Love is Madness

— За удачную сдачу сессии! — восторженно произносит Чимин, поднимая стопку текилы и поднося её ко рту. Он облизывает пухлые губы и прислоняется к краешку. Соль обжигает губы, и парень морщится, закидывая голову назад и опустошая все до дна. С громким стуком он ставит стопку на барную стойку, а затем закусывает горький привкус лаймом. — Вот же редкостная дрянь, — блондин корчит лицо, облизывает ещё раз губы, чувствуя привкус соли, и смотрит на друга, который проделывает то же самое. — Знаешь, мартини в общаге был лучше, — громко говорит Чонгук, пытаясь перекричать музыку, которая басом отдаётся от стен ночного клуба. Гук салфеткой вытирает губы, оглядывается по сторонам и натыкается взглядом на сидящих за столиком мужчин, которые поднимают наполненные чем-то бокалы, кивая им, будто бы говоря: «пьём за вас». — Ты приглянулся тому альфе, — тихо произносит Чимин у самого его уха, начиная хихикать и закрывать ладошкой рот. А Чонгук уже давно приметил столик в углу заведения, за которым сидят четверо мужчин, беседуя о чем-то, выпивая и закусывая, сканируя помещение своими хищными взглядами. Их столик даже выпивку им заказал, когда Чимин и Чонгук пересекли порог заведения и оказались у барной стойки. Омега выдыхает, смотря в затуманенные алкоголем карминовые глаза Чимина, понимая, что блондину пора заканчивать на сегодня. Знакомиться с кем-то они не планировали, просто решили прийти и развеяться после двухнедельного ада, из которого они смогли вырваться и, наконец, спокойно выдохнуть. Год назад, после вступительных экзаменов в Сеульском Национальном Университете, Чонгук переехал в столицу Южной Кореи, утопая в самостоятельной сложной жизни. Восемнадцатилетний студент архитектурного факультета, закончивший старшую и художественную школы с красным дипломом и особой пометкой в них. Блестяще сдал экзамены с наивысшими баллами, впечатлил приемную комиссию и за год обучения успел стать любимчиком факультета и преподавателей. «Золотой мальчик» — так его называют в стенах университета, чем Чонгук совсем не гордится, скорее, отмахивается, смущенно улыбается и просит, чтобы его не называли так. Но кто ж его слушает. Только Чимин, лучший друг со школьной скамьи, знает, как тяжело Чонгуку приходится стараться, чтобы поддерживать тошнотворно сидящее в горле звание «золотого макнэ». Чонгук вздыхает, кивая бармену, который ставит перед ними два стакана лонг-айленда, говоря, что это «подарок» от соседнего столика. Брюнет усмехается, блондин продолжает хихикать и попивать жгучую смесь рома, водки и текилы. — Я пойду танцевать, — заявляет Чимин, спрыгивая со стула и виляя бёдрами, обтянутыми в кожаные чёрные штаны, а затем проходит в центр танцпола. Сколько он знает Пака, то тот всегда танцевал, пропадая на тренировках, уезжая на разнообразные турниры и конкурсы, приезжая победителем, с кубками и наградами. Правда, связывать свою жизнь с профессиональными танцами друг не стал, а поступил на юридический факультет, чтобы бороться за справедливость и независимость граждан. Отца Пака посадили в тюрьму семь лет назад, повесив на него три статьи, одна из которых по всем правилам закона дает старшему Паку пожизненное заключение. Хранение и распространение наркотиков. Никто не знает, как так получилось, что на складе, где охранником по ночам подрабатывал Пак Ли Квон, обнаружили запечатанные ящики с тоннами белого порошка. Но Чимин знает, что отца подставили самым жестоким образом, обещает себе, что разберётся с этим и добьётся того, чтобы его отпустили. Ведь старший Пак всегда был законопослушным гражданином, вовремя платил налоги и работал на благо государства. Но пока Чимину приходится сжимать зубы до скрежета и надеяться, что скоро он поможет отцу. Чонгук разделяет чувства