Собирая тебя по осколкам

Той ночью Арса будит громкий звук рингтона. Он приподнимает голову с подушки, щурясь на светящийся дисплей айфона, берет его с тумбочки и подносит к лицу. Номер, который пытается до него дозвониться, не определен, и Арсений изгибает брови, удивленно вглядываясь в высвеченные на экране незнакомые белые цифры. Смотрит на время — 4:37 утра. Кому он так срочно понадобился? Арсений принимает вызов и подносит трубку к уху. — Алло? До его ушей доносится странный шум — словно тот, кто ему звонит, стоит в центре шумной улицы, — но уже вскоре он слышит и нечто другое: — Не думал, что дозвонюсь до мужчины, но это даже к лучшему, пожалуй… Арсений сдвигает брови, медленно садясь в постели. Голос на том конце — мужской, довольно молодой (помоложе лет на десять, прикидывает Арс) и какой-то неестественно натянутый — возможно, поэтому Арс моментально напрягается, чувствуя на языке горьковатый привкус тревоги. — Простите, я вас знаю? — Нет… Я набрал наугад. Арс молчит какую-то секунду; он совершенно не понимает, чего от него хотят и что именно происходит, но, кажется, незнакомец не собирается давать ему объяснение. — Ясно, а вы… Он слышит судорожный вздох и тут же осекается. — Мне нужно было позвонить кому-то перед тем, как… — Незнакомец замолкает, вздыхает еще раз — так, словно ему отчаянно не хватает воздуха, — и Арс непроизвольно стискивает телефон, с болезненной силой прижимая его к уху. — Простите, я вас разбудил — вы ведь спите еще, наверное… Арс качает головой. — Не извиняйтесь. — Голос неожиданно становится глухим, неоправданно мягким; так с детьми разговаривают — или с больными. Арс с удивительной четкостью осознает, что того, с кем он говорит, можно причислить к третьей категории — категории самоубийц. — Я Арсений, можно просто Арс. На том конце трубки повисает молчание — незнакомец словно раздумывает над тем, стоит ли называть свое имя. Арсений напряженно морщит лоб, ожидая ответ. — Антон. — Снова вздох — на этот раз какой-то обреченный. — Меня зовут Антон. — Антон, скажите, вы ведь собираетесь… — Он нервно осекается и зажимает пальцами переносицу. Он не знает, как сформулировать это так, чтобы не сделать хуже; у него полно талантов, но умение говорить с самоубийцами в их число не входит, — вы ведь хотите что-то сделать с собой, я правильно понял? Снова молчание — на этот раз весьма красноречивое. Арсений напряженно вслушивается, чувствуя, как с каждой секундой пульс все сильнее долбит о ребра, отдаваясь болезненным стуком в висках. Ему, признаться, страшно — он вообще не хочет слушать, что там собирается сделать Антон, — но повесить трубку он не может тоже, потому что у парня слишком серьезный голос и потому что он чувствует теперь возложенную на него ответственность. И еще, возможно, потому, что Арсений — безнадежный идиот. — Арсений, у вас есть любимый человек? Вопрос звучит неожиданно. Арсений даже подвисает в первую секунду, теряется немного, но довольно быстро берет себя в руки: — Нет, на данный момент я один. — Давно? Арсений тщательно думает над каждым ответом, подбирает слова. Произносит на выдохе: — Два года. Я в разводе. Антон кивает в трубку — Арс не слышит, но каким-то образом чувствует это движение. — А у вас было когда-нибудь такое, что из-за вас хуево человеку, которому вы меньше всего хотели бы сделать хуево? Арс снова сводит брови вместе, думая над этим ребусом. Этот парень — Антон — задает очень личные вопросы, Арсению вообще не стоило бы на них отвечать, но он испытывает смутное ощущение, что все они важны и имеют прямое отношение к тому, что происходит. Он произносит осторожно: — Всякое бывало… Но я, признаться, все равно не понимаю, почему вы… — А было такое, что этот человек из-за вас перестает существовать? Арс замолкает. Вопрос Антона — удивительно откровенный тон, которым он его задает, — проникает куда-то под ребра, стискивает их железным обручем: Арса будто кулаком бьют прямо в солнечное сплетение, выбивая весь воздух. Он крепче перехватывает пальцами айфон, понимая, что те начинают предательски подрагивать, вслушивается в собственное молчание — а еще чувствует, что Антон сейчас точно так же ждет