Тридцать шесть вопросов

Утро после пьянки едва ли бывает добрым: это подтвердит вам любой алкоголик со стажем, а Маша с неподдельной искренностью подпишется под каждым словом этого великодушного человека. Вот и ее утро началось с жуткой головной боли, стремящейся разорвать ее пустую черепушку на несколько тысяч маленьких осколков. Просыпается. Веки поддаются с большим трудом — взгляд упирается в белый потолок, а в голове сразу же возникает ассоциация с больничной койкой. Пытается помотать ею, чтобы отогнать навязчивые ассоциации, но мозг реагирует на подобную попытку без особого энтузиазма. Ощущение такое, будто Машу от души огрели кувалдой, а в кожу одновременно с этим вонзили несколько тысяч маленьких кинжалов. Пытается подняться, но заставлять себя шевелиться сейчас — невообразимое по тяжести своей дело. Да, конечно, на данный момент ей просто плохо физически, что, к её несчастью, совершенно не страшно. Не главное. Страшнее то, что, словно лезвием перерезает ей вены, и имя этому противному явлению — осознание. Эмоциональная боль. Она помнит каждую секунду вчерашнего дня. Каждое свое слово, жест, эмоцию и мысль. И, знаете, лучше бы ей память отшибло. И ничего этого не было бы вовсе. Если Вселенная и ведет какую-то игру, Маша была уверена — ее используют как мяч, постоянно вылетающий за пределы поля. И её нет. Она в ауте. Вне игры, площадки и жизни. Стыд накрывает с головой, кусает, царапает и разъедает, словно разливает внутри пару канистр с кислотой. Понимает, что нужно уходить, но сил даже на такое простое действие не хватает. Слышит резкий хлопок двери и сдавленно стонет — этот звук еще пару мгновений эхом звучит в ее голове, не вызывая никаких положительных эмоций. — Мороз и… Лето и солнце, друг мой прелестный, пора просыпаться, алкаш расчудесный! — в комнату с только ему присущим торжественным пафосом влетает Матвей, и Маша может поклясться: если бы у нее была такая возможность, она бы выпустила себе пулю промеж глаз, отрезала бы уши, но никогда бы не слышала этого жизнерадостного… человека, перед которым, к тому же, ей тоже было ужасно стыдно. Матвей влетает в комнату подобно вихрю: вчера он почти не пил, а ночь провел с длинноногой красоткой модельной внешности. Это ли не счастье? Заряд хорошего настроения, гормоны счастья и все в таком роде. Вы спросите, зачем он здесь? Саша сказал, где он оставил ключи от своей прелестной квартиры, и попросил помочь Маше не сойти с ума от стыда. Молодой человек же на эту просьбу любезно откликнулся. Однако действовать он решил исключительно своими методами — именно поэтому шторы были немедленно распахнуты, и противный солнечный свет мгновенно ударил в еще такое заспанное лицо. Девушка лишь сдавленно хмыкнула, совершая робкую попытку закрыться от неприятного света рукой. — Что ты здесь делаешь? — а хрипит похлеще, чем заправский курильщик. Медленно поднимается, принимая полулежащее положение, и продолжает смотреть на парня полутуманным взглядом. — Ой, матушки-родные, — он театрально хлопнул в ладоши, присаживаясь на край Сашиной постели. — Вчера такие смелые были! А сегодня что, от своих слов отказываемся? — елейно прошептал молодой человек, протягивая ей бутылку воды, но не позволяя схватить. Издевается, и она прекрасно понимает почему. — А я вот тут думал, Машка! Ночь не спал, все думы свои царские ворочал. И знаешь, что порешал? — Если ты сейчас не дашь мне воды, я тебя сама так порешаю… — прокуренным голосом эта угроза и правда звучала весьма угрожающе, а потому Матвей с задорной улыбкой пластмассовую тару все же ей протянул. Получив желаемое, благодарно кивает, несколько смягчившись. — Что? А Матвей только этого и ждал. — А я вот тут думал над твоим предложением… Всю ночь не спал, — про компанию