1.
Может, и так. Может, и верно. Это всё больше и больше напоминает мне какие-то сумасшедшие азартные игры. Бежать от книг. Спасаться от книг. Бояться книг. Беспощадность боится книг. Беспощадность боится воды. Беспощадность боится креста. Не знакомое никому из нас помещение. Тусклый болезненный свет просачивается сквозь единственную крошечную решётку обширной камеры, в которой собрали демонов. Каких отделов тут только нет! Я смотрю на светящиеся значки на левой груди у каждого и всё сильнее и сильнее убеждаюсь в этом. И когда они успели? Неужели за этот же один день, в который мы все, вся наша цивилизация, потерпела провал? Судя по всему, этот день призван стать днём беды всех тёмных созданий из ада. Я не переставая рассматриваю окружающих меня. Их безумные глаза мечутся туда-сюда, перебегая от одного очертания в помещении к другому, будто в какой-то агонии, и с каждой секундой всех нас всё сильнее охватывает своими мерзкими руками паника. Как если бы чума вмиг поглотила отвыкших от всяческих болезней жителей. Если бы только это никогда не началось и не продолжилось. Может, тогда у меня и не было бы сейчас такого странного чувства. Таких странных эмоций. Хотя, что я могу говорить о чувствах. С недавнего времени они стали мне все знакомы. Я стал слабым и уязвимым. Дверь широко распахивается, изливая из себя белый свет. Тошнотворный белый свет. Ужасающий белый свет. Разрушительный белый свет. «49», — слышится безразличный голос. Райские благодетели пришли калечить жертв. Я поднимаю голову и смотрю на вошедшего. Странно, а я представлял себе ангелов другими. Мысли в голове так и взрываются от этого ярого противоречия. Вроде как даже на свои прототипы из легенд не похожи — где крылья, улыбки, понимающий взгляд? Ловлю себя на том, что разглядываю одного из них — того, который, судя по всему, управляет всем в этом отделе. Само собой, светлые волосы, голубые глаза. Нестареющий белый смокинг. Взгляд жгучий, проникающий в самое тебя, но выражает то, что и другие взгляды всех здесь присутствующих — поскорее бы всё это кончилось. Этот жуткий апокалипсис, который приходит ко мне в чудовищных снах. Я и сейчас уже, кажется, балансирую на грани жизни и смерти. И зачем мы совершили это вторжение? Но мысли мои сбегаются в голове как-то невпопад. Я — преждевременно сгоревшее неразумное адское существо, попавшее в собственную же ловушку. Я снова поднимаю взгляд, кажется, полный отчаяния, на вошедшего в тёмное помещение ангела, у которого не кипит сейчас, держу пари, в голове целый коллапс чувств, а бессмысленный взгляд лишь подчёркивает его коварные замыслы, а именно — истребление всех исчадий адских. Только вот для него всё закончится совершенно иначе, чем для нас. Отошёл от двери. Со скамьи рядом со мной поднялся, видимо, тот, чей номер назвали, и подошёл к ангелу; даже издалека я вижу его бледное лицо в свете мерцающих во тьме глаз. Бедный 49-й! Опасность, витающая в воздухе, так и оглушает каждого из нас — этого не избежать. Но чувствительность демона — лишь обман. И внезапно ангел отстранился так резко, точно от этого 49-го несло чем-то похлеще обыкновенного перегара, и жестом указал ему проследовать прямиком в смертельный белый свет. Выражение лица осуждённого — застывший в широко открытых глазах ужас, нервно дёргающиеся кончики рта, дрожащие руки. Кошмар, ловко скрытый