его ответ. Арсений делает глубокий, вымученный вздох. — Нет, такого не было. — Он снова зажимает переносицу и жмурится; в висках пульсирует все сильнее — будто кто-то сидит внутри черепной коробки и стучит по ней размеренно молоточком. — Почему вы спрашиваете? Он слышит всхлип, и этот звук совсем не такой, какой был несколько минут назад — не полузадушенный; он громкий, чересчур какой-то искренний, и Арсений морщится болезненно: ему снова очень хочется повесить телефон, но он уже ответил на звонок. — Она умерла. Из-за меня умерла, понимаете? — Арсений не понимает; он молчит, пытаясь собрать все эти крохи информации вместе — как-то увязать их воедино, но пока выходит не очень. — Она мне звонила, говорить со мной пыталась, а я не слушал как баран — не хотел я ее слушать… Арсений предпринимает слабую попытку прервать его: — Антон, послушайте… — Она меня приехать просила… — Он снова всхлипывает в трубку, и от этого звука у Арсения неприятно сжимается сердце, — по-человечески просила, звонила мне несколько раз, а я ее игнорировал — думал, она не всерьез говорит, пьяная просто опять, мы тогда в ссоре были, она с подружками бухала постоянно… — Он шмыгает носом. — Вот как, по-вашему — я нормально с ней поступил? По-человечески? Арсению плохо, больно слушать все эти откровения — он понимает, что эти слова не предназначены для него, не должны быть предназначены. Он Антону чужой человек, и говорит это Антон ему лишь потому, что у него истерика — Арсений знает это состояние прекрасно. Но он боится перебить его, поэтому терпеливо слушает, и лишь когда Антон договаривает, отвечает очень тихо — успокаивающе так: — Антон, я не берусь судить… — Он замолкает на секунду, тщательно обдумывая слова: — Я ведь не знаю всей ситуации… Но я думаю, что вы зря себя во всем вините. — Антон молчит, не отвечает ничего, и Арс добавляет осторожно — словно почву прощупывает: — Скажите, где вы находитесь? Антон шмыгает носом. — На крыше. Арсений с силой давит пальцами себе на веки, пытаясь все переварить — как-то осознать, что человек, с которым он разговаривает сейчас по телефону, в самом деле стоит у края крыши, готовясь прыгнуть; до него лишь теперь доходит, что тот странный звук, который он слышал в самом начале — завывания ветра, и от этой мысли ему резко становится дурно. Там ведь холодно сейчас, думает он. Как он там себе еще пальцы не отморозил? — Хреново тут, знаете? — говорит вдруг Антон, будто прочитав его мысли. — Мне даже крышу нормальную искать не захотелось, а эта вон вся облезлая какая-то… Попов качает головой. — Антон, ну зачем это? — Да как вы не поймете?! — В голосе Антона звенят злые, упрямые нотки, и Арс убеждает себя, что это хорошо — хорошо, ведь правда? — Я хочу исправить то, что натворил! Арс сжимает телефон с такой силой, будто это на самом деле рука Антона, за которую Попов хватается, пытаясь оттащить его подальше от края крыши — от смерти, от ненависти к себе. — Антон, поверьте мне, этим вы ничего не исправите. Не хотите же вы в самом деле умереть — никто не хочет… Антон снова отвечает вспышкой ярости. — Да вам-то откуда знать?! Может, я как раз-таки хочу умереть! — Он вдруг выдыхает, успокаивается снова. Голос становится глухим, и Арсению приходится напрячь слух, чтобы услышать следующие слова: — Может, я не могу больше жить… с самим собой. — Если бы вы правда этого хотели, вы бы уже прыгнули, а не стали бы звонить кому попало. — Антон не отвечает — видимо, обдумывает это, — и Арсений пользуется его молчанием: — Послушай, Антон, ведь умирать — это же страшно. Мне даже представлять себе такое… — Вот и не представляйте, вас никто не заставляет! — кричит Антон в трубку. — Спасибо, что ответили, больше мне ничего от вас не нужно, до свидания! — Нет, стой! — выкрикивает Арс; он слышит испуганные нотки в своем голосе, но не обращает на это внимания. — Не вешай трубку, пожалуйста! Дай мне пару минут… — Ой, да бросьте вы тут из себя героя строить! — Голос Антона сочится не пойми откуда взявшейся злобой, и Попов не понимает, почему; ты ведь сам мне позвонил, паршивец, думает он раздраженно, сглатывая. — Нечего меня спасать, ясно вам? Я все равно прыгну, так