***
Уэйд Уилсон не верил в теорию родственных душ. Ему нравилось думать, что он способен выбирать любимых самостоятельно, независимо от судьбы. В конце концов, как могла какая-то случайная надпись указать ему на того, кто был предназначен ему природой? Проблема была вот в чём: Уэйд был неисправимым романтиком. Он мечтал о том, как встретится с родственной душой… плевать на внешность, на пол; значение имело лишь то, что родственная душа любила бы его. Что она смогла бы справиться со всеми его заскоками. Он всё ещё помнил то время, когда на его коже проступили первые рисунки: наивные и милые. Он чувствовал себя таким грязным… ребёнок, чёрт возьми, его родственная душа была ребёнком. Он не имел права отвечать. Это было просто ужасно! В какой вселенной вообще могло так случиться, что родственной душой ребёнка стал человек, перешагнувший рубеж двадцатилетия? Он всё ещё помнил, как смотрели люди на рисунки на его руках. Почему этот ребёнок постоянно рисовал? Он же учился в школе, так? Разве учитель не сказал ему, что не стоит постоянно себя изрисовывать? Уэйд привык прятать их — как он мог продемонстрировать всему миру невинные детские рисунки? Мир срал на него; и всё же Уэйд ждал появления новых рисунков. Наивные, они всегда заставляли его улыбаться. Это они помогли ему отвлечься от прогрессирующего рака и всего, что произошло в «Оружии Х». Все мучения, вся боль, что он пережил, были ничем по сравнению с этими детскими каракулями. Даже на его новой, изувеченной коже они казались средоточием света, и по тому, как они менялись, Уэйд мог сказать, что ребёнок взрослеет. Это радовало; он даже подумал, что, быть может, однажды они познакомятся… И тогда проснулись голоса. Да кто захочет с тобой познакомиться? Ты выглядишь как куча собачьего дерьма! И пахнешь так же. Чувак, это моя фраза! Нет, не твоя. Я просто дополнил. Похититель фраз. Ты как ребёнок. Они спорили добрых несколько часов. По правде, на голоса легко было отвлечься — вот почему Уэйд не сразу заметил, как рисунки начали исчезать. Он просто надевал костюм, когда обнаружил абсолютно чистые руки. На несколько дней голоса заткнулись. Уэйд мог часами разглядывать собственные предплечья в надежде на появление нового рисунка. Наверное, тот ребёнок умер. И к лучшему. Точняк! Никаких отвлекающих факторов — они вечно всю малину портят! Не то чтобы я об этом задумывался, но мы абсолютно сумасшедшие. О-о-оу… Сложно не согласиться. — Он не умер, — зло сказал Уэйд. Смотри-ка, он умеет разговаривать! Что тогда, по-твоему, случилось? — Может, ему надоело разговаривать с тем, кого не существует. Кого не должно было существовать. Ух, как мрачно! Я думал, мы единственные, кому можно разрушать твою самооценку. Зачем тогда мы здесь тусим? Ага! Пытаешься лишить нас работы? Как грубо! — Вы двое когда-нибудь прекратите?! — зарычал он, вскакивая так порывисто, что опрокинул журнальный столик. Ты просто Рэнди Сэвидж! Уэйд схватил пистолет и, выпустив в стену всю обойму, отбросил ствол в сторону. Ему нужно было отвлечься. Нужно было выпустить пар. Он даже не был уверен, почему так разозлился; потому ли, что невольно поверил голосам? Ребёнок всё же был мёртв? Может, на самом деле он не был его соулмэйтом или нашёл себе другого? Но тогда… тогда на коже Уэйда всё равно проступали бы рисунки. У него голова разрывалась от этих мыслей. Что, по-твоему, ты с нами творишь?! Ты сегодня такой эгоист. Сперва израсходовал все пули понапрасну, а теперь ещё и заработал нам головную боль. Так грубо. Кажется, у меня развилось косоглазие. У тебя нет глаз. Мы в буквальном смысле просто голоса. Ш-ш-ш! Он-то этого не знает! Бьюсь об заклад, знает. Не настолько же он тупой. Уэйд зарычал, прижав ладонь ко лбу, и зажмурился. Потёр веки. Ему нужно было успокоиться. Замкнутое пространство… Ему нужно было выбраться отсюда. Ему нужен был свежий воздух. Нужен был! Порыв ветра, обдувающего его лицо, будто пытался вернуть Уэйда в квартиру; встречая асфальт, Уэйд лишь охнул от боли. Уэйд не знал, как долго он пробыл в отключке, он даже не знал, когда пришёл в себя; просто он внезапно обнаружил себя в тропиках, с пистолетом в руке. Только посмотри, кто очухался. Я уж думал, мы его потеряли. Какая жалость. Без него было весело. Уэйд хмыкнул, позабыв и о панике, и о прыжке, и о пропавших рисунках. Он с головой окунулся в работу: поначалу она была средством отвлечения от мыслей о соулмэйте, но вскоре Уэйд уже и не помнил, зачем посвятил себя ей. Тот ребёнок, чьи рисунки сопровождали его в самые ужасные годы его жизни, остался где-то на периферии сознания. Иногда, лёжа ночью в постели, Уэйд рассматривал свои руки, ожидая, что на них что-то появится; он никак не мог понять, чего ему не хватало, но чего-то ждал. Каждый раз это выводило его из себя и обеспечивало ему отвратительное настроение наутро. В какой-то момент это вошло в привычку. Он всё чаще надевал привычный красно-чёрный костюм и всё реже демонстрировал миру голую кожу. Мало-помалу он расправлялся с глупыми мыслями о счастье — они мешали его работе и ни к чему не приводили. Хорошо-хорошо, он не мог запретить себе мечтать, но, по крайней мере, старался не думать о чём-то несбыточном. К чему мучить себя? Он устроился на крыше, одетый в привычный костюм, и ждал возможности пустить пулю в парня, которого держал на прицеле. Этот придурок оказался достаточно глуп для того, чтобы открыть окно и свеситься с подоконника. Отлично, не придётся разбивать стекло! Уэйд собирался сделать всё красиво: он выстрелил, отдача прокатилась по телу дрожью, и жертва полетела вниз. Один готов! Осталось ещё трое. Почему мы вообще пообещали тем парням разобраться со всеми