блондинки он тактично решил не уточнять. — И понял, Маша! Как будто озарило! Я же жить без тебя не могу-у, — на последнем слоге его голос предательски дрогнул. Маша же поперхнулась водой. — Мы с тобой, конечно, друзья, но… Если твое предложение еще в силе… — в глазах звезды горят, на губах несерьезная улыбка. Его большая ладонь касается ее хрупких плеч, и Машин заторможенный мозг отказывается понимать, что происходит. — Мы можем сделать это прямо здесь! Прямо на его кровати! И наша маленькая тайна точно станет ему извеестной, — пародирует ее пьяные разговоры и едва сдерживает себя, чтобы не заржать лошадиным смехом. — Маша соглашайся! Мне даже плевать, что у тебя садомазохистский тип характера! — вскричал он так громко и торжественно, да таким высоким голосом, что, ей-богу, держи Маша в руках стакан — он бы треснул. — Идиот! — и пощечина, мигом оглушившая его, была, по скромному мнению автора, самым закономерным, что могло произойти в данной ситуации. Самойлов засмеялся, потирая раскрасневшуюся щеку, но, впрочем, долго ржать он не решился. Хотя хотелось. А глядя на эту обиженную мордашку, хотелось особенно сильно. — Ну, я же говорю, садомазохистский тип! Тебе нравится, когда другие люди страдают! Ты хочешь подчинять других! — Маша кидает в него бутылку, в глубине души представляя, что это копье, но, к сожалению, мысли нематериальны, а из нее вряд ли бы вышел хороший метатель — Матвей ловко увернулся. — Я же говорил! — с издевкой добавил он, но был нагло перебит. — Еще одно слово, и я… — Вот, еще и угрозы! — Заткнись, — отмахивается, хотя вид такой, будто она сейчас вытащит из-за пазухи дробовик. И не спрашивайте, откуда он мог бы там взяться. — Нужно предупредить Сашу, вдруг он не знает о твоих специфичных вкусах… — Матвей… — Да что? — он театрально всплеснул руками, словно отмахивается от назойливой мухи. — Не нужно ему ничего говорить… — и сил на эмоциональную реакцию уже нет. — А что ты собираешься делать? Уехать отсюда и с концами? — машет руками, будто мельница, и девушке начинает казаться, что ещё секунду, и он просто разобьет все вещи, которые здесь есть. — Маш, это не дело. Он домой вон к себе притащил, хотя очень не любит, когда в его доме еще кто-то… — И что ты предлагаешь? Я ему столько наговорила… — Не больше, чем мне. Раздражения в голосе больше, чем воды в мировом океане, но он пытается сдерживаться. — Больше и страшнее. Но правду. — Говорить правду не стыдно, Маш. Это самая правильная вещь в мире полном лжи и самообмана. — С каких пор ты философ? — А с каких пор ты пьяная дура? Маня не нашлась, что сказать. — Что ты предлагаешь мне сделать? — Поговори с ним? Язык у тебя не отпадет! — Отпадет! Я не могу. — Маша, че ты как маленькая! Нравится мальчик — бери и уноси! Сил моих больше нет! Бери его за… жабры, — сказать Матвей, конечно, хотел несколько другое слово, но почему-то именно сейчас и именно в этот момент он решил выражаться предельно культурно. — Вот ты и уноси! — если бы Маша была бомбой замедленного действия, то она бы уже, безусловно, сдетонировала. — Да я бы с удовольствием! Только не пойдет он со мной. — Хотя бы поблагодари его смс-кой за спасенную задницу. В каком бы притоне проснулась твоя пятая точка, если бы не он... — Ты драматизируешь! — А ты хотела бы проверить? Она не ответила. В такси Маша долго крутила телефон в руках, набирала и стирала сообщение, оставляя за собой белый экран. Мигающий курсор раздражал. В очередной раз пишет, и на экране тут же выскакивают такие противные буквы: «Спасибо за то, что сделал для меня. Ты, конечно, тот ещё гад, но всё, что я сказала вчера, – правда» Смотрит на экран не моргающим взглядом. Буквы чернеют перед глазами. Удалить. И экран гаснет. Она ничего не отправит. *** Таким людям, как