или иначе! — Хорошо-хорошо, я не стану тебя отговаривать, давай просто поговорим… — Арсений отчаянно прокручивает в голове их разговор и хватается за слова Антона как за единственную ниточку: — Вот ты сказал, что решил кому-нибудь позвонить… Ты попрощаться хотел, Антон? Антон снова замолкает; не кричит, уже хорошо, думает Арс с некоторым облегчением. — Возможно… — Он словно лишь сейчас об этом впервые задумывается. — Я и сам не знаю толком, почему… может, решил, что это паршиво как-то будет — умереть вот так. Никому не сказав. Одиноко, знаете? Арс энергично кивает. — Знаю. Но если ты прыгнешь, так же одиноко станет тем, кто тебя любит. Он слышит злой смешок. — Любит, как же, ага… я ни с кем и не общался особо в последнее время, чтобы они обо мне жалели. — Арс хмурится; неужели у него совсем нет родных? — Она бы вот жалела, но что с того-то?! Ее ведь уже нет… Разговор снова заходит в опасное русло, и Арсению в голову внезапно приходит решение. Он встает с постели и идет к шкафу. — Антон, а давай ты мне обо всем расскажешь, как только мы встретимся? — предлагает он мягко, зажимая телефон плечом и параллельно хватая с полки первые попавшиеся джинсы и свитер. — Ты только скажи, куда мне подъехать… — Ага, дурачком меня считаете? — Антон громко фыркает в трубку. — Чтобы вы копов вызвали? Или, там, в психушку позвонили? — Никаких копов и тем более психушки, честно! Я просто… — Арс шарит по полкам в поиске ключей от машины, — познакомиться с тобой хочу… — Ой, да прям-таки, очень я вам сдался. — Антон огрызается в трубку, ершится, но уже без злости — чисто из приличия ворчит. — Бля, еще дождь этот сраный… у меня сейчас батарейка сядет. Арс испуганно хватается за телефон обеими руками. — Стой, не отключайся! — Четыре процента, — предупреждает Антон. Минут на пять должно хватить, думает Арсений. Он неуклюже влезает в теплый свитер и джинсы, параллельно думая о том, как бы выспросить у Антона адрес. Антон нарушает молчание первым. — Вам сколько, лет тридцать? — В голосе больше нет ни раздражения, ни слез — только усталость; Арсений считает это своей маленькой победой. — Тридцать пять. — Тридцать пять… — задумчиво тянет Антон. — По голосу моложе. Арс непроизвольно хмыкает. — Я и выгляжу моложе — хочешь убедиться? А давай так, Антон… Предлагаю тебе заключить пари. Ты называешь мне адрес, я приезжаю; если оказывается, что я выгляжу на тридцать пять, я оставляю тебя в покое, и ты поступаешь, как знаешь… Антон испускает смешок. — Ловко вы завернули. — А как с тобой иначе-то, думает Арс. — А если не оказывается? — А если не оказывается, ты хотя бы на время отказываешься от своей затеи и рассказываешь мне все, что произошло. Как тебе такая идея? — Дебильная какая-то идея, если честно… — Антон шмыгает носом. — Может, вы мне просто фотку свою скинете? Че приезжать-то сразу. Арсений и такой ответ предусмотрел. — У тебя же батарейка садится, забыл? — Он лишь теперь замечает, что успел перейти на ты. — А с фоткой еще надо повозиться — сделать, отослать… пока то, пока сё… может, еще и не сразу красивая выйдет… А через весь город к нему ехать, конечно, менее накладно — молодец ты, Попов. Кажется, Антон тоже сомневается в убедительности этого аргумента. — Ясно все, вы меня просто на слабо взять решили. — На это Арсению нечего возразить, в общем-то. — А если вы меня обманете? Арс отвечает в трубку очень серьезно и искренне: — Я не обману. Обещаю. — И добавляет на всякий случай: — Ты же ничего не потеряешь — прыгнешь позже, если что… На том конце телефона повисает молчание — Арс почти слышит, как двигаются шестеренки в голове у Антона, просчитывая перспективы и продумывая варианты. Зачем ему соглашаться на дебильное пари с каким-то мужиком, которого он знать не знает? А зачем звонить кому-то, если точно хочешь умереть? Арс не знает ответа ни на один из этих вопросов; он нервно кусает губы, уже готовясь услышать отрицательный ответ… — Ладно. — Парень тяжело вздыхает, и Арс лишь теперь осознает, что все то время, что Антон раздумывал, он не дышал. Он выдыхает с облегчением и несется в коридор. — Адрес записываете? — Записываю. — Арс кивает и хватает ручку и бумагу. — Диктуй.

