ужин, но быстро был вычислен по мимике и жестам (ну не умею я врать, что уж тут поделать), и теперь «прежде всего своему организму обязан поесть», по словам Вадима.       — Нет, он просто привык так общаться. Я говорил с ним, просил быть помягче… Просто отнесись с пониманием, ему тоже непросто, — отнюдь не защищает Олега, но и не поддерживает меня безоговорочно. Понимает меня прекрасно, но и Олег ему дорог, а потому Вадим изо всех сил старается усидеть на двух стульях, что меня раздражает. Я должен отнестись с пониманием к мерзкому поведению Олега?! Я ничего не сделал, чтобы ему было «непросто». Он не умеет вести себя нормально, постоянно провоцирует, а я еще должен относиться к этому с пониманием! Смотрю прямо на Вадима, стараясь передать всю гамму своих не самых приятных чувств, а он словно и вовсе не замечает моего состояния. Спокойно доедает свою порцию завтрака и пристально следит за тем, чтобы я тоже не отставал.       — Он меня заставляет отпрашиваться, чтобы выйти! — выдаю свой главный козырь. Вот это меня больше всего бесит: в этой школе даже учителя спокойно реагируют, если ты просто встаешь и выходишь, а Олег тем более не должен возбухать по этому поводу. — Четыре часа просидеть на одном месте! Еще и за чаем сходить нельзя! — откровенно жалуюсь, вроде по пустому поводу капризничая, но мне очень и очень важно вызвать сочувствие у Вадима, ведь только он может хоть как-то повлиять на этого изверга. Меня Олег и слушать не станет, только снова посмеется или, чего доброго, еще что-нибудь похуже придумает, чтобы меня задеть. Ему не «непросто», ему просто нравится глумиться надо мной, а в такой атмосфере я не могу эффективно учиться.       — Да ладно, никто же тебя силой не держит! — не верит мне и даже тихо смеется. С крайним снисхождением относится к моим словам и, как маленькому ребенку, начинает разъяснять: — Если тебе прям очень нужно — иди. Но, как Олег сказал, ты просто ленишься и пытаешься каждые пять минут бегать, — этим мгновенно показывает, что полностью на стороне Олега в этом вопросе. Он кому верит, своему парню или просто другу? Еще бы сказал, что нормально, как попугайчик, каждый раз говорить «спасибо» этому придурку.       — Он тебе рассказывает обо всем? — переспрашиваю на всякий случай, чтобы не ругаться раньше времени, и только после того, как получил равнодушный кивок в ответ, могу начать возмущаться: — Зачем?! — почти вскрикиваю. Не хочу, чтобы Олег докладывал Вадиму о моих «успехах». Еще переврет все, выгораживая себя, и как я потом буду доказывать Вадиму свою правоту? Олег же для него непререкаемый авторитет, а я так, капризный дурачок, которого и слушать не надо. — Это не… — перебиваю его при первой же попытке объяснить, так как вопрос «зачем?» явно глупый и вовсе не требует ответа. Естественно, чтобы контролировать меня и заполучить еще один рычаг для совершенно ненужной мне заботы. Хочу сказать, что это не его дело и он не имеет никакого права следить за мной таким образом. В конце концов, если мне понадобится его помощь, я сам все ему расскажу и попрошу. Почему все, что касается меня, случается в обход моего мнения?       — Нет, не говори это! — вскрикивает, перебивая меня, и на нас даже оборачиваются несколько человек. Краснею, пряча глаза, и мысленно ругаю Вадима последними словами. — Ты сейчас хочешь сказать, что «это не мое дело», но не надо. Ты просто не понимаешь, как больно это слышать, — шепчет, когда все зеваки потеряли интерес и вернулись к своим делам. Очень пристально, я бы даже сказал, пронзительно, смотрит на меня, стараясь задеть самые глубокие и тонкие струны души. — Давай договоримся: ни ты, ни я никогда больше не будем говорить такого, — предлагает и вроде играет заботу обо мне, но то ли не думает, то ли игнорирует тот факт, что мне по большому счету все равно. Если я считаю, что это Вадима не касается — так я и говорю это напрямую, и Вадим в праве сказать мне так же. Я же не лезу в его проблемы с учебой, опять же, после того, как мне было сказано «не брать в голову». Захочет рассказать — расскажет, а нет — я не буду выпытывать. Ну почему наши мнения по этому вопросу не совпадают?       — А если мне нужно сказать, что это не твое дело? — возражаю осторожно, чтобы снова ненароком не обидеть Вадима. Все-таки мы в первый раз хотя бы пытаемся поговорить о том, что его волнует, и не ругаемся — уже это очень и очень большой шаг для наших отношений, и я не имею никакого морального права все испортить. Правда стараюсь его понять, но риторика про «никогда не говорить такого» мне категорически не нравится. Не хочу молчать и держать в себе то, что мне не нравится, и своим же молчанием давать разрешение Вадиму делать все, что только ему вздумается. Понимаю, что мы пара и не должны иметь секретов друг от друга, но пока я не готов доверить ему прям все, а уж тем более разрешать ему без спроса как-то влиять на мою жизнь. Чаще всего без злого умысла вмешивается и даже пытается мне помочь, но и этого я не хочу. Если будет совсем невмоготу, расскажу ему о своих проблемах и попрошу поддержки, но пока мне это не нужно, я не хочу его нервировать лишний раз и приучать чуть что, сразу же брать все на свои плечи.       — Есть миллион способов сделать это помягче, — объясняет, недовольно морщась, но терпит мое упрямство, в который раз до боли наступив на себя. — «Не волнуйся, все будет хорошо», «Я не хочу, чтобы ты вмешивался»… Разные способы и под разные ситуации. Если не понимаешь, зачем перефразировать и юлить — и не надо. Просто делай это для меня, пожалуйста, — очень просит и наконец не скрывает, что это нужно только ему. А для меня открытие, что «не волнуйся» равно фразе «не твое дело». Против воли начинаю вспоминать, сколько раз Вадим говорил мне это, и мысленно заменять одно на другое… очень интересно.       — Так вот, Вадим, «я не хочу, чтобы ты вмешивался», — тут же пользуюсь его советом, но так показательно повторяю слово в слово фразу, которую он советует, что само собой получается снова нахамить. Морщится, показывая все свое отношение к такому моему демонстративному поведению, но тем не менее смиренно кивает и обещает больше не расспрашивать Олега обо мне без крайней необходимости. Последняя ремарка мне совсем не нравится, но отбить полную неприкосновенность у меня все равно не получится, так что предпочитаю промолчать. Да и Вадим вовсе не настроен меня слушать: уходит в свои мысли, размазывая по тарелке последнюю ложку каши, а на меня, напротив, шикает, чтобы быстрее доедал свою порцию. Злюсь и пытаюсь возразить, но все как об стенку горох. Бунтовать не решаюсь, смиренно доедаю все и только после этого получаю кислую похвалу и ворчание о том, что со своими капризами веду себя хуже детсадовца. Отражаю все его претензии фразой о том, что он со своим ворчанием — хуже деда. На этом и сходимся, окончательно закапывая топор войны.       И все-таки состояние Вадима меня отнюдь не радует, а порою даже пугает: снова он смиренно проглотил обиду на мои слова и что-то решил для себя. Сделал свои выводы, о которых мне остается только догадываться. Чувствую, что все это только сильнее разводит нас, но поделать ничего не могу — кажется, что каждым своим словом делаю только хуже. Иногда придерживаюсь образа Снежной Королевы, а иногда говорю то, что на самом деле думаю — но Вадиму все одно. Держит обиду, но терпит, потому что не хочет новых ссор, и с каждым днем это все больше копится в нем, в собственном соку варится, кипит, и Вадим обязательно когда-нибудь взорвется, как сломанная пароварка, если я не соизволю снизить давление. Пока не могу и крупицы лишнего допустить в наши отношения, а потому только надеюсь, что сумею не упустить точку невозврата.       На уроках садится со мной и пробует завести разговор о разных мелочах, «как в старые-добрые», но видно, что делает это через силу. Не хочет говорить со мной и, возможно, даже видеть, но все равно пытается, словно бы подавая мне пример, как нужно поступать со своими эмоциями… Вот только я не могу играть безмятежность, когда понимаю, что все совсем не хорошо. Вчера серьезно поссорились, он обругал меня матом и сказал, что даже называть меня своей парой не желает, а сегодня носится, как с хрустальным, и я понимаю причины… по крайней мере, пытаюсь понять, но принять не получается. Слишком лицемерно. О каком вообще доверии может идти речь, если все свои эмоции Вадим душит глубоко внутри? Пытаюсь поддерживать этот пустой диалог, но вскоре аккуратно съезжаю. Отвечаю все ленивее, и все само собой сходит на нет. На второй завтрак мы еще идем вместе, Вадим так же внимательно следит за тем, чтобы я обязательно доел свое несчастное яблоко, но уже на следующем уроке он по привычке сбегает к Олегу.       