Тридцать шесть вопросов

Есть такая теория: Вселенная и время бесконечны, значит, любое событие неизбежно, даже невозможное. ©

Матвей напряжен, но показывать этого не хочет. Нервно щелкает ручкой, перекидывая её из одной руки в другую. Смотрит на ребят, прекрасно понимая, что эксперимент, в принципе, уже совсем скоро можно будет объявлять законченным. Сейчас он задаст последний вопрос, услышит и запишет последние ответы, уйдет анализировать их в своё подполье, но… а что дальше? Если это конец, то он зря начинал все это. Теория ошибочна, а сам он не больше, чем болванчик, который мог выбрать куда более интересную тему для анализа. Хотя, куда уж интереснее? На самом деле, волновался Матвей больше от того, что абсолютно все участники считали эту затею абсолютнейшей глупостью, и с какой-то внутренней уверенностью ему так хотелось доказать всем обратное. И он докажет. — Так, ребят, — он привлекает к себе внимание, как всегда, легко и непринужденно покачивая головой. Саша переводит на него взгляд, приподнимая брови, и пропускает незаметную ухмылку. Он устал. — Мы почти на финишной прямой, — нервно облизывает пересохшие губы, и Маше становится несколько весело смотреть на резко изменившееся поведение друга. — И вопрос я прочту сам, — с нажимом проговаривает он, успев поочередно заглянуть в глаза обоих собеседников. В долю секунды забирает листы из их рук, даже несколько нервно скрывая бумагу в чертогах своего рюкзака. — Сосредоточьтесь… — тихо проговорил он с интонацией Буддисткого монаха. — Соединитесь с внутренним драконом, — с таким же серьёзным видом Саша перебивает его, но сдержать рвущийся наружу смех у него не получается. — Познайте «дзен» на фоне рвущихся нервных клеток Матвея… — в тон ему продолжила Маша, и, будь в этой комнате чуть меньше смеха, вся компания и правда бы услышала, как на ветру звенит нервная система будущего психолога, и, будь они менее увлечены друг другом, увидели бы, что у это же самого молодого ученого лицо было такое, будто ещё секунда — и у него глаза лопнут. — Так! — живо крикнул он, поднимая руку. — Заткнулись, — ребята одновременно, не сговариваясь, подняли руки в сдающемся жесте, потому что выглядел Матвей… ну, как озлобленный на весь мир диктатор. — Тут, между прочим, серьёзная тема! А хотя… хрен с вами. Расскажите друг другу о своей первой любви, — махнул рукой парень, отходя к камере, дабы проверить состояние записи. Они долго поглядывали друг на друга, как бы молчаливо решая, кто сделает это первым. Смешинки все ещё плясали в глазах, легкой улыбкой выпрыгивая на губах. Смех, казалось бы, окутывал их мягким одеялом, и на душе было как-то… совсем по-домашнему. Будто бы на дворе туманное утро, а в их маленькой комнатке пахнет такими сладкими пышками и только что сваренным кофе. — Ладно, — Саша пожимает плечами, но уголки его губ едва заметно подрагивали. — Мне было пятнадцать лет, я встретил девочку, что логично, — сказав это, он даже несколько засмущался. — Начал за ней ухаживать и делал это… Как последний придурок. Понтовался, разыгрывал из себя крутого рядом с ней. Кажется, один раз настолько перестарался, что зафигачил ей мячом в голову. Она, бедная, меня потом ненавидела, а у меня тормозов не было. Таскался за ней до тех пор, пока гулять со мной не согласилась, ну… там дальше и закрутилось… — А что было потом? — Да ничего… Повстречались, поигрались, разошлись… — пожимает плечами так, будто для него это ничего не значит. — Твоя очередь? — Ну, — девушка замялась, не зная куда девать руки. — У меня был парень, на несколько лет старше. Мы встречались полгода, но, как оказалось, он не был особо заинтересован во мне. Ему просто нравилось, что я в него влюбилась. Просто нравилось, что я была его, пока он вытирал об меня ноги. Нравилось, что я всё прощала и терпела. А потом мы переспали, через несколько дней он сказал, что наши отношения себя изжили. Ну, это явно история без хеппи энда, — заключает и, если честно, не совсем понимает, почему