Walk through the Fire

Дилан почти готов кусать локти, так хочется сорваться с места и бежать к Томми. Дилан очень волнуется за него: как он там, один, в этом холодном подвале, совсем без одежды — любой ведь может войти и обидеть. А Дилан что? Дилан может только поглядывать на рюкзак, который он успел собрать, стискивать зубы и продолжать делать уроки, пока отец снова не стал ругаться. О’Брайен старший устроил дома настоящую колонию строгого режима. «Уроки отныне будешь делать у меня в кабинете, телефон возьмешь мой старый, кнопочный, компьютер — только с разрешения, в школу со мной на машине, из школы — правильно — тоже со мной на машине». Дилан каждый раз прокручивает в голове слова отца и пытается придумать в этом списке правил хоть какую-то лазейку, чтобы сбежать. Хотя после вчерашнего это будет затруднительно — когда Дилан не явился ночевать домой, отец психанул и поставил на дверь и окна в его комнате замки. Дилану до чертиков не нравилось такое ограничение свободы. Да, на месте отца он бы вполне поступил бы так же. Потому что со стороны выглядит все так, будто Дилан вляпался в что-то явно противозаконное. Хотя частично так оно и есть, если вспомнить что он творил вчера, то да, О’Брайен именно в это и вляпался. Сами посудите: умышленное причинение вреда, несколько краж, в том числе и оружия, сокрытие преступления и, наконец, в финале — убийство. Мечта, мать его, а не сын. Чем больше Дилан об этом думает, тем сильнее ему хочется все рассказать. Про оборотней, про Томми, который сейчас там, совсем один… но тогда придется выложить и обо всем остальном, о маме. Отцу, который любит ее больше жизни, придется узнать о том, что она тоже убийца, что она намеренно рисковала своей жизнью и втянула Дилана во все это… Хотя, по-правде Дилана втянул Томми. Дилан мотает головой, и вставляет карандаш за ухо, не желая копаться в источниках своих проблем и пытается сосредоточится на уравнении. Папа сидит рядом, за спиной, и читает газету. Дилан хоть и знает, что в «рыболове» ничего криминального писать не могут, но все равно боится, что отец может вычитать что-то не то. Например, про труп безумца, которого… ох, черт, а Дилан даже не знает что охотники сделают с трупом. Или двумя — парень ведь даже не удостоверился, жив ли тот извращенец или нет. Хотя если мертв, Дилан жалеть не будет. — Пап… — Дилан понимает, что справиться сегодня с химией ему не удастся, — Может навестим маму? Отец отрывается от газеты. Дилан мельком поднимает на него глаза, а потом все же опускает. Отец слишком печальный. Он думает, что сейчас у него проблемы в семье, что это он должен вытянуть Дилана и Марту… Если бы он только знал. — Ты действительно этого хочешь? — отец скептически отнесся к просьбе. Кажется, он уже и вовсе списал Дилана со счетов и считает его, мягко говоря, «потерянным поколением». — Пап, я уже говорил, что я… что со мной все хорошо. Что я по-прежнему такой, каким был, ты просто… просто не понимаешь что я чувствую. Я хочу поговорить с тобой, мне очень больно от того что… что происходит между нами. Пап, я же твой сын. — Дилан натягивает рукава толстовки. Слова даются так тяжело… — Я устал от вранья, — отмахивается папа, — Ты говоришь что все хорошо, но я вижу, что это не так. Ты думаешь, я не вижу, как ты постоянно забинтовываешь руки? Думаешь, что не замечу кровь на бинтах в мусорке, да? — отец не кричит. Он устал, и от этого только больней. — На что ты подсел? Дилан стискивает зубы, с трудом сдерживая слезы. Отец думает, что он наркоман, отлично. Больше всего сейчас хочется вскочить, наорать на него и просто уйти отсюда навсегда. Но Дилан знает, что так никогда не поступит. Папе сейчас и так нелегко. — Я не наркоман, — сквозь зубы тихо выдыхает он, глядя отцу прямо в глаза. — И Томми тоже. Пап, я просто… просто люблю его, понимаешь? И мне… — Дилан зло смахивает слезу. Они с отцом тысячу раз говорили о Томми, но папа все-равно не менял мнение насчет него, — Нам очень нужна помощь. Ему она нужна, но я сам не все могу сделать. Ты сможешь помочь ему? — Если я это сделаю, он уберется из твоей жизни? Дилан вздрогнул. Он ожидал чего угодно, только не шантажа. Противный ком застрял где-то в горле. Дилан обещал вытащить Томми, спасти его и обеспечить лучшую жизнь. Сам он всего этого сделать не сможет, а если и сможет — то может быть слишком поздно. Со связями отца это будет в разы быстрее и эффективнее, а значит Дилан обязан был пойти на все. Но это значило обмануть. А вранья и так было слишком много. Дилан опустил голову, понимая, что снова по-привычке впивается ногтями в собственные ладони. Рукава толстовки испачкались кровью. Парень выдохнул и расслабил руки. — Нет.

