Брат брату рознь

      Мёрдок громыхнул дверью с такой силой, что, кажется, табличка, висевшая с другой стороны, упала на пол. Но его сейчас абсолютно не волновал какой-то там предупреждающий знак о том, что если какой-нибудь смельчак попробует зайти к нему в комнату, то получит по яйцам. В данный момент его беспокоила одна мерзкая голубоволосая личность, которая подлизывалась к его старшему брату. Или это только он так думает? Во всяком случае, теперь нужно держать ухо востро и следить за этим придурком Потом. Он может быть с виду невинным мальчиком, а внутри то ещё кидалово.       Никкалс плюхнулся на изрисованный маркерами подоконник и мрачно уставился в окно. «Нахуя ему надо здесь?» Мёрдок отвернулся и осмотрел комнату. На глаза попался старый чёрно-белый снимок маленького семилетнего Мёрдока и уже отмотавшего свой десяток Ганнибала. Радовало, что на нём не было отца. Себастиан не любил эти семейные фото и всегда отворачивался, когда «вылетала птичка». И Ганнибал с Мёрдоком под боком не улыбались. Вообще, жизнь у них была «не до улыбок». И почему он всё ещё хранит эту фотку? «Нахуй её, нахуй брата».       Мёрдок соскочил с подоконника и подошёл к фотографии. Показательно хрустнув костяшками, он схватил фото. А ведь оно даже без рамки, — слишком бедное. И какое-то неродное, чтобы растрачиваться на него.       — Сука, — прошипел Мёрдок, с большим удовольствием скомкав фотку. Он как будто прощался со своим прошлым, прощался с братом и отрекался от него. «Ну и похуй».       Ганнибал редко когда помогал Мёрдоку в детстве. Когда старший предлагал хоть что-то интересное, влетало от отца всегда младшему. Причём в двойном размере. Тогда Мёрдок неоднократно убеждался в том, что его брат та ещё скотина.       Но иногда влетало и старшему. Это было настолько редко, что Мёрдок почти не помнил. Хотя он знал, что когда отец отыгрывался на Ганнибале, сил не жалел. Дубасил всем, чем попадётся. Швырялся то бутылками, то пепельницей, из-за которой, кстати, Ганнибал теперь чуть прихрамывает на правую ногу. Может, было за что?       Мёрдок до сих пор помнил, как Ганн однажды, после очередной стычки с отцом, остался лежать на полу, еле дыша. Его глаза тогда заплыли, а молочные зубы были выбиты и валялись рядом, как и небольшие сгустки крови. Мёрдок помнил, как Ганнибал тогда посмотрел на него одним целым глазом и улыбнулся изо всех сил. Это было ужасное зрелище.       Тогда Мёрдок впервые побоялся смерти. Но теперь он вырос и не боится ничего. Даже потерять эту гниду, что зовётся его братом.       Мёрдок никогда не простит брата за то, что тот бросил его. Сколько всякой хуйни ему пришлось выстрадать, сколько часов провести в обезьяннике, а Ганнибал даже не беспокоился о нём. Развлекался где-то с шалавами и запивал всё дорогим алкоголем.       Никкалс открыл форточку и вышвырнул скомканную фотографию.       Остаётся только гадать, кто вылетит следующим: Ганн или этот придурок Пот.       Ох уж эта его смазливая рожа, никчёмная полуулыбка и два больших коричневых глаза… Натянуть бы их братцу на жопу. Мёрдок сжал край подоконника, оставив на нём тонкие полосы от когтей. Больше не было сил сдерживаться, мириться с тем, что когда страдал Мёрдок, Ганнибал ему не помог, а теперь… Теперь, когда страдает Ганн, сука Пот принял его с распростёртыми объятиями, даже не узнав ближе. Блядская несправедливость. Или это уже паранойя? Но, блять, видеть эту рожу в собственном доме с каждым часом становится всё невыносимее. А эти грёбанные дни тянутся, как мерзкий слизняк.       