говорить на эту тему ей так легко. Хотя, именно этот случай и именно этот парень преподал ей пару хороших жизненных уроков. Пару минут они молчали, потом раздался довольный хлопок Матвея, и его непривычное: — СТОП! Снято. Подопыт… Актеры свободны, — уже более раскрепощенно заявил он. — Хотя, если вы хотите обменяться номерами… Или ещё что-то… — Нет, наверное, не стоит, — улыбнувшись, ответила Маша, слегка кивнув. — Это было интересно. Спасибо, Матвей. Рада была познакомится, Саша. — Молодой человек кивнул в ответ, ненароком обращая внимание на то, как она поправляет его кофту на своих плечах, но не говорит об этом. Не хочет. — Ну что… как и в прошлый раз… увидимся никогда? — она рассмеялась, и Саша посмеялся вместе с ней. Но только «никогда» не существует ровно так же, как не существует «навсегда». И любое подобное заверение будет тысячу раз опровергнуто судьбой. Возможно, ребятам стоит реже употреблять эти выражения. Особенно, когда последний, тридцать шестой выстрел уже сделан. Особенно, если выстрел этот пришелся даже не в голову. В сердце. — Твою мать, — и это единственное адекватное выражение, слетевшее с её губ. Шепотом, чуть слышно, едва заметно, но так оглушающе в тишине комнаты. Сейчас Маше нужно дышать, нужно выдохнуть и поверить в то, что происходит, потому что в противном случае — она просто не выдержит перенапряжения. Сердце резко ускорило бег где-то в грудной клетке, и единственное, что слышала девушка — это быстрый, резкий стук, глухой болью отдающийся где-то в висках. В её глазах — метание, опаска и что-то такое… не поддающееся описанию. В его глазах — тепло, снисходительная улыбка и такое… подростковое смущение. Кажется, сейчас возьмет и начнет от неуверенности и неловкости поправлять небрежно уложенные волосы. «Наверное, мягкие», — из потока собственных витиеватых мыслей Маша вытащила именно это и в очередной раз почувствовала стыд за себя и своё недавнее поведение. — Нет, не мать, — Саша старается разрядить обстановку, но получается у него слабо. Хотя, нужно быть откровенными, это работает — Маша готова душу продать за его улыбку. — Всего лишь Саша. Мне можно зайти? — он как-то неуклюже прикрывает дверь, опираясь на неё спиной. Кажется, будто он только что испугался собственной решимости. Смотрит на неё и уже не чувствует той злобы, какую чувствовал в ту ночь в клубе. Тогда он был готов наорать, а сейчас только и хочет, что поцеловать и никуда не отпускать. Но это он ещё явно успеет сделать. Маша не знает, как себя вести. Не знает, куда девать руки, что вообще сейчас делать. Мозг отказывается отдавать команды телу, а чувство стыда заполняет сознание окончательно. Быстро встает, мнет одну руку другой, чтобы хоть как-то держать себя в реальности, но ближе не подходит. Боится. Не его. Себя. — Уже не такая смелая? — он честно хотел сдержаться, правда пытался, но воспоминания того вечера оказались сильнее. Говорит без явной издевки, не со зла. Просто не сдержался. — Забей, — отмахивается, словно от назойливой мухи. — Саш, — находит в себе силы, хотя слова застревают в горле, противно царапая его изнутри. — Прости меня, — подходит вплотную, слова практически выдыхает, и сама не понимает, откуда взяла решимость на это. — Я не помню всего, что я тебе говорила, — врет, но почему-то считает нужным поступать именно так. — Но забудь… я, скорее всего, соврала, — слышит свой голос, будто со стороны, и понятия не имеет, зачем говорит именно это. Хотя ответ прост: защитная реакция организма от нападок совести и стыда. Последняя шлюпка для призрачной возможности выплыть. Ведь если он будет думать иначе, может, и ей станет легче? Он забудет бред пьяной дуры или, по крайней мере, перестанет воспринимать его всерьез, а она просто будет жить спокойно? Может, не особо счастливо, но спокойно уж точно. Есть только одна проблема — этот механизм не работает подобным образом. — Правда? — шепот слишком близкий, горячий, но какой-то упавший, мигом поникший. Смотрит