Мария Завьялова всегда очень трудно оказываться перед выбором, который, вероятно, может определить всю жизнь. Она знает, что каждый шаг, каждое движение имеет значение для будущего, для неё самой, но проблема заключается в том, что эта девушка не может двигаться вперед до тех пор, пока кто-то не заставит её сделать это. И, знаете, в её арсенале есть оружие похлеще, чем неверное решение и его последствия — собственные мысли. Они топят её каждый раз, как только она собирается сделать шаг в нужном направлении. Они роятся в её голове с такой скоростью, что, кажется, способны взорвать её изнутри. Хотя, может, так было бы лучше? Раз — и нет никаких проблем, и такая умиротворенная тишина в голове. В противном случае, это похоже на чертову шизофрению, когда человек слышит непонятную какофонию речей внутри черепной коробки. И плевать, если бы это происходило на протяжении одного дня, — это она вполне могла пережить, но это продолжалось, мучительно продолжалось, и создавалось четкое ощущение, что у подобных мыслей нет ни конца ни края, у подобного душевного истязания нет закономерного итога. Только бесконечность на юг и на север. — Почему? — Потому что я влюбииилаась, болван. В голове снова неоновыми буквами вспыхивают собственные слова, вспыхивают так ярко и резко, что девушка, кажется, скоро действительно сойдет с ума. Влюбилась ли она? Да это, кажется, было очевидно всем, кроме нее. В какой-то момент она предпочитала думать, что это… не по-настоящему. Просто демоны, решившие поиграться при встрече с симпатичным молодым человеком. Просто мимолетное увлечение, которым она, возможно, является и для него тоже. В этом вся соль. Но почему-то было плевать. Она безумно хотела поговорить с ним и извиниться, сказать что-то, чтобы не выглядеть последним алкашом в его глазах, но… она не могла. И молчание с другой стороны трубки тоже не казалось ей чем-то потрясающим. Иногда лучше сделать хоть что-то, чем не сделать совершенно ничего, — кажется, именно так рассуждала одна пьяная и влюбленная дура? Но она не могла. Каждый раз брала телефон, набирала несколько слов — о полноценном звонке речи даже не шло. Не хотелось походить на свеклу, да и она, если честно, совершенно не знала, что нужно говорить в такой ситуации. Маша не могла расщедриться даже на смс. Да даже его сообщение, присланное совсем недавно, так и осталось без ответа. Она, честно говоря, пыталась абстрагироваться. Забыть про все, что происходит, не обращать внимания и вычеркнуть тот день, как страшный сон. И его вычеркнуть — в конце концов, все должно будет пройти. Но оно не проходило. — Маш, давай ты сейчас ляжешь, и мы обсудим все потом… — и в голове на повторе. Она помнит, как он лежал с ней, помнит тепло его руки, легко приобнимавшей её за бок, помнит, как легко ей засыпалось, и помнит, как резко это все прекратилось. Вы не представляете, насколько противоречивые эмоции сейчас разрывают этого человека. Ты хочешь, но не можешь. И нерешительность в данном случае опаснее последствий, которые могли бы произойти. В день Сашиного матча девушку разрывало. Она была в полной уверенности, что не будет смотреть, не будет тратить своё время и нервы, чтобы лишний раз не травмироваться. Она уходила в учебу, читала профессиональную литературу, но какой в этом толк, если общага ходит ходуном от раздающих со всех этажей криков? Первый гол — и Маша не может не обратить внимание на радостный вопль, доносящийся со всех сторон. Чувствует непонятные эмоции, ей просто хочется зареветь от собственного бессилия. Бессилия перед собой. Она затыкала уши наушниками, полностью растворялась в тексте, но убежать от своих мыслей все равно не получалось. Она слышала радостный вопль после второго гола, а потом и после третьего — как