сегодня? Мы и не обещали. — Эй, справедливости ради — они дерьмово платят, так что могут и подождать, — проворчал Уэйд, забавляясь с пистолетом. Тогда зачем мы взяли этот заказ? — Нам заказали реально плохих парней. А мы, мы не плохие, правда? Подожди-ка, я думал, мы плохие! Сарказм. Вообще-то сложно это понять. У тебя же нет лица, по которому было бы видно, что ты говоришь с сарказмом. Даже если бы было, я сильно сомневаюсь, что ты понял бы это по лицу. Сарказм — он в голосе. Тогда тебе нужен голос получше. Ты — единственный вариант. Ну и что это значит?! — Ребята, я не могу сосредоточиться. Пытаюсь вспомнить, кто следующий в списке, но ваша перепалка пожилой супружеской пары здорово отвлекает. Так запиши их всех! — Знаешь, а идея неплоха, — он порылся в своём Ранце Дэдпула™ (запатентовано) и вытащил чёрный маркер. Поискал в сумках, но так и не нашёл того, на чём можно было бы писать. — Чёрт побери. У меня кончилась бумага. Писать на костюме Уэйд не собирался, так что ему пришлось задрать рукав и написать имена прямо на руке. Закончив записывать, он полюбовался на дело рук своих и ухмыльнулся. — Вот так. А теперь давайте снесём этим уродам головы! Он отбросил бесполезный пистолет и рванул к пожарной лестнице.***
Если бы кто-нибудь сказал Питеру Паркеру, что первый ответ соулмэйта он получит, уже подобравшись к отметке «двадцать», он бы счёл этого кого-нибудь сумасшедшим. И он точно рассмеялся бы, если бы ему сказали, что ответ появится на его коже посреди лекции. И то, что всемирно известный учёный посоветовал Питеру вернуться в класс, когда у него появится серьёзное отношение к учёбе, было лишь неприятным бонусом. Питер мчался домой с невероятной скоростью (ему даже пришлось напомнить себе, что он не может так носиться по Нью-Йорку, когда он не в костюме). Влетев в привычную грязную квартиру, он торопливо захлопнул дверь и взглянул на свою руку, всё ещё не в силах поверить в происходящее. Почему сейчас? И собирался ли он спросить об этом? — Боже мой! — мысль, пришедшая ему в голову, ошеломила его. — Я же перестал писать! Думать о том, что другой человек мог забеспокоиться (или ещё что похуже), потому что Питер перестал писать ему в средней школе… Ему хотелось как следует врезать себе. — Он, должно быть, решил, что я умер! — Питер хлопнул себя по щекам. — Идиот, идиот, идиот! С другой стороны… — подумал он про себя, — лучше поздно, чем никогда. На кухне Питер отыскал ручку и поднёс её к своей коже. А потом застыл. — Что я должен сказать? — он взглянул на перечень имён на своём предплечье. — Я должен ответить на это? Как мне вообще на такое реагировать? Он пожевал губу в растерянности, всё ещё глядя на этот странный код — должно быть, его соулмэйт был очень скрытным, раз использовал нечто подобное. Внезапно покалывание вернулось; одно из имён перечеркнула жирная чёрная линия. Прежде чем он успел обдумать всё как следует, он написал: «Почему ты вычеркнул его?» Питер пялился на написанное несколько секунд, прежде чем к нему пришло осознание. — О, ГОСПОДИ! — он закрыл лицо руками, едва не выронив ручку, прочертившую линию на его лбу. О, отличный сюрприз для соулмэйта — дурацкий вопрос и след от ручки на лице.***
Уэйд, наблюдавший за смертью новой жертвы, хихикнул: «Упал, как мешок с картошкой! Ха-ха!»; он изобразил пальцами пистолет и… ну, знаете… пиу-пиу. Кру-у-утяк! Просто шикарно. — Кто-то сказал, что я шикарен? — он «выстрелил» из воображаемого пистолета. Мне нравится думать, что я шикарен. Так же шикарен, как сырые макароны. М-м-м-м… макарошки… — Звучит отлично, — согласился Уэйд, — но сперва нам стоит разобраться с этими ребятами! Минус два, и осталось ещё двое! — он выудил маркер и перечеркнул верхнее имя. — Это всегда так приятно. Что? — Отмечать по списку, — он собирался было убрать маркер, как вдруг почувствовал то самое покалывание, которого не ощущал годами. Опустив взгляд на свою руку, он обнаружил лишь короткий вопрос (что за отвратительный почерк!). «Почему ты вычеркнул его?» О-о-о, кого-то ждёт отличная история! Возьми-ка маркер. Идиот! Ты что, не понимаешь, что это такое? Нет. Что это? Ты что, ничего не помнишь? Видимо, я что-то пропустил. Соулмэйты видят всё, что ты пишешь на себе. Кретин. О-о-о-о, точно! Я забыл. Уэйд не мог пошевелиться. Всё, на что хватало сил, — только смотреть на свою руку. Глупые счастливые воспоминания о детских рисунках вернулись к нему, и он сделал шаг вперёд, тут же упав на одно колено. — Блядь. Весьма красноречиво. — Отвали, — он стиснул своё запястье свободной рукой. — Я думал, он мёртв! Очевидно, недостаточно. Вау! Зомби-соулмэйт? Звучит прикольно. Придурок. Зомби не могут писать. Ты не можешь знать наверняка. В этих фанфиках всякое творится. Уэйд всё ещё пялился на свою руку. Он должен был ответить. Сколько лет было этому парню? Боже правый, он, наверное, был ещё совсем ребёнком; Уэйд не мог поступить так с невинным созданием. Не мог обречь его на собственное безумие. Действительно ли он должен был ответить? Потому что если да… он обязан будет сказать этому ребёнку, чтобы тот нашёл себе кого-то другого. Кого-то лучше, чем он. Уэйд схватил маркер и написал: «Не надо».***
Питер смотрел на жирную надпись «Не надо», теперь украшавшую его руку. Неодолимое волнение засело где-то в животе. Питер пожевал губу, не зная, отвечать или нет, но всё же написал: «Почему?»***