внимательно, практически не моргает, а у Маши все внутренности переворачиваются от его взгляда. И она близко. Категорически близко. Души уже обняться могут — тела все ещё держат дистанцию. Одной стыдно, другой не хочет смущать. — Да. Нет. Однако кому это интересно? — Уверена? — касается её подбородка, слегка надавливая и заставляя посмотреть в глаза. План не смущать девушку после тех ночных событий только что с треском провалился, и Саша может поспорить, что он только что увидел, как алая краска вспыхнула на бледных девичьих щеках. Маша нервно сглатывает, смотрит в глаза. Чувствует предательский сгусток энергии, пробивший её с головы и падающий где-то вниз живота. Внутренности скручиваются в один большой узел, а сама девушка чувствует, что попала в ловушку. Она уже не может ничего сделать: тело парализовано, мозг в коме, душа танцует латинские танцы на остатках ещё живых совести и стыда. А она… просто ждет. Потому что ни на что другое уже не способна. Дышать тяжело хотя бы просто потому, что атмосфера в комнате не из приятных: она не гнетущая, но наэлектризованная до предела. Кажется, еще немного, и молнии, летающие между ними, можно будет увидеть перед глазами. Почувствовать их, потрогать, обжечься. Хотя, это неправда. Обжечься здесь можно даже взглядом. И Маша кожей чувствует это, так неприятно и при этом так странно пощипывающее кожу прикосновение. Но он не целует. Издевается, потому что видит, что она запуталась. Маша уже не может злиться на него. Конечно, нет. Она и раньше-то не могла, а сейчас, если что и мешает, то наша любимая, пресловутая, едкая гордость, толкнувшее её на такое лживое: «все это неправда». Хотя не нужно быть всезнающим, чтобы прекрасно понимать — именно в пьяном состоянии человек говорит то, о чем думает. Язык развязывается, тормоза уже не работают. Опасная смесь, способная уничтожить чью-то крепкую оборону. — Да, — но голос дрогнул. Предательски дрогнул, срываясь на писк. Еле слышно, но уже совсем неправдоподобно. А Саша ведь и так все знает, чувствует и понимает, но и сам, если честно, не знает, зачем издевается сейчас. Тогда он сказал своё твердое «не могу», но Маша понимает — сейчас он может. Сейчас он может все. Понимает это и Саша, но больно уж ему нравится смотреть на это рассеянное лицо перед ним. Маленькая месть, едва ощутимая, но такая необходимая ему сейчас. Наверное, не будь той ситуации с клубом, когда девушка поехала искать парня на ночь, он был бы чуть мягче и менее сдержаннее, но что есть, то есть. В конце концов, мы все должны нести ответственность за свой выбор и его последствия. Пусть даже таким странным способом. Однако без поцелуя девушка все же не осталась — он легко, в какой-то мере даже невесомо коснулся её губ своими, но Маше даже этого хватило, чтобы потерять контроль. Миллионы ниточек внутри оборвались, и она каждой клеточкой своего тела чувствовала и ощущала металлический звон, который они издавали. Не чувствует себя, не знает, что делать. Сил не хватает даже на то, чтобы поднять руку, дотронуться, прикоснуться. Онемение накрывает с головой, но это тот случай, когда оно не давит. Приятные ощущения в данном случае перекрывают все. И также внезапно всё прекращается. Саша только резко отстраняется, убирает её руки, ловит озадаченный взгляд, который едва ли можно описать без использования нецензурных слов, и, легко улыбаясь, пожимает плечами. Словно нашкодивший мальчишка на первом в жизни свидании в детском саду. Отрицательно качает головой, когда она тянется к нему в очередной раз, и Маша чувствует себя так, будто на неё вылили несколько ведер ледяной воды. Подозрительно смотрит в ответ, а он только ухмыляется и без запинки произносит: — Остальное надо заслужить, — принимает наигранно сердитый вид, хотя получается у него, откровенно говоря, слабо. — А теперь собирайся и тащи свой зад в мою машину. От такого резкого изменения в поведении Маша опешила. На лице, выражаясь языком Матвея, на несколько секунд застыла эмоция страха, которая