паникой. Выдохшийся крик, который теперь не вырвется из груди. Пугающее зрелище. Самое ужасное, что я видел в своей жизни. Или не самое? Чувствую, как голова сама собой опускается, а руки беспомощно охватывают её, терзая, теребя волосы. Только бы всё это скорее закончилось. Ощущение ли это неотвратимости смерти или что-то иное? И если первое, то почему меня так тревожат мысли о нашем пустом нападении на человечество, о катастрофе, вызванной нами же, о ловко расставленных нами капканах, в которые мы сами же и угодили? А может, не наша в том вина? Они выходили один за другим. Демоны. Такие же, как я. Мрачные, в своих чёрных костюмах — как палачи среди этих белых и чистых созданий. Чистых и неосквернённых? Да, неосквернённых. Но никак не наивных. Они поменяли свою тактику уже много веков назад. Они утратили всю свою наивность в тот самый момент, как началась Война. Отчасти именно из-за них она и началась. Толпа редела. И я должен был слышать грохот и стоны, но я был глух. И я должен был кричать и биться в истерике, но я был нем. Это место сводит с ума и уничтожает в тебе последние остатки живого. А они проходили один за другим — такие же тёмные и бледные на лицо, как и я. Здесь не вызывают по алфавиту или в каком-либо другом порядке. Всё зависит от того, какой ты в их списке — списке схваченных за последнее время. Список гибели. Меня поймали последним. Я ободряюще киваю проходящим мимо меня. «Этот не конец, — говорит мой взгляд. — Совсем не конец». Ну, ещё бы, так они мне и поверили. Это ведь больше, чем конец — это верная смерть. А демоны не настолько доверчивы — даже в такую секунду, чтобы на слово поверить мне. И внезапно я слышу свой номер. Вот оно. Вздохнул. Вздрогнул. Обезумел от собственного номера. «Только бы быстро», — проносится в голове. Ну да. Ухмылка. Не забудь помолиться. И помолился бы, коли верил. Но даже страх, кажется, испаряется, когда я медленно встаю и делаю несколько неторопливых рискованных шагов по направлению к существу в белом, остерегаясь и чуть ли не дрожа всем телом. Мой пыльный чёрный смокинг изрядно отличается от идеальных смокингов остальных — и, в первую очередь, от ангелов. Я смотрю на одного из них — в глазах кроме ярости не вижу ничего. Даже и промелька пощады. Уж не Грешник ли он?.. Нет… Взгляд угрожающий, но не ненормальный, как адские глаза демонов. В них есть что-то иное… Мысль врезается в голову болью, заставляя забыть её. Обречённо киваю. И кем я стал? В кого я превратился? Ослеплённый белым светом, прикрываю глаза рукой, пока он прокрадывается в самые дальние уголки моего подсознания…2.
Обломки. Развалины. Мысль, не дающая мне покоя о том, что мы победили. Они схвачены. Небеса услышали нас. Небеса, которые были глухи и слепы к нашим мольбам на протяжении многих веков, когда мы просто лишь желали всем добра и счастья, а в ответ получали удары судьбы и пинки неудач. Но мы должны быть благодарны им за это, ведь только благодаря им мы смогли понять, насколько бесстрашны. Теперь всё будет иначе, уж я-то знаю. Мы снова возрастём и окрепнем. Снова станем сильны и неуязвимы. Снова познаем жизнь, а не Войну. Война испортила наш род. Изменила наше мировоззрение. Испортила наши мысли и чувства, осквернила наш разум и все наши действия и эмоции. Война заставила нас не только страдать. Всё было намного хуже. И пока я в обшарпанном