Уэйду правда захотелось вынести себе мозги, когда он увидел это невинное «Почему?» на своём предплечье. О-о, а он настойчив! Я даже не знал, что ты знаешь это слово. Я полон сюрпризов! Уэйд сердито написал: «Потому что я опасен». Он отказывался продолжать этот диалог. (О’кей, в том, как он вышвырнул маркер, было немного драмы и истерики.) Ему нужно было разобраться с остальными — и потому он полностью сосредоточился на работе. Чтобы добраться до следующей цели, ему пришлось, вооружившись пистолетом, спуститься в переулки; покалывание Уэйд игнорировал. Отвечать он не собирался. На самом деле, он собирался сделать вид, что ничего не было.***
«Потому что я опасен» было криво выведено на его руке. Питер солгал бы, если бы сказал, что эти слова не заставили его занервничать, но потом он вспомнил, чем занимался в свободное время, и невольно рассмеялся. Если его соулмэйт был опасен… что ж, они определённо были созданы друг для друга. «Я привык к опасности», написал он. Питер ждал ответа, пока у него не заурчало в животе; он сварганил из остатков еды в холодильнике пародию на бутерброд и упал на диван, включив новости. Питер почти не слушал репортаж — он то и дело косился на свою руку, ожидая ответа, но его всё не было и не было. Через несколько минут он начал нервничать. Почему ему не отвечали? — Ладно, Питер, успокойся. Он, наверное, занят. Может, он и впрямь переживает из-за того, что опасен? Какая ирония судьбы, а? — невесело подумал он. — Так, хватит этого всего. Ты не можешь просидеть здесь весь день, как больной щенок. Пора сделать домашнюю работу! И постирать вещи. Вообще-то ты откладывал стирку уже несколько недель. И давно не разговаривал с тётей Мэй. Отвлекись! — и он кивнул самому себе, спрятав надпись под рукавом. Питер правда хотел бы сказать, что он сумел забыть о соулмэйте и посвятить вечер делам. Что ему удалось сделать домашнее задание и затеять стирку. Но это было не так — по правде, он позвонил тёте Мэй, чтобы рассказать ей о надписи, но потом вспомнил, что тётя в путешествии с подругами (по настоянию самого Питера). Остаток вечера и часть ночи он провёл в попытках заняться домашней работой, но в итоге просидел до двух лишь потому, что то и дело отвлекался на то, что должен был бы игнорировать. И, естественно, утром он опоздал на работу — хорошо, что никто не заметил. Питеру пришлось выслушать тираду Джеймсона по поводу Человека-паука и ленивых работников (о, это так воодушевляло), но ему даже удалось придержать при себе все насмешливые комментарии. Маленькая победа. Проверка рук стала муторной привычкой — Питер искал новые надписи на теле, а после шёл в душ, завтракал, чистил зубы. Сидя в аудитории, он непременно писал на руках и ждал ответа; но ему всё чаще и чаще казалось, что он пишет в никуда. Раз в сто лет он всё же получал ответ. Соулмэйт всегда писал одно и то же — «Не надо», — но это вселяло в Питера робкую надежду. Когда ему приходилось тащиться на работу, он проверял руки редко, лишь в свободные минутки; затем он приходил домой, делал домашнее задание и коротал вечер, исписывая руки. Он записывал всё, что приходило ему на ум, надеясь, что это убедит его соулмэйта в том, что всё в порядке.***
Уэйда с ума сводило всё это. Неважно, сколько раз он игнорировал слова, появлявшиеся на его теле; ему писали снова и снова, и это было безумием. А Уэйд вообще-то кое-что смыслил в безумии. А мне кажется, это мило! Ого, а вот это кое-что новенькое. Ты же никогда ничего не считаешь милым. О чём это ты? По-моему, абсолютно всё мило! Да-да-да. Но ты никогда не говоришь об этом вслух! Я, как ты любезно напоминаешь мне постоянно, просто голос. Где ещё я могу хранить подобную информацию? Эй, чувак, я не хочу знать, чем ты занимаешься в свободное время. Грубиян. Обычно голоса отвлекали его от размышлений, но бесконечное покалывание не позволяло ни на чём сосредоточиться. Он едва не запорол из-за этого заказ. Ему нужно было взять себя в руки — Уэйд не хотел лишиться работы. Будто назло, стоило ему задуматься о том, как избавиться от навязчивого ощущения, предплечье зазудело. Уэйд зарядил кулаком в стену. Эй! Что тебе сделала несчастная стена? Это должно было произойти. Большой парень не справляется с эмоциями. — Заткнитесь, — процедил Уэйд сквозь сжатые зубы, наблюдая за заживающим кулаком. Может, тебе стоит вышибить себе мозги? Обычно это помогает. — Это временное решение. Мне нужно раз и навсегда. Да ты в дерьме, приятель! — Спасибо за помощь, — язвительно выплюнул Уэйд и ворвался в свою спальню, рухнув на кровать. Ну, всегда можно ответить этому малышу и всё ему растолковать. — Такие разговоры ведутся лицом к лицу. Нельзя посвящать коже историю своей жизни. Нам обоим есть что рассказать друг другу, — ответил он, устроившись на подушке и закинув руки за голову. Это всё ещё мило. Уэйд застонал и вжался лицом в подушку.***
Со временем Питера немного отпустило. Он всё ещё проверял руки по утрам и вечерам, но привык к отсутствию ответа. Он всё ещё на что-то надеялся, но давить не собирался — похоже, его соулмэйт не отличался болтливостью. И был ужасно упрям. Что ж, его политика работала: Питера стали больше загружать в колледже, так что на патрулирования и социальную жизнь времени почти не осталось. Как-то ночью он сидел за своим обшарпанным столом, силясь разобраться в неоднозначном историческом моменте. Питер понятия не имел, зачем его пичкали уроками истории. Он устало запустил пальцы в волосы, стукнул кулаком по столу и потянул рукав мешковатого свитера вверх. «Кого, чёрт побери, вообще волнует, почему англичане вторглись в Индию?!» — написал он на собственной руке. Пару мгновений он разглядывал своё предплечье, не рассчитывая на ответ, а потом вернулся к учебнику и возобновил чтение. И тут рука зачесалась. «Это довольно сложный вопрос, мелкий. Причин много. Народ Индии не был сплочён, кастовая система не сработала. Не говоря уже о том, что Британская Империя хотела заполучить индийские порты. У