сменилась удивлением — брови приподнялись, глаза стали чуточку шире, лицо вытянулось. Саша же остался весьма довольным таким эффектом. — Что, прости? — через несколько секунд все же выдала Маша, искренне не понимая, с чего вдруг произошли такие кардинальные изменения в этом милом парне. Впрочем, ослушаться его она не решилась и медленно начала собираться. — Быстро, — в очередной раз его голос звучит неприлично громко, и Маша может поспорить, все тараканы в её голове только что впали в кому от страха, и только один, самый буйный, все еще пытался принимать странные решения. — Да что с тобой такое?! — буквально взрывается, замечая, что Головина её реакция только смешит. Она смотрит на него, разводя руки в стороны, как в одной известной интернет-картинке. А молодой человек… ничего не делает. Смотрит по сторонам, скользит взглядом по окну, мебели, подоконнику, небольшим растениям, чем, собственно говоря, выводит из себя ещё больше. Ей-богу, будь он сапером, все бы уже давно рвануло. — Саша? — более требовательно спрашивает, почему-то потеряв тот страх, который парализовал её несколькими секундами ранее. Таракан в голове, ответственный за самые важные решения, тем временем лихорадочно оживлял товарищей, павших смертью храбрых пару мгновений назад. Короче говоря, он просто панически бегал от одного друга к другому, не успевая остановиться. Этот парень явно паниковал. Ответ, произнесенный таким тихим и насмешливым голосом молодого человека, повалил и единственно-живого управителя Машиными решениями наповал: — Ну, тебе же нравится «грубый Саша»? — в голове тут же вспыхнули её пьяные бредни, щеки налились румянцем, и, кажется, даже тихий мат сорвался с её губ. — Лучше бы мы физику изучали. — Что? — непонимающий голос Головина доносится до ушей своим насмешливым звучанием, и Маша невольно жмурится, с едва осязаемой надеждой уточняя: — Я это вслух сказала? — почти пищит, замечая самодовольный взгляд молодого человека. Чувство стыда внезапно накрывает с головой, и девушка искренне надеется, что не становится похожа на томат прямо сейчас. Зря. — Именно. Говорить что-либо даже у себя в мыслях Маша больше не решалась. *** Куда они ехали оставалось загадкой для Марии до тех пор, пока Саша, собственно, не остановил машину рядом с местом назначения. Первой реакцией девушки на расстилающийся перед ней пейзаж, людей и предметы был шок. Она просто ошалело глядела по сторонам, изредка возвращая взгляд на сидящего рядом водителя. Глаза, как зажженные кем-то фонарики, метались из угла в угол, и если не выражали панику, то тихий ужас прослеживался в них весьма четко. Второй реакцией девушки на сложившуюся ситуацию стало отрицание. Она состроила самый что ни на есть милый взгляд, присущий её мордашке, и принялась терроризировать Александра, который мужественно занимался своими делами и на все эти стенания девушки совершенно не реагировал. А она даже поверить не могла во все происходящее. Ей казалось, что это не более, чем очень злая шутка, попытка постебать и ничего более… Иначе зачем он привез её сюда? Нет. Этого быть не могло, и все происходящее ей просто кажется. Саша стоял, облокотившись на капот машины, в руках — обычный пакет из какого-то крупного гипермаркета. Выглядит он сейчас самым обычным парнем из соседнего двора, и девушке, кажется, это должно безумно нравится, но нет… Она чувствует, поджилками ощущает, как где-то в глубине души зарождается гнев. Противный, липкий, предсказуемый. И гнев её оказался весьма… буйным. По крайней мере, Саша, который шутливо бегает от девушки вокруг машины, рискуя вовсе не шуточно получить по голове тяжелой женской сумкой, думал именно так. Точнее, подобное поведение казалось Александру преувеличенно детским, но это, впрочем, его мало волновало. Ему было забавно наблюдать за бушующим хомяком, крутящим своё колесо и с трудом ускользающим от своей основной участи. Догнать девушка его не могла, но постоянные попытки Головина вступить в дипломатические