Расстраиваюсь очень сильно, но виду не подаю: открываю свой «любимый» учебник по алгебре и пытаюсь разобраться с тригонометрией — единственной темой, которая у меня провисает. Вчера у Олега решил просто миллион примеров и из всего понял только одно: я, оказывается, что-то еще могу. Не нарешал типовые примерчики из учебника, а действительно разобрался, что и как надо делать, чтобы задача решалась. Только все эти синусы-косинусы никак не понимаю — и это надо срочно исправлять. Занимаюсь делом, не позволяя разным грустным мыслям лезть в голову, потому что вроде как сам добивался, чтобы Вадим отстал от меня и перестал прыгать вокруг, изображая заботу и непринужденность — вот и получил, горевать теперь не о чем. Сам не понимаю, чего хочу, и Вадим ни в коем случае не виноват в этом. Если бы он показывал всю свою искреннюю злость и раздражение, мы бы в конце концов в пух и прах разругались, я бы так же тяжело переживал и мысленно просил Вадима одуматься и успокоиться. Но и это показное «все нормально» тоже никак меня не успокаивает. Наверное, просто хочется, чтобы все действительно было хорошо, не условно, а по-настоящему. Теперь даже я уже начинаю сомневаться, что когда-нибудь это станет возможным.       Естественно, новая тема никак не поддается, с какой бы стороны я ни заходил. Сначала пытаюсь выписать все вопросы и сложные моменты на отдельный лист, чтобы конкретно расспросить Олега, но после плюю на это, так как спотыкаюсь практически о каждое новое понятие. Будет проще, если он сам с чистого листа будет мне все рассказывать. Главное, чтобы держал свой длинный язык в узде, а то никаких нервов не хватит терпеть его шуточки и одновременно пытаться воспринять новый материал. Доживаю до конца дня на одном автопилоте, на Вадима поглядываю лишь мельком и то когда он не видит — не хочу, чтобы он знал, что я опять сглупил и все испортил. После последнего урока собираю вещи в портфель и не могу найти в себе сил идти на занятия с Олегом. Все так же в три и все так же аж до семи вечера. Еще и Вадим наверняка не спустит мне с рук сразу же завалиться спать и потащит на ужин, и вот тогда, уставший и злой на весь мир, я едва ли смогу удержаться и не наговорить ему лишнего. Боже, ну почему так сложно-то все?       Вадим ловит меня за руку и ведет на обед. Неожиданно спрашивает, как продвигается алгебра, а на мое немое удивление, признается, что видел меня с учебником. Передает слова Олега о том, что это все равно не спасет меня от разноса за вчерашнее, но похвально — ничего не скажешь. Я же лениво огрызаюсь и снова повторяю про то, что «не хочу, чтобы он вмешивался». Отлично, они обсуждают меня за спиной, вместе надо мной издеваются и Вадим даже находит это забавным. Вот и сейчас на новый мой укол только улыбается и на дальней лестнице даже пытается обнять (благо, народу тут немного). Не даюсь, резко сказав, что мне не приятно, когда он вот так лезет. На уточняющий вопрос, что именно мне не нравится: что могут увидеть или просто его прикосновения — отвечаю «второе» и ой как ошибаюсь.       — Мне с каждым днем все больше кажется, что ты делаешь это специально. Сначала думал, что тебе неловко или ты просто не умеешь проявлять чувства… — признается, вроде с сожалением, но я чувствую, что он злится. Отпускает мою руку и теперь просто идет рядом, снова окопавшись в своих мыслях.        — Вовсе нет, я просто привык так общаться. Отнесись с пониманием, мне ведь тоже непросто, — откровенно довожу его, копируя его же фразы про Олега. Дергается и открывает было рот, чтобы как-то возразить, но сам себя затыкает. Качает головой, выкидывая из нее все первые злые мысли. Проводит рукой по лицу, будто снимая с него паутину, и борется, отчаянно борется с собой. Знает, что новый наш скандал ничем хорошим не кончится, а потому терпит, чтобы не усугублять. Дышит глубоко и только спустя несколько лестничных пролетов, когда я отчаялся услышать хоть какой-то ответ, наконец начинает говорить:       — А я все равно тебя люблю. Даже когда ты специально хочешь меня задеть, словами или жестами… Если это такая твоя проверка, то я говорю, что люблю тебя и ни за что не брошу, как бы ты ни ерничал, — признается, и слова очень громкие, несмотря даже на то, что он почти шепчет, чтобы ничьи слишком любопытные уши не подслушали наш диалог. Меня действительно трогает, но посыл в духе «ты ужасный, но я все равно буду тебя любить» донельзя унизительный. Делает из себя жертву, а меня тыкает в каждую свою обиду, заставляет почувствовать вину, но любя… Снова прогибает под себя, стараясь убедить, что один он знает, как правильно, а любое выражение моего мнения — это провокация, не более. Мне неприятно, когда меня пытаются обнять, хотя между нами все до сих пор не слава Богу и эта нежность — не более чем показуха.       — Какой подвиг с твоей стороны! — не могу удержаться от едкого сарказма. — Тебе бы прям памятник поставить как великомученику, — выражаю настоящее свое отношение к такой показательной жертвенности. Если ему что-то не нравится — может идти, никто его не держит и не принуждает, чтобы вот так говорить. Я такой весь из себя ужасный и должен падать Вадиму в ноги только за то, что он меня терпит и «любит, несмотря ни на что»… Ой, какой я неблагодарный, Олег бы давно упал в обморок от такой наглости! Вот только к черту такую благодарность. Его великая жертвенность мне не нужна, а прививать мне ложное чувство вины я не позволю.       Вадим молчит и снова замыкается в себе, молчит и проглатывает новую обиду, что порядком меня бесит. Его раздражает моя холодность и хамство, а меня — его лицемерие и показательная жертвенность. Мы снова безнадежно отдаляемся друг от друга. И самое страшное, что я уже не могу выйти из своего образа: Вадим всеми своими действиями будто заставляет меня спорить с ним и выставлять все большее количество рамок. Только для того, чтобы защищаться от всех его претензий, новых способов близко подойти ко мне и выставить свою жертвенность… Тоже ухожу в себя и думаю, как выпутаться из этого, смиренно съедаю свой обед, даже не попытавшись вставить что-то поперек уже привычному монологу Вадима о здоровье. Вот он снова заботится обо мне, и это правильно — если со стороны смотреть, так и вовсе я кажусь бездушной сволочью, но при знании контекста… Забота вопреки тому, что мы без конца ругаемся; забота вопреки тому, что я только и делаю, что обижаю его, а ему приходится терпеть и раз за разом приносить свои интересы в жертву. Лицемерие. Не могу отделаться от этого ощущения.       До моей комнаты идем вместе физически, но каждый в своих мыслях. Без спросу входит за мной в комнату и остается на короткий промежуток между уроками и занятием с Олегом. Спрашивает, как мой настрой, опять же с показным смирением слушает мое «не переживай об этом». Делаю отсылку на наш утренний диалог, за который мне до сих пор обидно. Полностью встал на сторону Олега, а теперь включает показательную пожалейку и ложное участие там, где я его не просил. Когда мне действительно нужно, его нет, а когда от него ничего не требуется, кроме сочувственного взгляда, то он тут как тут. Выгнать его хочется невероятно, но я очень устал за утро и меня ждет не менее тяжелый день с Олегом — к новой ссоре я пока не готов. Вместо этого лезу в пакет с конфетами и достаю свои любимые мармеладки в виде долек, от которых уже осталась едва ли треть. Вадим торчит рядом молчаливой тенью, с опаской приобнимает меня за плечи и молчит. На мое робкое «не надо» сразу же отпускает и шипит будто от боли, но молчит. Снова.       На казнь к Олегу идем вместе, и, только переступив порог своей комнаты, Вадим по-настоящему расцветает. Включается в шуточную перепалку с Олегом, обсуждает с ним прошедший день, а я чувствую себя бесконечно лишним. Масла в огонь подливает еще и сам Олег:       — А ты чего притащился? Время без пяти, ну-ка выйди за дверь и карауль ровно до трех, — шуточно посылает меня, когда я уже вроде бы собрал в себе силы на то, чтобы, никому особо не мешая, тихо сесть на то же место, где я вчера решал примеры. Так и замираю, подвинув стул на миллиметр, и очень не хочу просить помощи у Вадима, но мои глаза сами поднимаются на него. Тоже смеется от очень глупой шутки, но заметив мое замешательство, теряет все веселье и готовится защитить меня.       — Тихо! — осаждает его мгновенно, особенно не напрягаясь и ни капли не ломаясь по этому поводу. — Макс и так от тебя в шоке, а ты еще такие шуточки бросаешь. Успокойся, — не давит, а скорее сам включается в эту игру. Шуточно пытается активировать в Олеге чувство вины, которое у этого садиста просто отсутствует.       — Ой-ой, какие мы нежные! А о моей тонкой душевной организации кто подумает? Я этого уродца дольше четырех часов в день терпеть не готов, — возражает, но вовсе не зло и почти сдаваясь, пока я так и не могу понять, что мне делать: все-таки сесть за стол или послушно выйти в коридор. Глядит на Вадима испытывающе, но не всерьез, а только подкалывая тем, что на этот аргумент ответа у него нет.       — У меня для тебя плохие новости, — не теряется Вадим. Отворачивается, сбрасывая портфель на кровать, и начинает расстегивать рубашку, чтобы переодеться в что-то более комфортное. Еле давлю в себе желание куда-нибудь спрятать глаза, но Олег совсем не стесняется такой обычной бытовой ситуации, а меня может еще и осмеять за девчачий стыд. Потому отчаянно краснею, стараясь удержать взгляд и при этом не пялясь откровенно на открывшийся вид, и слушаю непринужденный монолог Вадима. — На следующий год я по-любому буду просить комнату с Максом, а ты, если не хочешь остаться на улице, так как абсолютно каждый видит тебя своим соседом только в страшных кошмарах, будешь жить с нами, — ставит ультиматум, который Олег принимает с молчаливым кивком — нечего возразить. А вот у меня еще как есть.       — А меня кто-нибудь спросил? — подаю голос, когда Вадим уже справился с рубашкой и надевает вместо нее свободную футболку. Спасибо большое, хоть не будет сверкать передо мной голым торсом.       — Вот правильно, сначала у своего ручного хомячка поинтересуйся, как ему такой вариант. А когда он тебе по обыкновению скажет «нет», вернись к мысли о двушке, которую мы с тобой вместе выбьем на следующий год, — Олег мгновенно цепляется за подброшенный мною вариант, и мне становится стыдно за его «по обыкновению скажет нет». Может, и не скажу нет, может, я вполне не против совместной комнаты на следующий год, но надо же со мной это обсудить, а не решать все за моей спиной, как Вадим давно взял за привычку. — Размечтался. Вы разбежитесь через пару недель, а Раиска уже подсуетится о трешке. Кого мы на пустую кровать поселим? Снова какого-нибудь неадеквата «вещи не клади, поздно не шуми, моим воздухом не дыши»? — злится и выходит из образа вечно равнодушного и с юмором ко всему относящегося человека.       — Двушки очень тесные, так что я все-таки склоняюсь к трешке или вообще четверке. С Максимом или без него, — спокойно отвечает Вадим и, к моему удивлению, даже не пытается опровергнуть фразу Олега по поводу нашего скорого расставания. Неужели чувствует, что все уже потеряно? Зачем тогда вообще продолжает пытаться вновь и вновь достучаться до меня? — И, кстати, пока мы с тобой пререкались, как раз прошло пять минут, так что тебе пора превращаться из злобного тролля в математическую фею-крестную, — подкалывает Олега, снова выводя диалог в мирное русло. Подумав несколько секунд, решает сменить еще и неудобные классические брюки на джинсы, чем окончаетельно вгоняет меня в краску. Прячу взгляд под предлогом того, что отодвигаю стул и наконец сажусь на место.       — Так, мне нужны три крысы, пять мышей и две ящерицы, — неожиданно заявляет Олег с показной серьезностью, а я весь с опаской сжимаюсь и смотрю на него, как на полоумного. Это искрящееся ненормальное веселье меня пугает. Вчера заставлял повторять ему бесконечные благодарности, а сейчас я даже не удивлюсь, если действительно, теша свое эго, пошлет собирать ему домашний зоопарк. — А что ты так удивляешься? — возмущается показательно. — Я же фея-крестная! Как было в сказке, прикоснусь волшебной палочкой к мышам, они превратятся в учебники, и ты станешь прекрасной принцессой, которая поразит всех на экзамене своими знаниями, — объясняет свои шизофреничные умозаключения, и если это должно быть смешно, то мне совсем нет. Именно об этом я и говорил Вадиму, когда жаловался на дурацкие подколки, ни разу не смешные, но как всегда обидные.       — Ха-ха, — откликаюсь совсем не весело, словно эхо в горах, воспроизводя только звук, но не эмоцию. Тем самым показываю свое отношение к подобному поведению и вроде рискую нагнать на себя гнев Олега, но в присутствии Вадима совсем не боюсь этого — он в случае чего заступится и поможет мне все уладить. Хоть какая-то помощь от него будет не навязанной и совсем не лишней мне.       — А теперь серьезно, — ловит мой недовольный тон и снова кладет передо мной папку с файлами. — Вчера я провел над тобой небольшой эксперимент — посмотрел, как ты поведешь себя в условиях четырехчасового жесткого экзамена, — вроде бы мне объясняет, но то и дело оглядывается на Вадима, рисуясь перед ним. — Какие выводы ты сам можешь сделать, владея данной информацией? — сразу же нападает на меня. После вчерашнего я много понял, но очень боюсь озвучить все Олегу, потому что мое субъективное утверждение «хорошо освоил все темы и провисает только тригонометрия» является очень спорным. Сам-то Олег гораздо лучше меня разбирается в математике, и то, что для меня «хорошо», для него едва ли тянет на слабую троечку. Не хочу новых насмешек, но и строить из себя дурачка, который механически решает примеры, совсем не понимая ни своего уровня, ни зачем ему это все надо, не хочется еще больше.       — Ну… У меня неплохо получается решать примеры почти по всем темам… — начинаю с опаской и вижу, что Олег в какой-то момент хочет меня перебить: открывает было рот, но тут же замолкает, давая мне возможность договорить. Смиренно кивает, обозначая, что слушает, и в одном этом его жесте столько вежливости, сколько я не видел от него за все наше знакомство. Тут же тушуюсь и стараюсь побыстрее закончить: — Только по тригонометрии все плохо, — говорю и не могу не обернуться на Вадима, потому что жутко интересно, как он отреагирует на такие мои успехи. Но он даже не смотрит в мою сторону, а если и слушает, то виду не подает: удобно расположился на кровати, положив учебник сбоку, и полусидя что-то пишет, используя папку-планшет в качестве подложки. Наверняка страдает от того, что мы с Олегом заняли единственный стол в комнате, но пойти заниматься в учебный корпус даже не думает по скрытым от меня причинам.       — В целом, да, но ты не уловил суть. Четыре часа длится письменный экзамен по математике у химиков. Три блока: алгебра, геометрия и матан — и в каждом по энному количеству примеров. Естественно, все очень легко и даже пары часов должно хватить, чтобы все решить, но давай смотреть по факту: в первый час ты решаешь бодренько, ко второму устаешь и начинаешь каждые пять минут проситься в туалет (я думаю, не из-за резко открывшегося недержания), — по инерции подкалывает меня, и я мгновенно впадаю в краску, потому что все это слушает Вадим, которому я с утра доказывал, что Олег говорит неправду. — На третий час входишь в транс и очень медленно, но зато упорно все решаешь — и так до конца экзамена. Вывод: тебе надо учиться решать все быстро, чтобы успевать все за первый час, а в оставшиеся только лениво проверять. Согласен? — продолжает, очень четко, по тезисам формулируя свою мысль, и я даже теряюсь в обилии информации.       — Я думаю, сначала нужно просто научиться решать… — вставляю робкое замечание, а Вадим, про которого я уже успел забыть из-за его крайней незаметности, хмыкает и посмеивается. На раздраженный взгляд Олега прикрывает рот и машет рукой, мол, не обращай внимания. И мне тоже смешно за то, как он изо всех сил строит из себя невидимку, но тем не менее внимательно слушает нас с Олегом. Снова чувствую к нему тепло и даже жалею, что не он занимается со мной. Не было бы и половины той нервотрепки, что дарит мне Олег, все происходило бы гораздо радушнее и эффективнее… Но у Вадима куча своих долгов, которые ему обязательно нужно закрыть до мая, чтобы его вообще допустили к сессии, и я не смею его отвлекать.       — О, ну это само собой, — не теряется Олег, хотя продолжает недовольно зыркать в сторону Вадима. Ох, как его бесит, что у наших занятий есть «невидимый» наблюдатель и ему постоянно нужно рисоваться не только передо мной, но еще и перед ним. — А еще я для себя заметил, что одним и тем же ты долго заниматься не можешь, и я бы рад делать перерывы… скажем, заниматься два часа днем и два часа после ужина… — тянет уже заманчиво, специально соблазняя меня очень выгодным для нас обоих предложением, но так же жестко обламывает: — Но этим нужно было заниматься, как минимум, месяц назад, а так как у нас с тобой сроки горят, постановим, что «смена вида труда есть отдых». Благо, что ты не совсем нолик в алгебре и можно начать знакомство с матаном, разбавляя все физикой, — оглашает свой план, а я уже заранее морщусь, предвкушая все это. — А теперь ты мне расскажешь, что вчера выучил по химии, — заявляет и садится на стул рядом со мной, изображая заинтересованного слушателя.       — Ничего… — отвечаю с опаской и не зря: Олег тут же приподнимает брови и подается чуть вперед, снова пугая меня излишней близостью. — Я устал вчера сильно, ни строчки бы не смог выучить, — начинаю заранее оправдываться, пока Олег потихонечку надвигается на меня. Теснит скорее для того, чтобы надавить морально, но от понимания этого не легче. Я прикосновения Вадима-то еле выношу, а уж любого другого человека хочется держать на расстоянии как минимум метра. Как можно сильнее вжимаюсь в спинку стула, но, естественно, меня это не спасает.       — Значит так, — начинает, уже заранее пугая меня угрожающими интонациями. — Если ты, гаденыш, не будешь зубрить свою химию и похеришь все мои усилия, завалив экзамен… Единственный, блядь, экзамен, за который я не отвечаю… — злится и уже откровенно угрожает мне, а все, что я могу, это стараться максимально отодвинуться и кинуть быстрый испуганный взгляд на Вадима. Не прося помощи или что-то в этом духе, просто интуитивно ищу его глазами и нахожу — тоже обеспокоенного таким негативом в мой адрес.       — Олег! — окликает его Вадим, среагировав мгновенно. Поднимается из положения полулежа в нормальное сидячее, и видно, что готов в случае чего подойти и самому решить ситуацию. Не верю, что сможет побить своего друга, даже если этот друг меня обидел, но вот то, как резко подходит и оттаскивает Олега от меня, представляю себе очень хорошо. Подается вперед и смотрит испытывающе, ожидая ответа, а глаза горят недобрым холодным блеском. — Будешь еще раз так агрессивно наезжать на моего парня — покусаю, — угрожает с очень серьезной интонацией, но слова выдают скорее шуточную издевку. — Ты чего бесишься? Тебе не все равно, как он чего сдаст? — спрашивает очень вкрадчиво, и с этого момента диалог приобретает более интимный характер. Чувствую, что Олега внутри что-то грызет, потому что изменения в нем я тоже заметил, но выговориться он сможет только Вадиму, и то если меня не будет поблизости. Чувствую себя невозможно лишним сейчас, но предпринять ничего не могу.       — Нет, мой милый друг, мне не все равно, — отвечает с глубоким выдохом, но продолжает кипеть внутри — видно по глазам и зажатой позе. Слава Богу, отстраняется от меня и наконец обращается к Вадиму. — Я не хочу, чтобы он слил все мои усилия. Если я что-то делаю, то хочу видеть результат, — откровенно давит на него, а я поперек не могу ничего сказать — страшно. Видеть просто недовольного Олега уже неспокойно, а настолько взбешенного непонятно чем — совсем не хочется провоцировать еще больше.       — Так ты увидишь результат. На экзамене по математике, — кивает Вадим, снова убаюкивая этого демона. Расслабляется сразу же, как только угроза мне миновала, и снова откидывается на подушку за спиной, беря в руки папку-планшет и ручку. — Отстань от него с химией, он не глупый и сам справится. Это не твоя проблема, — снова убеждает, но уже лениво, и возвращается к прерванной учебе. Олег снова злится, окатывает сначала меня холодным взглядом, затем снова Вадима, но наконец признает свое поражение и, тихо фыркая, практически без перехода раскладывает передо мной какие-то листочки, начиная объяснять разные интересные способы эффективно и быстро решать логарифмы. Действительно рад, что конфликт улегся, но как-то слишком резко, совсем ничем не закончившись.       — Э-эй, я перед кем тут распинаюсь?! — спрашивает Олег совсем беззлобно, но все равно пугая меня новой претензией. Делает несколько щелчков у меня перед носом, стараясь привлечь внимание, и меня очень сильно это обижает, так как я правда внимательно слушал, а Олег с чего-то решил, что я витаю в своих мыслях. — Ручку в зубы и записывать! Я по десять раз повторять не буду, а тебе это все еще нужно будет выучить. И если Вадим сказал не приставать к тебе по поводу химии, то по математике и физике я буду спрашивать вдвойне, — обещает мне коварно и вроде ругается, но все равно понимающе и по-доброму, словно родители, которые так же в зеленой молодости пытались заставить меня учиться. Подчиняюсь тут же, даже особого противоречия не чувствуя.       Так потянулись длинные, но не скучные, а исключительно насыщенные дни. С Олегом занимаемся ежедневно, чаще по шесть часов после уроков, иногда он задерживает меня до самого отбоя, очень увлекшись рассказываемой темой, иногда бывают дни, когда его все бесит и он быстро дает мне какое-нибудь задание на закрепление и выгоняет, но в основном все стабильно. Я демонстрирую исключительное рвение к учебе, что и не удивительно: Олег просто отлично разбирается в материале, но главное — хорошо его объясняет, а в присутствии Вадима еще и держит своих демонов при себе. Олег же рад моему усердию и почти не придирается, постепенно привык ко мне и принял некоторые мои особенности вроде визуального мышления и иногда тугодумия. Если и подкалывает, то по-доброму, но в основном сохраняет во время занятий серьезный тон. Правда сидит со мной до последнего, по каждой теме может часами спрашивать и объяснять.       Позже и сам нахожу смелости, чтобы что-то спрашивать у него. Чаще отвечает мне спокойно, но один раз я имел неосторожность подойти к нему при всех в классе, за что был без лишних слов, одним холодным взглядом, послан куда подальше. Когда видят остальные, ему стыдно даже заговаривать со мной, но я и не думаю обижаться: спокойно ухожу в социальные сети, чтобы донимать его оттуда личными сообщениями. Так нам обоим проще: ему удобно делать вид, что со мной он совсем не общается, а в ответ я получаю от него полезные ссылки, что не получилось бы в личной беседе. Впервые не чувствую его равнодушие, и хоть он часто кидается колкими фразочками, к ним я уже привык и наконец научился относиться с пониманием. Различные бесящие сахарные прозвища вроде «мышки» стали для меня почти родными, и постепенно я учусь отвечать Олегу на равных, но осторожно, чтобы это ни в коем случае не походило на хамство. Включаюсь в эти дружеские взаимные подколки, и наши занятия сразу же становятся в разы теплее, становится проще находить общий язык, а когда перед глазами начинает рябить от цифр, очень приятно выплеснуть пар в шуточном споре с Олегом. В общем, не жизнь, а идиллия.       Жаль только, что с Вадимом совсем не срастается. Он целыми днями тоже учит, только свои хвосты, а максимум нашего общения — это перекинуться парой фраз за завтраком и дать друг другу списать недостающие домашки (я ему геометрию и химию, он мне математику и физику, несмотря на то, что Олег вечно старается агитировать меня делать все самостоятельно). Глубоко уходит в себя, стараясь освоить всего за месяц кучу предметов, так что в течение недели его вообще не видно. А если на выходных он и пытается напроситься со мной погулять или посмотреть фильм… я просто слишком вымотан своими делами и стабильно говорю, что устал/занят/не могу. Мы становимся чужими, и это факт. Последние теплые слова были сказаны друг другу, кажется, целую вечность назад, и постепенно даже они забываются, уступая место повседневной рутине. Официально мы все еще пара и не расстались, а на деле… честное слово, даже с Олегом у меня более близкие отношения сейчас. Все еще ревную Вадима и заглядываюсь на него порою, наверное, даже все еще люблю, но все очень непросто.       Наладить все более и более невозможно с каждым днем, и тот диалог, который я живо представлял себе в голове еще несколько недель назад, уже кажется неосуществимым. Ну не можем мы целый месяц молчать о чувствах, а потом вот так сесть и вдруг поговорить обо всем. Не получится. Все будет неискренним, вымученным, ненужным. Чувства накрывают такие же, как год назад, когда мы терялись в переписке, когда когда-то насыщенный самыми разными эмоциями диалог просто гаснул на глазах. Вот только сейчас мы вместе и в реальности, но все равно ничего не складывается то ли от моего упрямства, которое давно перешло всякий предел, то ли от давления по учебе в преддверии сессии, а то ли все вместе. Обществу Вадима предпочитаю конспекты по химии, и хоть не нахожу в них ничего особенно интересного (все-таки этим предметом, так уж получилось, я занимался стабильно и всегда, и половина материала для меня не нова), но с бумажками спокойнее и комфортнее, не то что межличностные отношения, в которых который день, неделя, месяц… возможно, даже год все наперекосяк.       Вот и сейчас мы втроем, как обычно, сидим у них в комнате. Олег только что закончил рассказывать мне теорию по интегралам (на мой вполне резонный вопрос зачем, если в программе химиков это все только в одиннадцатом классе, мне было сказано, что это пригодится в физике и вообще мне лучше не умничать и делать, что говорят). На самом деле, все оказалось не так уж сложно, особенно после того, как я отлично разобрался с производными (а это практически то же самое, только наоборот), однако нужно было еще запомнить таблицу интегралов, а «чтобы было не скучно» Олег заставил меня самого все выводить. «Хоть до вечера возись, мы все равно опережаем программу», — говорит мне неутешительно и теперь с крайним интересом, словно за зверюшкой в зоопарке, наблюдает, что и как я делаю. Первый «простейший», по его словам, пример он сам помог мне сделать, и вот теперь я пытаюсь по образу и подобию придумать что-то со вторым. «Найти такую функцию, у которой производная будет такой, из которой тебе надо извлечь интеграл…» — проговариваю про себя, листаю конспекты, повторяю определения… Все без толку, как обычно новая тема означает для меня адские мучения в попытках уложить все в своей голове.       — Амеба — это кто? — неожиданно спрашивает Вадим, у которого, судя по его выражению лица, тоже все не слава Богу. Завтра годовая контрольная по биологии, по которой ему кровь из носу нужна хотя бы тройка, чтобы получить зачет, а он как всегда начал учить в последний момент, до этого уделяя время лишь более-менее важным предметам вроде информатики и геометрии. Задумчиво что-то черкает в тетради, как обычно удобно расположившись на кровати с папкой-планшетом, и демонстрирует полный упадок сил, граничащий с отчаянием.       — Клякса такая, — умничает Олег и разводит пальцы над столом, чтобы показать, какая именно клякса, что не может не вызвать у меня нервный смешок. Реагирует на него тут же, без лишних слов кивая на мою тетрадь, мол, решай и не вякай, когда не просят. Пожимаю плечами и возвращаюсь к прерванному занятию, после чего в комнате снова повисает тишина. Первое время было очень непривычно от такого вида общения, но после я привык, что можно просто сидеть в тишине где-то час, а после неожиданно задать вопрос в пустоту и обязательно получить на него ответ. Приятно от этого и даже, можно сказать, уютно, и, что уж греха таить, у них в комнате мне порою гораздо приятнее, чем у себя, где Данилы либо и вовсе нет, либо мы просто не разговариваем, каждый зарывшись в свои дела. Олег и Вадим тоже постоянно в заботах, но при этом умудряются не терять контакт друг с другом.       — Ну это понятно, что клякса, — наконец говорит Вадим спустя, наверное, минуту, на протяжении которой пытался сам что-то найти у себя в конспектах. — Оно бактерия?.. или гриб?.. растение? — переспрашивает, с каждым словом все сильнее впадая в отчаяние. Внутри я уже просто покатываюсь со смеху, но снаружи изображаю деланную серьезность и стараюсь заставить себя вернуться к примерам, чтобы не давать Олегу поводов для раздражения. У него сегодня на редкость хорошее, но не безумное, а просто расслабленное настроение, что нужно ценить и не портить по своей же глупости. Это же надо — не знать, что такое амеба!       — Оно болезни вызывает? — уточняет Олег, и вот тут я уже не могу сдержать улыбки, которая, еще хоть одна подобная глупость, и точно перейдет в неконтролируемый истерический смех. Вадим кивает угрюмо и с надеждой глядит на Олега, как на главного гения в биологии. Тот сжимает губы в тонкую линию и возводит взор к потолку, как всегда делает, когда пытается усиленно что-то вспомнить или красиво сформулировать. — Ну, наверное, бактерия, — извергает наконец свою гениальную мысль, и больше я не могу держать себя в руках. Прыскаю со смеха, сгибаясь пополам и уползая под стол, уже оттуда пугая их обоих своими предсмертными хрипами. Ой, не могу, прям до слез! Ну почему человек вроде умный, победитель олимпиад, а несет такие глупости с самым уверенным видом?       — Никакая она не бактерия, — возражаю наконец, когда вылезаю из-под стола, отсмеявшись и вдоволь наглотавшись пыли. — Это животное. Простейшее, — шиплю сквозь зубы, стараясь не рассмеяться снова, замечая их недоумевающие выражения на лицах. Берусь за ручку и как ни в чем не бывало возвращаюсь к таблице интегралов, которую садист-Олег заставил меня выводить самостоятельно, вместо того чтобы по-человечески дать уже готовую на зубрежку. — А то, что вызывает болезни, это ни о чем не говорит. Микозы там всякие, вирусные инфекции бывают, — продолжаю говорить скорее по инерции, так как заранее приготовился к ярому сопротивлению от этих «умников». Но все мои слова летят в пустоту, так как никто не ожидал от меня такого.       — Слышишь, Вадим? Твою мышку надо было сразу на биофак отдавать, — заключает Олег, отойдя от шока за мою неожиданную вспышку. Вадим только смиренно кивает и делает какие-то пометки в тетради, возвращаясь к зубрежке. Никак не комментирует произошедшее, не ругается и даже не пытается со мной спорить, не хвалит за эрудицию… принимает как должное и даже с Олегом не хочет дискутировать на эту тему. А может быть, не хочет именно при мне — один черт разберет, что у него на уме. От его молчания привычно что-то дергается в душе, но, в целом, я не придаю этому значения, не без сожаления, но все же не с полным отчаянием, возвращаясь к примерам. Какая, блин, функция, если взять у нее производную, даст икс в квадрате? Как же все сложно-то, господи. — Солнце мое, ты и правда собрался до вечера сидеть и умничать тут про бактерии? — переключается на меня Олег, снова видя в моей тетради только пустоту и непонятные каракули. — Я тогда сгоняю в магаз. Чего мне тебя караулить? — как обычно просто ставит меня в известность, уже начиная собираться.       — Нет! — почти вскрикиваю, после с силой прикусывая себе язык и пытаясь успокоиться, так как формально моего мнения никто не спрашивал. С Олегом нельзя ставить жесткие условия и даже откровенно предлагать компромисс, только аккуратно и ненавязчиво склонять на свою сторону, как это делает обычно Вадим (я пока только учусь, но это уже понял). — Ты опять придешь через два часа, когда я уже все сделаю, и скажешь, что все фигня и надо начинать с начала, — ною, делая преданно-умоляющий взгляд, который даже играть не приходится — я правда испытываю все эти чувства. Не выставляю рамки, делая совсем ранние мои ошибки в духе «ты же мой учитель, куда это ты собрался», а стараюсь убедить Олега, чтобы он сам тоже пришел к этой мысли.       — Тихо-тихо, только не плачь, — как всегда издевается, но видно, что действительно проникается моими мольбами. Меня все равно бесит это показательное унижение, и даже то, что всего за месяц я от «тучки вездесущей» дорос до «солнышка» (прям как звания в армии, ей богу), никак не успокаивает меня. — Я в «пятерочку» через дорогу, вернусь через десять минут. Не успеешь ведь соскучиться, — обещает с деланной заботой, что тоже бесит, но, учитывая, что я добился своего, перестаю кипеть. Смиренно киваю, наблюдая за тем, как он вытряхивает все из сумки, чтобы без проблем пронести в ней запрещенные продукты, накидывает на плечи ветровку (все-таки уже вечер, и даже в мае погода в Москве никак не порадует теплыми деньками). — Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает явно не у меня, уже почти переступив порог, на что Вадим отвечает неопределенным жестом, который я бы охарактеризовал как нечто среднее между «отстань, пожалуйста, мне некогда» и «на свое усмотрение». После чего Олег окончательно покидает комнату.       Впервые за долгое время остаемся с Вадимом полностью наедине, из-за чего комната сразу наполняется фантомным электричеством. Атмосфера буквально искрит, и что с этим делать — я ума не приложу. Продолжаю смиренно мучиться над интегралами, словно ничего не произошло, и Вадим тоже не подает вида, что его что-то тревожит, — закопался в свою биологию по уши. Минуты сменяют друг друга, а я никак не могу взять себя в руки, ведь в присутствии Олега я спокойно могу делать вид, что Вадима не существует, а после занятий послать под разными предлогами, так как формально он вторгается на мою территорию. Теперь вроде как именно я лишний. Что ж, пока могу обходиться тем, что изображаю бурную деятельность над оставленным Олегом заданием, хотя ни в зуб ногой в новой теме. Мол, некогда мне с тобой разговаривать, своих дел по горло. Но моему коварному плану не суждено было сбыться.       — Что такое микозы? — снова задает вопрос как бы в пустоту, но явно обращается ко мне — больше не к кому. Еще и намекает на наш недавний диалог, что тоже загоняет меня в угол. Поднимаю глаза и вижу, что он тоже смотрит прямо на меня, на сей раз даже не пытаясь изобразить пренебрежение. С интересом смотрит и с явной надеждой, что меня хватает за живое и не отпускает, не позволяя по обыкновению ответить грубостью, тем более что вопрос вполне невинный и никак не затрагивает моих личных границ, которые за недели холодной войны превратились просто в неприступные крепости.       — Болезни, которые вызывают грибы… — начинаю с осторожностью, ожидая подвоха, для подозрения Вадима в котором у меня нет никаких оснований. — Только не опята, а микроскопические, — добавляю, так как Вадим вполне может не понять. Понапридумывает себе мутировавший подберезовик, который грибницей пожирает мозг и торчит шляпкой из головы — для узкого ума законченного математика это скорее рутина, чем нечто из ряда вон выходящее. Тем более, что этот «гений» несколькими минутами ранее уже пытался приписать несчастную амебу к растениям.       — И такое бывает? Ужас-то какой… еще один пунктик к моим фобиям, — улыбается мне очень тепло, словно совсем не было никакой неловкости и многих недель молчания между нами. Как обычно пытается делать вид, что все просто отлично, что меня даже уже не бесит — просто нет сил спорить с ним и как-то специально накалять обстановку. Демонстрирую полное равнодушие, одаривая его лишь кислой вежливой улыбкой. Пытаюсь вернуться к интегралам, но долгожданный подвох наконец дает о себе знать: — Не знал, что ты хорош еще и в биологии. Поможешь мне подготовиться к контрольной?.. Не сейчас, когда Олег тебя отпустит, — почти просит и сразу же делает ремарку, как будто это может помочь убедить меня. И я не то чтобы против, но, боюсь, Олег, как обычно, меня загоняет так, что никаких сил не останется даже на Вадима. Вот и получается, что мне придется либо изо всех сил наступить на себя и все-таки уделить время Вадиму впервые за месяц, но наверняка обидеть его отсутствием рвения и желания с ним заниматься, либо отказаться и, хоть сделать больно в очередной раз, все-таки сделать удар резким, не растягивая его в неприятный для нас обоих вечер.       — Мне бы потом химию поучить, — вру, потому что конспекты по этому предмету уже затерты до дыр и все, что мне остается, — это лениво решать задачки, с которыми у меня и так все отлично. Признаться в истинных причинах не хватает смелости. Как это вообще должно выглядеть? «Прости, Вадим, с тобой наедине я совсем не смогу отдохнуть»? Страшно представить, насколько сильно его обидит подобный мой ответ.       — Я понимаю, но один вечер всего… Олег сказал, вы опережаете программу, — не унимается и снова просит. Как обычно спорит со мной, проталкивая свою точку зрения, но на этот раз не от упрямства, а скорее от отчаяния. Я ему очень нужен. Именно я и именно время со мной и конечно же не потому, что мои знания по биологии незаменимы. Он просто капитально устал и остро нуждается в ощущении, что хоть где-то у него все в порядке. Вроде как уже привык к моей холодности и закрытости, принял как данность эти мои границы и даже не покушается их двигать, в последнее время вдвое реже лезет с прикосновениями и просьбами уделить ему время, и сегодняшний наш диалог — очень большая редкость. А это значит, что не может наступить на себя и в очередной раз промолчать, ему очень и очень нужно почувствовать меня рядом.       — С Олегом да, но за химию-то он не отвечает, — снова бессовестно вру, намекая на то, что по химии у меня якобы аврал. Одна ложь тянет за собой другую, и за последний месяц от моего когда-то твердого принципа говорить правду, какой бы неприятной и невыгодной она ни была, остались одни клочки. Неправильно, абсолютно все в моих отношениях с Вадимом неправильно, но все исправить возможно только через тяжелый откровенный диалог, который расставит все точки, одна из которых может ознаменовать конец наших отношений. Боюсь разочаровать его так, что потом ни в жизнь не отмыться, заставить его открыть глаза на то, что только я все порчу, а он идеальный и заслуживает большего, чем капризный лживый мальчишка, который порою даже взять его за руку не доверяет. Он же верит мне, смиренно соблюдает все дурацкие ограничения и старательно каждый раз входит в мое положение, чего бы ему этого ни стоило, вовсе не замечая, что за все время я не делал ни шага навстречу.       — А к биологии ты готовиться не будешь? — еще раз спрашивает с надеждой, и я понимаю, к чему клонит: хочет предложить позаниматься вместе, но и на это у меня готов в кои-то веки правдивый ответ.       — Ну я кое-что с уроков помню. На тройку хватит, — говорю, лишний раз наступая на стремление Вадима заставить меня учиться и исправлять оценки, на которые я забил после первой же сессии. Какая разница, что в дневнике по биологии, которая мне никогда в жизни не пригодится? Конечно, можно было бы подготовиться и получить не то что хорошую, а возможно даже отличную оценку, чтобы потешить самооценку, но вместо этого лучше и правда почитать что-нибудь по химии — это полезнее.       — Я вот ни черта с уроков не помню… а в конспектах каша из-за того, что я подзабил на этот предмет из-за всероса — надеялся на автомат… донадеялся, — посвящает меня в подробности своих проблем, и меня правда трогает, я практически соглашаюсь помочь ему, но он возвращается к конспектам, даже не пытаясь проследить мою реакцию. Скорее выговаривается в пустоту, чем пытается меня как-то задеть и хотя бы из жалости заставить внять его почти мольбам. Забивает на попытки достучаться до меня, снова обжегшись о холодность и равнодушие, наверняка опять молча проглатывает очередную обиду, но продолжает зачем-то все еще называть меня своим парнем и тянуть на себе лямку наших отношений. Зачем?       От этой мысли становится грустно и больно. Остался всего месяц до летних каникул, большую часть из которого сожрет сессия, а между нами ледяная стена только укрепляется с каждым днем. А ведь в конце года нам вместе придется решить, стоит ли все это продолжать. Я практически точно скажу «да», потакая своему эгоизму, который на поверку оказался гораздо значительнее, чем я думал, а Вадим вполне может с тысячей извинений отказаться от такого «счастья», а у меня не найдется слов, чтобы его переубедить. Какие тут вообще могут быть слова, когда Вадим бесконечно верил в добрую и светлую, чистую сторону меня, а, совершив такое колоссальное усилие по принятию себя и нас, получил грустного колючего ежика, потонувшего в собственной лжи? Себя ненавижу и сделать ничего не могу, мне страшно. Начать все заново нереально, а вдруг изменить свое отношение к нему без объяснения причин тоже нельзя.       Оставшиеся до прихода Олега минуты я тупо сидел, рисуя в тетради одному мне понятные узоры, закрашивая клеточки и обводя тонкую линовку страниц, за что давно получил бы по шапке от Олега, но что прекрасно помогает мне успокоиться. Все больше чувствую именно себя виноватым в том, что творится между нами, но не могу, не получается у меня все исправить. «Вадим, я люблю тебя, давай обнимемся и все забудем?» Так, что ли, это должно выглядеть? И как он вообще это воспримет, когда поймет, что дело только во мне? Кажется, я так только сильнее приближу наше расставание, а потому пусть все остается как есть. По крайней мере до конца года мне он нужен рядом, всегда готовый пожалеть и поддержать. А дальше буду смотреть по ситуации. Может, я вообще не создан для нормального общения, не то что для отношений. Сгнию в своем мирке законченного интроверта, в который удавлюсь — но не пущу никого. Больно, но так, наверное, и будет. Никто не станет так долго терпеть без единого возражения мои выходки. Никто, кроме Вадима, разумеется. Но, к сожалению, и его терпение не железное.       — Ебать, там холодно, — вваливается в комнату Олег, как всегда непонятно зачем оповещая нас о погоде за окном. Кидает сумку на ближайшую кровать, и я слышу, как там что-то недвусмысленно звенит… что ж, будем надеяться, что это просто лимонад в стекле. — Смотри что было по акции, — обращается к Вадиму чересчур радостно, руша все мои надежды, когда достает из сумки то самое звенящее. Совсем не разбираюсь в горячительных напитках, но бутылка явно намекает на что-то вроде пива внутри. — Поймаешь? — спрашивает и, дождавшись кивка, бросает одну бутылку Вадиму. Против воли в панике сгибаюсь, хотя оно пролетает далеко мимо меня и попадает прямо в руки Вадиму.       — Ммм… сидр из «пятерочки» — мое любимое, — говорит совсем не весело, когда ловит и читает этикетку, и, слава Богу, не пытается отправить этот опасный снаряд обратно. Даже не знаю, что бы делал, если бы эта дрянь упала на пол и разбилась… сразу прыгать в окно не кажется такой уж безумной идеей. Ставит бутылку на пол рядом с кроватью и спешит вернуться к урокам. — И что, даже паспорт не спросили? — все-таки не может сдержать свое любопытство и вежливо интересуется, явно намекая на совсем не располагающий к покупке спиртного возраст.       — «Ой, а нужен паспорт? — удивляется притворно, явно пародируя самого себя несколькими минутами ранее. — А вы знаете, у меня есть только студенческий. Подойдет?» — произносит с самым невинным на свете видом, едва не хлопая наивно ресницами, как образцовая леди. Смотреть аж противно.       — Тебе продали алкоголь по школьному пропуску?! — едва не вскрикивает Вадим и тут же теряет всякие маски равнодушия. Давится следующей репликой от шока, на что Олег только кивает несколько раз с самым счастливым на свете видом. Берет вторую из бутылок, которых в портфеле еще несколько штук, и пытается открутить железную пробку прямо руками, но, благо, она не поддается.       — Э-э… Можно попросить тебя не пить? — начинаю очень осторожно, так как никаких дельных аргументов, кроме «мне неприятно», у меня за душой нет. Придется ставить Олегу жесткие условия, которые он ой как не любит, потому что просто моего мнения никто даже слушать не станет. Вадим напрягается, но пока только наблюдает, не вмешиваясь, позволяя нам самим решить проблему.       — Зайчик, здесь градусов меньше, чем в забродившем компотике. И если ты сомневаешься в моих способностях, то ты еще не слышал, как мы пили на всеросе, — вопреки ожиданиям, не злится на мои возражения, так как явно предвкушает приятный вечер. Заговорщицки подмигивает Вадиму, который в ответ на это прикрывает глаза, будто от стыда, после чего посылает Олегу предостерегающий взгляд. Наверняка не хочет посвящать меня в не самые приятные подробности своей жизни. Полностью поддерживаю его, так как мне слушать очередную «веселую» историю со всероса, даже с участием Вадима, совсем не хочется.       — Я серьезно, меня от одного запаха воротит, — не собираюсь поддаваться никаким уговорам, сразу выставляя рамки. Скрывать дальше эту свою слабость нет никакого смысла, и даже на возможные насмешки наплевать — все равно через это мне никак не переступить. С опаской смотрю на то, как Олег довольно ухмыляется на такое мое утверждение, готовясь выдать какую-нибудь гадость в ответ. На Вадима даже смотреть не хочу: видеть насмешку или даже сожаление в его глазах невыносимо, а иной реакции я и не жду.       — А я-то думаю, чего Вадим никак не может тебя напоить и трахнуть, к чему эти сложности… — вставляет свое замечание словно между прочим, хотя прекрасно понимает, что все в комнате слушают только его. Меня передергивает от такого цинизма, и я только надеюсь на то, что это всего лишь очередная глупая шутка от него. Вадим ничего не знает о моих крайне сложных отношениях с алкоголем, при этом даже не пытался «напоить» меня, что уже говорит о его чистых намерениях… По крайней мере, мне очень хочется в это верить. — Иди тогда, я не собираюсь создавать тебе тепличные условия. Завтра принесешь мне таблицу интегралов со всеми выводами. Или зубришь сегодняшнюю лекцию и выписываешь вопросы, — бросает задание и тут же теряет ко мне интерес, прислоняя горлышко бутылки к краю стола и явно намереваясь одним резким движением выбить крышку.       Как можно быстрее прощаюсь, почти выбегая из комнаты, пока металлическая нашлепка с тихим шипением не слетела, наполняя помещение тошнотворным резким запахом. Стоит только представить это, во рту сразу появляется горький вкус, что добавляет плюс к рвению бежать как можно быстрее и даже не думать спорить по поводу слишком уж большого домашнего задания. Вывести всю таблицу интегралов при том, что я вообще не смыслю в новой теме, фактически нереально. А задание «вызубрить лекцию» было бы не таким страшным, если бы моим учителем был не Олег, который придирается к каждому слову… Еще и вопросы выписать — тоже пытка. Если будет слишком мало, он не станет даже разговаривать со мной, снова отправив учить лекцию, потому что, по его мнению, если я не могу сказать, что конкретно не понимаю, то, значит, даже не пытался разобраться сам. Предвкушаю очень и очень плодотворный вечер.       