My very best summer / Моё самое лучшее лето

День первый. — Меня зовут Матсумото Таканори, и этот день следовало бы обвести в календаре красным цветом. — Така… — Я помню тот день и ту минуту, когда слова начали обретать иной смысл, а устремлённые на меня взгляды некогда любящих и любимых глаз внезапно обернулись вуалью предательства. — Така, мать твою! — Но кем я буду, если позволю сломать себя? Это заточение, в которое я себя добровольно определил… — Это уже не смешно. — …станет лишь очередной проверкой на прочность, которую я должен и обязан вынести, пройти через это, гордо вскинув голову. — За что мне это… — Что именно, Юу? — Таканори оторвался от меланхоличного созерцания проносящегося за окном машины пейзажа. — Ты всего лишь поживёшь неделю за городом, болван. Прекрати нести этот бред. — Бред? — Матсумото оскорблённо выпрямился и впился пристальным взглядом в измученное лицо друга. — Юу, булочка моя французская, звезда моя ясная… — Чёрт подери, начинается. — Нет, ты меня дослушаешь, негодяй. Я поживу за городом не «всего лишь» неделю, а целую неделю. И она растянется для меня в вечность. — Не преувеличивай, — Юу раздражённо потёр виски пальцами и взлохматил свои чёрные волосы. — Тебе так сложно немного помочь родителям и привести в порядок ваше… кхм… поместье? — Курятник с трухлявой крышей. Называй вещи своими именами. — Как тебе будет угодно, милая, но дело же вовсе не в курятнике. — Разумеется. Уже почти час они ехали в небольшом микроавтобусе. И с каждым оставленным позади километром огонёк надежды угасал в тёмно-карих глазах Таканори, грозясь вот-вот превратиться в жалкий, крошечный уголёк, который оставит после себя лишь струйку бледно-прозрачного дыма. А уж кому как не Широяме Юу было известно о жгучей неприязни Таканори к жизни вдали от цивилизации. И поэтому именно Юу весь этот треклятый час сидел напротив друга, старательно сдерживая нервный тик, подёргивающий левый глаз. Он слушал сию исповедь смертника в исполнении Матсумото, догадываясь, какой непоправимый урон будет нанесён его психике за неделю пребывания в небольшом посёлке. Таканори был урбанистом до мозга костей, он искренне не понимал, почему на выходные и праздники люди так рвутся выбраться куда-нибудь за город. В чём соль? В том, чтобы кормить комаров и прочих омерзительных кровососущих тварей? Его слуху куда милее был размеренный гул мегаполиса, чем пронзительное жужжание гнуса над ухом. А его глазу было привычнее любоваться россыпью ярких неоновых огней, которые, подобно гирлянде, вспыхивали каждый вечер, усеивая улицы и магистрали. Ну как монотонный, зелёный деревенский пейзаж мог сравниться с насыщенной мерцающими красками ночной жизнью мегаполиса? Особенно, если наблюдать за этой самой жизнью с высоты десятого этажа, где находилась просторная квартира Таканори со всеми удобствами. Удобствами… какое сладкое слово. Сладкое и отныне на семь долгих дней недоступное. В старом доме, где он должен был провести незапланированные каникулы, жили бабушка и дедушка. Но с тех пор, как его отец принял решение перевезти стариков в большой мир поближе к семье, фамильная усадьба постепенно пришла в запустение. Проснулась ли в Матсумото-старшем совесть или что там ещё, но крайним всё равно оказался его сын, который сейчас больше трясся от предвкушения прелестей деревенского бытия, нежели от неровной дороги. И посему на общем семейном совете был вынесен вердикт: пока чета Матсумото в честь заслуженного отпуска наслаждается отдыхом на заграничном курорте, Таканори приводит дом в порядок перед капитальным ремонтом. — Свежий воздух, много солнца, лес, чистое озеро под боком — ну и чем не курорт? — попытался аргументировать и смягчить приговор отец. Така лишь косо улыбался, надеясь, что его улыбка не походит на оскал. Как бы то ни было, любовь к родителям, а также