***
Сбылась мечта идиота! Меня похитили пришельцы. Хотя, точнее сказать, я сам решил с радостью воспользоваться их гостеприимством. Я прекрасно понимал, куда иду и что меня ждет там. Но остановиться я не мог: моя страсть ко всему необъяснимому сыграла со мной злую шутку. Я прекрасно понимал, что оставляю дорогих мне людей в полном неведении. Скалли. Скиннер. Стрелки. В тот момент мне было наплевать. Я шел к тем людям, лица которых освещал свет прожекторов инопланетного корабля, и понимал, что именно в эту минуту я должен быть здесь. Я чувствовал себя неотъемлемой частью огромного и таинственного бытия. «Идиот!» На самом же деле я был самым обыкновенным подопытным кроликом, как и многие другие. Сейчас, сидя в кресле в своей палате, я осматривал ужасные шрамы, покрывающие мое лицо и грудь. В отличие от многих других, кто побывал в кресле у инопланетян, моя феноменальная память работала как часы. Я прекрасно помнил, что происходило со мной и что я чувствовал в этот момент. Стоило мне закрыть глаза, как тут же возникали яркие вспышки прошлого, а грудь сковывала агонизирующая боль от воспоминаний пилы, разрезающей мою грудную клетку. Пульсирующая боль охватывала лицо в тех местах, где были проколы от жутких игл, растягивавших его, словно резиновую маску. Мысленно прощавшись со всеми, я ждал только одного — смерти. И я умер! На какой-то момент я покинул этот мир и отправился в иной, но, в отличие от времени заточения, я не помнил, что же было после смерти. Видимо, эта тайна так и останется таковой, пока в очередной раз Старуха не решит зайти ко мне на огонек. Очнувшись в палате, я не поверил своим глазам, когда увидел Скалли рядом. Я был уверен, что провел на инопланетном корабле не одну сотню лет и все, кого я люблю, давно уже умерли. На самом же деле меня не было всего семь месяцев. Хотя, думаю, для Даны это время тоже показалось достаточно долгими. Она изменилась. Я не мог понять, что именно было с ней не так, но, определенно, видел изменения. Волосы стали длиннее, но оставались такими же яркими, какими я их помнил. Ее лицо приобрело острые черты, возле губ появились слабые морщинки, а глаза казались бездонными, но абсолютно пустыми. И только сейчас, когда я слабо сжал ее пальцы, в них тоненькой струйкой стала проникать жизнь. Ее губы растянулись в слабом подобии улыбки. Создавалось такое ощущение, будто ее лицо забыло, как это — просто радоваться чему-либо. Я подозревал, что за все это время Скалли по-настоящему ни разу не расслабилась. Ее лицо выглядело старше, чем есть на самом деле. Оно отражало целую гамму отрицательных эмоций, которых ей пришлось пережить за это время по моей вине. Но при этом она оставалась все так же красива и любима мною. Я помнил все наши лучшие моменты до похищения. Помнил, как сильно я ее люблю, помнил, как сильно она нуждалась во мне. Помнил тот день, когда мы послали все запреты бюро к черту и наконец слились в единое целое. Помнил наши выходные, безвылазно проведенные в ее постели. А также наши попытки уединения в разгар рабочего времени. Я помнил, как мы пытались завести детей. День, когда она попросила меня стать отцом для ее ребенка стал для меня самым счастливым на свете. Я даже мечтать не мог о таком подарке судьбы. Я всегда считал, что не достоин права быть отцом, да и не представлял себя в роли примерного семьянина. Но предложение Скалли что-то перевернуло во мне, и я по-настоящему захотел этого. Даже когда доктор Паренти огласил результаты тестов, моя вера и мое желание не иссякли и на долю секунды. Я прекрасно помнил те вечера, когда уговаривал Скалли не опускать руки и пробовать снова и снова. Она соглашалась и верила мне — о большем я и не просил. Возможно, мы бы добились результата, если бы не похищение. Нет. Если бы я не ушел к ним. Однажды Скалли в шутку спросила меня, что бы я выбрал, если когда-нибудь мне представится возможность выбирать между ней и пришельцами. Тогда я только закатил глаза и отшутился. Сейчас я с ужасом понимаю, что мой выбор был не в ее пользу. И за это я себя ненавижу! — Малдер? — я вздрогнул и обернулся. Занимаясь самоанализом, я не слышал, как в палату вошли Скалли и мой лечащий врач. — Ты в порядке? — Для человека, который несколько месяцев был в гробу, я чувствую себя замечательно! — встав с кресла, я слабо двинулся в сторону кровати. — Правда ноги еще плохо слушаются. — Тебе лучше сесть! «Господи, неужели есть еще что-то, что