Walk through the Fire

— Мне еще нужно к директору. Миссис Янг точно сообщит отцу, если я не появлюсь у нее в кабинете, а таких проблем мне не надо. Ты уверен, что хочешь сделать это один? — Да. Не переживай за меня. — Томас машинально погладил голые пальцы, которые выглядывали из-под перчаток. Скоро прозвенит звонок, и тогда у Томаса не будет шанса сбежать с уроков, но сейчас почему-то очень уж не хотелось отпускать руки Дилана. — Тогда… до скорого? — Дилан поднял глаза. Ресницы дрожали. — До завтра.  Томас медленно выдохнул, потирая шею. Нет, он все сделал правильно, что не стал приводить с собой Дилана. Тот, конечно, порывался, только вот Томас слишком хорошо помнил след от пощечины на его щеке, и не хотел, чтобы подобное повторилось. Да Дилан и сам не хотел, а потому старался лишний раз не расстраивать отца. А Томас надеялся, что у него получится уломать директрису не звонить родителям, или хотя бы телефон в их доме возьмет Марта. А дома Томасу Дилан сейчас не нужен. Томми, то как ты разговариваешь с Бонни — это никуда не годится. — Это вообще не твое дело, — Томас попытался выдернуть свой локоть. — Мое. Ты ведь никого другого не послушаешь, да, упрямец? В голове раз за разом крутились его слова. Черт, он ведь прав — Томас давно перестал слушать других, наверное, поэтому ему стало казаться, что все кругом пытаются навязать ему свою опеку. Контроль ему был не нужен, потому-то Сангстер и делал все наперекор чужим словам — ради демонстрации. И в итоге этим наломал столько дров, что если бы вдруг во всем Бейконе отрубило электричество, можно было бы еще неделю греться на одних лишь каминах. Дилан прав — с Бонни надо было поговорить. Правда Томас совсем не представлял как он это сделает. Утром их так нехорошо разделили друг от друга — Томас уехал с Диланом в школу, потому что поджимало время, Бонни осталась там, за калиткой… И поговорить толком они не смогли, а если взять во внимание еще то, как Томас шарахался от нее, как от чумной, когда их застали за обнимашками, так вообще страшно представить, как она себя чувствует. Томас ведь даже дома не появлялся больше суток! Ладно, перед дверью стоять больше нет сил. Окей, что делают люди в таких случаях? Стучатся? Но Томас никогда этого не делал, пока жил здесь. Но тогда ему было срать на всякие там правила приличия, а сейчас… Сейчас главное было не усугублять. Хотя бы. Уж это-то ты можешь, да, Томми? Томас глубоко вдохнул и поднес кулак к двери. Однако, постучать он не успел, потому что изнутри до него донеслись голоса. Причем очень знакомые и достаточно громкие. И как только раньше Томас не догадался просто послушать, что творилось внутри? Любопытство пересилило благие намерения войти со стуком. Томас осторожно повернул ручку двери (Бонни вообще не часто запирала замок, потому что, наслушавшись чужих рассказов о Томасе, ни в коем случае не хотела ущемлять его права или держать взаперти, как пленника. Она считала, что детям нужно доверять — и в каком-то смысле была права) и осторожно толкнул дверь от себя. Слава богам, она не скрипела! А то бы Томасу потом пришлось объясняться перед мистером О’Брайеном, почему это он крадется по коридорам. Слух не подвел: один из голосов правда принадлежал отцу Дилана, а второй был как раз Бонни. Они о чем-то спорили, причем победа, как догадался Томас, уже считай была у мистера О’Брайена в кармане. — Послушайте, Патрик, я готова работать сверхурочно, я возьму дополнительные часы в школе и… — Мисс Джонс, мы это уже обсуждали. Комиссия признала вас непригодной, в таких условиях вы не можете воспитывать ребенка. Тем более, что этот ребенок только больше отбился от рук. — Томас всего лишь хотел увидеть парня! — Бонни горячо возражала, шурша какими-то бумажками, — По