к бабушке и дедушке всё же была сильнее, хоть парень и редко показывал это. Вот почему сейчас он ехал вместе с Юу и парой внушительных сумок всего самого необходимого, донимая друга своей бестолковой болтовнёй, которую тот стоически терпел. — Приехали, — констатировал водитель, оборачиваясь к сидящим в салоне мужчинам. — Спасибо, — Юу открыл дверцу микроавтобуса и пинком отправил наружу еле оторвавшего затёкшую задницу Таканори. — Пожалуйста, подождите меня. Пятнадцать минут, не больше. Водитель кивнул, и Широяма, подхватив обе сумки, вышел следом за Матсумото. — Какого хрена, Юу? — Така пихнул брюнета в плечо, одновременно пытаясь вытащить из кармана ветровки ключи от калитки. — Шевелись, а то ещё награжу, — для пущей убедительности Широяма угрожающе поднял колено, вынудив Таканори идти быстрее. — Хм… — он остановился у высоких кованых ворот, окидывая оценивающим взором двухэтажный кирпичный дом. — Какой же это курятник? Выглядит весьма представительно. — Ага. Пока внутрь не зайдёшь, — Матсумото погремел ключами и, отыскав нужный, вставил его в покрытую ржавчиной замочную скважину. — Надеюсь, замок не насквозь проржавел. Однако, вопреки его опасениям, замочный механизм хоть и с трудом, но поддался. После двух поворотов ключа калитка отворилась, поприветствовав внезапных гостей печальным скрипом давно несмазанных петель. — Ничего себе, — Юу приоткрыл в изумлении рот, разве что не вертя головой по сторонам на триста шестьдесят градусов. — Впечатляет. Таканори пришёл к выводу, что Широяма впечатлился размерами прилегающей земельной площади, но сам он думал о другом. Он думал о том, как он будет эту чёртову площадь освобождать от травы, коя в некоторых местах была с его рост. И это наименьшая из всех проблем… — Впечатляет, блин, — Така забрал у друга одну сумку и жестом пригласил следовать за ним. — Ты хоть представляешь, сколько здесь нужно будет впахивать? О, Ками… и почему нельзя было просто продать всё… — он с неприкрытым пренебрежением обвёл рукой окружающее их пространство. — Всё это? — А ты не подумал о том, что твои родители относятся к семейному наследию с куда большим трепетом, чем ты? — скривился Юу. — Нет, дружочек, я понимаю это намного лучше, чем ты думаешь. Поэтому я приволок сюда свою тушу. По-твоему, я сказал им хоть слово, когда они определяли меня на эту каторгу? Чёрта с два. — Таканори заправил за уши каштановые пряди и снова взялся за ключи — они подошли к входной двери. — Ничего я им не сказал, ясно тебе? — Ясно, как же, — Юу страдальчески прикрыл глаза. — А уж как ты этому обрадовался… мои уши завернулись в трубочку после твоего звонка в тот день. Настоящая леди не должна знать таких слов, не говоря о том, чтобы пользоваться ими. — Я тебя в окно выкину, хохмач недомоленный, — Матсумото толкнул дверь вперёд — та заскрипела похлеще калитки, и друзья невольно поморщились. — Сколько же этот дом пустовал… — Долго, — резюмировал Широяма и поставил сумку на покрытый слоем махровой пыли пол. — Знаешь, а тут не так-то плохо. Чуть прибраться — и это будут настоящие хоромы. — Чуть? Ты сказал — чуть? А ты оптимист. — Прекрати ворчать, Матсумото. От твоего брюзжания ситуация с мёртвой точки не сдвинется. Я уверен, ты со всем справишься. Ты всегда справляешься. — Да, да… — вторая сумка приземлилась рядом с первой, и Така потёр лицо ладонями. — Ладно. Полагаю, приступать надо прямо сейчас, — он с надеждой посмотрел на Юу. — Может, отпустишь водителя? Посидишь, отдохнёшь. Обратно целый час ехать. — Я должен тебя покинуть, — брюнет с сочувствующим видом покачал головой. — Я пообещал брату помочь с переездом. — Как нещадно нас эксплуатируют наши родные, — Таканори наклонился к одной из сумок и, расстегнув молнию, выудил на свет пару бутылок холодного пива. — Держи, хоть какая-то моральная компенсация с моей стороны