может быть хуже того, что уже случилось?» Видимо, на моем лице что-то такое отразилось, потому что Дана поспешила меня заверить: — Нет! Это хорошие новости! Это прекрасные новости! Облегченно выдохнув, я повернулся к ней и обомлел. Наконец-то я понял, в чем конкретно произошли изменения в моей напарнице. До сегодняшнего дня мне не удавалось увидеть ее в полный рост, так как врач категорически запрещал мне даже приподнимать голову от подушки. Поэтому мне приходилось довольствоваться малым и разглядывать ее прекрасные черты лица. А сейчас я, когда наконец послал куда подальше все запреты и принял сидячее положение, смог увидеть ее во всей красе. В принципе, никаких кардинальных изменений не было. Все тот же маленький рост, все та же миниатюрная фигура, все тот же строгий внешний вид, если бы не одно «но» — у Скалли был живот! И я сомневаюсь, что он появился из-за слишком частого поедания фастфуда, который, кстати сказать, она терпеть не могла. Нет, это был самый настоящий «беременный» живот, который рос не по дням, а по часам! Как в той детской поговорке: если у тебя растет живот — значит, кто-то там живет. И этот кто-то был уже довольно больших размеров. Прищурившись, я поднял глаза на Скалли, которая в этот момент что-то рассказывала об улучшении моего здоровья, но я не понимал ни слова. В моем теперь уже здоровом мозгу билась только одна мысль: «Скалли беременна! И я не имею к этому никакого отношения». — Мы вас понаблюдаем еще неделю, сделаем последние тесты и отпустим, — проговорил тем временем мой врач. — Нет! — я резко вскочил, совершенно забыв о моих еще пока слабых ногах. Чтобы не упасть, мне пришлось схватиться за спинку кровати. — Никаких тестов! Никакой недели! Я прекрасно себя чувствую и готов выписаться! — Но, сэр, мы должны понять, откуда… — врач попытался вставить слово, но я ему этого не дал: — Я сказал — нет! Мне наплевать на ваши научные открытия в моем лице, я иду домой! — заорал я. Врач беспомощно посмотрел на Скалли, ища поддержки, но я знал, что она меня не подведет. — Я думаю, мы сможем решить этот вопрос, — мягко сказала она, посмотрев на меня. — Ты пока готовься, я думаю, что через час я смогу отвезти тебя домой.***
Зайдя в свою квартиру, я встал как вкопанный у двери, боясь пошевелиться. Не веря тому, что вернулся наконец домой, я набрал полные легкие воздуха и шумно выдохнул. Сколько раз я представлял, сидя в заточении, как приду сюда, закажу пиццу и буду ждать Скалли. А потом мы вместе поспорим о чем-нибудь, разделим кусок пиццы как символ мира и завалимся на мой старый, протертый диван смотреть какую-нибудь комедию. Хотя я понимал, что это невозможно, но все же цеплялся за эти крохи моей реальности. Они позволяли мне держаться на плаву и не забывать, кто я есть на самом деле. — Хорошо быть дома! Это были ее первые слова после разговора в палате. Спустя полчаса она снова зашла в палату и молча кивнула мне, давая понять, что все улажено и можно отправляться. Поездка в машине также прошла в гробовом молчании. Уж простите за каламбур. Я до последнего гадал, куда же все-таки она меня повезет. Чью квартиру она назвала моим домом. В прошлой жизни, если ее можно так назвать, благодаря нашим тесным взаимоотношениям я по праву считал ее квартиру своим домом. А свою, скорее… бункером. Местом моего уединения, когда нужно подумать и принять важные решения. Но каждый вечер я шел к ней домой, наивно полагая, что это и есть мой дом. Место, где меня любят и всегда ждут. Я испытал смешанное чувство, когда она свернула на Александрию. С одной стороны, облегчение, уединение — это то, что мне сейчас нужно больше всего. А с другой — глубокое разочарование. Видимо, период чуть больше полугода, оказался достаточным для того, чтобы наши взаимоотношения, да и жизни в целом, круто повернулись на сто восемьдесят градусов. Скалли уж точно сделала огромный скачок вперед. Возможно, сейчас в ее жизни нет места для меня в том смысле, в котором я привык. Возможно, именно сейчас ее дома ждет отец ребенка. А, собственно, кто отец?! Уж точно не я! Когда мы виделись в последний раз, Скалли не была беременной, иначе бы сказала мне. Буквально за месяц до того, как я ушел, она сделала тест, который безжалостно показал одну полосу. Так кто же отец? Кто этот сукин сын, который забрал у меня самое дорогое, что было в этой чертовой жизни? Кто этот подлец, которому она смогла довериться настолько, чтобы решиться родить