Англии были военная мощь и огромные амбиции: она собиралась колонизировать захваченные страны. И, просто чтоб ты знал… меня это волнует». Питер уставился на собственную руку, торопливо отвечая: «По правде, я не ждал ответа». «Очевидно. Ты раньше ни разу не ругался». «Ну, это всё история, — Питер пожевал губу и дописал, — и я не мелкий». «Попробуй проведи меня. Этот твой корявый почерк». «У меня красивый почерк!» «Для курицы». «Никто не называет меня курицей!» «Хорошо, Марти Макфлай. Возвращайся к своему школьному проекту». «Я учусь в колледже». «Что ж, это радует». Питер рассмеялся, наблюдая за исчезающими словами. Он подошёл к раковине и смыл с кожи всё, кроме ответа на вопрос про Британию. В конце концов, помощь с домашкой была не лишней. Когда все надписи исчезли, он написал: «Переживал, что я малолетка?» «Мелкий, ты хоть представляешь, как трудно было объяснить людям, почему у меня все руки в детских рисунках?» «О, боже. Так они у тебя были?!» «Чёрт». «Я думал, у меня никого нет!» «Что ж, кто-то всё же есть. Поздравляю». «Неужели это тебя не радует?» «О, я так рад, что моя родственная душа — какая-то малявка! Не знаю, что ты натворил в прошлой жизни, но прости». «За что?» «За то, что тебя угораздило связаться со мной. Слушай, мелкий…» «Я не мелкий». «Слушай, мелкий. Говоришь, ты учишься в колледже, так? Очевидно, ты хочешь лучшего будущего. У меня его, будущего, нет. Почему бы тебе не забыть обо мне и не поискать кого-нибудь другого?» «Это так не работает». «Притворяйся, пока не поверишь». «Могу я хотя бы узнать твоё имя?» «Это слишком опасно». «Пожалуйста». У Уэйда в груди что-то сжалось. Он не мог назвать мальчишке своего имени — но и солгать не мог тоже. Поэтому он цокнул языком и написал: «Зови меня У». Отложил ручку. Ответ появился тогда, когда он уже готов был опустить рукав. «Привет, У. Я Питер». Что ж. По крайней мере, теперь он знал имя мальчишки. Уэйд позволил себе улыбнуться, прежде чем опустить рукав, и, поворочавшись на кровати, забылся сном без сновидений. Потребовалось совсем немного силы воли и чужого упрямства, чтобы согласиться на общение с Питером. Но он всё ещё хотел объяснить Питеру, что ему нужно двигаться дальше, не размениваясь на поиски Уэйда. Питеру не нужен был Уэйд, не нужны были все его проблемы. Питер был умненьким, чистеньким, невинным мальчиком — и Уэйд не имел права испачкать его во всей своей грязи. Он умел, о-о, это он умел отлично, но не хотел даже думать о подобном.***
Думаю, тебе стоит принять это. — Чего-о-о?! — Уэйд застыл как вкопанный. В последнее время голоса помалкивали, оставляя его наедине с собой. Уэйд это ненавидел. Это пугало его. Вместе с мыслями пришла вся тьма прошлого, от которой он бежал; он совсем не хотел вспоминать. Он выронил тарелку, которую мыл. — С чего это ты меняешь своё мнение? Вы оба велели мне и думать забыть о нём! Типа того. — Типа того? Я, знаешь ли, не говорил тебе забывать о нём! Это всё Жёлтый. Я просто спросил, с чего бы ему хотеть встретиться с таким уродцем, как ты. Эй-эй-эй! Нечего всё сваливать на меня! Я ничего подобного не говорил! Ну да, ну да. Это ты предложил игнорировать Питера. Уэйд открыл рот, собираясь что-то сказать, но не нашёл слов. Они были правы. Они никогда не говорили об этом. Уэйд сам решил сделать вид, что Питера не существует. Видишь? Не обвиняй нас. Да! Ведёшь себя как Бэтмен! Ты же знаешь, мы не должны обсуждать кроссоверы! Чёрт. Забыл! — Что вы несёте?! — зарычал Уэйд. Что? — Вы в моей голове! Вы должны хотя бы в чём-то разделять моё мнение, а не соглашаться с мальчишкой, которого мы никогда не встречали! О-о-о! Кто-то ревнует! Мы тебя понимаем. Просто не считаем, что твоя идея сработает. Ага! Ты всегда так злишься из-за этого зуда! Думаю, он пытается сказать, что ты не получал хороших заказов из-за того, что вечно отвлекаешься. Может, если ты перестанешь игнорировать мальчишку, ты сможешь сосредоточиться. Именно это я и сказал! Ну, почти. — Вы серьёзно, парни? Я всегда серьёзен. О да. Убийца шуток! Уэйд вздохнул, вытерев лоб жёлтыми перчатками. — Хорошо. Мы с ним поговорим. Но! Только если он начнёт первым. Я не собираюсь этого делать — только моего сумасшествия ему не хватало. Слишком поздно. Кого ты пытаешься убедить? Уэйд зарычал, но не придумал достойного ответа. Ему не хотелось этого признавать, но, что ж, он был почти счастлив. Пусть и знал, что никогда не встретится с Питером. Пусть так — ему было с кем поговорить. Это лучше, чем ничего. Это почти… освобождение. Питер никогда не увидит его, а значит, можно выдумать любую историю жизни.***
«Ита-ак… Здесь жарко, как в Аду». «О чём это ты? Я замерзаю. Согрей меня, горячая штучка! Уф-ф-ф… дерьмо. Забудь об этом». «Прости, не могу. Это вообще-то у меня на руке написано». «Блядь! Будь хорошим мальчиком и просто игнорируй это, ладненько?» «Конечно, У. Как хочешь».***
«Счастливого Рождества, У». «Счастливого Рождества, Питер. Надеюсь, Санта тебя порадовал!» «Да-а. Новенькая камера». «Кру-у-уто!» «А у тебя что?» «О, ну… я ничего не получил». «Ничего? А как же твоя семья?» «…»***
«Убей меня». «Что такое?» «ЭмДжей заставляет меня смотреть какую-то дерьмовую постановку по мотивам «Дневника памяти». У., пожалуйста, спаси меня!» «Прости, малыш, но каждый сам по себе». «Какая-то ты хреновая родственная душа!» «Скажи ЭмДжей, что я одобряю пытки, но есть и другие плохие фильмы для них». «Вот и скажу. Она улыбнулась и ответила, что знает это. Боже. Вы что, общались?» «Питер. Я даже не знаю, как ты выглядишь. Каким, по-твоему, образом я могу общаться с твоими друзьями?» «Я не знаю! АРГХ! Этот фильм меня добьёт!» «Сомневаюсь». «Портишь всё удовольствие». «Поговорим об этом после того, как ты посмотришь «Комнату» на повторе 72 часа подряд». «О, боже. Зачем?!» «Телемарафон. С одним-единственным фильмом. Я вышиб себе мозги». «Надеюсь, это ты образно». «Вряд ли мы бы сейчас разговаривали, будь это не так».***