пусть будет, что ли… денёк сегодня обещает быть жарким. Будет чем в дороге охладиться. — Прямо от сердца отрываешь, — Юу улыбнулся и взял пиво. — Спасибо. Проводишь? — Конечно. Когда они подошли к микроавтобусу, Таке захотелось обвить Широяму руками и ногами, как панда бамбук, и вместе с ним вернуться обратно, наплевав на всё. — Я освоюсь, у меня получится, — бормотал он, пытаясь убедить в этом, скорее, себя, чем Юу, и последний прекрасно это понимал, еле сдерживая смех. — Освоишься, вот увидишь, — Юу ободряюще похлопал его по спине. — Я обязательно позвоню тебе вечером. Если повезёт, то завтра или послезавтра даже приеду. — Я буду тебя ждать, как голодный студент стипендию. Таканори обнял друга за шею, привстав для этого на носочки — Широяма был на полголовы выше миниатюрного Матсумото. — Ну, я поехал. Если что — звони в любое время. Микроавтобус тронулся, отъезжая от ворот, и Таканори махнул рукой на прощание, прежде чем скрыться за калиткой. В который раз он подумал, что Широяма всё-таки отличный друг… Така догадывался, что характер его далеко не золотой, и в его жизни было не так-то много людей, ради которых он готов смирить свой буйный норов. И Юу был как раз одним из них. Стараясь поддерживать моральный дух этой мыслью, шатен вернулся в дом. Он вышел на середину просторной веранды и развернулся лицом к окну. Витражные стёкла были покрыты грязными разводами, парящая в солнечных лучах пыль не спешила оседать на и без того запылённых сверх всякой меры поверхностях, а завершали всю картину маслом высохшие трупики мух, в изобилии покоящиеся на полу. Несчастные насекомые не смогли найти выход из роковой западни и пали смертью храбрых. Матсумото чувствовал нутром — моральный дух, кажись, пошатнулся… — Свежий воздух, природа, — передразнил он отца и чихнул. — И недели не хватит, чтобы всё как следует проветрить. Едва ли он преувеличивал. Внутри прочно установился тяжёлый, сырой запах запустения и, кажется, плесени. Но, как сказал мудрейший Широяма, от бездействия ничего не изменится, поэтому… — Так, — он решительно подошёл к окну, подёргал замочек-задвижку и потянул его вверх, распахивая массивные рамы. — Нужно впустить свет божий в это царство тьмы и смерти. Така посчитал нужным оставить на потом распаковку вещей, как и завтрак. Несмотря на то, что он ничего не успел перехватить перед выездом, есть почему-то совершенно не хотелось. Списав всё на стресс, он покинул веранду. На первом этаже находились ещё три комнаты — две спальни и гостиная. Таканори молча ходил по этажу, пытаясь вспомнить, как он приезжал сюда во время летних каникул, когда учился в школе. К его же удивлению, он вдруг понял, что, будучи ребёнком, он был менее придирчив к месту своего летнего обитания. Ну, впрочем, тогда его никто и не заставлял брать в руки тряпки и швабру, чтобы привести в порядок сразу весь дом. Бабушка содержала родовое гнездо в образцовой чистоте, а по утрам здесь всегда витал изумительный запах свежей выпечки. И он был куда приятнее аромата затхлости и истлевшей ткани. Матсумото открывал окна везде, куда заходил — нужно прогнать противную сырость, тогда и дышаться легче будет. Что его утешало — диваны, кресла и прочая мягкая мебель была накрыта плотной полиэтиленовой плёнкой, уже хорошо. Ибо он не мог представить, как бы в противном случае ему нужно было заниматься чисткой этих огромных пылесборников… Все ковры были свёрнуты в плотные рулоны и перевязаны бечёвкой — прекрасно. «Ну… ладно, — Таканори остановился перед широкой лестницей, ведущей на второй этаж, — возможно, не всё так ужасно.» На втором этаже, как он помнил, находились комнаты его и родителей. Он помнил, как просил маму отдать ему самую дальнюю комнату, потому что из её окна открывался прекрасный вид на всю деревню. Мать согласилась без колебаний, и тогда десятилетний