Мёрдок рванул ручку двери на себя и пулей спустился на первый этаж. Сейчас он был похож на бойцовского быка, у которого была только одна цель — избить соперника. Быка, на пути которого лучше не стоять.       Ганнибал напрягся, когда понял, что рядом с ним кто-то сел. Подняв голову, он с некоторым подобием облегчения заметил, что это его голубоволосый «приятель», а не Мёрдок. Последнего сейчас очень не хотелось видеть. Почему? Не было особого желания надоедать своим присутствием.       — Хотел спросить чего, приятель? — заметил Ганнибал. — Так, давай уже, — чего тянуть кота за яйца?       — Меня немного волнуют ваши с Мёрдоком взаимоотношения, — начал было Стюарт.       Никкалс старший вперил в него свой мутный взгляд и напрягся, нервно перебирая пальцами.       — Если он будет тебя избивать при каждой вашей встрече, то от тебя мокрого места не останется, — чуть тише добавил Стю-Пот.       — Но… — Ганнибал уставился в пол, усмехнувшись. Он вспомнил, как давным-давно, когда отец в хлам напился, они с Мёрдоком успели сбежать из дома и весь день провели как душа пожелала. — Он не всегда был таким… ну, знаешь, садистом. Он сильно изменился с нашей последней встречи… сорок лет назад.       Стюарт посмотрел на Ганнибала, чуть наклонив голову вбок, чтобы разглядеть его лицо. Из-за беспорядочно свисающих прядок, спадающих то на лицо, то на плечи, было плохо видно глаза. Врал он или же говорил правду — Стю не мог утверждать на сто процентов. Он с грустью заметил, как на глазах Ганнибала поблёскивали небольшие слезинки. Может быть, он действительно не такой уж плохой человек?       — А, проехали, — отмахнулся Ганнибал. Он откинулся на спинку дивана и громко шмыгнул носом. — Давай больше не будем говорить об этом, приятель.       Стюарт вздохнул. Ему больше нечего сказать. Разве только попытаться как-то перевести тему, но… «это лишнее». Он поднялся с дивана и неспешно удалился из гостиной, на несколько секунд задержавшись у дверного проёма. Мимо него, тяжело сопя и рыча, как какой-то зверь, прошёл Мёрдок. Стюарт вовремя отпрянул назад, чтобы по его ногам не прошлись, и проводил взглядом Никкалса младшего.       — Чё пялишься? Иди к своему Ганни, подтирай ему задницу, — через плечо бросил Мёрдок прежде, чем схватил свою кожанку и вышел из дома.       — Мне жаль тебя, приятель, — Стюарт подпрыгнул на месте. Обернувшись, он увидел, что напротив него стоит Ганнибал. В его руках был портфель, на голове шапка, а длинный, почти до пола, плащ был застёгнут на большие острые пуговицы.       — Уходишь? — вырвалось у Стю. Он поднял взгляд на Ганнибала, тот растерянно улыбался.       — Скажем так, я не особо жажду, чтобы из-за меня кого-то считали жополизом. Не хочется быть мразью, поэтому я, пожалуй, пойду прогуляюсь, пока здесь всё не остынет.       Ганнибал прошёл мимо Стюарта, зашёл в коридор и замер возле входной двери. Кое-что забыл.       — Кстати, — воскликнул он, не оборачиваясь, — как тебя зовут-то, приятель?       — Стю, — ответил голубоволосый, уткнувшись лбом в косяк и наблюдая, как Ганнибал накидывает на плечи свой тяжёлый рюкзак и уходит, хлопнув дверью.       Стюарт остался один. Интересно, а Мёрдок чувствовал то же странное щемление в груди, когда Ганнибал уходил тогда, сорок лет назад? Но, скорее всего, ощущение неопределённости и непонимания что делать дальше было гораздо сильнее, ведь Мёрдок был тогда ребёнком.       — Опять уходишь?       Стоило Ганнибалу показаться на крыльце, его тут же смерили два разноцветных глаза. Перед ним стоял Мёрдок, одетый в шипастую толстовку. Ганнибал узнал её, — это был его подарок брату на его девятый день рождения. Да, он до сих пор корил себя за то, что ушёл от Никкалса, на его день рождения подарив ему свою толстовку, ранее перешедшую (или прилетевшую в рожу, это уж как удобнее) ему от отца.       — Ты всё ещё носишь её? — Ганнибал чуть улыбнулся, затем хмыкнул и спустился по ступеням, остановившись напротив брата.       — Не переводи тему, сука, — огрызнулся Мёрдок.       — Я и не думал. Просто удивлён, что у тебя ещё сохранился мой подарок. Она тебе напоминает обо мне? — Ганнибал приподнял бровь, наблюдая за реакцией Мёрдока.       Тот ещё пуще нахмурился, волком глядя на старшего брата.       — И как у тебя язык поворачивается? — прошипел Мёрдок. — Отвечай на вопрос, я не хочу затягивать разговор с идиотом.       — Просто решил прогуляться, — Ганнибал осмотрел улицу. В этой части района всегда тихо. Никто и не узнает, где вас хоронили. Людей и машин здесь почти нет, практически не грязно, поэтому здесь и живут одни старики да молодожёны. Или те, кому денег не хватило на нормальную хату.       Ганнибал кинул осторожный взгляд на брата и хмыкнул. Может быть, он сможет хоть как-то обезопасить брата. Может быть, впервые ему это удастся?       Ганну показалось, что взгляд Мёрдока был очень напряжённым. Кажется, на желтоватых яблоках выступили алые вены. Стало не по себе.       — Ты лжёшь.       Никкалс какое-то время в упор изучал старшего брата взглядом гетерохромных глаз с ног до головы. Каждый сантиметр его дрянного тела, каждую складку на одежде, каждую морщину от его нелепой улыбки. Ох, как же хотелось врезать!       «Никому нельзя доверять в этом мире. Даже брату», — Мёрдок чиркнул зажигалкой и поджёг сигарету.       Ганнибал развернулся спиной к отдаляющемуся Мёрдоку и пошёл вперёд. Он просто шёл, не запоминая дороги. Да уж, он точно не думал, что уйдёт спустя несколько часов после прихода. Но он же вернётся? Да, пожалуй, ночью, когда никто не сможет его увидеть.       Ближе к вечеру Ганнибал всё-таки вернулся. Слегка побитый после встречи с дворовыми хулиганами. Всё-таки их было пятеро, а он — один. Зато бегает быстро для своих пятидесяти с копейками. Отделался лёгкими синяками да вывихнутым запястьем. Лучшее, чем могла закончиться драка, если вспомнить какими побоями завершались все школьные перебранки.       Он осторожно приоткрыл входную дверь, на удивление незапертую, и тихо прошёл в коридор. Разулся, скинул портфель и тяжело выдохнул. Да уж, париться в парке под солнцем было не самой лучшей идеей. Нагрел бошку, поднялась температура. «Кажется, солнечный удар схлопотал». Да и шатался Ганнибал, как будто пьяный. Ну, может слегка…       — Надеялся, что не вернёшься, — огрызнулись из темноты. Ганнибал подпрыгнул и обернулся.       В темноте длинного коридора еле виднелся сутулый и лохматый силуэт. Мёрдок. Ганнибалу меньше всего хотелось видеть сейчас именно его. А ведь Мёрдок может и добавить к уже имеющимся синякам пару новых…       — Тащи свои булки к столу. Поговорить надо.       