переговоры она всё равно игнорировала. Правда, не учла она одного забавного уточнения — сил у неё оставалось уже далеко не так много, как было в начале. Окончательно устав, она остановилась, и Александр последовал её примеру, встав ровно напротив. Он все ещё улыбался, но делал это вовсе не так широко, как в начале. Зашибут же за такое. Следующей попыткой Машиных тараканов спастись от нежелательной участи стали попытки уменьшить её хотя бы на четвертак: — Может, договоримся? — с надеждой в голосе спрашивала она у Александра, а тот только повел глазами в сторону места Машкиной казни. Наверное, в этот момент девушка поняла, что демократическим путем проблему не решить, и на смену «торгошу» пришел «унылый депрессняк». Она, кажется, вновь уселась в машину, чувствуя на себе всю тленность этого мира, но, к слову, быстро поняла, что и эта тактика победу не принесет. Лучше уж сразу отмучиться, и дело с концом. А если и это не сработает, влепить одному наглому парню пощечину — пусть знает. Выходит из машины с самым непроницаемым лицом из всех возможных, встает напротив парня, который все ещё ожидает какого-то подвоха, и, словно через толщу воды, слышит его настороженный вопрос: — Всё? Все пять стадий прошло? — усмехается, но девушка даже не хочет ругать его за это. — Принятие наступило? — она лишь обреченно кивнула, чувствуя всю комичность данной ситуации, в которой она за десять гребанных минут прошла то состояние, которое человек обычно проходить около года. Пять стадий принятия неизбежного, твою ж налево. — Да брось, я привез тебя на природу, а не в трудовой лагерь. — В них тоже были футбольные поля, знаешь ли. — Будем считать, что я не слышал эту шутку. Знаете, если бы Матвей видел бы всю эту ситуацию, он бы громко заявил Саше, что не те законы физики он решил изучать со своей девушкой, а потом, я вас уверяю, дал бы тому пособие собственного сочинения, чтобы тот набрался опыта для подобных ситуаций. — Давай ты будешь считать, что меня здесь нет? — Обязательно, — глубоко уверовал молодой человек, хотя и прекрасно понимал, что врет. — Давай ты будешь считать, что ты пошла на это добровольно. «Добровольно на эшафот не ходят», — хотела было буркнуть девушка, но осеклась. Она, на самом деле, не испытывала такого бурного отвращения ко всему происходящему. Возможно, даже по тому, что её симпатия к молодому человеку перекрывала все минусы её местонахождения. Послушно двигается за молодым человеком, осматривая место их дислокации. Она не могла объяснить и понять, что конкретно видела перед собой — то ли это какая-то роща, то ли парк. Яркое солнце озаряло своими золотыми лучами небольшую поляну — импровизированное футбольное поле. Разметка уже давно стерлась, ворота несколько поржавели, и даже сетка на воротах, кажется, была порвана. Но, несмотря на все это, место это казалось до безумия антуражным. Здесь часто играли местные подростки, иногда играл и сам Саша. Много лет назад он жил поблизости, потому это место, вне зависимости от доступа к приличного качества футбольным полям, было для него одним из любимых. Это почти дворовый футбол, а в нем есть своя, но достаточно интересная изюминка. Маше казалось странным увидеть такое место в пределах огромного мегаполиса, впрочем, она достаточно быстро поняла, что центр и периферия одного города — вещи космически удаленные друг от друга. — Я снимал квартиру вон в том доме пару лет назад, — зачем-то проронил он, неопределенно указывая рукой в сторону одной из многоэтажек. — Мне здесь нравилось, но слишком уж долго добираться до арены. Тихий, уютный район… — А потом у тебя появились большие деньги, и ты решил начать роскошную жизнь с блэкджеком и… — Только с блэкджеком, — как-то агрессивно перебил Саша, а Маша только растерянно пожала плечами. — Ну, примерно так и было. Появились деньги, захотелось чего-то нового… — договаривал он, доставая из пакета гребанный футбольный мяч, от реакции на который у Маши глаза на лоб полезли. — Нет-нет-нет. Ты