Чудесные моменты

— Ты не только кольцо, ты и меня не замечаешь!       Слова, брошенные в растерянности, больно резанули своей правдивостью. Габриэль вздохнул, пытаясь унять поднявшееся волнение. Он понимал, что поступает неправильно, отдаляясь от сына, но ему было так больно. Смерть любимой жены слишком многое изменила в нем, не оставив даже шанса вновь видеть мир в ярких цветах. Отныне и навсегда каждый его день был серым и холодным. Без нее все было бессмысленно. Она всегда была его музой, его вдохновением и самой большой поддержкой. Она была рядом, когда у Габриэля Агреста не было ничего, только его эскизы и мечта однажды стать дизайнером. Его слава, его громкое имя — все это заслуга любимой Эмили.       Но Эмили больше не было. Остался их сын, похожий на мать настолько, что Габриэлю было почти физически больно смотреть Адриану в глаза, было так сложно сдержать судорожный, надрывный вздох и подступающие к глазам слезы. Поэтому он предпочитал и вовсе не пересекаться с Адрианом без надобности. Пока боль не утихнет, пока он снова не научится дышать без нее. Пока глазами их сына на него не перестанет смотреть мертвая супруга.       Когда Эмили только умерла, ему в подарок досталась древняя книга и брошь с Нууру. Это казалось Габриэлю знаком, посланием свыше. Он точно знал, что должен делать, что обязан был сделать.       Забрать талисманы Кота Нуара и Ледибаг стало его идеей-фикс. Он прилагал к этому все силы, отвлекая героев фриками, Габриэль разрабатывал план, пока детишки бегали по городу, пытаясь очистить его бабочек. И никто из героев даже не догадывался, что ловушка почти захлопнулась над их головами, осталось совсем немного — и любимая Эмили снова будет рядом.       Но сегодня…       Адриан складывает руки на груди, стараясь спрятать от взгляда отца кольцо, но Габриэль снова хватает его за руку, подносит ее к свету, льющемуся из большого окна. Адриан пытается вырвать руку, и паника на его лице говорит Габриэлю намного больше, чем едва заметные взгляду символы на светлом металле.       Агрест-старший с вымученным стоном выпускает руку сына и отходит от него на шаг. Одно дело догадываться, и совсем иное — получить доказательства своим догадкам.       Все это время он пытался навредить собственному сыну! Адриан был единственным, что еще позволяло Габриэлю просыпаться каждое утро и помнить, ради чего он до сих пор живет и ради кого дышит. И он сам, своими руками, мог убить Адриана! — Ты — Кот Нуар…       Адриан так и не понял спрашивает ли его отец об этом, либо утверждает. В любом случае Адриану было нечего ответить. Он опустил взгляд в пол, пытаясь сообразить, как можно убедительнее соврать, как убедить отца в том, что тот ошибается? — Нет, это не так! — возражает Адриан, и голос у него почему-то становится высоким, а ладони — мокрыми от волнения. — Когда бы я успевал?       Габриэль его, кажется, не слушает. Он требует отдать ему кольцо, и Адриан не понимает, как начинает пятиться, пряча руку с кольцом за спиной.       Нет, все что угодно, только не кольцо! Без него Адриан снова будет только красивым мальчиком с обложки, лишится своей иллюзорной свободы, лишится этого пьянящего чувства полета и свежего ветра, бьющего в лицо.       Габриэль надвигается на него подобно скале, у него такой суровый взгляд, что Адриан понимает: отец настроен решительно и не позволит сыну оставить кольцо у себя. — Не отнимай у меня ее! — кричит Адриан в отчаянии, сжимая кулаки. Кольцо на его пальце вспыхивает, и знакомая волна энергии пробегается по телу, превращая его в Нуара.       Адриан поднимает голову, смотрит на отца с мольбой, с такой болью, что Габриэль не может не узнать в этих кошачьих глазах отражение своей собственной тоски. — Я не смогу без нее жить, отец. Пожалуйста, позволь мне быть Котом Нуаром. Умоляю тебя! Я клянусь, что больше никогда и ни о чем тебя не попрошу!       Габриэль трет пальцами глаза у переносицы, он надеется, что сейчас проснется и все это окажется всего лишь сном. Но это не сон, а его сын — это тот самый герой, которого Габриэль хотел уничтожить. И самое ужасное то, что он понимает. Понимает, что Адриан действительно никогда не простит отцу, если он разлучит его с Ледибаг. Возможно, он возненавидит его за это даже больше, чем когда узнает, что именно тот и есть его враг.       Габриэль отворачивается. Он просто не может видеть сына в этом обличие, не может смириться с собственной слепотой. Это невыносимо, так больно понимать, что он мог своими руками уничтожить то последнее, что оставалось у него в этой жизни.       Эмили бы не простила. А это значит, что Габриэлю придется выбирать, чья жизнь для него важнее. Хотя в глубине души он знал ответ. Другого просто не могло быть. — Мне это не нравится, — своим сухим тоном говорит Габриэль, не удостоив сына даже взглядом. Он идет к двери и, прежде чем покинуть комнату, тяжело вздыхает. — Но если для тебя это действительно так важно, то будь добр отчитываться о своих ночных вылазках. Ты все-таки мой сын, а не дворовый кот.       Габриэль покидает комнату, хлопнув за собой дверью. Он оставляет Адриана в полной растерянности и, пожалуй, впервые этот суровый голос отца вызывает в нем такую огромную благодарность.