Но для начала необходимо принять вечернюю дозу таблеток. Последняя моя забывчивость, когда я решил, что от двойной дозы ничего не будет, вскрыла мое больное подсознание, которое так и норовит навредить телу (а то непорядок, когда физическая оболочка цела, а в душе кавардак — нет баланса), и теперь я вдвое тщательнее слежу за тем, чтобы пить все лекарства вовремя. А вот что будет, когда волшебные пилюли закончатся, я понятия не имею. Со времени моего пребывания в больнице многое поменялось, но до сих пор я не могу назвать свою жизнь идеальной, так что совсем безболезненно отказаться от препаратов у меня не получится. А как минимизировать синдром отмены, меня тоже никто не научил: при выписке сунули в руки рецепт и сказали «до свидания», больше никаких инструкций на этот счет у меня нет. И как обычно я откладываю эту проблему на последний момент.       Вот и сейчас привычно лезу в тумбочку, первым делом добираясь до главной синей коробочки, без которой все разрушится. Открываю, достаю один блистер… пустой. Злюсь на себя за забывчивость, ведь в обед я же видел, что он закончился, но в спешке (Олег тот еще педант и терпеть не может мои опоздания) засунул обратно в пачку. Теперь же специально откладываю его в сторону, чтобы в этот раз точно донести до урны, вынимаю второй… одна! Только одна, и в пачке больше нет спасительных серебристых пластинок с аккуратными рядами белых кругляшков. И второй такой пачки больше нет — все пали в неравной борьбе с моими истериками. И черт, как и везде в моей жизни, в лекарствах у меня тоже бардак: не могу запомнить, с какой стороны открываю коробку и какую из пластинок нужно достать, в спешке, бывает, выдавливаю таблетку откуда-то из середины, а потому опустошенные ячейки в блистере обычно весело чередуются с содержащими таблетку. И из-за этого я не уследил за тем, когда лекарство закончится! И ведь я был твердо уверен, что осталось как минимум 15 штук — как раз дотянуть до сессии, а там жесткие нагрузки по учебе не дали бы мне расклеиться.       — Нет, ну нет же! — повторяю сначала себе под нос, но в панике с каждым словом поднимаю голос. Вытряхиваю все из несчастной, видавшей виды коробочки, переворачиваю все, даже инструкцию — ничего больше нет. Меня начинает мелко трясти от шока, словно наркомана при ломке. К такому я был не готов! Абсолютно полностью не готов, но самое страшное — даже если бы я был более аккуратен с лекарствами и мог специально посчитать, сколько дней спокойствия мне осталось, все равно бы не смог ничего предпринять — из этой ситуации нет выхода, только принять последнюю и смириться с тем, что больше фарм-поддержки в моей жизни не будет.       — Все нормально? — подает голос Данила, когда понимает, что все совсем плохо. Я же в это время оставил попытки найти еще хоть одну пилюлю и тупо пялюсь на блистер с единственной таблеткой в углу, сжимаю его в руке и боюсь выдавить. Потому что это будет означать конец. Я недавно переживал, что Вадим меня бросит в конце года? А каково ему будет терпеть ежедневные истерики и слезы по любому, даже самому маленькому поводу? Завтра же ничего не будет. В худшем случае я просто потеряю любимого человека, а вместе с тем расположение Олега, возможность хорошо подготовиться к переводным экзаменам, и так, как снежный ком, проблемы будут только нарастать. И плевать на учебу, по большому счету, сдалась мне эта химия… больше всего обидно за то, что у нас с Вадимом могло бы быть, но что обязательно разрушится либо из-за моих истерик сразу же, либо через время из-за того, что я просто не сдам переводные и буду вынужден уехать в родной город.       — Нет, — отвечаю, вынырнув ненадолго из своих мыслей, когда Данила в панике спрашивает уже раз сто и пару раз встряхивает меня за плечи. — Это последняя. Последняя таблетка, — отвечаю, глотая первые слезы. Наконец пролились, а то я думал, что так и не дождусь их, оставаясь наедине со своим внутренним горем. На этот раз все очень и очень плохо, и никто, ни единый человек в этом мире не сможет мне помочь, кроме врачей, выбить из которых новый рецепт можно будет опять же только через койку в неврологии.       — Вадим знает? — задает слишком неправильный вопрос сейчас. А ведь он ни сном, ни духом о том, что у меня с Вадимом тоже не все гладко. Он же думает, что у нас идиллия, и моя любовь целыми днями проводит со мной, помогая готовиться к экзаменам. И конечно же он думает, что Вадим в курсе в том числе и этой моей проблемы и готов, словно рыцарь на белом коне, снова помочь своей принцессе, стоит только свистнуть. Стоит ли говорить, что из-за стойкого моего неприятия его заботы, у меня до сих пор даже с едой проблемы? До чего-то большего я допущу его только через свой труп. Взваливать на него свои проблемы… А нужно ему это? Не испугается ли, не избавится, как от сломанной игрушки? Далеко не факт, что ответ «нет».       — Нет, — отвечаю снова, даже не думая расслабляться и отдаться истерике. Надо думать, срочно что-то предпринять, чтобы не остаться ни с чем по итогу. Думать самому, ни в коем случае не вмешивая сюда особо сердобольных вроде Данилы, потому что его помощь хоть и ценна в некоторых случаях, но в этом будет только мешать. Бесполезные советы наподобие «ничего не предпринимать и просто перетерпеть синдром отмены на шее у Вадима» мне категорически не нравятся.       — Скажи ему, — уговаривает, осторожно удерживая меня за плечо. Боится того, что я могу выкинуть под влиянием сильных эмоций, но я почти держу себя в руках. Слезы слезами, это всегда было, есть и будет, но куда-то бежать и совершать необдуманные поступки мне точно не хочется — работают все те же таблетки. Вот когда приму последнюю, тогда и буду биться не несколько первых минут после шока, а целые дни в истерике, чуть что бросаться в ноги Вадиму, чтобы он меня обогрел и пообещал быть рядом, литрами пить кофе и ждать смерти ночами, когда повседневность отпускает и с удвоенной силой накатывают тяжелые мысли. Было — проходили.       — Нет, — отвечаю тут же, только подумав о том, что они с Олегом наконец выпроводили меня и сейчас наверняка весело распивают сидр. А тут снова вваливаюсь я в слезах и с обещаниями еще больших проблем прежде всего для Вадима — кому это понравится? И он бы обязательно меня поддержал, вот только не после месяца моего скотского отношения и ни единой счастливой секундочки наедине. Я ему такой не нужен, мне самому нужно все решить, а уже потом заниматься тем, что происходит между нами, чтобы не умножать одну большую проблему на другую, превращая все просто в катастрофу. Вот и доигрался в снежного принца, построил сказочные замки из того, как будет правильно — теперь напрочь лишил себя возможности во всем признаться и получить поддержку. — Я сам это решу, не вмешивай его, — прошу Данилу не лезть и очень надеюсь, что он меня послушает. *** POV Вадим       На мой взгляд, Олег довольно резко выпроваживает Максима, но он, кажется, только рад побыстрее уйти (по крайней мере, даже не пытается просить у меня поддержки ни словами, ни просто жалостливым взглядом, собирает вещи и пулей выбегает за дверь). Ну и пусть, отдохнет сегодня вечером, может, займется химией или в кои-то веки идеально выполнит домашнее задание Олега, а не после ста поправок и возмущений от последнего. Пусть, меня это не касается — у меня вот целая тетрадь в 48 листов на изучение и зубрежку, в которой сплошной бардак и с которой меня оставили наедине, снова даже не попытавшись войти в мое положение и помочь. Раньше бы Макс наплевал на свои проблемы и все, что угодно, для меня сделал, просто чтобы получить «спасибо». Он умел дружить, а может, без памяти был влюблен в меня, нездорово циклился и только поэтому во всем помогал… В любом случае, теперь все в прошлом, он стал сильнее, снял розовые очки и, может, осознал, что ему это все не нужно, только из уважения к моему «пожалуйста» продолжая оставаться со мной. Все еще дает шанс доказать, что я ему нужен, но вряд ли из этого выйдет что-то хорошее.       Не нужно вообще больше его трогать. Ему гораздо комфортнее одному, он наконец избавился от отравляющей влюбленности и полностью доволен своим положением, а каждое мое предложение провести время вместе сопровождается недовольным лицом, после которого он начинает придумывать любые оправдания для того, чтобы отказать мне. Не это ли самый непрозрачный на свете намек, что нужно отстать? Как бы больно ни было, стоит вспомнить, что Максиму было в сто раз хуже, и теперь до конца наступить на свои чувства, больше не просить вторых шансов. Заняться наконец биологией и не думать больше о нем, мучительно не подглядывать за тем, как он сосредоточенно пишет в тетради, думает, подоткнув щеку кулаком, безрассудно и безусловно храбро спорит с Олегом… Когда он наконец ушел, могу заняться уроками, но как тут сосредоточиться, если в комнате витает аромат яблочного сидра, а со мной поделились бутылочкой, которую я сразу же припрятал под кровать?       