Така, воодушевлённый столь лёгкой победой, помчался наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Он вбежал в спальню, отныне принадлежащую ему, и распахнул окно, впуская аромат цветущих яблонь и слив. Это была весна… а сейчас — середина июня, и ему, к сожалению, давно не десять лет. Таканори застыл на пороге своей комнаты, отчего-то ощутив лёгкий укол совести и последовавший за ним прилив ностальгии, но поспешил тряхнуть головой, словно пытаясь избавиться от этого наваждения. Не время предаваться воспоминаниям! Если он не хочет спать в грязи, дыша пылью, то следовало бы пошевелиться. Он вернулся на первый этаж и тут же ринулся к сумкам, вспомнив, что днём обещали жару, а у него с собой вполне себе скоропортящиеся продукты. Надо бы разобраться с электричеством. Отец клятвенно заверил младшего Матсумото, что с проводкой всё должно быть в полном ажуре, ведь она хорошо защищена и вообще проложена на века. Электрический щиток отыскался быстро, в дальнем углу веранды. Таканори щёлкнул заветными переключателями, а затем вернулся к сумке с продуктами. — Ну-с, — он в который раз забряцал связкой ключей — кухня была построена отдельно от дома, и в ней он ещё не был, — надеюсь, электричество есть, как и холодильник. Кухня встретила его волной вездесущей пыли и спёртого запаха. Шатен обернулся к выключателю, как-то тоскливо глянув на него. Надежда умирает последней, так? Его пальцы потянулись к плоской кнопке… — Ф-фух, — он облегчённо выдохнул, когда под потолком разлился приглушённый оранжеватый свет. — Живём. Теперь холодильник. Далеко не новый, но с виду вполне себе рабочий холодильник одиноко стоял у противоположной стены, гостеприимно распахнув дверцу, будто надеялся, что кому-нибудь когда-нибудь пригодится. — Что ж, старик, это твой звёздный час, — обратился к нему Така, как к живому. Он воткнул вилку питания в розетку и победно хлопнул себя по коленям — холодильник вздрогнул и отозвался монотонным гудением. Работает! — Потрясающе, — он переложил запас провианта на решётчатые полки и закрыл дверцу. — Не так-то всё плохо. Следом молодой человек проверил исправность санузла, так как в его планы входило посещение душа после всех манипуляций с тряпками и вёдрами. Отмыл всё — отмылся сам. Отвинтив вентили, Така услышал дивный звук: по трубам понеслась вода. Правда, перед этим он чуть не простился с жизнью — потревоженные трубы дрогнули, где-то что-то треснуло, оставалось надеяться, что это не стены дома. Обошлось… Ржавая вода текла долго, но Матсумото терпеливо стоял у борта ванной, провожая взглядом убегающую в сток бурую и весьма неприятно пахнущую жижу. Дождавшись более-менее чистой воды, он закрыл краны и прошествовал на веранду. Начинать с влажной уборки означало только лишь больше размазать эту жуткую грязищу, и Таканори, подавив горестный вздох, взялся за стоящую в углу швабру. Сперва — вымести пыль и мушиные трупы, а потом уже и мокрой тряпкой махать. — Погнали, что ли, — как-то без особого энтузиазма хмыкнул Така и принялся отметать пыль от стены. Идиллия со шваброй в обнимку длилась недолго — чуткий слух уловил подозрительный шорох травы и звук чьих-то шагов где-то снаружи. Таканори напряжённо выпрямил спину и прислонил швабру к подоконнику, прислушиваясь тщательнее… Это явно не был шум разгулявшегося ветра. Похоже, кто-то ходил вокруг дома. — Да какого ж х… — он проглотил окончание, ощутив вспыхнувшее в груди волнение. Если его внезапный гость пожаловал с недобрыми намерениями, то это не очень хорошо. Более того, этот кто-то приближался к входной двери. Матсумото судорожно схватил швабру, снова резко притягивая её к себе. Надо же было чем-то защищаться — пусть и шваброй. — Есть кто? — раздался незнакомый мужской голос, и Таканори ослабил хватку на рукояти — вряд ли злоумышленники интересуются есть ли кто