Никкалс прошёл на кухню и сел за стол. Мёрдок исподлобья наблюдал за каждым действием старшего брата. Ганнибалу даже показалось, что его оценивают. Видимо, да, ведь в темноте показаться может что угодно, вплоть до несуразных картинок. Мёрдок пожелал сидеть в кромешной тьме и отрицательно огрызнулся, когда Ганнибал потянулся к выключателю настольной лампы, стоящей недалеко от пепельницы, от которой шёл запах свежего перегара. «Он специально сидел здесь и ждал меня?»       — Какого, блять, хуя ты припёрся сюда, в мой, нахер, дом? — Никкалс со всей силы треснул кулаком по столу. Недокуренная сигарета распалась на две части после того, как Альфонс слишком сильно сжал зубы. — Бабло понадобилось, да?       — Послушай, Мёрдс…       — Не смей меня так называть, скотина! — Никкалс, не сводя взгляда со старшего брата, нащупал рукой пепельницу и сжал её, готовясь в любой момент со всей силы врезать ею по смазливой роже брата.       — Ты, сука, не появлялся в моей жизни грёбанных сорок лет! Ты, блять, просирал деньги на бухло, пока я пух от голода, а теперь припёрся сюда. Вопрос: нахуя? — Мёрдока будто колотило. Он чувствовал, как слепая ярость где-то внутри разгорается всё пуще и пуще, подступая к горлу противным огромным комом. Сердце билось так, будто Альфонс пробежал три километра, не сбавляя темп и не останавливаясь. Это было бы тяжело ровно так же, как тяжело видеть перед собой родного брата, который однажды, сорок лет назад, просто куда-то ушёл, бросив Мёрдока буквально гнить на улице.       — Кхм… хорошо. Хорошо, ладно, — Ганнибал вскинул руки в примирительном жесте и откинулся на спинку стула. Ему, наверное, стоило вести с Никкалсом более серьёзно, учитывая слишком уж враждебный настрой последнего.       В принципе, Ганнибал понимал, почему его брат ТАК себя ведёт. Как брошенный и отвергнутый жизнью ребёнок. Именно ребёнок, а не взрослый сорокавосьмилетний мужик, будь он им, то давно бы уже забил на эту проблему огромный болт и общался с родным братом на уровне «привет-пока». Но разве Мёрдок нормальный? Быть может, в детстве с ним стоило мягче обращаться?       — Я лишь хотел сказать, что мне тяжело… морально. Без тебя, без отца, хотя тот вообще как бы не заботился о нас, — Ганнибал тяжело вздохнул, выпрямляясь и опираясь локтями о стол. Его небольшая металлическая цепочка на шее устало ударилась о лакированное покрытие стола.       Этот звук вывел Мёрдока из минутного ступора и размышлений, какого же хуя сейчас Ганни втирает ему дичь про то, как ему плохо.       — Всё сказал? Теперь — слушай сюда, — Мёрдок злобно уставился на брата, сдвинув брови. Напрягся, когда родственник (хотя Мёрдок во всю отрицал подобное и не хотел даже упоминать это в адрес старшего брата) отодвинулся на стуле вбок и уставшими глазами уставился на брата.       — Я хочу, чтобы ты боялся меня, — прошипел Мёрдок сквозь зубы. Он приблизился к брату и взял его голову за подбородок. Сжал и подтянул к себе. — Так же, как я боялся отца.       Ганнибал скривил губы от собственных догадок. Но единственное, в чём он был уверен, что Себастиан не настолько сумасшедший, чтобы изнасиловать собственного сына. Побить, поцарапать, заставить отсосать, но не изнасиловать.       — Мёрдок? — Ганнибал выдернул подбородок из хватки младшего брата и стиснул зубы. — Пожалуйста, не надо. Я не хочу опять причинить тебе боль.       Какое-то время была гробовая тишина. Ганнибал слышал собственное дыхание, дыхание брата и отвлекающее (порой выводящее из себя) тиканье настенных часов. Они били полночь. Никкалс старший видел, как Мёрдок поднёс к губам поблёскивающую в лунном свете бутылку и отпил из неё. Неважно сколько, ясно одно: его брат напился, а значит нормального разговора не завяжется.       