Безгрешная

1.       Как только дверь за мной закрылась, душная зала тут же перестала давить на меня. Дышать стало значительно легче, хотя плечи ещё вздрагивали от моих всхлипываний, и по щекам медленно текли слёзы, но рыдания прекратились. Свежий воздух стёр все следы страданий с лица, унёс их вдаль вместе с ветром. Я выдыхаю, и волна спокойствия прокатывается по всему телу. Всё. Это глупо. Надо успокоиться.       Осторожно провожу тыльной стороной ладони по лицу, хотя и понимаю, что там всё равно уже всё испорчено от слёз. Они как раз вновь норовят брызнуть из глаз, и, чтобы отвлечься, я подношу своё лицо потоку холодного ветра, упираясь руками в перегородки балкона. Подо мной мир. Целый и огромный. Мир, зажигающий огни, живущий своей собственной жизнью и почти ни от кого не зависящий. Почти абсолютная свобода — то, о которой когда-то могли только мечтать и грезить наяву. Мир, полный надежды. Мир, устремлённый в будущее.       Есть всего одна грань, которая мешает абсолютной свободе — это странное разделение. Разделение нас и Небес. Мы — земные маленькие огоньки, надеющиеся, что нас увидят, и Они — огромные небесные светила, уверенные в том, что их всегда видят.       Я наконец отворачиваюсь от созерцания двух этих прекрасных миров, уже чувствуя, что успокоилась, но внезапно на балкон заходит мой охранник Эдди, и я снова теряю дар речи. По его глазам за очками, по его выражению лица становится ясно, о чём он хочет поговорить, и вздох снова невольно вырывается у меня из груди.       — Только не говори, что ты обиделась, — начинает он, прислоняясь к перегородке рядом со мной. Я отрицательно качнула головой и отвернулась. Почему-то было тошно видеть его сейчас, в этот самый момент, с его этими успокаивающими речами, когда мои глаза только-только успели высохнуть от слёз.       — Эдди, ты не вовремя. Совсем, понимаешь?       Я снова бросила взгляд на мир внизу меня, надеясь, что горечи в моём голосе не больше, чем успокоения — в его.       — Эвелин, послушай, — он слегка тронул мою руку, пытаясь повернуть меня к себе, — ты же понимаешь, что так нельзя всё время. Посмотри, что ты с собой делаешь.       Я повернула голову к нему. Зелёные глаза за очками неотрывно смотрят на изображение на левой ладони — маленькая тёмная звёздочка, чем-то похожая на родимое пятно.       — Разве ты не должна думать в первую очередь о более важных вещах? — продолжает Эдди.       — Например? — смотрю прямо в его глаза, но по его взгляду всё итак понятно. Я вздохнула, убирая свою руку из его. — О, Эдди, ты серьёзно?       Я улыбнулась, но, не получив улыбки в ответ, слегка нахмурилась. Эдди был серьёзен, совершенно без улыбки на лице, не отрывая взгляда от звёздочки на моей руке.       — Это несправедливо, понимаешь? Я совсем ничего в этом не смыслю.       — Несправедливо? — Эдди нахмурился и взглянул на меня. — Тебя выбрали для этого! Тебя, не кого-то другого!       — Подумаешь, выбрали, — я фыркнула и пожала плечами. — Сейлину тоже выбрали, однако, я бы не сказала, что она хоть что-то сделала.       — Сейлину собирались заменять, — Эдди хмурился всё больше. — Более того, в их части сейчас мирное время. Им бояться нечего.       — А у нас, Эдди! — я вспыхнула, отстранившись от перегородки, скрещивая руки, точно пытаясь тем самым закончить наш разговор. — У нас не мирное время?!       — Ты понимаешь, о чём я       — Конечно, понимаю, — я кивнула. — Но ты, что же, собираешься верить этим слухам?       Эдди промолчал. Мои доводы явно были убедительнее его, и он, так же, как и я, чувствовал это.       — Как знаешь, — наконец произнёс он, опустив голову и смотря теперь в мраморный полупрозрачный пол. — Только ты играешь совсем не с теми вещами.       