***
Кроме клетки, Ясутора забрал только свои ботинки, крадучить пробравшись в прихожую опустевшей на ночь клиники. Входная дверь, правда, была закрыта, а потому пришлось пробираться обратно в палату, и вылезать через окно. В принципе, можно было ещё забрать пиджак, но при поверхностном осмотре Садо его не нашёл, рыться в шкафах чужого дома не хотелось, да и ночи позднего мая были не очень холодные. К тому же, на мерзливость он не жаловался. Юичи сказал ему идти в каракурский парк, вроде как его мама должна была быть там. Воображение Ясуторы рисовало ему картинку встречи мамы-кореллы с кореллой-сыном в духе лучших бразильских сериалов. А потом чудом воссоединившаяся семья улетела бы в какой-нибудь лес на юге страны, может, изредка навещая его в знак благодарности. Правда, воображение нет-нет да подкидывало обрывки городских легенд и детских страшилок, которые перемежались голосом тётушки Марии, причитающий про mal del ojo. И не то, чтобы Ясутора был скептиком и реалистом, просто со злыми духами он ещё не сталкивался, а говорящий, попавший в беду попугайчик — вот он, понуро сидит в клетке, изредка кося нервным глазом-бусинкой по сторонам. — Твою маму позвать? — предложил Садо, прождав на парковой скамейке минут пятнадцать. — Нет, она сама придёт, — ответил Юичи, и добавил гораздо тише. — Она всегда сама приходит. Парень смутно понимал, что никакого счастливого воссоединения могло и не быть. Но Юичи попросил отвести его к маме, причин отказывать не было, а проблемы Ясутора предпочитал решать по мере их поступления. Попугайчик тревожно вскрикнул и забил крыльями. Ясутора никого не увидел, зато почувствовал, как что-то вцепилось ему в шиворот и стало яростно трясти. Ещё появился как-то шум на грани слышимости, но парень не уделил ему внимания, и вместо этого наклонился, закрывая собой прижатую к груди клетку, а потом наугад ударил в воздух кулаком с разворота. Кого-то он явно зацепил, потому что хватка на вороте рубашки разжалась, и какая-то нечёткая тень смазанно мелькнула в свете фонаря. Ясутора выпрямился уже во весь рост, всё ещё прикрывая клетку, и начал зорко вглядываться в ночной парк. Тень снова мелькнула перед ним, и будто протянула одно щупальце навстречу. Садо уклонился, ударил по конечности, но тень быстро отскочила в сторону, исчезая из виду. — Ичиго, придурок, стоять! Не меняя стойки, Ясутора метнул взгляд на голос. К нему неслась темноволосая девочка в лёгком платье, отчего-то знакомая. Узнавание пришло, когда она наконец до него добежала. — Ты наша новенькая, — определил Садо, пока одноклассница переводила дух, и попытался задвинуть её себе за спину. — Держись меня. Тут enemigo malo.[2] Девушка сначала опешила, а потом озабоченно нахмурилась: — Ты его не узнаёшь что ли? Рядом снова мелькнула тень. Ясутора напрягся, стараясь отследить и её, и прикрыть в случае чего новенькую. Та, однако, посмотрела на тень осмысленно и без страха, а потом перевела взгляд на Садо. — Так, ты тут что видишь? — спросила она, ткнув в тень пальцем. Ясутора честно ответил, что ничего. Новенькая прикрыла глаза, и парень невольно постарался уменьшиться — тётушка очень похоже делала, перед тем, как начать его отчитывать. — Без тебя знаю, — вместо этого огрызнулась она, по всей видимости, обращаясь к тени. — Так, духа упокоить, этого обратно на койку и сторожить. Пустой вряд ли будет долго ждать. Давай клетку сюда. Последнее было адресовано уже ему. Девушка требовательно протянула руки, но Садо вместо этого поднял клетку повыше. — Зачем? — спросил он в ответ на замешательство в её глазах. — Потому что в этом попугайчике сидит неприкаянный дух, — терпеливо пояснила новенькая, — и чем дольше он в таком состоянии, тем хуже ему становится. Ну, Ясутора и так в принципе понимал, что Юичи — не просто попугайчик. Ещё он понимал, что такое «упокоение