будто и не было на ней наушников, и не играла в них музыка. Господи, да ей даже брат в тот день прислал смс о том, что он её любит, что вообще, если честно, было для подростка крайне нетипично. И в тот день она все же включила трансляцию. Включила практически в последнюю минуту, и единственное, что она зацепила, — это радостный крик комментаторов, бурное празднование игроков и песню про Стаса. У самой на глазах в тот день невольно выступили слезы, и девушка, если честно, абсолютно не могла понять: были это слезы радости или все же отголоски её собственных поступков. И присутствие крупного плана Головина в трансляции сейчас вовсе не спасало. Закрывает крышку ноутбука и в очередной раз не понимает, что ей делать. Кажется, она попала в тупик. Именно ведь так происходит всегда, когда позволяешь себе влюбиться, да? *** У Маши было много времени, но теперь его, казалось, не было абсолютно. Перед ней была длинная дорога, но она, по-видимому, забрела в какой-то лабиринт на обочине. Ей хотелось всего и сразу, но ей не хотелось разбивать собственные принципы. В глубине души она ждала его звонка, даже если он будет задавать дурацкие и ничего не значащие вопросы: «Привет?», «Пока?», «Какие облака?» и все в этом духе. На то сообщение Саши она не ответила, а новые он не стремился ей присылать. Он, в отличие от девушки, прекрасно понимал, что сообщениями тут мало чего добьёшься. Понимал это и Матвей, который за отношения ребят переживал так, будто смотрел какой-то сериал на плаксивом женском канале. Сегодня, правда, Маша чувствовала себя намного легче — вся эта ситуация начала её отпускать. Кроме того, непонятно каким образом, но девушка успешно сдала последний экзамен, и могла официально отдыхать этим летом. — Ну-у? — нетерпеливо протягивает Катя, дожидавшаяся её где-то в холле. — Сдала? — лицо Завьяловой же никаких эмоций не выражало просто потому, что ей было слишком хорошо, чтобы растрачивать свои эмоции налево и направо. Она тут же состроила грустный взгляд, слегка нахмуривая брови. — Что? — глухо повторила Катерина, заметно напрягаясь. — Эта мымра и тебя завалила?! Я тебе говорю, она просто красивых девушек не любит! Может, завидует. Но сколько раз замечала, страшненьким всегда отлично ставит… — девушка тараторила так громко и быстро, что Маша просто не могла больше сдерживать смех с некоторым подобием обиженной улыбки. — Кать, — она легко трогает негодующую девушку за плечо и звонко смеется. — Я вообще-то только что получила «отлично»! Катерина в изумлении замерла, но, впрочем, и она вскоре разразилась теплой улыбкой. Кажется, она ещё долго негодовала, но у Маши, почему-то, было потрясающее настроение. Все же она успела переключиться от насущных мыслей. — Ну, что? Пешком до метро, а вечером поедем отмечать? — с энтузиазмом прокричала Катя, раскидывая руки в стороны. — И, Мань, ты не подумай… Насчет страшненьких… Ты исключение. — Плевать, — отмахивается, начиная движение вдоль одной из многочисленных улиц города. — Я так и поняла. И праздновать я не буду, пока ты не сдашь, — весело подмигивает подруге, хотя праздновать она не будет явно не по этой причине. Она просто боится, что ещё раз будет вести себя таким образом. — Ладно, — Катя насупилась, но виду не подала. — Зайдем в магазин? — произносит, кивая на один из сетевых продуктовых. Маша реагирует с меньшим энтузиазмом, предпочитая подождать девушку на улице. Только одна проблема — решение это, с её стороны, было не самым удачным, говоря откровенно. Взгляд увлеченно бегает по каркасам домов, отмечая архитектуру строений, позже плавно переходит на дорогу, не сильно загруженную автомобилями прямо сейчас. Наверное, именно поэтому она так быстро заметила одну такую знакомую машину, останавливающуюся на