дома, прежде чем вломиться. И, судя по тихому и робкому тону, гость был удивлён не меньше самого Таки. — Думаю, что есть, — твёрдо отозвался он, выходя на небольшое крыльцо. В паре метров от него стоял темноволосый парень, прикрывая от солнца глаза ладонью. И его лицо показалось Матсумото смутно знакомым… — Оу, привет, — карие глаза изумлённо округлились. — Калитка была открыта, все окна нараспашку. Я решил проверить, что тут происходит. — Калитка была открыта? — переспросил Таканори, покосившись в сторону ворот, и вздохнул, потерев лоб. Калитка действительно была открыта. — Ясно. Не беспокойся. Я — внук хозяев, а не вор, если что. — Эм-м… — гость задумчиво склонил набок голову и прищурился. — Таканори? — Да, — Матсумото наконец-то отлепился от швабры и вскинул бровь. — А ты…? Напрашивался вполне логичный вывод: если его визави знает его имя, значит, и сам Така должен знать пожаловавшего. Но память пока упрямо молчала. — Ты меня не помнишь, — утвердительно произнёс парень, улыбнувшись возникшей заминке. — Неудивительно. Все в вашей компании были старше, мелочь вроде меня редко приглашали поиграть вместе. Память потихоньку начала просыпаться… — А мне было обидно, между прочим, — улыбка гостя стала шире, а на щеках появились забавные ямочки. И память проснулась окончательно. — Ютака? — Таканори сошёл по ступенькам крыльца, и теперь молодых людей разделял всего шаг. Он вспомнил Ютаку, но тогда, когда они виделись в последний раз, ему было лет двенадцать, а Таканори — семнадцать. С тех пор прошло пятнадцать лет, и вряд ли Така узнал бы в возмужавшем Ютаке того самого мальчишку, вечно пытавшегося увязаться за компанией старших ребят. Но оставшиеся неизменными ямочки живо воскресили воспоминания детства и юности. — Он самый, — Юта протянул руку, и Таканори с готовностью её пожал. — Какими судьбами? Не думал когда-нибудь ещё увидеть тебя. — Я и сам не думал, что вернусь, — усмехнулся Матсумото. — Родители созрели для капитального ремонта, а меня зашвырнули сюда наводить порядок. Сын соседской четы Уке озадаченно огляделся, прикидывая примерный объём работ, и понимающе посмотрел на старого знакомого. — Да-да, и я о том же, — фыркнул Таканори. — Этой травой можно стадо лошадей накормить. Внутри дома дела обстоят не лучше, поверь. — Верю. Есть чем косить? — Откуда бы? — Я так и подумал. Могу одолжить свою тарахтелку, как созреешь. — Это было бы чудесно, — благодарно отозвался шатен. — Ну, а ты как? Часто тут появляешься? — Бывает, приезжаю на выходных, если нужно помочь по хозяйству. — А что до нашей старой компании? Кто-нибудь остался? Или все разъехались? — Многие перебрались в город, — кивнул Ютака и хитро посмотрел на него. — Ты помнишь Акиру? — Какого Акиру? — Сузуки. Ваши родители вечно разнимали вас, ор стоял на всю округу. Фонари вы друг другу ставили знатные, дрались до ссадин и кровавых соплей. — А… этот петух, что ли? — Таканори указал большим пальцем назад, намекая на соседний дом выше. — Именно так ты его всегда и звал, — хохотнул Уке. — Он часто бывает здесь. — Как скверно-то, а, — пробубнил Матсумото себе под нос, припоминая, что петух — это ещё самое безобидное прозвище, коим он удостаивал ненавистного Сузуки. — Брось, вы ведь уже не дети. — Должен признать, это были не самые худшие дни в моей жизни, — Така бросил усталый взгляд на свой дом. — Извини, что не приглашаю, но у свиней в хлеву и то чище. — Понимаю и ни на что не претендую. Кричи громче, если понадобится помощь. — Я просто и цивилизованно постучусь. Моих воплей эта несчастная деревня наслушалась на сотню лет вперёд. — А говорят, люди не меняются, — засмеялся Ютака и шагнул в сторону выхода. — Я рад тебя видеть, Таканори. — Взаимно, — Матсумото улыбнулся и отсалютовал в ответ. — До встречи. И он, пожалуй, не кривил душой. Таканори действительно был рад