«Я нервничаю». «Всё будет хорошо. Последние несколько дней мы только и делали, что учились». «Я знаю, но что, если на тесте я всё забуду? От этого зависит моё будущее!» «Ты просто королева драмы». «Заткнись». «Тебе не о чем беспокоиться, Пити. Благодаря тебе я теперь знаю о биоинженерии намного больше, чем когда-либо хотел». «Пожелай мне удачи. Я вот-вот войду в аудиторию». «Удачи! Хотя она тебе и не нужна. Ну, как всё прошло?» «Ты назвал меня Пити?» «Ох… чёрт. Прости, Питер, я…» «Нет-нет! Вообще-то… мне понравилось».***
«Так где ты пропадал прошлой ночью, малыш?» «Прости! Я напился в стельку». «Ты-ы-ы-ы-ы?» «Эй, я не вру!» «Не переживай. Я тоже был занят. Так что и не смог бы ответить». «И чем ты был занят?» «Надирал задницы». «Ха-ха-ха. Ага». «Не хочешь — не верь! Я познакомился с одним очень известным человеком». «С кем?» «О-о-оу! Ты ревнуешь?» «Серьёзно, У? Я не могу ревновать того, с кем ни разу не встречался». «Ты такой милый, когда сердишься». «Но да. Теперь говори!» «Дам тебе подсказку. Кей. У него великолепная задница!» «Не то чтобы это помогало». «Ты просто не понимаешь намёков!»***
«Сегодня у меня день рождения». «Чёрт, серьёзно? Почему ты мне не сказал?!» «Не знаю. Забыл, наверное». «В любом случае, с днём рождения, Пити!» «Спасибо». «Всё хорошо?» «Да».***
«Только что дал конфетку ребёнку, одетому в костюм Человека-паука». «КАК МИЛО!» «Это немного странно, но да». «Почему странно? Он вроде как популярен». «Всё равно странно, разве нет?» «Дети всё время одеваются как Капитан Америка или Халк. Почему бы им не одеться как Человек-паук?» «Ты прав. Как всегда». «А-а-а-ах. Никогда не сотру эти слова!» «Только не зазнавайся, У!» «НЕ МОГУ ПРОЧИТАТЬ, ЧТО ТЫ НАПИСАЛ, ПИТИ!»***
«Счастливого Рождества, малыш! Надеюсь, ты получишь всё, чего хочешь». «Я хочу, чтобы ты был рядом». «Питер». «Нет, правда, У. Это полный отстой». «Ты знаешь, почему нет». «Прости, конечно, но это херня». «Ай-ай-ай, Питер. Следи за языком, Рождество всё-таки!» «Мне плевать!» «Питер». «Нет. Не хочу ничего слышать. Не хочу читать твои оправдания! Я хочу, чтобы ты был здесь! Я хочу увидеть тебя! Хочу сказать всё то, что приходится писать! Это был самый тяжёлый год в моей жизни, и я больше не хочу ничего читать! Я, чёрт возьми, хочу услышать, как ты поздравляешь меня с Рождеством!» «Отлично». «… У? У., пожалуйста. Мне очень жаль… У., прошу, ответь мне».***
«У? Я же знаю, ты читаешь это. Пожалуйста, У., хотя бы дай мне знать, что ты в порядке. … Я беру свои слова обратно. Хватит молчать! У!»***
«Ты мне нужен».***
«Мне очень жаль».***
«Пожалуйста, вернись. Я скучаю по нашим разговорам. Я скучаю по тебе».***
Питер взглянул на последние слова, адресованные им У. Он не получал ответа уже несколько месяцев. И он был зол, очень зол, если честно. Каким ребёнком нужно быть, чтобы игнорировать свою родственную душу? Питер хотел бы, чтобы У. ответил. Просто чтобы Питер тоже мог его игнорировать. Отплатить ему той же монетой. Но стоило ему подумать об этом, он застонал: Питер знал, конечно, знал, что не сможет. Если бы У. сейчас ответил ему, он написал бы ему в то же мгновение. Он пытался занять себя чем-то другим. Пытался вернуться к тем дням, когда он думал, что У. не существует. Но ничего не вышло; он правда старался, он занимался до потери пульса днём и коротал ночи за патрулированием города, пропустил несколько рабочих дней под благовидным предлогом, чтобы занять и их жизнью Человека-паука. Борьба с преступностью всегда была важнее домашней работы — по крайней мере, когда он дрался, он сосредотачивался на сражении, и это помогало заполнить пустоту, поселившуюся у него в груди. В колледже не всё шло гладко. Лишившись У., всегда помогавшего ему с учёбой, Питер был вынужден отыскать учебный кружок по физике. В основном его члены делились друг с другом сплетнями из кампуса, но, так или иначе, после этой болтовни они помогали друг другу с домашним заданием. Так что и тут были свои плюсы. Возвращаясь в свою квартиру, он вспомнил, что собирался на патрулирование, и мысленно чертыхнулся — можно было предусмотреть это и надеть костюм в колледж, отправившись на патрулирование прямо оттуда. Питер всё ещё ругал себя за неосмотрительность, пряча руки в карманах куртки, когда услышал крик, доносящийся из ближайшего переулка. Его паучье чутьё сходило с ума. Чем ближе Питер подходил к переулку, тем сильнее оно становилось, в какой-то момент став даже болезненным; завернув за угол, он обнаружил человека в красно-чёрном костюме, нависшего над заметно дрожавшим и, очевидно, умолявшем о пощаде мужчиной. Того света, что отражался от лезвий катан, Питеру хватило, чтобы моментально понять, кто перед ним. Дэдпул. Он был о нём наслышан. Даже однажды столкнулся с ним во время патрулирования — Дэдпул тогда вёл себя как большой ребёнок, силясь привлечь его внимание, и Питер решил избегать его всеми силами. В чём его и без того подмоченная репутация вообще не нуждалась, так это в дружбе с Болтливым Наёмником. Сейчас он и впрямь ненавидел себя за то, что забыл о костюме — теперь он не знал, что делать. По крайней мере, он должен был вмешаться. И он вмешался, когда Дэдпул двинулся к мужчине. — Эй! — выкрикнул он. Дэдпул застыл, услышав чужой голос. Его чаша терпения по отношению к раздражающим людям и без того была переполнена, особенно из-за того пресмыкающегося, что сейчас силилось отползти от него подальше; он