друга, потому что Ли Квон заменил ему отца, бросившего семью, когда Куки родился. Чонгук никогда не знал родителя, не видел его, ничего о нем не слышал. Мать на вопросы не отвечала, отмахивалась, уходя на свидание с очередным альфой, который бросал её на следующий день. Поэтому, когда тяжелый молот правосудия вынес вердикт, Чонгук думал, что к чертям разнесёт здание суда. Но изменить они ничего тогда не могли. — О чем задумался? — грубый бас вырывает из вихря мыслей, отчего Чонгук вздрагивает и переводит резкий взгляд на мужчину. Тот самый альфа, не сводящий с него взгляд весь вечер. — Джон, — говорит альфа, протягивая руку в знак дружелюбного рукопожатия. Чонгук протягивает ладошку в ответ, рассматривает незнакомца, не скрывая удивления из-за того, что тот свободно говорит на чистом корейском. — Я вырос здесь, — словно читает его мысли мужчина, не отпуская руку, а проводя подушечками пальцев по нежной коже. — Ты очень красивый, — делает комплимент Джон, улыбаясь уголками губ. А Чонгук краснеет, чувствуя, как опьяненный разум начинает отключать все остатки самообладания. Альфа пахнет свежей дыней, такой сочной и спелой, что Гук подаётся чуть вперёд, чувствуя, как крепкая рука обвивает стан. Он обещал себе никаких знакомств в подобных местах, но почему-то он все время нарывается на неприятности. Альфа безумно красив: смуглая кожа, правильные, но резкие черты лица, залёгшие естественные морщинки, чёрные, как крыло ворона, волосы, расстегнутая на пару верхних пуговиц рубашка, крепкая шея с выпуклыми венами. Чонгук сглатывает вязкую слюну, пытаясь унять дрожащие руки, скользит взглядом по торсу вниз, закусывает щеку изнутри и пытается утихомирить взбунтовавшуюся омежью сущность. Чонгук никогда ни с кем не был, никогда ни с кем не встречался, потому что у него просто не было возможности тратить своё время на подобное. Все свои течки он проводил за запертыми дверьми, не выходя из дома, потому что было слишком мучительно, слишком больно. Чимин однажды сказал, что у него очень сильный запах, который перебивает все окружающие. После Чонгук решил пару раз в неделю принимать подавители, чтобы избегать лишнего внимания. Он никогда им не был обделён, но после поступления в университет и переезда в столицу от альф отбоя не было. Кто-то постоянно пытается познакомиться, угостить кофе, сводить в кино или поужинать, кто-то прямо намекает, говорит об ахуенности его бёдер и хочет видеть их на своих коленях. Чонгук всех отсылает, некоторых грубо, некоторых мягко, но ни с кем дальше выпитого кофе и съеденных десертов дело не заходит. А сейчас непослушное тело под действием выпитого алкоголя само тянется к альфе, и хочется прикоснуться к нему, обнять и искупаться в нежности и ласке. Мужчина проводит ладонью по бедру, обтянутому в чёрные джинсы, Чонгук вздрагивает, закусывает губу и отводит взгляд, ища Чимина, который успел стать королем танцпола. Ищет спасения, но не находит блондинистую макушку. Джон берет его за руку и тащит на себя, омега сползает со стула и оказывается в крепких объятиях. — Пойдём, малыш, — сладко говорит альфа и, обхватив запястье парня, ведёт его в сторону лестниц, где расположена VIP-зона и десятки комнат для уединения и удовлетворения плотских утех. Чонгук пытается выдернуть руку из стальной хватки, но альфа только сильнее сжимает запястье, заставляя Гука тихо пропищать что-то неразборчивое. — Джон, я не хочу, — говорит Чонгук, но его неожиданно впечатывают в стену, начиная покрывать шею отрывистыми поцелуями. — Не надо, — его фраза утопает в грозном рыке, руки Джона шарят по телу, забираясь под тонкую чёрную блузку. Чонгук упирается ладонями в грудь альфы, но тот сильнее напирает, рычит и спускается к бёдрам, больно сжимает. — Малыш, сегодня ты только мой.