Ганнибал сглотнул, содрогаясь от давящей на уши тишины. И, наверное, сделал это слишком громко, раз его брат со всей силы шибанул по столу кулаком.       — Заткнись! — гаркнул Мёрдок и швырнул бутылку пива в пол. — Замолчи, придурок! Я пытаюсь хоть чего-то добиться в этой жизни, собираю группу, а ты? «Пожалуйста, Мёрдок, не надо!» Чего, блять, не надо?       — Я хотел изв…       — В этом доме могу хотеть только я, блядь! — перебил Мёрдок.       У Ганнибала возник вопрос: Какого хуя? Ведь Мёрдок сам позвал его с ним поговорить, а сейчас затыкает. Какой же противоречивый человек. Ганнибал хмуро посмотрел на брата, который уже приподнялся со стула и нависал над столом. Весьма неудобное положение, учитывая, что Мёрдок был всего в десятке сантиметров от его правого плеча. Слишком близко, чтобы не начать беспокоиться за собственную безопасность…       — Умоляй меня, — это был неожиданный приказ, и Ганнибал, пока что слишком трезвый, содрогнулся. Кажется, задрожали даже его мысли, когда сухая и напряжённая рука Мёрдока сцепилась с его шеей. Он сжимал пальцы сильнее и сильнее, заставив старшего брата открыть рот и ловить спасительный воздух.       — Моли меня о пощаде, Ганн.       Ганнибал набрал столько воздуха, сколько возможно и стиснул зубы. Сказать «прости» сейчас равносильно: «О, да, Мёрдок, трахни меня прямо здесь и сейчас!»       — Не молчи, блядь! — гаркнул Мёрдок и сильнее сжал пальцы. Ганнибал резко втянул воздух носом и процедил сквозь плотно сжатые зубы:       — Ладно.       — Не то, чёрт возьми! — Мёрдок со всей силы треснул брата головой о стол и удовлетворённо плюхнулся на стул рядом.       Ганнибал сразу же схватился за лицо, как только всей массой обрушился на пол, — он не совладал с равновесием и поцеловал задницей немытый пол кухни, приглушённо завыв, когда почувствовал, что нос опять загорелся от боли.       — Ничего страшного, отродье! Со сломанным носом ты уродливее не станешь… Даже наоборот, — подал голос Мёрдок, допивая последнюю бутылку пива, которая была на столе.       Теперь он был слишком пьян, а Ганнибал — ещё слишком трезв, чтобы принимать следующую ситуацию.       — А ты не растерял хватку, Мёдс, — просипел Ганнибал, подтирая пальцами кровоточащий нос. Было больно даже прикасаться к нему.       — Не начинай, сука, — шикнул на него Мёрдок, сильнее сжимая горлышко бутылки, представляя что он ломает не дешёвое стекло, а ключицу брату. — Просто, блять, заткнись…       В сознании Мёрдока Ганнибал выглядел ещё более нелепо, униженно и… сексуально? Определённо, ведь именно в воображении Мёрдока старший брат уже молил его вставить ему по самые гланды и выебать как можно жёстче.       — Сюда сел, — прорычал Никкалс, топнув ногой по полу.       Ганнибал непонимающе уставился на младшего брата. Сейчас он слабо соображал из-за небольшой дозы алкоголя в крови, но различить голодный взгляд Мёрдока он смог. Два гетерохромных глаза выжидающе глядели на него, напрягаясь.       — Не понимаешь слов, сука? — прокричал на брата Альфонс, снова топнув ногой в том же месте рядом с собой. — Иди сюда!       Он нагнулся, схватил Ганнибала за затылок и придвинул к своему паху. Тот с отвращением врезался ему между ног, во время повернувшись щекой. Врезался бы носом — сдох бы от боли.       Возможно, именно это чувствуют загнанные в угол собачонки, жалостливо смотрящие на своих обидчиков, напрасно надеясь на милость.       