Я фыркнула. Как он может меня чему-то учить? Он, Эдди, почти совсем никто в этой огромной и запутанной цепочке властей и управляющих, который собирается учить меня, что мне нужно делать, а что нет! Я бы могла сделать ему выговор, или просто оскорбиться, или снять его с его итак маленькой должности, но… Но Эдди был мне другом. Самым что ни на есть настоящим — помощником, советником, братом. Другом, который всегда мне мог прийти на помощь.       — Ладно извини, — я тронула его руку. — Я была не права.       Я видела, как он улыбнулся. Поднял на меня взгляд, словно собираясь что-то сказать, и тут дверь вновь открылась, и оттуда повеяло теплом и той самой атмосферой, от которой я так стремилась сбежать полчаса назад. Я практически замерла на месте, когда он прошёл на балкон, прикрыв за собой дверь.       — Эвелин, куда ты пропала?       Расстроенный взгляд, тревога на лице — такой наивный вид, точно совсем ничего не произошло. Мне захотелось поскорее выйти, но Адам тут же преградил мне путь.       — Постой, ты мне не ответила, — сосредоточенность и внимание. Это и пугало, и привлекало одновременно. — Зачем ты убежала? Я тебя везде искал…       — Да ладно, Адам, — я махнула рукой. — Иди, ищи Сейлину, она уже давно тебя ждёт, — с этими словами я, уже не обращая никакого внимания ни на Эдди, ни на Адама, вернулась в душный зал, но по шагам поняла, что последний следует за мной.       Зал. Танцующие люди.       — Эвелин, постой!       Быстрым шагом мимо знакомых и радующихся лиц, мимо танцующих пар.       — Эвелин!       Вниз по лестнице, где витают радость и счастье общающихся друг с другом людей и пьющих шампанское.       — Эвелин, ну подожди же!       Улица, холодный воздух, пробирающий до костей, но я стараюсь не дрожать, а ноги несут меня всё дальше, уже превращая быстрый шаг в бег.       — Постой же!       Я бы так и побежала, если бы Адам не схватил меня за руку, немного грубо дёрнув к себе. Он тяжело дышал, светлые волосы были взъерошены.       — Неужели ты обиделась? — он смотрел на меня, не выпуская руки. — Неужели ты решила, что…       — Нет, Адам, — я вырвалась и скрестила руки перед собой. — Конечно же, я решила, что раз вы с ней там мило проводили время, то это всего лишь дружеская беседа — и ничего более. Ты ведь именно так потом мне и сказал, верно?       — Но ведь это недоразумение, — он покачал головой. — Она была не в себе, я…       — …решил её утешить.       — Да! То есть… — он покачал головой. — Всё совсем не так, как ты думаешь!       — А как, Адам? Объясни тогда мне.       Он замолчал. Я тоже не решалась ничего сказать. Пыл уже почти умерился, но мне не хотелось оставлять всё это так. Адам так много стал мне врать. Врать…       Я вздрогнула, бросив осторожный взгляд на него, выпрямилась, сосредоточилась. Ложь… Если это то, о чём я думаю…       — Адам, — я осторожно улыбнулась, приблизившись к нему. — Ладно, забыли, хорошо?       Он поднял голову, видимо, не веря своим глазам. Я же продолжала улыбаться.       — Я… немного погорячилась. Думаю, нам стоит вернуться к остальным.       Он не отводил взгляда от моего лица, и я легонько коснулась его руки. Левой. Чуть выше рукава.       — Думаю, нам не стоит ругаться по пустякам. Мы же так хотели заключить мир.       Его ладонь. Я внутренне возликовала, когда он сам подал её мне.       — Конечно. Ты права.       Я улыбнулась, медленно поворачивая её к себе. Слабый свет пробежал от его руки ко мне, отразившись, точно электрическим током. Я не смогла сдержать вскрика, быстро отстранившись от него. Я знала, знала… Может, где-то в глубине души… Каждый знает, что обозначает звезда правителя, которая внезапно из светло-серой зажигается бардовым.       — Ты! — только и смогла произнести я. Адам слегка улыбнулся, сделав шаг ко мне. Я почти дрожала всем телом, но не могла сдвинуться с места. «Грешник, Грешник, Грешник!» — одно и то же слово давило на мои мысли, как пресс.       — Теперь ты знаешь, — он продолжал улыбаться и подходить всё ближе. — Знаешь даже больше, чем многие близкие мне люди.       Я отходила всё дальше, задыхаясь от страха, от желания оказаться сейчас далеко от этого места и от всего этого. Далеко от Адама.       — Но это ведь не страшно, Эвелин. Разве я изменился? Скажи мне, я изменился?       Я дрожала. И мой голос дрожал вместе со мной.       — Лжец!       Он всё ещё наступал. Медленно и неторопливо. Как это происходит? Как они это делают?       — В этом нет совсем ничего страшного. И я всё тот же Адам. А это, — он указал на ладонь с горящей тёмной звездой, — метка, и больше ничего.       Метка, и всё? Я не дала себе вскрикнуть, лишь сделала приличный шаг назад. И с ужасом ощутила, что спина прислонилась к стене зарослей.       — Грешник! — вырвалось само собой, но я не смогла удержать это слово в себе. Адам остановился, мрачнея, его взгляд уже не казался таким добрым и безмятежным. Адам, как и я, знал, что может последовать за этим вскриком. Одно нечаянно сказанное слово… Нет. Я нахмурилась. Эти существа уже давно на него не отзывались. Демоны забыли дорогу в наш мир и никогда не явятся сюда.       Тем не менее, Адам нахмурился сильнее и сделал ещё один шаг по направлению ко мне.       — А вот это ты зря, — почти прошипел он, но сильный порыв ветра не дал ему сделать последний шаг ко мне. Я отстранилась, прячась за листвой изгороди. Ужас пробежал муравьиными лапками по спине. Я прекрасно осознавала, что может означать этот резкий ураган. Адам оглянулся, словно ожидая, что ничего не произойдёт, но мощный порыв ветра принёс ещё кое-кого. Я почти замерла, пытаясь не дышать, с ужасом наблюдая за всем происходящим.       Его тёмную одежду нельзя спутать ни с чьей другой. Самый, наверное, чёрный из чёрных оттенков, существующих на земле. И эти страшные горящие глаза. Он не произнёс ни слова. Лишь бросил мимолётный взгляд на метку на руке Адама и быстро приблизился к нему, грубо схватил за локоть. Мерцающие в темноте глаза скользнули по всему вокруг, по изгороди… Я сжалась. Отползла подальше, забивая в самые дальние уголки подсознания своё любопытство, закрывая рот рукой, чтобы не закричать. Я была полностью уверена, что он меня заметил. Но вот вихрь поднялся снова, и затем всё смолкло. 2.       Я долго не могла прийти в себя. Я помнила, как меня нашёл Эдди, когда фонари уже зажглись в саду, как пытался разузнать, что случилось, и успокоить. Всё произошедшее снова и снова прокручивалось в голове, завершаясь тем ужасающим вихрем, так похожим на смерч.       Спустя полчаса прибыли патрульные, с которыми пришлось разговаривать Эдди, так как я ещё была не в себе от пережитого. Завели дело, по которому числилось, что Адам Стинн — уже довольно долгое время Грешник, которого трудно было распознать под его личиной.       — Ты всё правильно сделала, — произнёс Эдди, держа меня за плечи, — хотя и подвергала себя большой опасности.       Я умолчала о том, что прибывший демон мог заметить меня.       Мы направлялись по дороге к отелю, в котором остановились. В этой части города было не так людно, и нас почти никто не мог заметить. Мне хотелось поскорее забыться сном, выбросив из головы всё произошедшее за сегодня. А, может, я проснусь, и Адам будет жив и невредим? Его звонок разбудит меня с утра с просьбой прибыть вечером на бал, дабы окончательно перед всеми заключить мир между двумя частями света. Может, сейчас я вообще сплю, и, как только проснусь, все эти ужасы закончатся?       К сожалению, я не спала. Об этом мне напомнил Эдди, вошедший в комнату без стука с чашкой крепкого чая. Мне не хотелось даже смотреть на него — не то, что пить. Эдди сел в кресло напротив, наклонившись в мою сторону.       — Это пройдёт… Эвелин, это трудно пережить, но это пройдёт. Затем…       — Когда? — я подняла на него взгляд. — Адам… Я даже представить себе не могла! Чтобы он… Я думала, он чище всех нас.       — В любом случае, тебе надо отдыхать сейчас. Завтра тебе предстоит выступить перед народом, чтобы решить, брать тебе на себя обязанности Адама или нет.       Я поёжилась. Чай совсем не помог успокоиться и согреться.       — Его обязанности? Да народ будет в панике, когда узнает, что их правитель — один из них!       — В любом случае, тебе придётся им рассказать.       Эдди был спокоен. Слишком спокоен. Ему всегда удавалось быть очень спокойным в трудных ситуациях. И я всегда жалела, что у меня нет такого же таланта.       — Иначе ты поставишь под угрозу и их.       Я содрогнулась. А ведь Эдди был прав — совершенно прав — по поводу Греха…       — Я знаю. Спасибо, что поддерживаешь меня.       Он встал и улыбнулся.       — Ложись спать поскорее, завтра рано вставать.       Я кивнула, хотя и осознавала, что ещё долго не смогу уснуть. На небе за окном уже высыпали звёзды, мерцая и напоминая, что Небеса следят за нами. Но действительно ли следят, раз допускают такое?       Я горько вздыхаю — уже который раз за этот длинный день — и стараюсь успокоиться, выбросить из головы всё, что накопилось в мыслях за сегодня и больше никогда не думать об этом. Но лицо Адама, его ужасающая улыбка, затем — страшный вихрь и горящие глаза появившегося демона продолжают проноситься в голове. Мне казалось, что я уснула, но я лишь немного задремала в кресле и проснулась от несменяемых картинок в голове.       Темнота. Только тёмные силуэты вещей в комнате блекло освещает луна. За окном — живущий мир, спокойный, радостный, не знающий, что Грешники уже среди них. Бродят мирно и спокойно, наслаждаясь своей странной свободой — не свободой, а её иллюзией! К чему они стремятся? Чего они хотят? Почему они поддаются искушению?..       Я стояла у окна, смотря вдаль, долго. Очень долго. За размышлениями время протекло незаметно. Впрочем, оно — такое великое и властное, давно уже потеряло всю свою ценность и размеренность, и нам было совершенно не важно, летит оно или мчится. Включить свет я так и не решилась — Эдди мог невзначай узнать таким образом, что я всё ещё не сплю. А мне сейчас ничего, пожалуй, так сильно не нужно кроме тишины.       Звёзды, мир, машины. Где-то вдалеке воющие сирены (странно, правда, ведь повсюду должно царить спокойствие?) — и больше ни шума, ни звука, только тихий холодный ветер. Я сильно прижимаюсь руками к окну, но с удивлением обнаруживаю, что оно уже плотно закрыто.       Вздох. Неведомая пустота внутри терзает и мучает. Мне бы надо подумать про завтрашнее утро, речь, которую буду произносить, выражения и фразы, с которыми буду обращаться к людям… Нельзя ведь сказать, что меня этому не учили. Вопрос в другом — училась ли я сама этому?       Нас этому обучали всех, всех без исключения. Ещё тогда Небеса предупреждали о надвигающейся опасности, о хаосе, который может в любой момент поглотить этот мир, чему мы, по детской наивности, не верили. Нам даровали бессмертие и Чистоту. Все мы были Чисты и Безгрешны, все мы жили под солнцем в одинаковых условиях, пока однажды к нам не прислали вестника. Невероятно огромный, Чистый… Я никогда в жизни не видела ангелов. Никто никогда в жизни не видел ангелов. Ведь они приходят только после смерти. Но этот не был даже ангелом, несмотря на свой чистый взгляд, блеск в глазах, ослепляющее сияние, от которого все тут же склонились на землю. Он сказал лишь, что близится Война. Что мы должны быть готовы, и, пока есть время, вести мир к будущему. Он выбрал пятерых из нас — детей, которые совершенно не понимали, в чём дело. Так мир разделился на пять огромных частей, управляемый пятью юношами и девушками, которых обучали по мере их взросления.       Это было совсем не так просто, как могло показаться. Это не были обыкновенные соревнования или что-то вроде турниров — нет, всё заключалось в огромном обучении, которое стоило нам времени, в котором мы не нуждались, сил, которые увеличивались у нас с каждым годом, и маленькой отметины на руке, провозглашающей нас истинными правителями.       