В конспектах каша, а в голове не лучше, осталось всего пару часов до отбоя, а завтра очень важный экзамен из череды не менее важных. Слабо верится, что меня рискнут не допустить до сессии из-за биологии, но все равно, если я умудрюсь завалить, придется очень много бегать, просить, переделывать, всячески унижаться — не хочу. Проще все выучить… ну или списать. С каждой минутой эта мысль все соблазнительнее. Вот только полагаться на случай я не привык, надо иметь хоть какой-то багаж знаний, чтобы был формальный повод натянуть мне тройку. Только вот я не знаю даже про амебу самых элементарных вещей, и за один вечер этого не исправить. Как за пару часов выучить всю программу по биологии за год? Имеет ли смысл лихорадочно пытаться или стоит заняться чем-то более полезным? Например, геометрией, которую мне придется еще и на сессии сдавать. И с которой мне опять же очень хорошо мог бы помочь Максим, но просто не хочет этим заниматься.       — В пизду! — от всей души ругаюсь, отбрасывая в сторону тетрадь. Слышу тихий стук металла об пол (наверняка ручка упала с кровати и покатилась в дальний угол), но меня едва ли это волнует. Внутри все кипит и плавится. Так долго терпел, пытался, старался, что терпение лопнуло и больше я ничего не могу. Подобное истеричное поведение совсем меня не красит, но как же все достало! Макс с его отстраненностью и почти жестокостью по отношению ко мне, завалы по учебе, с которыми я столкнулся впервые за столько лет. Девять лет быть круглым отличником, справляться со всеми заданиями и быть первым во всем, чтобы на десятый рвануться ближе к звездам, но упасть и все разрушить? Не получилось на олимпиаде, тут же слетели все автоматы и хорошее отношение учителей, а дурацкая студенческая система меня окончательно добила. Больше ничего и никому я доказывать не буду, устал.       — Вовремя ты это осознал. А я тебе с самого начала что говорил? Спишешь. Все спишут и ты спишешь, — как всегда вставляет свои пять копеек Олег. Делает это немного лениво из-за ударившего в голову хмеля и салютует мне уже второй откупоренной бутылкой. А чем я хуже, собственно? Конечно спишу, и никакая биология не помешает мне сегодня расслабиться. Один раз положить на все и душевно посидеть в компании Олега. Он-то мне не откажет провести время вместе. — Иди сюда. Я с утра «Игру престолов» на торрент поставил, три минуты осталось, — словно читает мои мысли, приглашая вместе смотреть сериал, а мне все еще очень больно от того, что Макс не может так же. Хотя бы один раз пригласить меня смотреть фильм вместе — сам, а не спустя тысячи уговоров. Или не фильм, я бы с большим удовольствием смотрел бы с ним даже лекции по математике. С милым рай и в шалаше, как говорится.       Не сопротивляюсь, сразу же захватив с собой подушку и щедро одолженную бутылку сидра, и присаживаюсь на кровать рядом с Олегом, как будто только этого и ждал. Не собираюсь сегодня сильно пить, потому что завтра вообще-то еще уроки, а с похмельем вставать чуть свет мне совсем не улыбается, но один раз выдохнуть и нарушить правила — почему нет? Естественно, руками открыть не получается, о подоконник выбивать крышку глупо, так как все, что можно таким образом открыть — это новую трещину в пластике, который даже от посиделок на нем уже по частям разваливается. Олег почти вырывает у меня бутылку, когда я намереваюсь встать и оставить новую царапину на столе, и с радостным почти воплем «Смотри, как я умею!» открывает мою бутылку при помощи еще одной пока запечатанной. Удостаиваю такой подвиг немой похвалой в виде крайнего удивления, которое даже не пытаюсь скрыть, после чего позволяю себе саркастические аплодисменты, принимая уже вскрытую тару обратно. Днем приличный мальчик, абсолютный победитель всероса с вполне реальными перспективами на следующий год поехать на межнар, а вечером демонстрирует миллион и один способ открыть бутылку пива. Кому расскажешь — не поверят.       — К своему уродцу ты сегодня не пойдешь? — специально давит на больное, когда я делаю первый глоток, и мне даже почти не обидно слышать наглое обзывательство в сторону моего парня… Да и не парень он мне, так — одно название. Мотаю головой отрицательно, чувствуя, как сладкая и лишь слегка горькая жидкость скатывается по глотке, оставляя на языке противный мыльный привкус. В нос ударяет ароматизаторами — ну и мерзость. Дареному коню в зубы не смотрят, но это прям очень плохо. — Ой, ну прости, до «Азбуки вкуса» бежать далеко, — подкалывает Олег, видя мою реакцию на это пойло, что я никак не комментирую — не хочу кормить тролля.       Никакой я не мажор, вполне умею считать деньги и распоряжаться ими с умом. Приходится, ведь, чуть что, мой дражайший родитель перекроет мне финансирование, и, как сейчас, я буду сидеть на столовском корме, пока не одумаюсь и не принесу искренние извинения за то, что транжирю его заработок направо и налево. И даже не потому что ему жалко (все его миллионы мне все равно не потратить), а потому что помнит мои истерики в первые месяцы после развода, когда я едва не бежал к банкомату, снимал наличные и сжигал их — настолько меня взбесила их договоренность, благодаря которой этот черт не платит ни копейки алиментов, обязавшись брать на себя все мои расходы. Но сейчас, после долгой работы с психологом на эту тему, я остепенился и научился не злоупотреблять своим положением. Хотя после последнего скандала снова не сдержался и спустил пару тысяч просто Максу на сладкое — за что и получил новый блок кредитки на неопределенный срок.       — Придется пить что есть, — только и могу ответить, делая новый глоток. Что ж, вполне терпимо. Походит на газированный яблочный компотик, который передержали на солнце — не смертельно, вполне можно пить, тем более что мне стоит быть благодарным хотя бы за то, что со мной вообще поделились.       — Тебе так и не разблочили карту? — задает вопрос, на который и без того прекрасно знает ответ. Снова мотаю головой, удобнее устраиваясь полулежа и поправляя подушку за спиной под титры сериала. Задолбанный в течение недели мозг по привычке считает трехдольный размер закадрового вальса… Чертова Кира с ее репетициями, которые особенно активировались в последний месяц учебы. И пусть у нее отлично получается усваивать новые па, а я от элементарных движений почти засыпаю, все равно монотонные повторения одного и того же сильно утомляют. — Он тебе звонил после? — непривычно осторожничает, но не отказывает себе в удовольствии поинтересоваться моей жизнью слишком близко. Так близко, как вообще, наверное, не стоило бы пускать Олега… Хотя за последний год мы почти срослись с ним.       — Нет. И не буду. Перебесится, — говорю, но сам едва ли верю. До этого отец и правда мог ничем не закончить наш конфликт, вернув мне все привилегии после того, как остыл и все обдумал. Но тогда были лишь относительно мелкие мои шалости, а сейчас (шутка ли!) сын признается в том, что давно встречается с парнем. Сначала звонил и орал на маму с требованием вправить мне мозги, чтобы я больше даже не заикался о таком и перестал трепать ему нервы, потом за то, что я якобы делаю все назло ему по ее указке, потом, после моего километрового сообщения с почти приказом отстать от нее, вроде успокоился, но на вполне разумное предложение от нее встретиться со мной и поговорить по душам, снова вылил тонну негатива в духе «вырастила пидораса». Больше я в их разборки не лезу и подробности не выспрашиваю, мониторя ситуацию только по возможности вывести деньги с карты на электронный кошелек — пока целый месяц никак.       — Сдается мне, не перебесится, — замечает вполне резонно, на что я только пожимаю плечами и делаю новый глоток приторной дряни. — Тебя послушаешь, так все у тебя скоро одумаются: отец подобреет и разблочит карту, Макс возьмется за ум и перестанет бегать от тебя, — вздыхает сочувственно и даже не думает замолчать, когда заставка заканчивается и начинается сам сериал. «Что ж, я тоже к тебе не за экранизацией Мартина пришел, тем более что такие вещи надо смотреть в оригинале», — думаю, слыша русский дубляж, и ненавязчиво пытаюсь уложить голову ему на плечо. Стараюсь понять, достаточно ли он пьян, чтобы не сыпать идиотскими шуточками и дать мне то, в чем я остро нуждаюсь — тепло близкого человека. Окончательно расслабляюсь, когда Олег чуть ведет острым плечом, помогая мне устроиться поудобнее и задумчиво начинает перебирать пальцами второй руки мои волосы. На самом деле, хочу чувствовать вот так Максима рядом и понимаю, что заменять его Олегом — просто низко, но он сам сделал свой выбор.       — Про Макса даже не заикайся, — отвечаю почти шепотом. Прикрываю глаза от удовольствия, когда тонкие пальцы начинают массировать мой затылок и виски — то что нужно после тяжелого дня, переполненного умственными нагрузками. Делаю еще один глоток из опустевшей наполовину бутылки и думаю о том, что градус и правда почти не чувствуется, а ведь так хочется «случайно» перебрать с алкоголем и отключить мозг на время. Хотя бы чтобы не мучиться от того, как близко сейчас Олег, который мне определенно только друг, и как далеко Макс, который без скандала даже обнять себя не разрешает. — Все очень-очень сложно, — заключаю, скашивая глаза в монитор, чтобы создать хотя бы видимость того, что я пришел за сериалом, а не поныть ему за жизнь.       — Не-ет, — тянет победно, словно долго мне что-то доказывал и наконец нашел стопроцентный аргумент, �