вашему Дилан недостаточно взрослый для того, чтобы иметь с кем-то отношения? — С кем угодно, только не с этим Сангстером. Моя семья не будет иметь ничего общего с этим… мальчишкой, — О’Брайен явно хотел подобрать другое слово. Томас стиснул кулаки и тихим шагом подобрался чуть ближе к кухне, где и находились говорящие. — Любой человек заслуживает счастья, — Бонни стояла на своем. Томас слышал как дрожит ее голос. — Пусть даже такой проблемный, как Томми. И вы не можете портить ему жизнь только потому, что они с Диланом любят друг-друга. — Вы этого не знаете, мисс Джонс. Утром Томас даже пары слов вам не сказал, уверен, вы и дома-то почти не общаетесь. И право на опеку у вас забирают не потому, что этого захотел я, а потому что у вас долги. — Я смогу их погасить! Скажите комиссии, чтобы дали мне еще неделю, я обязательно найду… — Хватит, мисс Джонс. Даже если вы и правда найдете деньги и выберетесь из этой долговой ямы за неделю, вам все равно будет не на что жить, не говоря уже о том, чтобы содержать еще один рот. Томас все равно попадет в детский дом, но радуйтесь, он пробудет максимум два года. — Патрик, вы не можете так поступить! Вы не можете его у меня просто так отнять, я просто не позволю! — Его заберу не я, решение принимает комиссия. — С вашей наводки! — Мисс Джонс, давайте не будем переходить на личности. В данный момент вы уже ничего не можете сделать, не я заставлял вас влезать в долги. — Но должен быть выход! Если я продам дом… — То Томаса все равно заберут, поскольку у вас не будет крыши над головой. Считайте, вас уже признали негодной для опеки над подростком. Надо было думать раньше, мисс Джонс, до того, как вы решили дать этому оборванцу свободу выбора и потакать всем его желаниям. Томас чувствовал, что задыхается. Не сразу, но он все же сообразил, что на кухне разговор был окончен, и теперь мистер О’Брайен решительными шагами направлялся к выходу. Томас метнулся к лестнице и быстро взлетел на второй этаж, а там спрятался за стенкой. Шаги, шаги, звук поворота дверной ручки, и скрежет захлопнувшего замка. Мистер О’Брайен ушел, оставив Бонни одну на кухне. Томас слышал тихие всхлипы. Потребовалась минута, чтобы осознать то, что все желания рано или поздно сбываются. Томас столько раз говорил, что эта девушка никогда не станет его матерью, столько раз мечтал, чтобы его оставили одного — и вот, случилось. Теперь они и правда не семья. И никогда не будут, потому что Бонни сглупила: зачем было лезть в долги, если ей не хватало денег? Ради Томаса? А сказать о том, что у них финансовые проблемы она не могла? А, ну да, Томас бы ее послал. Конечно. Сангстер зажмурился и пару раз намеренно треснулся затылком о стенку сзади. Какой он идиот! Какой он идиот, просто закрылся в своем коме из страданий о предательстве Дилана, что совсем не видел то, что творилось вокруг, а между прочим, эта девушка старалась ради него, ни разу не упрекнув за грубость и ни разу не повысив на него голос в ответ. И даже после всего того, что ей наговорил накануне Томас, она все равно продолжает его защищать! Любой человек заслуживает счастья. Так она говорила. Она ведь как и Дилан тоже поставила желания Томаса выше своих, она старалась сделать все, чтобы ее ребенок был счастлив… даже когда Томас и не был ее ребенком. Он ведь просто оборванец с улицы, который жил в подвале сгоревшего дома последний год и прятался от органов опеки. А Бонни просто взяла и… полюбила? Томас судорожно сглотнул, смотря на свои руки. Когтей не было, было лишь смутное ощущение, будто бы их кто-то держал. Кто-то, кто носит байкерские перчатки из черной кожи, и у кого очень теплые ладони. Томас перевел глаза на мусорное ведро в своей комнате. Выход из всей ситуации был только один.