своём костюме, который когда-то предназначался для величайших церемоний на балах, банкетах, встречах и переговорах с принцами и принцессами, в наряде, который трудно теперь и узнать из-за пыли, грязи — грязи не только земной, но и Греховной — стою здесь, немного взволнованная, с вот-вот готовыми вырваться из глаз слезами счастья и восторга, меня слушают все эти люди. Эти сотни выживших и спасшихся храбрецов, которые доказали за всю эту Войну, что они — настоящие герои. Небо упало в нас. Да, упало. Сотни лет назад. Разразилось вспышками и ударами. Это был своего рода падший на землю злой дух. «За что?» — проклинали сначала мы. Но затем стали сражаться. И с каждым днём наша вера всё больше и больше укреплялась в нас. Война помогла нам познать все наши лучшие качества, которые скрывались далеко в нашем подсознании, хотя мы о них могли даже и не догадываться. Наша доблесть, наше мужество, наша надежда, наша отвага, наша смелость и наша сила воли — мы доказали, что достойны этой Победы. Мы осознали, что от природы непокорны, и никаким тёмным силам никогда нас не сразить. Мы осознали, что своей храбростью могли бы с самого первого дня Войны покорить тёмных тварей. И нам предстояло сражаться. Сражаться не только за жизнь, но и за свободу. За Чистоту, в которой мы будем жить в будущем. За Чистоту, в которой будут жить наши дети и внуки. Ведь зёрна, которые мы посеим сейчас, в будущем произрастут в самое Чистое Добро. Моя рука с открытой ладонью, на которой чёрная отметина-звёздочка взмывает вверх. Это самый замечательный день в нашей жизни. И четыре таких же левых руки с отметинами также взлетают вверх, отмечая полное со мной согласие. Нам больше не придётся воевать. И даже в воздухе пахнет чем-то магическим и чудесным. Хотя наша сенсационная победа — это разве не самое настоящее чудо? Нет, никогда. Я улыбаюсь. И смотрю на ликующих и счастливых людей. Этот день посвящён им, и в том не может быть никаких сомнений. Этим потрясающим людям с ошеломляющим внутренним стержнем, сохранившейся человечностью и невероятной смелостью. Многие из них мне не знакомы, но стали мне родными. И их теперь никогда не оторвать от моего сердца. Мы построим новое будущее. И новый мир. Я так хочу верить в это. Словно в угоду моим словам, на небе проблёскивает одинокий луч солнца. Согласие. Поразительно, но сами Небеса улыбнулись нам. Сами Небеса оценили наш триумф. Этого всего не произошло бы, если бы не тот роковой вечер, в корне изменивший всё. Сейчас все события этих последних дней кажутся мне поистине шокирующими. Я его навряд ли когда-нибудь забуду, ведь он не только принёс нам победу, но и преподнёс нам столько страданий. Однажды я снова проснусь среди ночи в холодном поту, тяжело дыша, пытаясь вылезти из тёмных объятий сна и не задохнуться от его страшного дыхания. Закричу, вырвусь. Слабая улыбка пробегает по моим губам. И тогда он обязательно будет рядом. Он — моя опора. Он — моя поддержка. Обязательно успокоит и, что-то тихо шепча, прижмёт меня к себе. Падение и подъём — так это стоит сейчас называть? День Чистоты. Восхитительный день Сколько времени прошло с того вечера? Мне не вспомнить, но, кажется, будто вечность. И мы смогли сделать то, что, казалось, невозможно было осуществить. Победили. Я расскажу тебе удивительную историю. Вопрос лишь в том, поверишь ли ты в неё.3.