духа», и то, что в таком случае, важная встреча для него не состоится. В груди кольнуло при словах «становится хуже», но… — Пока нельзя, — вслух сказал он. — Юичи ждёт маму. Новенькая переменилась в лице, будто увидела привидение. Попугайчик истошно завопил и захлопал крыльями. А Садо спиной почувствовал какое-то гнетущее присутствие, и понял — злые духи ощущаются именно так. Рукия среагировала быстро: — Бакудо восемь, Сэки! — проорала она, вскидывая руку. Сгусток реяцу был совсем слабым, но пару секунд выиграл, а там и Ичиго метнулся вперёд, навстречу вывалившемуся из прорехи в воздухе Пустому. Упёртый одноклассник инстинктивно пригнулся, уходя с пути заклинания, и Рукия дёрнула его на себя. — Значит так, баран, — прошипела она, затаскивая его в кусты, от боя подальше, — сидишь тут тихо и не отсвечиваешь. Потом разберёмся с этим духом и его мамой. За барана было обидно, но Ясутора промолчал. Новенькая явно лучше него разбиралась в том, что происходит, а происходило явно что-то серьёзное, поэтому объяснения могли пока подождать. Хотя вопросов, конечно, было много. Ичиго вполне успешно гонял Пустого по маленькой парковой площади, мешая сбежать. Пустой, видимо, быстро понял, что на земле его рано или поздно настигнут, и встряхнул руками, раскладывая идущие от локтей длинные отростки в кожистые крылья. Ичиго было воспользовался паузой, чтобы рассечь его маску, но Пустой ударил крыльями по брусчатке, и временного шинигами сбила воздушная волна. Рукия закричала о следующем манёвре, но Ичиго и без её подсказки запрыгнул на ближайший фонарный столб, а уже оттуда — на холку не успевшего набрать высоту Пустого. Падение выбило из рыжего дух, но на монстре он устоял. Осталось только разогнать точки перед глазами, найти дыхание, и разрезать костяную маску. — Пощади! — взмолилось чудовище нечеловечским голосом, — я съела всего двух шинигами, но обещаю, что больше никого есть не буду! — Ага, разбежалась, — ответил Ичиго, стараясь унять головокружение. Пустой — Пустая? — скосила на него один глаз: — А хочешь, скажу, как я съела целых двух шинигами? — Ичиго не ответил, но Пустая всё равно продолжила. — Наивные дебилы думали, что я действую одна. Со стороны кустов послышались крики, будто кто-то застал Рукию и Чада врасплох. Вскоре они оба выскочили под свет фонарей, Рукия — отмахиваясь от мелких жукоподобных Пустых, Чад — стоически закрывая клетку. Оба были облеплены какими-то толстыми слизнями. Пустая расхохоталась. Ичиго сжал руку на рукояти меча, но атаковать пока не рискнул. — Отпусти их, — пригрозил парень. — Хммм, дай-ка подумать, — протянула Пустая. В её горле что-то звякнуло. Слизень, сидящий на плече Рукии, взорвался. Покачнувшуюся девушку придержал Чад, а из раны на искусственном теле плеснула вполне натуральная кровь, и только волевым усилием Рукия не заорала от боли. Меч Ичиго сам собой прыгнул к горлу чудовища, но та рывком оттолкнулась от земли и сбросила его с плеч, а потом и придавила жилистой птичьей ногой. Ребята было бросились к нему, но следующим взорвался слизень на ноге Чада, и тот сдавленно охнул. — Если убьёшь меня, твоим приятелям не жить, — поделилась Пустая, скаля зубы, — потому что их убьют мои приятели. Что тогда будешь делать, шинигами-кун? Лучше сдавайся. Куросаки сжимал меч и лихорадочно думал. Сдаться? Так она продолжит нападать на обычные души. Отдать себя взамен друзей? Он один раз уже так попробовал сделать, ему популярно объяснили, что одним им дело не ограничится. Рискнуть и убить? Но останется ещё эта мелочь, успеет ли он перебить всех до того, как они подорвут Рукию и Чада? — Мама, не надо! Попугайчик забился в клетке, не то привлекая внимание, не то пытаясь вырваться. — Не надо их трогать! — кричал он, чуть не плача. — Давай я тебе других приведу, сколько скажешь, только их отпусти! Звякнуло. Взорвался