от него? Кто этот ублюдок, который смог за короткий срок сделать то, что пытался сделать я весь последний год до похищения? Кто? Кто… Кто он?! Пытаясь подавить вулканическую волну гнева, я до боли сжал челюсть и зажмурился. Скалли, конечно, обратила внимание, но предпочла не задавать лишних вопросов. За что я был ей весьма благодарен. Боясь не справиться с бурлившей во мне злостью, я отвернулся к окну и уже не поворачивался до конца поездки. Пройдя в комнату, я огляделся. Здесь было что-то не так. Вроде бы все стояло на своих прежних местах, но было ощущение, что мою холостяцкую квартиру покинул дух авантюризма. — Здесь что-то поменялось, — оглядываясь, заметил я. — Просто чисто, — пожала она плечами, стоя напротив меня в начале комнаты. — Я буду скучать без Молли, — я заметил, что в моем аквариуме не хватает одной рыбки. — Да, — печально улыбнулась она, — ей не так повезло. Усмехнувшись, я облокотился на стол. Еще неизвестно, кому из нас повезло больше. Я завидовал этой чертовой рыбе: ей не надо думать, как жить дальше. Я бы сейчас многое отдал, чтобы меня никто не трогал и я спокойно продолжал бы гнить в гробу. Когда умираешь, тебе становится наплевать на все. Тебя это больше не касается. Не надо думать о пришельцах, о своей непутевой семье, о работе, о репутации, о Скалли, о ее ребенке и его ублюдке-отце. «Черт! Ну, давай же, тряпка, соберись. Ты же друг, в конце концов. Хватит жалеть себя. Подумай, наконец, о ней и о том, что она сделала для тебя. Из какой задницы она тебя вытащила. Да, у нее будет ребенок! Ну и что? Ты должен быть счастлив за нее. Ведь она так этого хотела. Так улыбнись, твою мать, и обними ее». — Малдер! — прервала мое самобичевание Скалли. — Я не знаю поймешь ли ты… как это было тяжело… сначала узнать о твоем похищении, искать тебя и найти мертвым, — ее голос надломился, и я испугался, что она заплачет, но она, как всегда, справилась с эмоциями — хоть что-то осталось по-прежнему. — И вот наконец ты вернулся! — Похоже, тебя это удивляет, — развел я руками. — Я много молилась, — помолчав, ответила она, — и мои молитвы были услышаны. — И, видимо, не одна! — без сарказма ответил я, кивнув на ее живот. — Да! — Я рад за тебя, — это была откровенная ложь с моей стороны. — Я понимаю, как много это для тебя значит. Скалли внимательно посмотрела на меня и поняла, что я бессовестно лгу ей. Не выдержав ее взгляда, я опустил голову. — Малдер? — Прости меня. Я не хочу показаться неблагодарным, но я не понимаю, что со мной. Мне довольно сложно разобраться во всем этом. Извини! Я видел, что она хочет подойти ко мне и обнять, но я не мог принять ее. Чувствуя себя последней неблагодарной скотиной, вышел из комнаты и скрылся в спальне. Сев на кровать, я наклонился и закрыл глаза руками. Моя боль от потери ее, перемешанная с диким гневом, могла вырваться наружу в любой момент. А причинять ей вред я уж точно не хотел. Не в ее теперешнем положении. Вопреки здравому смыслу, я испытывал дикую злость на нее. Я чувствовал себя преданным. «Как она могла?!» Все это время я с ума сходил из-за нее. Семь лет я пытался ее добиться, продвигаясь вперед черепашьими шагами. Я любил ее, вознеся на пьедестал, и поклонялся ей день и ночь. Когда я находился в заточении, единственное, что мне помогало переживать агонизирующую боль, — это мысли о ней. Я звал ее снова и снова, стоило адской машине прикоснуться к моему замученному телу. А что делала в это время она? Конечно, я не сомневаюсь, она искала меня, но не это сейчас важно для меня. С кем она была все это время? Когда познакомилась? Почему так легко подпустила к себе? Вспоминала ли она мои прикосновения каждый раз, когда он ложился к ней в постель? Неужели все, что было между нами, для нее ничего не значило? — Малдер? — Скалли тихо встала на пороге комнаты, не решаясь зайти. — Может, у тебя есть какие-то вопросы? — Поверь, у меня их полно! — посмотрев ей в глаза, ответил я. — Но пока я не готов услышать ответы. Мне нужно время. Нужно подумать. — Хорошо, — кивнула она, — думай, сколько нужно. Холодильник забит под завязку, квартира оплачена на три месяца вперед, так что проблем с этим пока не будет. Позвони мне… — Как только буду готов! Она робко улыбнулась и вышла. Спустя пару минут я услышал, как закрылась входная дверь. Упав поперек кровати и раскинув руки в стороны, я уставился на свое отражение в потолке. Глотая слезы, я сказал ему: — Лучше бы ты сдох!