Выстрелов не было слышно уже давно. Ещё во втором часу утра одна-две пули пронеслись над безмолвной равниной и с тихим потрескиванием коснулись деревьев и исчезли в траве. Слишком долго. Ждать было слишком долго. Их намерения были не ясны, и высовываться нельзя было до самого утра. Так странно случилось, что в эту ночь спокойно спали все. Безмолвие усыпляло любую бдительность. Каждый чувствовал, что нуждается в отдыхе, глотке энергии и жизни, и именно эта ночь принесла каждому хорошие сны. Кому-то снились родные. Семья, почти навсегда покинутая, дети, которые неизвестно когда ещё увидят своих родителей. Кому-то снились родные, которых нельзя было уже вернуть. Грешники. Те, кто поддался искушению и продал свою чистую сторону самым страшным тварям на земле. Почему они так поступают, никому из чистых так и не удалось понять. Искусили ли их намеренно — пытками, угрозами и силой, или они пошли на это сами — так и оставалось загадкой. Но совершенно ясно было одно — те, кто способны поддаться искушению, уже считаются предателями. Никто толком не помнил, когда это началось. Небеса просто перестали слушать людей. Отвернулись от их слов, закрыли себя для их речей. Грехи тогда шастали повсюду в качестве некой простудной заразы, которую можно было устранить лишь совершив как можно больше добрых дел. Мы продолжали верить, и эта вера с каждым днём возрастала в нас, как любовь, порой, может расти день ото дня, когда лучше узнаёшь человека. Постепенно люди излечились от Грехов. Они перестали переступать закон, творить зло. Жили, не зная бед, не исчисляя свою жизнь по каким-либо промежуткам и вечно оставаясь — потрясающий день для всех ныне живущих… молодыми. Вечность, никогда нам не понятная, не ясная и недосягаемая, вдруг рванула в наш мир, разорвав грань между какими бы то ни было временными промежутками. Это была почти абсолютная свобода, где каждый знал, что хочет делать — и мог это делать. Однако кроме того, чтобы следить за порядком, нужно было и вести мир к будущему. Светлому, неясному, но такому желанному. Великий день в истории человечества начался вровень с первым днём Войны… Мир разделился на несколько независимых друг от друга частей — впрочем, при желании они могли сотрудничать. В особом порядке были назначены правители. Пять частей. Пять правителей. Четыре всесильные стихии и анклав в центре, окружённый ими всеми. Новых правителей народ приветствовал с радостью и трепетом. Это было чувство чего-то нового и прекрасного. Чувство, не похожее на чувство подчинения перед кем-то — скорее чувство знакомства со своими будущими друзьями. И на сей раз люди были согласны подчиняться. Новых правителей нельзя было назвать идеальными. Они почти сразу же ощутили сладкий вкус роскошной светской жизни, много времени проводили на балах и приёмах, которые сами же и организовывали друг для друга. Но вера в нас оставалась. Мы верили в наших принцев и принцесс, пускай их высокие обещания, когда они обращались к народу в пьяном виде, звоня в колокол после знатного приятного вечера и собирая таким образом людей со всех округов, и были неисполнимы, всего лишь брошены на ветер. Мы продолжали верить. Мы готовы были отдать за них свои жизни. И только местные старосты подбодряли нас, вновь и вновь оживляя нашу веру, со вздохом рассказывая, как вскоре эти великие люди начнут совершать поистине великие дела. Наши труды становились всё изнурительнее, а средства на содержание — всё меньше. Мы считали, что мир уже идёт к лучшему — конечно идёт, как можно в этом сомневаться! — просто мы не замечаем прогресса. Ведь как может быть иначе, когда нами правят они? Вот тогда-то это, должно быть, и началось. Не сразу, но довольно скоро нашлись те, кто не были довольны сложившимся режимом. Каждый видел, как страшно блестели их глаза, какие страшные речи наподобие «долой правителей!» они кричали. А, главное — с какой ненавистью и яростью они рвались разрушить всё ими построенное и возделанное, как стремились обрести независимость и свободу. Ведь для них свобода — нечто иное, чем для нас. Так случалось у одного за другим. Всё больше и больше. И дело было уже не в правлении наших принцев и принцесс. Причины для этого были у каждого разные, и так и осталось неясным, зачем они это делают. Почему? Неужели им не живётся нормально? Тогда и началась Война. И некоторое время не было ясно, когда же придёт её конец. Но не сегодня. Сегодня даже в воздухе витает такое чувство, точно что-то произойдёт. Что-то обязательно должно произойти — будет ли это что-то невероятное, давно желанное и прекрасное, или же, напротив, ещё более ужасающее, чем-то, что мы уже пережили?.. Яркий рассвет ослепил всех своим светом. Разбудил и согрел всех своими тёплыми и радостными лучами, подарил надежду — вновь и, может быть, теперь уже навсегда. Ни одного выстрела, ни одного грома не было слышно всю ночь. Ни один ветер не принёс с собой демона и плохих вестей. Солнце взошло, вновь поднимая на ноги 33-й лагерь.