слизень на руке Чада. Попугайчик испуганно пискнул, но начал упрашивать снова. — Юичи, Юичи, Юичи, — ласково проворковала Пустая, — мамочка ведь так обрадовалась, что ты привёл ей столько сильных душ. Ты что, хочешь расстроить мамочку? — Н-нет, — дрожащим голосом ответил попугайчик, — но… — Я ведь тебя девять месяцев выносила, хотя могла бы вытравить, — продолжила Пустая, и её голос сочился как та же слизь, — университет бросила, пошла на работу, нашла тебе папу… Столько для тебя сделала, а ты не ценишь? Юичи сжался, забился в дальний угол клетки. — Не сердись, мамочка, — исступлённо сипел он, — только не сердись… — Из-за кого я умерла, а, Юичи? — вкрадчиво спросила Пустая. — Кто в этом виноват, выблядок ты неблагодарный? Ичиго дёрнулся, но монстр навалилась на него всем весом. — Как ты так можешь вообще, — прохрипел он, с ненавистью глядя на неё, — если это твой сын, как ты так можещь вообще говорить?! Пустая прижала Куросаки к брусчатке ещё и за шею. — Вот именно, мой сын. Что хочу, то с ним и делаю. Пусть спасибо скажет, что быстро умер, в отличие от своего папочки, — она хихикнула, — тот дооолго не умирал, пока я его резала… Временный шинигами был уже почти полузадушен, и под давящим весом мало что мог сделать. Бывшая шинигами не могла создать ни одного заклинания, которое могло бы сколько-либо навредить Пустому. Но чудовище подвело то, что подводит всех злодеев — желание упиваться своей властью над почти побеждённым противником. - Новенькая, - окликнул Ясутора. - Enemigo malo, он где? - Это Пустой! - ожесточённо пытаясь отодрать от себя слизня, рявкнула Рукия. - И он прямо перед нами! - Понял. В следующую секунду в руках Рукии оказалась клетка, а Ясутора наклонился и тараном бросился вперёд, игнорируя то тут, то там вгрызающуюся в тело боль. Смутное колебание воздуха, похожее на марево от костра, при столкновении ощущалось как бетонный столб. Зато незакреплённый, и Садо по инерции пробежал с ним пару шагов, а потом упал, подминая под себя какую-то извивающуюся тушу. Боль жрала его, пробирая до костей, сверху сыпались удары, но парень упрямо сжимал медвежью хватку и смаргивал льющую в глаза кровь. — Язык! — пищал где-то далеко Юичи, — Они взрываются когда она языком щёлкает! Туша под ним конвульсивно дёрнулась, но Садо только крепче вжался в камни — если бы мог, врос бы корнями. Очередной удар пришёлся в висок, выбивая его на грань беспамятства, но он сжал зубы и заставил себя напрячься. И этим Ясутора выиграл достаточно времени, чтобы Ичиго и отрезал Пустой язык, и рассёк её маску. Чудовищная форма поплыла, начала превращаться в человеческую, а Куросаки уже оттаскивал полубессознательного товарища в сторону, оставляя за ним широкую дорожку крови. Пустая, ставшая немолодой женщиной с безумным взглядом, с трудом встала на ноги, шатаясь как пьяная. По подбородку у неё текла кровь. — Всех убью! — почти членораздельно завизжала она, — Шинигами убью! Девчонку убью! Бугая убью! Юичи каждую кость переломаю, и… За спиной женщины, совершенно беззвучно, из-под земли выросли исполинские врата, на каждой створке которых висело по скелету размером им под стать. Звякнули цепи, опадая с петель. Разомкнулись створки, обнажая кроваво-красную пустоту. Гигантская рука, покрытая татуировками, оборвала визжащую женщину, вонзив в неё клинок, а потом так же быстро втянулась обратно, унося обмякшее тело. Скелеты вновь сомкнули створки, и врата исчезли так же, как и появились. Ичиго моргнул, и уже было начал выходить из стойки, но вспомнил про мелких Пустых, и снова навострил занпакто. Однако, слизни отваливались сами, стремительно высыхая, и жукоподобные Пустые так же падали без признаков не-жизни. — Это, — хрипло спросил Ичиго после паузы, — что это с ними? — Они придатки основного тела, — пояснила Рукия, колдуя над Чадом, — после его очищения