***

Пробираясь в темный подвал через полуразваленный дом, Дилан боялся, что никого там не обнаружит. Тут так темно и тихо, что если Томми забрали? Он же не мог уйти сам, он обещал… Дилан прислушивается и всматривается так, что болят глаза. Темно. Тихо. — Томми? — голос дрожит. Дилан начинает паниковать. — Дил! — где-то слева слышится знакомый шепот. Почти голосом, почти похоже на вскрик. Дилан бегает глазами по темноте, пока оттуда на него не выпрыгивает знакомый человечек, кидаясь на шею. Дилан с облегчением выдыхает. Цел. — Я думал, что ты снова пропал, — переводя дыхание, тараторит Дилан, бережно прижимает чужую голову к себе, зарываясь пальцами в грязные волосы. — Зачем ты спрятался? — Я… я думал, что это кто-то другой, — опять шепотом, — Ты странно пахнешь. — Странно пахну? — переспросил Дилан, принюхиваясь, а потом резко прикусил язык. Идиот, как только раньше не додумался! — Д-да… — Томми сделал то же самое, проведя носом по шее. У Дилана из-за этого по спине пробежали мурашки, — Ты сейчас… волнуешься из-за чего-то? — Волновался. Из-за тебя, — на выдохе оборвал Дилан, радуясь, что смог найти отмазку, — Я задержался дольше, чем обещал, думал, что ты с ума сойдешь тут один, — Дилан скинул с плеч рюкзак, отводя глаза, но его тут же поймали холодные пальцы и неожиданно втянули в поцелуй. Дилан опешил, вообще забыв, как целоваться. Только моргал беспомощно, совсем не понимая, что на Томми нашло. — Ты вчера сказал… — Томас нерешительно расцепил губы и потоптался на месте, натянув обратно на плечо плед. — Что сказал? — …Что ты рукожоп. Вернее, что мой парень рукожоп, — Томас специально выделил интонацией нужные слова, — Ты правда так считаешь? — Э… — Дилан почесал затылок. — Ну, в каких-то ситуациях я и правда… — Нет. Ты назвал себя моим парнем. Видимо, в этом утверждении заключался вопрос. И Томас явно ждал на него ответа, нерешительно всматриваясь в Дилана и, кажется, немного принюхиваясь — Дилан видел, как трепетали его ноздри. — Ты думал об этом все это время, — Дилан довольно улыбнулся, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло от осознания того, что он все-таки небезразличен Томасу. — И сейчас поцеловал тоже потому что решил, что все-таки хочешь, чтобы я был твоим парнем! — Да неужели, Ватсон, — с сарказмом ответил Томми, скрестив руки на груди. Черт, да Дилан просто обожал, когда Томас так делал! Как он только раньше не понял этого? Все возвращается, возвращается его Томми, он снова почти говорит голосом, а не просто шепотом — пусть и ненадолго, но к нему все-таки возвращается та былая уверенность и… что-то новое. Новое, необычное, но определенно прекрасное. Дилан уже любит такого Томми. Не сумев сдержать накативших на него эмоций, Дилан сгреб Томаса в охапку, приподнимая над полом и что-то довольно прокричал — невнятное, но это явно было проявлением счастья. Томас в ответ тихо смеялся и одновременно чуть не уронил плед, который служил ему пока единственным элементом одежды, и увернуться от зацеловывающих его губ. Почему дышать сейчас так тяжело? Тяжело, но хочется, хочется рядом с Томми, и непременно полной грудью. Кажется, что воздух теперь один на двоих, но его так не хватает почему-то. Возможно потому, что просто в подвале очень душно, возможно потому, что оба просто задыхаются от внезапно нахлынувшего счастья и облегчения. Все ведь будет хорошо. — Надо открыть окно! — заявляет Дилан, тычась носом в чужую щеку, а потом отлетает в сторону, начиная поиски того самого окна. — Дил, тут ведь даже нет окон… — Но что-то же должно быть! — Дилан бегает глазами по стенам, а потом замечает заделанную досками дыру, через которую все же пролезает маленький лучик солнца. — Вот, это подойдет. Видел бы