***

Тэхён снимает пиджак и бросает его на кожаную спинку дивана, закатывает рукава рубашки и кивает официанту, который знает, что Тэхёну нужно. Несколько красивых омег и любимый кальвадос прямиком с завода в Нижней Нормандии. Сегодня было слишком много встреч, несколько из которых закончились не в пользу Кима. — Расслабься, ты слишком напряжен, — с усмешкой говорит присевший рядом с невероятно красивым омегой Юнги, сажая последнего на свои колени. — У меня завелись крысы, особо не расслабишься, — хмуря брови, отвечает Ким, делая глоток из стакана. — Устрой зачистку, — пожимает плечами Мин, наслаждаясь поцелуями омеги. Тэхён вздыхает, встаёт с дивана и подходит к железным перилам, откуда открывается прекрасный вид на танцующих и выпивающих внизу. Взгляд скользит по столикам, танцполу, по альфам, что трутся своими потными телами об омег, по омегам, которые готовы раздвинуть ноги ради денег и внимания. Он прищуривается, взгляд останавливается на парочке парней за барной стойкой, один из которых хихикает, заставляя второго краснеть. Тэхён замирает, кажется, сердце пропускает пару лишних ударов. Это наивное, ребяческое смущение — самое милое и забавное, что Ким когда-либо видел в своей жизни. Хочется смотреть на такую прелесть, смущать и смущать, чтобы видеть этот румянец на чуть пухлых, детских щёчках. Тэхён усмехается, делает ещё глоток и замечает, как блондин удаляется на танцпол, а сидящий крольчонок начинает потягивать из трубочки свой коктейль. Кто пустил этих детей в клуб? Надо пересмотреть границы дозволенного возраста и поговорить с администратором, в голове решает Тэхён, наблюдая за парнишкой. Он сжимает до побледнения пальцев прутья, когда какой-то альфа подсаживается к мальчишке, начинает о чем-то разговаривать с ним и поглаживать его руку, потом плавно опускается к бедру парня, медленно проводит по нему и скалится. Тэхён, если бы мог убивать взглядом, оставил бы от этого альфы только труп с распоротым брюхом и кишками наружу. Ким продолжает наблюдать, внутренне умиляется покрасневшим щечкам и хочет, чтобы так они краснели только для него. Мальчишка идет следом за альфой, Тэхён провожает их разочарованным взглядом и возвращается к Юнги, что вовсю разыгрался с рыжим омегой. Похоже, что сегодня явно не его день. Тэхён матерится, трёт переносицу, ставит на столик стакан с допитым бренди, берет пиджак и кивает своей охране. Сегодня ему делать в лучшем заведении города нечего, ибо весь настрой пропал после того, как мальчишка с кроличьей улыбкой оказался очередной сукой, готовой лечь под каждого. Альфа кивает на прощание Мину, надевает пиджак, идёт по коридору в сторону чёрного входа, еще раз прокручивая в голове ненавистную сцену. Неожиданно кто-то влетает в него. Тэхён хватает за локоть, чтобы не дать человеку упасть, недовольно смотрит на него, пока не узнает в нем того самого паренька с самой красивой улыбкой на свете. Парень извиняется, утирает влажные от слез щеки и поднимает взгляд на Кима, у которого планеты взрываются перед глазами. Божественно красив. Этот омега переплюнет всех самых красивых существ и выйдет из битвы победителем. Складка на лбу расправляется, взгляд становится тёплым, и хватка ослабевает. Такого только обнимать и поглаживать нужно, поощрять и подарками заваливать, чтобы он улыбался своей ослепительной улыбкой. — Маленькая сука, иди сюда, — парниша вздрагивает, оборачивается и снова смотрит на Тэхёна умоляющим взглядом. Ему не надо объяснять. Он подтягивает мальчика к себе, вдыхая чужой запах, рычит. На нем должен быть только один запах — запах Ким Тэхёна. — Пошёл отсюда, — стальной голос разрезает тишину, бьет по барабанным перепонкам, заставляя прильнуть мальчишку к себе и позволить не бояться. Чонгук утыкается носом в грудь мужчины, прикрывая глаза, чувствуя защиту, окружающую его. Джон при виде Тэхёна, зная, кто он такой, ругается, отвешивает небрежный поклон и уходит. Ким обнимает дрожащего омегу, поглаживает его по спине, шепча нежные слова. — Как тебя зовут? — цепляет пальцами его подбородок и приподнимает, заставляя смотреть на себя. В этих чёрных, как самая темная ночь глазах, хочется раствориться, утонуть в недозволенной нежности. — Чонгук, — несмело произносит он, а Ким на языке перебирает каждую букву сладкого имени, в памяти откладывая каждую деталь совершенного образа, чтобы вспоминать его и наслаждаться им по ночам. — Я могу тебя отвезти домой, — предлагает Ким, лишь бы не уходить от этого прекрасного ребёнка, топчущегося на месте. Но мальчишка качает головой, что-то начинает тараторить про друга, оставшегося внизу, который, скорее всего, уже обыскался его. — Пойдём, найдём твоего друга, — улыбается уголками губ Тэхен и берет парня за руку, уводя из темного коридора.