увидеть кого-то из знакомых, поскольку ему совсем не улыбалась перспектива провести целую неделю в затворническом молчании, довольствуясь лишь звонками Юу. Нет, Юу пообещал не оставлять его, и это прекрасно, Така был благодарен ему за это. Но всё-таки он привык к более живой обстановке вокруг себя. К городской, например. А здесь он почти никого не помнил, да и, как сказал Уке, мало кто остался. *** К полудню Таканори закончил приводить в порядок первый этаж. Он старательно вымел всю пыль, стащил полиэтиленовые чехлы с мебели, протёр столы и подоконники, вымыл окна, снял паутину со всех доступных углов. Час назад звонила мать, и Така успокоил её, сказав, что всё в полном порядке, а рабочий процесс в самом разгаре. Он даже смог абстрагироваться от всех неприятных мыслей, связанных с его временным заточением — работа действительно поглотила его. Уж что-что, а чистоту он любил и никогда не открещивался от домашних дел. Така отёр вымазанным в пыли предплечьем не менее чумазый лоб и окинул придирчивым взором гостиную, в которой он только что тщательно вымыл пол. Вполне удовлетворившись результатом своих трудов, Матсумото одобрительно кивнул себе и решил наконец-то сделать перерыв. Ему дико хотелось пить, пот градом струился по лицу и шее, а футболку впору было выжимать. Выйдя на улицу, Таканори вдруг понял, что в доме было, в общем-то, прохладно… Снаружи же было невыносимо. Солнце нещадно жарило, сияя на пронзительно-синем небе без единого облачка, ветра тоже не было. Раскалённый воздух вибрировал, вливаясь тягучим потоком в измученные лёгкие. А ведь день едва начался, и это точно не предел. — Ох… — выдохнул шатен, почти по пояс засунувшись в нутро гудящего холодильника в поисках спасительной ледяной воды. — Ну, половина работы сделана. «Только по дому», — услужливо напомнил внутренний голос, и Така невольно поморщился. Он почти залпом осушил половину бутылки и вышел на крытое крыльцо, устало опустившись прямо на дощатый настил. Прикинув, что к чему, Матсумото пришёл к выводу, что его оставшихся сил вполне хватит на уборку и на втором этаже. А что до прилегающей территории… это работа на два, а то и три дня, не меньше. Пока Така безрадостно потягивал оставшуюся воду, он вспомнил, что позади дома был разбит фруктовый сад. О, Матсумото-сан всегда старательно следила за своим садом, он был её гордостью — раскидистые яблони, стройные сливы и груши… а меж деревьев были проложены аккуратные, присыпанные белоснежной мраморной крошкой дорожки. Дедушка каждый год заказывал мрамор, чтобы дорожки не теряли свой первозданный вид. Бабушка могла часами возиться с молодыми саженцами или старательно обрабатывать мощные яблоневые стволы от разных листогрызущих паразитов и короедов, а Таканори оставалось удивляться её терпению. Интересно, осталось ли от детища бабушки хоть что-нибудь, или всё поглотило безжалостное время и запустение? — Вот и проверим, — он, кряхтя, поднялся с насиженного места и двинулся в сторону сада. Представшая взору картина не особо удивила его. От безупречных мраморных дорожек ничего не осталось — они были погребены под ворохом травы, росшей вокруг в изобилии. Небольшой колодец, из которого дедушка поднимал воду для полива деревьев, был покрыт полусгнившими досками и листами ржавой жести. И воды там, наверно, давно нет… Но вот деревья были живы! Конечно, их некогда идеально оформленные кроны разрослись вширь и ввысь, и всё же. Они уже отцвели, но на тех ветвях, что спускались поближе к земле, Таканори заметил небольшие завязи светло-зелёных плодов. Он мысленно поставил галочку — надо не забыть вечером позвонить бабушке и передать ей эту новость. А заодно и постараться навести порядок и здесь, очистить сад от травы настолько, насколько это возможно. Но это уж точно не сегодня… Сегодня — дом. *** — А ты молодец, — Ютака