МИШАСЛАВА

Подоспевшая «двенадцатая» была полной. Спереди, у водителя, две дамы, и в салоне куча народу. Миша хотел было поймать Славу за локоть и предложить подождать следующую, но на дворе — промозглая весна, ветер пробирается ледяными пальцами под олимпийку, да и вообще домой уже пора. Слава, продрогший и усталый, уже поставил одну ногу на грязную ступеньку и обернулся: — Чего встал? Пошли уже, я заебался тут мёрзнуть. Миша протиснулся следом. Душно, тесно, неудобно — все вокруг на них таращатся. Магнитола хрипло тянула бандитские мотивы. — Возьмите за два. Миша одной рукой протянул водителю полтинник, другой — Славину ладонь крепче сжал. Почувствовал, как он напрягся. Слава голову опустил, носом в ворот найковской ветровки уткнулся — так и стоит, а зубы стучат от холода. Одно место освободилось — рядом с облупившимися перилами, у самого выхода. Слава глянул на кресло с ободранной кожей и шмыгнул носом. — Садись, — ненароком грубо, неумело пряча смущение. Миша ухмыльнулся. — Ладно. Уселся, рюкзак прямо на мокрый пол в ноги кинул и Славу за собой потянул, на колени усадил и другой рукой ухватил поперёк живота, чтоб не вырвался. — Ты чё творишь?! — шёпотом, внимания со стороны и так достаточно. — Совсем долбанулся? Слава завозился, попытался встать: неловко ему. Бабка у окна косится и нос морщит, дальнобойщик рядом с ней ворчит и матерится под нос себе. Слава покраснел, обидчиво губы поджал, а Миша с трудом смех сдерживает и улыбается. — Сиди ровно, — губами по шее полоснул, как бритвой. — Скоро уже наша остановка. Слава подобрался весь, спину выпрямил, колени свёл вместе. Раскрасневшиеся руки не знает куда деть, смотрит на них и дышит через раз. Злости не хватает на Мишу. Устроит он ему дома — кроссовками в этот раз не откупится, пидор хитрый.