***

Чимин получает кайф в чистом виде, выгибаясь в спине, виляя бёдрами в такт играющей музыке. Чимин всегда любил танцевать до стертых пяток на кроссовках, шатающихся от усталости ног и десятого пота. Чимин дергает головой, попадая в очередной бит, проводит руками по телу вниз, обратно вверх, ловя на себе восхищенные взгляды других. Альфы скалятся в хищном оскале, омеги завидуют ахуенной фигуре, облаченной в обтягивающие штаны и белую легкую блузку, скатывающуюся на плечи, оголяющую острые ключицы. Чимин вошёл в раж, не замечая, как его облепили со всех сторон несколько альф, пытающихся прикоснуться, погладить и вдохнуть пленительный аромат. Чимину похуй. Чимин танцует так, как будто в последний раз, так, как будто от этого зависит его жизнь. Пак должен быть лучшим, сейчас он лучший, несмотря на высокую концентрацию алкоголя в крови, растрепанные волосы и туманный взор. Чимин теряет счёт времени, двигает бёдрами, вытанцовывает очередной флекс и бросает взгляд на барную стойку, за которой не оказывается Чонгука. Он останавливается, оглядывается, ища в толпе родное лицо, но не находит. Черт. Блондин расталкивает людей, подходит к стойке и окликает бармена, который говорит, что видел, как брюнет ушёл с каким-то альфой наверх. Работник указывает пальцем на лестницу, ведущую на второй этаж, где находится VIP-зона. Чимин собирает остатки трезвого разума и на подрагивающих ногах идёт в сторону лестницы. Не потому что ему страшно пройти туда, где обычно отдыхают «сливки» общества, а потому что страшно за друга, который мог оказаться в беде. Ведь если что-то случится, то Пак будет винить себя в произошедшем. Чонгук не мог его оставить, не предупредить и вообще не мог пойти с тем альфой, потому что Чимин слишком хорошо знает друга. Пак поднимается по лестнице, но его неожиданно останавливает рыжеволосый, невероятной красоты, омега. — Куда идёшь? — правда, голос у него противный, совсем не подходит для такого красивого молодого человека. Он сканирует Чимина взглядом ядовито-зеленых глаз, бросает взор на внешний вид, останавливается на запястье, усмехается и скрещивает руки на груди. — Я друга ищу, можно мне пройти, — вежливо говорит Пак, хоть язык заплетается. Он хочет обойти омегу, но тот перекрывает путь, становясь напротив. — Такому сброду, как ты, здесь делать нечего, — рыжий толкает Чимина в грудь, он не удерживает равновесия, стоя на краю лестницы, и начинает падать. Кажется, что он сейчас кубарем полетит вниз, разобьёт голову и что-то сломает, но его подхватывают холодные, словно лёд, руки. Пак ойкает, закусывает щеку изнутри и слегка поворачивает голову набок. Забывает, как дышать. Мужчина, обвивший его тонкий стан, соткан из самых прекрасных и утончённых качеств, какими может обладать человек. Чёрные, как смоль волосы, и такие же глаза на фоне фарфоровой кожи создают восхитительный контраст, от которого Чимин открывает рот, хочет что-то сказать, извиниться, но все слова встают поперёк горла. — Пошёл отсюда, Сынхёль, — хриплый голос, слегка шепелявый, окончательно переворачивает маленький мир Пак Чимина. Но он берет себя в руки, собирает рассыпавшийся на пару секунд разум, возвращается в реальность и тяжело выдыхает. — Ты, кажется, друга искал, пойдём посмотрим, — говорит мужчина, берет блондина за руку и ведёт в сторону огромного помещения, уставленного диванами и столами, барной стойкой, оборудованной точно так же, как и внизу. Блондин смотрит на альф и омег, которые развлекаются и отдыхают, но неприятная волна мурашек проходит по спине. Он чувствует себя лишним, ловит на себе любопытные взгляды, которые прикованы к руке, держащей его. — Чимин! — слышит он голос где-то сбоку, резко оборачивается и видит несущегося к нему Чонгука, у которого все ещё влажные щеки из-за пролитых слез. — Все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Пак, разглядывая друга, у которого блузка не заправлена, а на щеках горит странный румянец. Получает положительный кивок, чувствует, как рука незнакомого мужчины отпускает его. А отпускать совсем не хочется, слишком жарко здесь, а холодная рука освежает, бодрит, защиту приносит. — Вот и нашёлся твой друг, — говорит брюнет и берет со столика недопитый