ты, Томми, какое там прекрасное утро. Томас сзади только чуть смеется. Дилан с энтузиазмом подставляет какой-то ящик под ноги, руками отрывает деревяшки, кашляет, потому что пыль летит во все стороны, но все же освобождает «окно», которое тут же бросает на пол «квадратик» света. Томас инстинктивно отскакивает назад, когда пяток касается свет — Дилан про себя отмечает, что Томми повел себя как настоящий вампиренок, а не волчонок — это ведь им свойственно бояться солнца. А Томми нет. Томми сам его маленькое солнышко. — Иди сюда, — Дилан спрыгивает на пол, открывает руки для объятий, и тут же к нему подлетает ураган — Томми не нужно времени для раздумий. — Ты обязательно увидишь солнце, улицы, природу, я обещаю тебе. В ближайшее время, я принес тебе еду, одежду, мы уйдем отсюда, как только ты поешь, ладно? Пить хочешь? Последняя фраза была лишней. Дилан понял это, когда Томас вдруг поджал под себя плечи и спрятал лицо в чужой шее. Дилан почувствовал, как под его ладонями напряжены чужие плечи. Дилан тут же вспомнил, что заставляли делать Томми за воду. Кровь в жилах закипала. — Прости меня. Я не думал, что… — Дилан не мог найти нужных слов. Меньше всего обоим хотелось требушить старые раны, — Прости меня. Томми помотал головой, но ничего не сказал. Дилан понял, что на этом вся их беззаботность кончилась — вот что наделал его поганый язык. — Смотри, вот. Не бойся, просто расправь плечи, — Дилан мягко помассировал ладонями плечи Томаса, а затем стал спускаться ниже по рукам, когда понял, что Томми старается его слушаться. — Расслабься. Ты же мне доверяешь, я прав? Смотри, — Дилан приподнял его локти, разводя руки в разные стороны. Плед спал с плеч, и Томас вмиг покраснел вместе с ушами. — Мои глаза выше, Томми. И я сейчас смотрю только в твои глаза. Вернее буду смотреть, если ты поднимешь голову, — Дилан мягко улыбнулся ему, продолжая поднимать его руки выше. Дилан видел, как Томми изо всех сил старается расслабиться, но мышцы его были по-прежнему напряжены. Ну, по крайней мере Томми уже не дрожал, когда Дилан его касался — уже прогресс, по сравнению с тем разом, когда Дилан делал ему массаж, чтобы размять затекшие конечности — это было почти сразу после их побега. Но все равно Томас сейчас не мог успокоиться — недавно пережитое и звериные инстинкты просто не давали это сделать. — Смотри. Видишь? — Дилан довел ладонь Томаса до луча света. — Чувствуешь тепло? Пальцы Томаса нерешительно подрагивали. Парень колебался между тем, чтобы отдернуть кулак к себе, и тем, чтобы расправить ладонь, как просил Дилан. О’Брайен решил ему помочь. Он тоже поднял свою ладонь выше и коснулся подушечками пальцев костяшек Томаса. — А так чувствуешь? — Чувствую… — завороженным шепотом ответил Томми, смотря на свет сквозь их с Дилом пальцы. — Твоя ладонь теплее солнца. — Томас шмыгнул пальцами меж пальцев, медленно сплетая их вместе, а потом перевел глаза на Дилана. В этот момент Дилан готов был поклясться, что знает, как пахнет страх. Томас резко отшатнулся от него назад и споткнулся о плед, что лежал под самыми ногами. Дилан не успел его поймать — он никак не ожидал, что парень вдруг ни с того ни с сего станет шарахаться от него, как от чумного. — Томми? Что я не так сделал? — Дилан перебирал в уме всевозможные варианты, продолжая стоять на месте, не зная, стоит ли подойти помочь — вполне возможно, что это могло напугать Томаса только еще сильнее. — Твои глаза! Они не должны гореть, они горят только один раз, они не должны сейчас! — в панике тараторил Томми, отползая назад. Когда его спина врезалась в стену, Дилан почувствовал больной укол в сердце и ринулся к зеркалу, которое валялось в какой-то из коробок с хламом. Глаза. Горящие. Рыжие. Его.