недовольно оглянулся на… мужчину? Парня? Он не был уверен, знал только, что пацан был совсем уж мелким шкетом и что он мешал ему. Так что он вновь сосредоточился на мужчине, лишь рявкнув через плечо: — Свали отсюда, утырок. Звука удаляющихся шагов он не услышал. Катана вонзилась в ногу мужчины, пришпиливая его к асфальту, и тот издал полный боли вопль, хватаясь за лезвие и силясь вытащить его. — Ты глухой или просто тупой? — поинтересовался Дэдпул, вновь поворачиваясь к мальчишке. — Я же сказал тебе, проваливай. Мне не слишком-то нравится наличие живой аудитории, когда я лишаю кого-то жизни. — Убивать людей неправильно! — ответил Питер. — Вот как? — Дэдпул задумчиво почесал подбородок. Интересно, этот парень был очень храбрым или просто безмозглым? — Видишь ли, что самое смешное, мне наплевать. Я не из тех, кто поступает правильно, и если убивать плохих парней плохо, то, мелкий, вот что я тебе скажу. Я предпочту быть неправым, — он шагнул навстречу мальчишке, надеясь, что превосходство в силе и росте отпугнёт его. — А теперь, если ты не возражаешь… мне бы не хотелось убивать такого милого ребёнка, как ты. — Я не уйду, — упрямо сказал Питер. — О, как мило! Ты думаешь, у тебя есть выбор? — даже через маску было видно, что Дэдпул ухмыльнулся. — Или ты уйдёшь, или я возьму эту очень острую катану и выпотрошу тебя. Убирайся. — Нет. — Всё не могу понять, смелый ты или тупой. Просветишь меня? — человек позади него всё пытался освободить ногу. Дэдпул даже не оглянулся на него — только выстрелил. Ему хватило выражения лица Питера, чтобы понять, что он попал в цель. — Зачем ты… — Я пытался объяснить по-хорошему, мелкий, — он всё ещё держал в руке пистолет. — А теперь убирайся, или присоединишься к нему. Он оглядел Питера и решил, что разберётся с ним так, без катаны, ни к чему пачкать и вторую. — Давай-давай, проваливай! Ненавижу убивать, когда мне за это не пла… Едва ли он мог ожидать, что мальчишка вроде Питера может так сильно врезать ему в лицо. — Ого… — усмехнулся Дэдпул, пошатнувшись. Кажется, он чувствовал во рту вкус крови, но это не могло остановить его. — Умеешь удивлять, да, малыш? Хочешь поиграть? Питер всё ещё смотрел на свой кулак. Повернувшись к Дэдпулу, он открыл рот и выдохнул: — Я… — Брось, сладенький. Ты не думаешь, что можно ударить человека и рассчитывать на то, что он не отплатит тем же? Если хочешь, я дам тебе фору. Хочешь погоняться за мной? Давай. Питер уставился на него. Уэйд раздражённо застонал. — О-о, да брось! Что за веселье без преследования? Ты что, боевиков не смотрел? Эти мне современные дети! — Я не собираюсь за тобой бегать! — О, ладненько. Сразу к делу! — он оживился и сгрёб Питера за куртку, притягивая к себе. — Я и правда могу это сделать. Питер сжал запястье Дэдпула, пытаясь ослабить его хватку, но ничего не вышло; поэтому он попытался оттолкнуть его. — Ты просто маленькая прилипала! Вообще-то это довольно возбуждающе, но у меня сегодня свидание с пистолетом, не могу опоздать! — Дэдпул всё ещё надёжно держал Питера в своих тисках. А потом вытащил его в переулок и прижал к стене. Зарычал, почувствовав, как, поддаваясь рукам мальчишки, задираются рукава; как силён был этот ребёнок? Уэйд что, на мутанта напоролся? Нет, Росомаха точно рассказал бы ему… его рукава задирались сильнее и сильнее, и, вбив Питера в стену сильнее, он процедил: — Прекрати!***
У Питера дыхание перехватило от силы удара; он был уверен, что уже заработал себе сотрясение мозга, и если он ничего не предпримет, его попросту раздавят. Он должен был что-то сделать. Должен был сосредоточиться. В ушах звенело; паучье чутьё сбоило, и рефлексы подводили: он не успевал реагировать. Мог только сильнее стиснуть рукава чужого костюма. Быть может, получилось бы отвлечь противника, сорвав их? Дэдпул был из тех парней, которые пекутся о своих костюмах, так ведь? Когда Дэдпул снова притянул его к себе, готовясь швырнуть в стену, Питер снова схватился за его рукава и зажмурился, услышав треск рвущейся под пальцами ткани. — Ёбаный ублюдок! — заорал Дэдпул. Хватка на груди Питера ослабла, и он открыл глаза. Первым, что он увидел, были чужие руки: все сплошь в язвах и бороздах шрамов. Выходит, слухи о болезни Дэдпула были правдивы; хорошо. Он хотел бы, чтобы это было единственным, что он заметил, но — сердце рухнуло куда-то в рёбра — Питер увидел те же слова, что были выведены на его собственной коже. «Пожалуйста, вернись. Я скучаю по нашим разговорам. Я скучаю по тебе». Он не мог сделать вдох. Дэдпул? Что, правда?! Да кто вообще мог предположить что-то подобное? Человек, которого он потерял, человек, тоска по которому сводила его с ума, собирался прикончить его. Но… хватка Дэдпула исчезла, и он отступал. Теперь Питер мог бы сбежать. Он должен был бежать, пока была возможность, но тело было ватным и непослушным. — Ни разу не крутой чувак! Как можно портить такие костюмы?! — бормотал себе под нос Дэдпул. Звук его голоса вернул Питера в реальность, и он рванул прочь, помчался, не оглядываясь. Ему нужно было добраться до дома. Сбежать, сбежать, сбежать подальше!***