***

Приезжает он на собственной машине, мысленно благодаря судьбу за то, что в Питере хотя бы в пять утра нет пробок. Едва припарковавшись, долетает до нужного дома и, поднявшись по пожарной лестнице, выходит на крышу. Антон сидит у парапета, подтянув к груди колени и обняв их руками, и смотрит сквозным взглядом прямо перед собой. Арс подходит к нему, внимательно изучая — отмечая про себя, что с возрастом он, пожалуй, угадал. Антону на вид не больше двадцати пяти, и он, вообще-то, совсем не похож на самоубийцу — скорее, на капризного ребенка, которого родители в магазине случайно оставили надолго одного; он по-детски прячет подбородок в воротник своей куртки, пытаясь согреться, и сердито хмурится. Арс пытается получше рассмотреть его лицо, но на Антоне капюшон — да и рассвет еще не наступил. Антон, едва заметив его, чертыхается себе под нос. — Блин. — Арс вопросительно приподнимает брови, и он добавляет: — Вы и правда не выглядите. На тридцать пять, — уточняет. Арс улыбается — мимолетно, но с облегчением, будто с него только что сняли груз. — Я же говорил. Ну что, Антон, еще раз познакомимся? — Он тянет парню руку. — Арсений. Можно просто Арс. Антон вяло отвечает на рукопожатие и тоже встает; Арс отмечает про себя, что он немного выше. — Антон. Можно просто Шаст. — Не понял. А почему Шаст, если ты Антон? — Потому что Антон Шастун. — Понятно все с тобой, Шастун. — Арс подходит к краю крыши и заглядывает вниз. — Двенадцать этажей. А если бы не насмерть? Антон усмехается невесело и снова прячет нижнюю часть лица в вороте куртки. Слишком тонкой для этого времени года, отмечает про себя Арс с каким-то странным чувством покровительства. — Ничего, у меня кости хрупкие — мне с детства все врачи говорят. Арс смотрит на него еще раз — уже более внимательно — и понимает, что Антон прав: теперь, когда парень стоит, можно увидеть, что он очень тонкий. Удивительно, как тебя еще ветром не сдуло, думает Попов. И хорошо, что не сдуло. — Ясно. — Он многозначительно приподнимает брови. — Так я победил, выходит? Антон щурится. — А вы не обольщайтесь. Сами ведь сказали — если что, я прыгну, просто позже. — Сказал, — соглашается Арс. — Ну че, поехали тогда? Здесь-то чего торчать. Антон мгновенно напрягается. — В смысле, куда поехали? — А ты мне здесь, что ли, собирался рассказывать, почему с крыши решил сигануть? Нет, Антон, я конечно, понимаю — крыша, Питер, романти́к, — но вряд ли это подходящая обстановка. Антон фыркает, никак не реагируя на его шутку. — А откуда мне знать, что вы не в дурку меня повезете? Я так сразу незнакомцам доверять не собираюсь… Арс улыбается ему тепло. — Так мы же вроде познакомились. И вообще, что плохого в дурках? У меня там друзей много хороших — можем к ним заодно заехать… — Заметив, как округляются глаза Антона, Арс усмехается: — Да в кафе мы поедем, Антон, успокойся — в кафе… Антон сильнее хмурится. — Не поеду я ни в какое кафе. — А куда поедешь? — послушно спрашивает Арс. — Не хочешь в кафе, можем ко мне домой… А чего ты смотришь? — спрашивает он в ответ на недоуменный взгляд Антона: — У меня хотя бы чай есть, а то и посущественней еда — я готовлю вкусно, кстати, завтраком тебя накормлю. Поехали? Антон подозрительно щурится. — Вы мне какого-то маньяка напоминаете, знаете? Прямо вот похож. Дотошный такой — я бы даже сказал, доебчивый. — Уговор есть уговор, — замечает Арс серьезно, — к тому же, ты ведь сам мне позвонил — и адрес дал… — Антон уже собирается возразить, но Арс его опережает, — и вообще, не думал, что самоубийцы маньяков боятся. — На слове «самоубийцы» обстановка между ними моментально портится; Антон смотрит затравленным щенком, трясется от холода, кутаясь в свой тоненький пуховик, и Арсу очень хочется ударить себя за эти слова. Он легонько хлопает Антона по плечу и кивает в сторону лестницы. — Давай, поехали, Антон. Никто тебя не съест, я обещаю. Антон качает головой, но следом все-таки идет. — Придется вам поверить.