они отмирают. — А, — парень не был уверен, можно ли спрашивать, но незнание пугало больше, — те врата? — Это были врата ада. Рассекая маску Пустого, шининигами очищает его от совершённых после смерти грехов, и отправляет его душу в Общество Душ. Но если человек творил зло при жизни, то никакой занпакто ему не поможет, и душа его падёт в геену. Картинка пока была слишком большой, чтобы Ичиго мог её сложить, слишком старой и стрёмной, чтобы браться за этот паззл с энтузиазмом. Он в принципе понимал её отдельные куски, и своё место среди них, и всё ещё был готов отработать долг, несмотря на то, что он показался ему ещё тяжелее. Но об этом можно было подумать потом. Сейчас ему было чем занять голову. — Чад меня не слышит, — сказал Куросаки, присаживаясь на брусчатку рядом, — так что ты передай ему, что он идиот, и как только выздоровеет — я его побью. — Я ему память буду стирать, так что тебе придётся объяснить, за что ты его бьёшь. — Жаль, а то с него станется снова наступить на те же грабли. Ясутора окончательно проморгался, посмотрел на небо более осмысленным взглядом, а потом завертел головой. Ичиго понятливо передвинул клетку в поле его зрения. Отревевший своё попугайчик теперь только слабо икал, и выглядел кое-как связанным комком перьев. — У тебя плохая мама, — серьёзно сказал Ясутора, стоило корелле открыть клюв. — Ты не виноват. — Но я же… — выдавил Юичи, — я же… — Плохая была мама, — с той же серьёзностью повторил Садо. — Бывает. Всё равно не виноват. — Теперь всё будет хорошо, — подключилась Рукия, — ты отправишься в Общество Душ, там и голода чувствовать не будешь, и семья тебя хорошая возьмёт. И никто тебя больше не обидит. — Если что, я тебя там найду, — неожиданно добавил Ясутора, — и буду присматривать. После этого Юичи, наконец, успокоился.***
Предыдущий день плохо отпечатался в памяти Садо. Вроде он собирался после уроков сходить к знакомой тётушки Марии, показать подобранного на улице попугайчика, но по дороге попал в аварию. Дальше его вроде дотащили до частной клиники, которую держал отец Ичиго, и наотрез отказалась выпускать без надлежащего отдыха. Вроде бы не так сильно его задело, но в кровати Ясутора провалялся весь следующий день, чего с ним никогда не бывало, и даже после этого чувствовал себя как лимон после асфальтоукладчика. Снилась ему какая-то муть, про жуков-людоедов, летучих мышей и замотанную в чёрное фигуру, так что наверное, настолько разбитым он себя чувствовал из-за плохого сна. Зачем он собирался показывать попугайчика знакомой тётки, Садо уже не помнил. Куросаки-старший всучил ему целую кипу справок и направлений, а стоило заикнуться о плохой памяти, так вообще в принудительном порядке записал в клинику Каракуры на более тщательный осмотр. Но время ему выбили только в конце недели, от завтрашних уроков ему выписали отгул, и Ясутора неспешно направился домой — благо, жил недалеко. Тётушка Мария сначала смерила подозрительным взглядом попугайчика, и только потом втащила в дом, одновременно и ощупывая на предмет травм, и усаживая за стол, ругая за неосторожность, и горестно причитая о случившейся аварии. Ясутора привычно кивал и с благодарностью наворачивал щедрую порцию вкусной еды, временами поддакивая. Отработав программу, тётушка отлучилась к телефону и набрала номер из пухлой книжки. — Куре-чан, здравствуй! Мария Такеда это… Помнишь, я к тебе мальчика отправляла?.. Случилось, ох какая беда случилась!.. Да, да, та самая авария, чудом цел остался, — тётушка сделала над собой неимоверное усилие, чтобы не начать причитать по второму кругу, — Возвращается сегодня домой, с той же птичкой, а она чистенькая уже. Может, заедешь, посмотришь своим глазом? А то я боюсь, вдруг тот бес у неё внутрях затаился… Ясутора пропихнул сквозь прутья кусочек хлеба, который попугайчик начал с энтузиазмом клевать.