Десятый

      Тсунаёши Савада смотрел на бумагу долго, словно гипнотизируя текст, который был на ней написан. Он несколько раз перечитал строки, скептически проверил печать, но Пламя оказалось настоящим. Его официально взяли в семью.       Тсуна помнил детство смутно, да и первые дни, проведённые в мафии, — тоже. Какие-то обрывки памяти, неприятно ранящие своими острыми краями, как только Савада пытался на них сосредоточиться. Это был паззл, в котором явно не доставало большей части деталей.       Тсунаёши отложил официальный документ, дающий ему, по сути, огромную волю выбора. Теперь он — член семьи… которую ненавидит так сильно, что хочет уничтожить всех членов этой шайки до последнего.       Савада подошёл к умывальнику и взглянул в отражение. Или зеркало было мутным, или его глаза и в самом деле были такими безжизненными. Какой-то непонятный грязный цвет радужки — словно лужа грязи на дороге. Тсунаёши усмехнулся одной стороной рта. Пожалуй, невыразительный взгляд — одна из меньших его проблем.       А вот шрамы — это дело куда более интересное. Как ни странно, самый глубокий шрам был и самым первым в его жизни. Прямо на лице, какая безвкусица. Савада медленно и с неприязнью провёл по скуле вниз, в итоге закончив на подбородке. Один. А затем повторил такое же движение, но в другую сторону. Два. Эти два перекрёстных шрама в итоге образовывали одну борозду — римскую цифру десять. Его клеймо.       В голове неприятно загудело, стоило Тсуне вновь вспомнить события прошедших лет. Как только он попал сюда вместе с другими детьми, им сразу же сделали такие шрамы. Их клеймили. Пугливый Савада был в самом конце строя, в итоге заполучив шрам в виде икса. Пошёл бы первым — была бы всего одна вертикальная чёрточка… Однако это не самая худшая цифра, так что Тсунаёши смирился со своим трусливым поступком.       Ткань формы, которую носили так называемые «рабы» семьи, неприятно задевала кожу спины. О, а этот шрам он заполучил совсем недавно. Прекрасный неудавшийся опыт, закончившийся смертью двух мальчишек и химическим ожогом на спине Савады.       И каждый шрам словно знак, штамп, который нельзя стереть. Остаётся лишь позорно носить этот ярлык, с каждым днём мечтая о смерти ненавистных людей.       Но что может противопоставить маленький мальчик пусть и малоизвестной мафиозной семье? Вот и Тсунаёши со злостью признавал, что ничего. Пока.       Если в нём увидели потенциал, значит, стоит приложить усилия — и появится шанс отомстить. Савада ни капли не был уверен, что, перебей он тут всех, ему станет жить легко и беззаботно, однако это избавит его от бесконечных кошмаров как во снах, так и наяву.       В свои двенадцать, выдержав пятилетние пытки, мило называемые этими тварями «экспериментами» и «опытами», Тсунаёши стал очень крепок духом. Да, им движила жажда мести, и это далеко не самый лучший мотив, однако — Савада хмыкнул — ему было абсолютно плевать на понятие «хорошо». Кажется, эта семья научила его только тому, что такое «плохо».       Кричать — плохо. Плакать — плохо. Пытаться заговорить — плохо. Устраивать забастовки — плохо. Надеяться на беззаботное будущее — плохо. Идти против установленной системы норм и порядков — очень плохо.       Тсуна, словно зритель в кинотеатре, наблюдал, как постепенно ломались его друзья. Один за одним. Кто-то погиб во время неудачного эксперимента, кто-то в итоге не выдержал и покончил с жизнью, кто-то сошёл с ума… Кто-то, но не Савада.       Тсунаёши почему-то оставался жив. Каждый раз. И, кажется, он ещё умудрялся удивлять своих мучителей своими результатами. Тсуна был силён, и он начал это понимать. Савада не мог понять, в чём именно это выражается, однако теперь, возможно, у него появится шанс, ведь эти люди сделали его членом своей семьи. Кажется, в этот раз мафия допустила тотальную ошибку.       Тсунаёши отправился к командующему, который нехотя выдал тому новую форму и велел следовать за ним — теперь Савада будет жить в другом корпусе, вместе с другими членами семьи. А командир теперь был для Тсуны едва ли не подчинённым. Сняв с себя кандалы «раба», Савада наконец вдохнул воздух полной грудью.       Мальчик шёл по коридору в новое место жительства, не сдерживая подрагивание уголка губ. Тсунаёши хотел рассмеяться или хотя бы чудовищно едко усмехнуться, но он проявил чудеса выдержки, сохраняя относительное спокойствие.       Он абсолютно точно знал свою цель, осознавал мотивы, искал средства достижения желаемого результата, просчитывал риски и был готов к поражению. Однако, засыпая ночью на новой кровати, Савада отвернулся к стене и всё же хищно усмехнулся. Он определённо настроен на победу.