светофоре. Он ещё далеко, но вполне сможет её увидеть. Мозг подает команды телу быстрее, чем доносит свою идею до сознания, и Маша не успевает понять, как оказывается в продуктовом вслед за Катей, которая уже, впрочем, стоит на кассе. В глубине души девушка надеется, что сейчас он уйдет, а вечером она напишет ему, найдет что сказать и, более того, научится смотреть ему в глаза, но — не сейчас. Сейчас она боится. А, может, это и вовсе был не он? — Ты чего это? — с улыбкой интересуется Катя, увидав озадаченный вид подруги. — Такое чувство, что ты там призрака увидела. — Я просто… очень сильно захотела попить. Решила купить воды, — выдает первое, что приходит в её голову, и чувствует себя счастливо от того, что не видит, каким фейспалмом сейчас наградил себя самого её собственный мозг. Ну, если раньше все было сказано, то теперь все ещё и сделано. — Ну, вот, — подруга показывает бутылку воды, негодующе разводя руки в стороны. — Пей, — протягивает, но девушка отказывается. Голова забита совершенно не тем, что она только что выдавала. — Странная ты какая-то, — пожимает плечами. На улице, к Машиному огромному облегчению, никого подозрительного не было. А, может, ей и вовсе все это почудилось. *** Этим вечером в общаге Катя была подозрительно тихая, но девушка искренне пыталась не обращать на это внимания. Она даже не доставала её какими-то своими вопросами, просто молча собиралась куда-то, не говоря ни слова. Просто бегала, как электрическая метелка, гоняла по комнате, срывая все на своем пути. Маша же, завернутая в плед, словно в большой кокон, лишь смотрела на неё сонным взглядом. В столь жаркий день в общежитии было необъяснимо холодно, и, кажется, только нагревшийся от работы процессор ноутбука и теплый плед как-то спасали ситуацию. Мерзнет, в очередной раз чувствуя странный озноб, и тут же еще сильнее укутывается в теплую ткань. В дверь постучали, и девушка подняла взгляд на вошедшего. Матвей. Тут же возвращает все своё внимание к ноутбуку, ибо искренне считает, что ничего интересного и принципиально нового он не скажет. Молодые люди переглянусь, слегка улыбнувшись друг другу. — Ты готова? — с интересом проговорил Матвей, по привычке ероша волосы. Катерина же только широко улыбнулась, в очередной раз кивнув ему. — И куда же вы? — Мы… — Катя почему-то замялась, но Матвей быстро подхватил её смятение: — …с Катей уходим по делам. — По делам? — она приподнимает брови в немом вопросе, и молодые люди синхронно кивают. — Да, мы идем в кино! — громогласно заявил он, но Маше не понравился лукавый чертик, сверкнувший в его глазах. — Пошли, — чуть тише добавил он. Катя тут же послушалась, но у самой двери обернулась: — Маш, ты только сильно не кричи, — насмешливо кинула она напоследок, и тут же словила на себе злой взгляд Матвея. Кажется, он даже выдал пару матерных слов. — Ты о чем? — непонимающе переспрашивает, но, к сожалению, не находит ответа. — Мы уже уходим, — перебил Матвей, и дверь за ними чересчур быстро и сумбурно. «Дурдом», — первая мысль, которая возникла в голове девушки в этот момент. Отмахивается от собственных мыслей и пытается вновь вернуться в идущий на экране фильм. — Ты достал уже, — дверь комнаты открывается, и Маша за долю секунды перестает кутаться в собственное одеяло. — Сделай уже хоть что-то, пока у тебя есть на это возможность, — кидает Головин кому-то в коридор и смеётся, получая в ответ, видимо, достаточно интересную реакцию. — Да-да, — он кивает, закидывая голову назад и простреливая заинтересованным взглядом чужую комнату. — Именно об этом я и говорю, — заключает он, в очередной раз кому-то что-то доказывая. Но в ответ ему мягким выстрелом звучит тишина — по крайней мере, Маша ничего не слышит. Маша вообще ничего не слышит. Твою мать.