удивлённо осмотрелся, усаживаясь на кресло. — Догадываюсь, как тут всё выглядело. — Сомневаюсь, — беззлобно фыркнул Така и сел на точно такое же кресло. — Держи, — он протянул соседу пиво и расслабленно откинулся на спинку. — Как же я затрахался… Таканори стоически выдержал многочасовую пытку под названием «уборка». Он наспех принял душ, смыв с себя покрывший кожу ровным слоем пот, переоделся во всё чистое, позвонил бабушке, а после немного поболтал и с Юу… и подумал, что для достойного завершения дня было бы недурно раздавить по бутылочке пива в чьей-нибудь компании. К счастью, претендент на это нелёгкое дело проживал в доме напротив. Юта с удовольствием откликнулся на столь заманчивое предложение, и теперь мужчины сидели на веранде у открытого окна, наслаждаясь холодным хмельным напитком и тёплым вечером. — Так почему, говоришь, вы так неожиданно исчезли? — поинтересовался Уке. — Бабушка и дедушка — родители отца. Он захотел перевезти их в город, чтобы они были ближе к нам. Свою угрозу он осуществил, а бабушка чуть не сделала ему харакири в ответ на предложение продать дом. Они с дедушкой и так со скрипом согласились переехать… а отца, видимо, загрызла совесть. — Зато отдуваться тебе. — В точку. Не то чтобы я был против, но город мне куда больше по душе. — Заметно, — усмехнулся Ютака и чуть наклонился вперёд. — За встречу. — За неё. Они чокнулись бутылками и вернулись на свои места. — Ну, познакомился ещё с кем-нибудь из соседей? — Какой там? — Така закатил глаза. — Я вкалывал, как Золушка, целый день. Завтра у меня на повестке дня агрофитнес, и твоя тарахтелка будет очень кстати. — Уговор в силе. А вообще, странно… — Что странно? — По идее, Сузуки должен быть здесь. — Ты опять про этого попугая? — Ну и ну. Петух, попугай… ты, случаем, не на орнитолога выучился? — Да нет, бог миловал. — Жестоко, — рассмеялся Ютака. — Это всё дела давно минувших дней. Не пойдёшь же ты к Акире, чтобы начистить ему морду, как в старые добрые времена. — Осторожнее на поворотах, друг мой. Я могу расценить это, как весьма недурственную идейку. — Что-то не пойму я тебя. — Чего меня понимать-то? Об этом вечно нечёсаном дикобразе у меня остались не самые приятные воспоминания, на них и опираюсь. — Очередной эпитет в копилку, блестяще. Хотя надо отдать тебе должное. На его буйной голове и по сей день царит творческий беспорядок. — Юта, Юта… — Таканори потёр подбородок. — Похоже, ты можешь подобрать добрые слова даже для гадюки. — Едва ли это плохо. — Так ты всё ещё контактируешь с ним? — Если я скажу «да», ты меня анафеме предашь? — неопределённо хмыкнул Ютака, и в его глазах блеснул огонёк — привет от пива. — Сузуки вовсе не плохой парень, Така. — Он чуть не вышиб мне два передних зуба. Как вспомню, так вздрогну. — А то тебе нимб всегда жал, а? Припоминаю, как долго гонял взбунтовавшийся июльский ветер кое-чьи блондинистые вихры. Не твои, прошу заметить, — изрёк Уке с наигранным пафосом и, наморщив нос, отмахнулся. — Я же серьёзно. — Да и мне с вывихнутой челюстью смеяться было так себе. — Боги… — Юта приложил ладонь ко лбу. — Надеюсь, ты не вёл список всех полученных боевых ранений? — Надейся. — Ну тебя, — Ютака улыбнулся. — Ты сюда не на один день приехал, так? Вы так или иначе увидитесь. — Давай без угроз. — Я уверен, вы поладите, — Уке пропустил колкость мимо ушей. Таканори скептично поджал губы и промолчал. В словах Юты была доля правды — они все давно не дети. Но воспоминания из пресловутого детства пока перевешивали суровую действительность настоящего, а Така никогда не отличался коротким тормозным путём. Прав Ютака или нет — время покажет. А пока… пока лучше ни о чём не думать — у Таканори не осталось сил даже на то, чтобы элементарно ворочать мозгами. Значит, и не надо. Он слишком устал, чтобы предаваться лишним и тягостным размышлениям.