Soul.

Это было практически не больно. Когда в очередной раз надсмотрщик врезал кулаком в скулу, Драко даже не дернулся. Лишь усмехнулся разбитыми губами. Пожалуй, сейчас, в январе, можно даже не париться насчет того, что щека опухнет — хотя, ему теперь вообще можно не париться! — в дыру под потолком задувало так, что даже стены покрылись инеем. Периодически Малфой задумывался, почему еще не сдох — молодой организм упорно справлялся с постоянными побоями, любвеобильными дементорами, «супер питательными» порциями каких-то помоев, а так же с температурой, не поднимавшейся выше десяти градусов даже летом, что уж говорить про зиму. Свидание с надсмотрщиком проходило дважды в день, и каждый раз заканчивалось тем, что на теле парня появлялось на парочку синяков (если повезет) больше, но чаще — ледяной пол становился его изломанному телу мягкой периной. — Ублюдок, — смачный плевок пролетел в паре сантиметров от лица парня. Тяжелая дверь закрылась, оставляя практически целого Драко сидеть на полу. Его серые глаза разглядывали унылое грязное небо сквозь дыру под потолком. Грязь, жившая внутри этого здания, будто перекочевала на бескрайнее и чистое, но парню было все равно: в его душе, а точнее в том, что от нее осталось, навряд ли нашлось бы место для жалости для какой-то далёкой синевы, погрязшей в дыме или иной гадости. Жизнь поделилась на «до» и «после», стоило только ему перешагнуть порог этого убогого заведения, которое теперь казалось чем-то неотвратно родным и близким. Здесь было все понятно: еда, вода, сон, жизнь и боль. Из развлечений, пожалуй, игра с надсмотрщиком, о которой он, конечно же, не знает, но отчего-то с удовольствием вечно ее поддерживает. Человек, хотя, наверное, все-таки правильно будет сказать «человек», был одним из высокоморальных уродов в начале своей карьеры, вот только слишком узкие взгляды и пару лет в Азкабане сделали свое дело: полтора на полтора, жирная залысина, четверть зубов наберется — уже хорошо, а еще дурацкая затасканная черная жилетка, лет пятнадцать назад определенно пошитая в лучшем ателье, а сейчас оборванными кусками висевшая с его плеч и смердевшая мышиным пометом, — и вот перед вами типичный представитель данной обители, которую походу скоро забросят, во всяком случае Драко на это надеялся. Представитель «людей» был чем-то вроде скота, хотя, пожалуй, даже со скотом обращались лучше, что уж говорить, после первого месяца пребывания здесь Малфой всерьёз задумался об уважении по отношению к домовикам, но лишь мимолетно. Дементоры, а точнее их вольные представители, жившие в одиноких коридорах, не обращали внимания на «человека», и даже не из-за заклинания. Сумасшедшие были для них большим лакомством, нежели надсмотрщики. В этом Драко убедился самолично через пару месяцев, когда потерял часть своей души. Тогда кусок оторвало вместе с воспоминаниями о матери, и парень потерял себя на пару дней, недель, лет… Дни в Азкабане не отмечали любезно на календаре крестиком, и к моменту своего возвращения в тело, Драко не знал ничего о дате, однако хорошо понимал, что «любовники» посещали его чаще, чем раньше, но ни разу не нападали на «человека», находившегося по близости. Волшебник не знал точно, что так на них влияет — то ли пропахшая жилетка, то ли прогнившая душа надсмотрщика, однако четко осознал, что рядом с этим он точно будет целее. Когда именно Драко потерял всякое уважение к себе, он точно не помнил — толи после второго, толи после третьего потерянного куска души — вот только воспоминания, в которых он валялся в ногах у этого «человека», рыдая и моля остаться в его камере чуть подольше, были живы до сих пор. Жалеть себя он перестал после третьего рандеву с надсмотрщиком. Быть разбитым физически было куда приятнее, нежели быть разбитым душой, да и боль отрезвляла, не давая «возлюбленным» навсегда унести его в мир темных грез. Изо рта вырвался очередной сгусток пара, и парень почувствовал, что от ледяной стены повеяло теплом. Мысленно досчитав до трех, Драко отвел взгляд от прогнившего неба и посмотрел на дверь. Дементор медленно вплыл в камеру. — Ну, привет, Бенджамин, — устроившись поудобнее на своем месте, волшебник обессиленно улыбнулся окровавленными губами и приглашающе поманил рукой. Придумывать имена своим «любовникам» вошло в привычку, и порой парень даже предлагал «человеку» подвинуться, ведь пришло время «страсти» с очередным Джоном, Дином, Зеппелином или Бенджамином. Смольная ткань едва коснулась его ног, как тут же отстранилась — камера открылась, и в нее вошел надсмотрщик, на ходу бормотавший заклинание, отзывающее монстра. Дождавшись, пока дементор скроется из виду, «человек» с презрением посмотрел на блондина и молча кивнул в сторону выхода. — Меня переселяют? — Посетитель…