— Эй! — выкрикнул Уэйд, глядя ему вслед. О, гениально. А чего ещё ты от него ожидал? — Я не знаю! — застонал он. — Чёрт! Теперь мне придётся погнаться за ним. Ты же хотел, чтобы он сбежал! Мы все такие типа хищники! Это не помогает. Может, он сбежал, испугавшись твоей «кожи»? Когда ты уже объяснишь мне, как пользоваться этими кавычками? Всегда хотел научиться! Да я понятия не имею. На всё воля автора. Дерьмо собачье. Почему именно ты — её любимчик? Давай будем честными. Я просто самый здравомыслящий здесь. А я самый весёлый, так тебе! — Заткнитесь. Подожди-ка, — Уэйд замер, — кожа, говоришь? Я ничего не говорил! Я сказал. Ну, знаешь ли, от твоей кожи людям проблеваться хочется. Уэйд опустил взгляд на свою руку. — Нет… я знаю это выражение лица «хочу выблевать свой завтрак». Это было не оно. Он… что-то понял. И что он ТЕОРЕТИЧЕСКИ мог понять? … Земля вызывает Белого! Серьёзно? ВОТ ЭТО? Худшая развязка! Э-э… ладно, я тупой. Объясни братцу. Придурок. Что это за фанфик? Тот, в котором Человек-паук умирает? Нет. — Это был Питер, — сказал Уэйд, глядя вслед уже исчезнувшему мальчишке. Оу. Он застыл на мгновение, погрязнув в собственных мыслях. Он едва не убил Питера. Ещё одного удара об стену хватило бы, чтобы превратить его в бесполезный мёртвый мешок костей. Только он мог попасть в подобную ситуацию. Только он мог превратить момент, который должен был стать счастливым и радостным, в почти-убийство. Осознание заставило его пошатнуться. Питер сбежал. И если Уэйд хотел исправить то, что натворил, он должен был догнать его. И, бросившись следом, Уэйд не пожалел о собственном решении ни на секунду. Он не знал даже, в каком направлении Питер побежал, но должны были остаться какие-то… следы. Признаки. Это всё, конечно, круто, но чем ты объяснишь ему своё молчание на протяжении нескольких месяцев? Я помню, как он сказал нам заткнуться. У тебя проблемы с памятью. Не говорил он такого. Уве-е-е-ерен? Да. Ему надоело общаться посредством кожи. И, серьёзно, я его не виню. Да, но если бы они всё же остановились и встретились, всего этого можно было бы избежать! Покушение на убийство своей родственной души — определённо то, чего хочется избежать. Именно! Сарказм, Жёлтый. Мы через это уже проходили. Чёрт возьми! Ты должен постараться язвить более понятно! — Парни. Обычно я игнорирую вас, но сейчас мне нужна ваша помощь, — выдохнул Уэйд, бегущий по тротуару. Ах да! Мы же гонимся за ним? Ну… он мог что-нибудь обронить. Ага, как будто он такой дурак. Ещё скажи, что мы вычислим его по ID или что-то ти… — Ага! — Уэйд подхватил с земли тонкий коричневый бумажник. Да вы серьёзно?! Никогда не недооценивай автора! Это дешёвое клише! Уэйд нетерпеливо развернул бумажник. Вообще-то он рассчитывал на то, что там обнаружатся деньги (ну, знаете ли, он не был святым), но бумажник оказался пуст. Не считая нескольких кредитных карт, студенческого билета и — самое главное — прав. Судя по адресу, Питер жил совсем рядом. Уэйд действительно напугал его, так что, возможно, он не сунулся бы сейчас в свою квартиру, но других вариантов у Уэйда не было. Путь до здания занял всего несколько минут. Оно оказалось стареньким и невысоким, всего в несколько этажей, и почти ни в одном окне не горел свет. Уэйд огляделся и приметил пожарную лестницу. Поднимаясь вверх, он заглядывал в каждое из немногочисленных окон с включённым светом. Питера нигде не было, но он ненадолго завис у одного окна, любуясь трахающейся парочкой, и лишь после нескольких секунд наблюдения (что? он позволил себе немного побыть извращенцем!) полез дальше. Уединишься потом. Как думаешь, какие звуки издаёт Пити во время секса? Ты серьёзно?! А что? Это важно! Сомневаюсь, что большому парню что-то обломится. Он вообще-то, ну, знаешь, едва не прикончил Питера. Как много драмы. Уэйд потряс головой, концентрируясь на деле, и… бинго! Вот его пункт назначения! Следующие несколько лестничных пролётов не заняли много времени. Наконец, заглянув в окно Питера, он обнаружил, что мальчишка торопится в спальню — отлично, у него была пара секунд на то, чтобы проникнуть внутрь. И как ты собираешься это провернуть, умник? Извиниться? Ага, и проблема сразу разрешится. В романтических комедиях это всегда прокатывает. Жёлтый, это не фильм. Это фанфик! Он даже лучше, чем фильм! Уэйд недовольно рыкнул, выуживая нож и открывая окно. Когда щель оказалась достаточной для того, чтобы проникнуть внутрь, он скользнул вперёд и мягко приземлился. Откуда-то из спальни доносился шорох. Вероятно, Питер собирал вещи. Уэйду стоило поторопиться. Он обошёл диван, осматриваясь, обнаружил крошечную кухню с небольшим столом, гостиную с маленьким телевизором и старенькой тахтой… обнаружил закрытую дверь, за которой, как он мог предположить, скрывалась спальня или ванная комната; узкой полоски света из-под неё не хватало, чтобы разбавить тьму, царящую в гостиной. Уэйд не торопился приближаться к двери — тьма была ему на руку. Подобравшись достаточно близко, он осторожно присмотрелся: угла обзора хватило, чтобы увидеть Питера, и впрямь собирающего вещи, и… шкаф, в котором лежал очень узнаваемый красно-синий костюм. — Да вы шутите, — прошептал Уэйд себе под нос, делая шаг вперёд и замирая в дверном проёме; Питер, лишь теперь обнаруживший его присутствие, быстро обернулся и судорожно вздохнул; очевидно, он не услышал его появления. Уэйд метнулся вперёд и схватил его за горло, опрокидывая на кровать. — Здравствуй, Питер. Лицо Питера исказили понимание и страх. — Хотел бы я, чтобы ты был не настолько сообразительным. — О-о-оу… ты ранишь меня в самое сердце, Пити! — издевательски сладким голосом прощебетал Уэйд. Питер усмехнулся: — О, я раню тебя? Пошёл на хер, Дэдпул! Или, может, мне всё ещё стоит называть тебя У? — Ах, — Уэйд всё ещё сжимал его горло, — поосторожней со словами, малыш. Помни, у кого преимущество. — Если ты собираешься убить меня, сделай это уже. — И зачем же мне убивать тебя? — А разве ты не это пытался сделать в переулке? — Да, — признался он, — но это было до того, как я узнал, кто ты. — Так ты передумал, потому что я — твоя родственная душа? — Не сказал бы, что я передумал… Люди не меняются, сладенький. Но я хотел бы поговорить. Если ты тоже хочешь этого. — О, теперь