***

На сей раз Томас втянул воздух поглубже в легкие и решительно толкнул вечно незапертую дверь от себя. — Томас? — на кухне услышали, как он входил. — На часах почти восемь вечера, почему так поздно? — Бонни выскочила в коридор, на ходу вытирая руки кухонным полотенцем. Томас слышал в ее голосе нотки волнения, однако внешне девушка выглядела совсем как обычно — будто и не было никакого прихода мистера О’Брайена, и будто вся эта эпопея с долгами — просто по телеку показывали. — Дела были. — Томас пожал плечами, чувствуя, как к горлу снова подступает комок. Бонни чуть нахмурила брови. Ах, ну да, Томми же впервые за все время не огрызался и даже вел себя не так решительно как обычно. — Что-то с Диланом? Томас помотал головой. Нет, дело было совсем не в Дилане, хотя после всего, что сегодня провернул Томас, его парень точно будет не в восторге, да и сейчас наверняка дико волнуется… но пока это все не важно. — Нам надо поговорить. — Томас набрался смелости первым, посильнее стиснув в руках рюкзак. Бонни обвела его растерянным взглядом и только сейчас, кажется, заметила, что Сангстер при своем рюкзаке. А этого никак не могло быть, потому что еще утром Томас отправлялся в школу прямо из дома О’Брайенов не то что без рюкзака, вообще даже без своей одежды. — Ты был дома? — Бонни оглянулась за спину. Томас учуял в воздухе страх — еще бы, он бы тоже волновался, если бы кто-то вдруг подсмотрел в оставленные на столе документы о долгах и кредитах. — Почему не вышел поздороваться? То есть… я даже не заметила, как ты приходил. Давно? — Я продал телефон. Бонни, кажется, захлебнулась воздухом. Она ошарашено смотрела на Томаса, который сейчас топтался на пороге и нерешительно стискивал в руках лямки рюкзака, так и не осмеливаясь посмотреть в глаза Бонни после своего заявления. — Зачем… — она упала духом. — Это же был подарок… — Я говорил, что разобью, — Томас почему-то усмехнулся, — Лучше уж, чтобы пусть это делает его новый владелец. А тебе сейчас больше нужны деньги за целый. — Томас, это… — она выдохнула, когда до нее дошел смысл последних сказанных слов, — Так ты все слышал… — Угу, — Томас полез в рюкзак, потому что руки ужасно тряслись от волнения. Надо было их чем-то уже занять, чтобы отвлечься от нарастающей паники. — И еще я вел себя как идиот, — парень быстро достал из рюкзака несколько купюр и буквально всунул их в руки ошарашенной Бонни. — И еще я подумал, что могу помочь не только этим, я ходил за документами на дом, правда их не выдали мне на руки, потому что нужен законный представитель, но я несовершеннолетний, и поэтому… — Стой-стой… Какой дом, ты о чем… — Бонни еле сдерживала слезы. — Мой. Вернее моих родителей, по завещанию в случае их смерти дом должен был перейти нам с Лиззи, — Томас зажмурился. — Вернее теперь мне. Дом сгорел, но территория все равно чего-то да стоит, если можно было бы ее продать, то ты бы могла расплатиться с долгами и… — Постой… Ты действительно хочешь обменять дом своих родителей, то место где ты вырос на… на то, чтобы быть со мной? — Бонни не верила своим ушам. Слезы застыли на ресницах, а лицо было таким, будто она сейчас смотрела на самого настоящего призрака. Томасу было очень не по себе от всей ситуации в целом, однако для себя он знал одно — да, сейчас он готов обменять свою прежнюю жизнь и все воспоминания на то, чтобы идти вперед с Бонни. — Да. В ответ ошарашенное молчание. Глаза Бонни бегали по лицу Томаса и, кажется, искали подвох. Она сейчас уверена, что это все ей просто снится — Томас по запаху чувствует, как сильно в ней смешиваются эмоции, начиная от страха, истерики, и заканчивая бесконечной благодарностью и нежностью к… сыну? Она им гордится. Томас чувствовал, что для него это тоже ново. А потом ее рука дернулась вперед, с него упало полотенце, и она просто притянула Томаса к себе, а потом очень крепко обняла. Томас чувствовал, как резко она выдыхает, как сильно дрожали ее руки, и сам не мог сглотнуть предательский ком в горле, который очень мешал дышать. А может быть мешал вовсе не он, а слезы, которые так некстати подступали к глазам? За сегодняшнее утро Бонни обнимала его вот уже второй раз. И если первый был такой скомканный и короткий, то сейчас Томас боялся даже шевельнуться, лишь бы не нарушить это мгновение — какое уж там отшатнуться. Впервые за такое долгое время, Томас почувствовал, что действительно ей нужен. Его так не обнимали уже давно. Больше года.