стакан с виски, делает глоток и слегка наклоняет голову набок, открыто рассматривая его, не скрывая лукавой усмешки. — Чимчим, поехали домой, — тихо говорит Чонгук, чтобы услышать его мог только Пак. — Я потом все расскажу, — улыбается так, как может только он, развеивая все сомнения омеги. Чимин кивает, берет за руку и идёт в сторону лестниц, как их останавливают. — Я распоряжусь, и вас отвезут, — говорит красивый мужчина, смотря на Чонгука, который начинает отчаянно махать головой и щебетать что-то про такси, про то, что они и сами могут добраться, и ехать достаточно далеко, благодарит за помощь, но Чимин, словно в вакууме застыл, не слышит друга. Пак не сводит взгляда с ушедшего к дивану брюнета, кажется, что бабочки в животе решили взбунтоваться против своего хозяина. Омега прикусывает щеку изнутри, зная, что это всего лишь на секунду взбунтовавшиеся гормоны, что скоро течка, и всё это — наваждение. У Чимина уже есть объект воздыхания и любви, которому он оды петь готов, а это — минутная слабость в лице сильного альфы, у которого словно весь мир под ногами. — Ладно-ладно, но обещай, что мы ещё встретимся, — говорит мужчина, наклоняясь ближе к лицу Чонгука, невесомо касаясь губами его лба. Пак сжимает ладошку друга, тот кивает, ещё раз извиняется и прощается. У Чимина в голове миллион вопросов, и самый первый: кто тот мужчина, с красивыми глазами, в которых Пак незаметно для себя успел утонуть.

***

— Когда в клуб стали пускать детей? — приподнимая в удивлении бровь, спрашивает Юнги, провожая быстро удаляющихся парней заинтересованным взглядом. — Забавные дети, — усмехается Тэхён, который снимает с блокировки телефон и читает сообщение. После выключает его и кладет в карман, кивая Юнги еще раз. — Дела, жду тебя завтра в офисе. Мин залпом допивает виски, откидывается на спину дивана и прикрывает глаза в блаженном экстазе, что каждый вечер приносит дорогой алкоголь, музыка и какая-нибудь обворожительная омега под боком. Правда, сегодня всякое желание трахать того рыжего паренька отпало напрочь. Много приторного хвастовства и самодельная корона не красят его, отталкивают, а Юнги только раздражают. Сынхёль медленно подходит к нему, топчется на месте, слишком вызывающее закусывает блядские губы, прямо в эту секунду готов на альфу броситься, насадиться на его член и удовлетворять, лишь бы Мин своё внимание к нему вернул. Альфа открывает один глаз, хмыкает, скользит взглядом по телу омеги, подмечая, что тот блондинчик, несмотря на простоту наряда, выглядел дороже, сексуальней и намного привлекательней, чем Сынхёль в дорогих дизайнерских шмотках. — Не люблю богатых дешевок, — растягивая каждое слово, произносит Юнги, снова откидывая голову назад, покачивая пальцами в такт музыки. Неожиданно на его коленях появляется лишний груз, а шею обвивают тоненькие ручки омеги, отчего губы расползаются в недоброй усмешке. — Юнги-и, — омерзительный голос рядом с ухом, Мин выдыхает, открывает резко глаза, подается вперед, обхватывает талию омеги и прижимает к себе. Водит носом по щеке, вдоль скулы, спускается вниз к шее, чувствуя, как омега под ним дрожит, зарывается пальцами в волосы. Мин подхватывает парня под задницу, встает и бросает на диван. — Я же сказал, что не трахаю дешевок, — с раздраженными нотками говорит Юнги, берет свой пиджак и направляется к выходу. Похоже, что сегодня он будет засыпать один в холодной постели на тридцать пятом этаже высотки, в которой ещё не ступала нога ни одной развратной омеги этого города. Мин на ходу ловит ключи от своей феррари, заводит мотор и трогается с места, оставляя за собой рев мощного двигателя и клубы поднявшейся с асфальта пыли. Прокатиться на ночь глядя по пустой автостраде, включив любимую музыку в колонках. Прекраснее вечера и не придумаешь. Юнги собственным мыслям усмехается, начиная строить планы на завтрашние встречи, ведь пару дней назад кто-то перехватил его товар. Если правительство опять под него копает, то придется выложить половину своего состояния, чтобы замять любой слух. Но в эту необычную тихую ночь можно отбросить все смятения и подумать о мальчишке, что в приглушенном свете неоновых огней напомнил ему ангела. Без крыльев, без нимба.