ты, блядь, захотел поговорить! — Следи за языком! Я и представить не мог, что у тебя такой грязный рот, — Уэйд ухмыльнулся и склонился к самому его лицу. — Сразу начинаешь думать, для чего ещё годятся такие рты… Питер залился краской и нервно выдохнул: — Отъебись. — М-м. Пока нет. Питер взглянул на него. — И что? Ты вломился сюда для того, чтобы свернуть мне шею и поиграть в мудака? — По правде, я планировал сбить тебя с ног и зацеловать до смерти. Питер горько усмехнулся: — Удачи. Только попробуй, и я откушу тебе губы. — Развратник, — промурлыкал Дэдпул. Питер уставился на него. Вот он был какой, этот У. И, выходит, он ни капли не преуменьшал, говоря о том, что он опасен. Может быть, слишком опасен для Питера; может быть, он сделал что-то по-настоящему дерьмовое в прошлой жизни, раз в этой заслужил нечто подобное. Совсем не так он представлял их первую встречу — в его мечтах она была романтичной и милой. А теперь Питер смотрел на белые глазницы маски и отчаянно нервничал. Уэйд вслушивался в его дыхание. Спустя секунду он убрал руку с горла Питера и выдохнул, опустив голову: — Послушай… мне очень жаль. Питер изумлённо вытаращился на него; совсем не этого он ожидал. Дэдпул поднялся на ноги, позволяя ему сесть, отступил на несколько шагов. — Ну, не то чтобы мне прямо охренеть как жаль, но мне… жаль. Я предупреждал тебя. Но ты, блядь, с ума меня сводил. Серьёзно, ты хоть знаешь, каково держать пистолет, справляясь с дрожью и зудом в руке?! — Уэйд прижал руки к голове и издал странный скулящий звук. — Это полный отстой, Пити. Клянусь, я планировал провести остаток жизни в попытках игнорировать тебя. Пока ты не сдался бы. Я просто собирался забыть, что ты существуешь! А потом ты задал этот идиотский вопрос. Я понятия не имею, что на меня нашло. Зачем я ответил. Серьёзно, как ты мог не знать, почему британцы вторглись в Индию? Ты что, никогда не слышал о фильме «Ганди»?! Дэдпул метался туда-сюда, как раненый зверь; плечи его поникли, но Питер прекрасно чувствовал неустойчивость и хрупкость его шаткого почти-спокойствия и потому помалкивал. — Блядь, и тогда ты продолжил! Продолжил писать мне! Я не хотел отвечать! Я говорил себе остановиться, но… нет. Не получилось. А потом ты прокрался внутрь. Просто засел в моей голове, и я не мог вытравить тебя оттуда. Ты хоть знаешь, как тяжело было перестать с тобой разговаривать снова? Как трудно было остановиться после столь длительного пути? Знаешь, как ужасно слышать, что то, что было между нами, уже не так хорошо, что этого уже недостаточно?! — Уэйд остро взглянул на него. Питер не знал поначалу, как на это реагировать. Очевидно, от него чего-то ждали. Он открыл рот, а потом закрыл его. Что ему было сказать? — Я не хотел, чтобы ты прекращал это. — Нет, ты, блядь, хотел. Разговоров тебе было мало. Ты хотел большего. Но я сказал тебе, что мы не можем… я, чёрт возьми, сказал тебе! — заорал Уэйд. Питер был уверен: если бы Уэйд держал сейчас что-то в руке, он сломал бы это. — Ты сказал, — тихо ответил он, — а я не смог этого принять. Думаешь, тебе одному было плохо? Как насчёт того, что мне пришлось наблюдать за тем, как другие получают свои знаки, и ненавидеть себя за свою… ненормальность? За то, что мой соулмэйт не отвечает мне? Как насчёт того, что я был тем самым фриком, который недостаточно хорош для своей родственной души? Тем самым фриком, который недостоин любви? — Питер рванулся к нему, замер напротив. — Послушай-ка вот что, У. Мне было плевать, что ты опасен. Я просто хотел встретиться с тобой! Чтобы ты понял, что я могу справиться с этим. Уэйд рассмеялся. — Справиться?! О, ты здорово справился в переулке, Питер! На А+! Я, блядь, собирался УБИТЬ тебя! — он сжал руки в кулаки. — С этим ты не справишься. О, уверен, ты страдал. Но знаешь что? Хочешь, чтобы мне было от этого паршиво? Бедный маленький Паучок, как я посмел так его обидеть! Все всегда получают то, чего хотят, но только не он! Ох-ох! Питер опасно прищурился, тоже сжимая руки в кулаки, размахнулся, собираясь снова зарядить Уэйду в челюсть… Да как он… как он посмел сказать подобное? Но прежде чем он успел врезать ему, Дэдпул перехватил его запястье. — Отпусти меня. Уэйд молчал, и из его крепкой хватки было не вырваться. Он посмотрел на Питера, по-настоящему посмотрел: Питер всё ещё оставался тощим мальчишкой, но теперь… он был ещё и Человеком-пауком. Уэйд ни за что никому бы не признался, что наблюдает за Паучком, что восхищается им и его принципами (пусть ему и казалось это глупым, особенно когда посаженные за решётку злодеи возвращались снова и снова, как зуд в руке). После он взглянул на чужой кулак — тот самый кулак, который едва не сбил его с ног. Такое стоило уважать. Да, были люди, способные порубить Дэдпула в капусту, но от тощего мальчишки такого он не ожидал. Питер был полон сюрпризов. Может… может, Уэйд должен был дать ему шанс? — Уэйд. — Что? — изумлённо переспросил Питер. — Меня зовут Уэйд. Раз уж ты видел, чем я занимаюсь… полагаю, нет смысла скрывать его. Глупо называть У. того, кто прикончил при тебе человека. Питер взглянул на него. — Уэйд. Может, отпустишь? Уэйд сделал глубокий вдох перед тем, как выпустить его запястье. — Начнём всё с начала? Питер потёр запястье, не отрывая взгляда от Уэйда. — Наверное, так было бы лучше. Уэйд тихо рассмеялся и протянул ему руку. — Уэйд Уилсон. Также известный как Дэдпул. Питер коротко взглянул сперва на его руку, а после на него самого. И медленно ответил на рукопожатие. — Питер Паркер. Человек-паук. — Ну, Паучок, — мурлыкнул Уэйд, прерывая рукопожатие, — тебе когда-нибудь говорили, что у тебя просто потрясающая задница? — Я звоню копам. Пошёл вон.