С другой стороны, Мёрдока не должны сильно заботить подобные штуки, кроме двух других, более важных и чрезвычайно близких: Ганнибала, принудительно усевшегося у него между ног и медленно расстёгивающиего его джинсы, и руки Ганнибала, работающие в режиме наращивания темпа.       — Он у тебя стоит. Уже стоит…       Стиснув зубы, Мёрдок откинул голову назад. Он хотел врезать брату с его мерзким выражением лица, хотел увидеть, как тот выплёвывает все зубы, а те, блестя в крови и слизи, украшают собой кухонный пол, как и несколько бутылок дрянной выпивки. Но вместо этого парень выказывал завидную долю терпеливости. Ведь сейчас… пока можно…       Грубые пальцы Ганнибала быстро и методично скользили вдоль затвердевшего ствола, изредка останавливаясь ради прерывистых мнущих касаний. Изредка задействовались короткие, но такие же острые ногти, кромкой будоражащие и волнующие каждый участок члена сквозь тонкую кожицу. Посылая яростные сигналы в мозг, бенгальскими огнями вспыхивающие перед сомкнутыми веками Мёрдока. Это был настоящий кайф. Кайф, который не могла дать ни одна из шлюх. Ну, почти…       Сквозь пелену ощущений слышались приглушённое шипение Ганна, его проклятия в адрес этого грёбанного мира. Слышалось и ощущалось какое-то потустороннее сладострастие — совсем не то, что можно было приписать такому ублюдку, как его старший брат.       Дрожь обуяла всё тело Мёрдока, когда он достиг своего пика. И в отличие от папаши, Себастиана, который дёргался как-то излишне равнодушно, а потом затихал, продолжая тупо пялиться в телек и запивать собственные стоны пивом, Мёрдок реагировал более яро и чувственно, непроизвольно потянув одну руку к чужой куртке, судорожно собирая ткань в кулак.       Самое ужасное, что он вспомнил давно помершего отца. Вспомнил, как однажды, будучи запертым в чулане, сквозь щелку видел, как Ганн отсасывал пьяному в хлам ублюдку отцу. Отсасывал и захлёбывался собственными слезами.       И для него это, пожалуй, самое худшее наказание за то, что он оставил Мёрдока, это повторение стародавнего кошмара.       Альфонс кое-как сдержал стон, когда тёплые губы Ганна коснулись его затвердевшего ствола. Главное — не издавать голос. Мёрдок знал о том, что голосистые только гомики, а самые голосистые — гомики-негры. Но он ведь не такой, и уж тем более не чёрный!       Поэтому сейчас он просто будет рычать и мычать сквозь плотно сомкнутые губы, жмуриться и дрожать, как от холода.       Это всё можно, а вот голосистым быть — нет.       Когда всё окончательно завершилось, Мёрдок с шумом выдохнул и открыл глаза. И тут же дёрнулся, пробежавшись взглядом по замученному и опухшему лицу старшего брата. Он увидел дорожки от слёз и мутные капли спермы на губах.       — Су-учка, — устало протянул Мёрдок, одарив Ганнибала острозубой ухмылкой. — Помнишь, как отсасывал уёбку отцу?       Ганнибал опустил голову, стирая вязкую сперму с губ.       Мёрдок противно заржал и поджёг спичкой сигарету. Потрепал «услужливого пёсика» по волосам и оттолкнул от себя. Тот откинулся назад, вытирая рукавом вновь нахлынувшие слёзы. Мёрдок ещё пожалел Ганна… Себастиан бы на его месте отыгрался на старшем сыне по полной программе, особенно, если вечер выступления в баре пошёл коту под хвост.       — Вижу, что помнишь, — Мёрдок провёл ладонью по своему лицу и протяжно вдохнул сигаретный дым, которым была полна кухня. Даже в темноте было видно, как глаза Ганнибала блестели от слёз. — Взрослый, а рыдаешь, как школьница. Совсем не изменился.       — Мёрдок… я… — Ганнибал поднялся на ноги и опустил взгляд на младшего брата, который, довольный собой, раскачивался на стуле, закинув ноги на стол. Курил, выпуская серый дымок через ноздри и рот, и запивал это всё последней рюмкой недорогого алкоголя. Он даже не обращал на Ганнибала никакого внимания, замкнувшись в собственном мирке, в этот момент очень сильно напоминая отца. Себастиан всегда так делал после того, как отыгрывался на сыне, а если было настроение — добавлял кулаком.       — Хочешь ещё отсосать? — огрызнулся Мёрдок. — Так понравилось ебаться с младшим братишкой? — он высокомерно посмотрел на Ганнибала, как будто тот был каким-то жалким отбросом, пришедшим к своему господину за подачкой. — А ты ещё ниже, чем я думал… Убирайся.       — … прости меня, — закончил Ганнибал свою фразу и развернулся, чтобы удалиться из комнаты.       — Теперь я знаю к кому обратиться за дешёвым минетом, братишка! — донеслось с кухни, когда Ганнибал был уже на лестнице.       Никкалс старший скривился. «Как будто ему больше нечем унизить». Зря Ганн сюда припёрся, зря пришёл извиняться перед Мёрдоком, получив в ответ кулаком в рожу и хуй в рот. Ганнибал твёрдо решил для себя, что уже завтра с утра его духу в этом доме не будет. Этот Стю какое-то время поволнуется за него, хоть и не был с ним хорошо знаком… «Но, — в какой-то момент подумал Ганнибал, — он довольно неплохой приятель. Жаль, что остаётся с таким уродом, как мой брат».       На следующее утро Стюарт-Пот проснулся от громких звуков где-то внизу, как будто кто-то решил позабавиться и выпустить в доме дюжину хлопушек.       Голубоволосый поднялся с кровати и не спеша спусился по лестнице. Как только он появился в дверном проёме гостиной, в него тут же полетел прикроватный столик с отломанной ножкой.       — Мёрдок? Какого чёрта здесь происходит? — громко воскликнул Стю, сжав кулаки. Н-да, когда утро начинается с покушения на твою жизнь — это не самое лучшее утро. Скорее, утро «сдохни-ты-нахер», появление которого в последнее время у Мёрдока что-то зачастило.       — Эта скотина забрала мою гитару! Мою любимую гитару и свалила, блять! — на эмоциях выпалил Мёрдок, оторвавшись от крушения комнаты. — Я найду его, блять, найду! И пусть эта сволочь только попробует поцарапать мою крошку!       О чём говорил Никкалс, Стю-Пот не понимал, пока не нашёл скомканный обрывок бумаги на тумбочке, между музыкальными инструментами и телевизором.       Стюарт развернул клочок, вчитываясь в наспех написанный текст, как будто человек, оставивший эту скромную записку, стремился как можно скорее убраться отсюда.       «Ах, да, Мёдс, я забыл тебе сказать. Взял твою гитару, как плату за вчерашнюю услугу. Так что ты оказался неправ, стою я не так уж дёшево.       P.S. Передай Стюарту, что забрал его серую рубашку. Она классная. Спасибо. Аривидерчи!»       На этом записка заканчивалась. Стюарт нахмурился и перевёл свой взгляд на Мёрдока, который как-то слишком уж угрожающе надвигался на него. Парень отступил на шаг и уставился на Никкалса, ожидая чего-то страшного.       — Эта шлюха будет страдать, Пот. Я ему обещаю. Всей своей Сатанинской силой обещаю! И…       В дверь кто-то настойчиво позвонил. Стюарт и Мёрдок спешно подошли к двери, наверное, надеясь увидеть одного и того же человека, однако на крыльце никого не было, только небольшая коробка, на которой игривой надписью было выведено «Noodle».