И действительно, мы оправдывали надежды Небес. Первые годы шли хорошо, даже очень успешно. Роскошная жизнь — мы и до этого не страдали, но теперь жили совершенно комфортно, владение собственной частью и управление ей, новые знакомства, интересные места… Всё было прекрасно, только что-то произошло потом. Что-то случилось с нами за год до объявления Войны. Может, мы повзрослели?       Я прервала общение почти со всеми. Само слово «война» вызывало у меня истерику и панику, и, хотя мудрые принцы и принцессы тут же начали объединяться с другими, я совершенно перестала общаться с кем бы то ни было. Кроме Адама.       Наша дружба, длившаяся с самого детства, переросла в нечто больше — то, о чём когда-то я могла только мечтать в своих детских фантазиях. Его взгляды стали значить для меня нечто большее, чем просто взгляды друга; его слова превратились для меня в самые необходимые слова на свете. А теперь Адам — Грешник… Я закрыла лицо руками, медленно отстранившись от окна. Сквозняк всё ещё ощущался, хотя до сих пор и не было понятно, откуда он исходит. В комнате было уже довольно холодно. Я осмотрелась. До меня не сразу дошло, что за окном стало уж слишком тихо.       Ни прежнего воя сирены, ни каких-либо голосов в ночи. Тревога медленно подплыла к самому сердцу, я осмотрелась, медленно отходя от окна.       Внезапный грохот заставил меня вздрогнуть. Тут уже началась какая-то шумиха, вдалеке слышались голоса… или это были крики… Ещё один грохот. Я в панике оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, доносится ли шум с улицы, или он где-то ещё ближе. Дверь в тот момент со всего размаху открылась.       — Эвелин! — услышала я знакомый голос, но не успела оглянуться, как огромная глыба рухнула откуда-то сверху, став перегородкой между нами. Эдди. Сейчас мне нужно только лишь его увидеть, чтобы перестать паниковать.       — Эвелин! — снова воскликнул он. Я приложилась рукой к необъятной стене, шершавой, каменной, пытаясь по голосу отыскать, где он может быть.       — Эдди! Эдди, что там происходит?       Его невнятный голос. Я в ужасе прижалась поближе к стене, пытаясь понять хоть слово.       — … главное, чтобы ты была в безопасности. Я скоро вернусь, никуда не уходи, — слабый отзвук его слов, и полная тишина после этого. Страх огромными шагами приблизился к горлу, начиная сжимать его и мешая дышать. Ужас наполнял всю меня, тишина пугала, тишину хотелось поскорее убрать.       — Эдди! — снова крикнула я, хватаясь за горло и беспомощно оседая на пол. У комнаты ещё должны были быть охранники, но никаких ни шагов, ни голосов так и не послышалось. Оставалось ещё окно. Я не знала, сколько времени придётся ждать помощи. Действовать нужно было самой.       Стекло было ледяным. Возникало ощущение, что я не дотронулась до окна, а подержала в руках кусочек льда. Я осторожно его приоткрыла. Медлить больше было нельзя.       Я осознала, насколько дурацкой была моя идея, когда высунула голову прямо навстречу холодному воздуху, а там дальше, внизу — километры высоты. Люди всё ещё уязвимы, несмотря на своё бессмертие, и первая их уязвимая особенность — самоубийство. В надежде я вновь оглянулась на каменную глыбу, и внезапно сильный вихрь откинул меня от окна. Это могло означать только одно.        Я прижалась ближе к стене, согнув ноги в коленях и пряча за ними свою голову. «Только бы не выдать себя», — мелькнула в голове первая мысль. Окно с дребезгом рухнуло, и я еле успела закрыться руками от посыпавшихся осколков. Мысли закопошились в голове с невероятной скоростью. Я чувствовала вихрь, знакомое дуновение ветра, но не смела оторвать руки от лица и лишь осторожно шевельнула рукой. Волнение прокатилось с внутренним восторгом по всему телу, когда я наконец нащупала пальцами острый кончик стекла…       — Поднимайся, — раздался хриплый голос где-то рядом со мной. Я на мгновение замерла, но собственное дыхание, должно быть, выдавало меня в ту секунду. А дышала я очень громко от стиснувшего моё сердце страха. Разве они не должны говорить на латыни? Я почти не дышала, ожидая, что будет дальше, и резко, пряча руку за коленями, провела по ладони остриём. Боль стрелой врезалась в голову, и, хотя я старалась не подавать вида, изо всей силы кусая губы, стоявшее надо мной существо явно что-то заподозрило.       — Поднимайся, — повторило оно ещё более резко, чем в прошлый раз, и с силой дёрнуло меня за руку, но это движение дало мне возможность провести осколком по второй ладони. Тварь же, державшая мою руку, неожиданно толкнула меня и выбила осколок из руки.       — Что это? — проскрежетало оно. — Грех тебя уже не спасёт.       Я ощутила, как глаза сами собой закрываются, а ноги обмякают, не в силах пошевелиться. 3.       Голубое небо светило у меня над головой. Я помнила его бездонность и глубину, его яркость и безоблачность. Мне казалось, что ничто не может быть прекраснее его. Чудеснее его. А потом всё покатилось вниз, растворилось в чёрной бездне… И я сама падала в эту бездну.       Мне казалось, я ощущала его отвратительный запах, весь ужас, затаившийся в этом всеми забытом уголке вселенной. Как я здесь оказалась? Нет, вопрос даже в том, как я здесь смогла оказаться?       Запах опустошения витает в этом месте. Запах смерти и вечного забытья. И это самое страшное, чего ни пожелаешь ни одному своему врагу. Мы уже отвыкли так умирать. Мы вообще отвыкли умирать.       Наша жизнь кажется нам большой никогда не кончающейся полосой, полной удовольствий, роскоши, радостей. Умирать суждено только Грешникам — вот наше главное негласное правило. Но мы-то не Грешники. Нам-то смерть не грозит. Мы — те, кто заслуживает счастья и улыбок. Оттого так жутко мне становится в этом месте. Что это? Судилище? Ад? Когда успела стать Грешницей я? Уж неужели всё это происходит именно так?       Затхлый сырой воздух не даёт мне ответа на мои немые вопросы. Стены сжимаются совсем рядом со мной. Ещё мгновение. Мне не избежать смерти.       — Погоди. А здесь что?       Голоса и шаги выводят меня из сна. Теперь я явственно понимаю, что это был сон. Никакого движения стен, никакого затхлого воздуха. Перед моими глазами — комната, уютная и просторная, с таким ярким светом, что я даже от непривычки жмурюсь. Прямо напротив меня — две тёмные фигуры. Они почти загораживают собой свет, но даже и из-за его маленького проблеска их черты трудно различить. Тёмные костюмы, тёмные волосы. Один из них, кажется, улыбается, что-то при этом говоря другому. И оба пристальным взглядом осматривают меня.       — Безгрешная, — слышится голос одного, как в тумане, расплывается, то набирает громкость, то вновь стихает.       — Где её нашли? — суровый тон другого. Его фигура также плывёт у меня перед глазами, никак не желая восстанавливаться в одну ясную картинку. Кто они? Или нет, что они? Эти существа — явно не люди.       Я пытаюсь встать и произнести хоть слово, но во рту ощущается непонятный солёный привкус. Кровь? Слова рвутся на части, образуя лишь непонятное мычание; движения сковываются, точно меня опутали бинтами, а существа, ничего этого не замечая, проходят мимо, обмениваясь улыбками и фразами.       Я проследила взглядом за удаляющими фигурами, пытаясь понять, что с моими глазами и конечностями. Всё до сих пор, включая и светлую комнату, расплывалось, теряло краски и ясность, а в светлой комнате тем временем медленно погас свет.       Я ощущала себя в абсолютной темноте беспомощной и жалкой. Ещё более беспомощной, чем когда бы то ни было: подготовки к правлению и провалы в некоторых испытаниях, первое опьянение от большей доли шампанского, чем обычно, первая в жизни ловля волны и страх захлебнуться — никогда я не чувствовала ещё большего страха. Никогда ещё я не была настолько потерянной. Ведь рядом всегда были люди — нужные, ненужные ли, они были.       Я была не в силах больше сдерживаться. Рыдания всполошили мои плечи, слёзы одна за другой потекли по щекам, падая — то ли мне так казалось, то ли это было на самом деле — на тёмный пол. Я не чувствовала, как снова потеряла сознание.