притащил меня сюда, чтобы я посмотрела, как ты играешь? — очень умно. Молодой человек несколько замялся, но, впрочем, уже в следующую секунду пожал плечами, как бы всем своим видом говоря: «Да, и что ты мне сделаешь?». Маше от такого невербального заявления оставалось только беспомощно глотать воздух. — На самом деле, нет. Ты будешь играть со мной, — как само с собой разумеющееся пояснил он, кидая в руки девушке мяч, который та, впрочем, на автомате ловит. Он слегка усмехается, замечая реакцию на своё заявление, и спешит добавить. — Благо, сейчас здесь никого нет. — Боишься, что тебя обыграет девчонка и кто-то это увидит? — сказала Маша, как обычно прежде, чем успела осознать всю ситуацию, и она искренне благодарна парню за то, что тот не начал истерично смеяться. — Очень, — игривый тон, но она ему совершенно не поверила. Кидает мяч обратно, и Саша с привычной легкостью поднимает его, чеканя. — Ну… раз ты так уверена, у меня есть предложение, — девушка состроила невероятно серьезное лицо, готовое к принятию великих идей. — Давай так: если ты отберешь у меня мяч, то я… Не знаю, сможешь загадать мне все, что угодно… — говорит непринужденно, а взгляд хитрый, лисий, такой, что одно неправильное слово, и он вывернет все против неё. — А если нет? Закономерный вопрос, но смешинок в её голосе ещё больше, чем в его. Маша не игрок по своей сути, но играть с ним ей до безумия нравится. — Ты перестаешь от меня бегать и посмотришь следующую игру на стадионе. — Я не бегаю от тебя! — Ты понимаешь, о чем я говорю, — отмахивается, словно от чего-то очень надоедливого. Продолжает набивать мяч, и этот ритмичный звук начинает действовать на нервы. Лучше бы в барабанщики шел, чем в футболисты. — Ах да… — он деланно задумался. — Никаких свинопасов больше, — честно, с одной стороны, у Маши сейчас из ушей пар повалится, а с другой… вот смотрит она, как он улыбается, как прищуривается от яркого солнца, и желание убивать пропадает. Ну и обаятельный же сучонок. — Ты так изящно решил мне отношения предложить? — Саша неопределенно пожал плечами, поморщившись. — А что тогда? — Скорее, окончательно закрепить их наличие. Предложил я тебе давно, да и ты, кажется, не была против. На несколько секунд зависнув, она закатила глаза так, будто хочет стать лицом объединения самых уставших от этого бренного мира людей. Складывает руки на груди и, прищуриваясь, выдает максимально незаинтересованным тоном: — Любое желание? — Любое, — Саша разводит руки в стороны, наконец, опуская мяч на траву. — Давай же, — вызывающе произносит он. — Могу даже поизучать с тобой законы физики. На практике, как ты и хотела, — с заметный ехидством замечает он, вгоняя девушку в краску. Вот сучок. — Да ладно, я же тоже общаюсь с Матвеем! — и это была, наверное, последняя капля в чаше Машиного терпения. Она тут же предпринимает агрессивную попытку отобрать мяч у неготового к такому резкому повороту событий футболисту. Тот, правда, реагирует молниеносно, заставляя Машу чувствовать себя собакой, которая гоняется за собственным хвостом. Девушка бурчит что-то себе под нос, а парень смеётся так громко и чертовски заразительно, что у неё просто нет возможности не улыбнуться в ответ. Он практически стоит на одном месте, поворачиваясь лишь вокруг своей оси, чтобы прокинуть мяч или укрыть его корпусом, а Маша бесится от этих простых действий так, что щеки скоро надуются. Она цепляется за его одежду, плечи, руки, пытается дотронуться до мяча, но все ее попытки заканчиваются головокружительным провалом: Саша просто сильнее. Он убирает мяч к себе под ногу, стопой прижимая его к поверхности. А Маша… Маша просто не знает, что ещё попробовать, чтобы выиграть. Хотя, честно, она не особо против и проиграть. Правда… один способ отвлечения внимания она все ещё не попробовала. Решение было принято молниеносно. Она за мгновение приблизилась к парню, просто обняла его за шею, порывисто поцеловав. Подобными действиями девушка прежде не славилась, а потому и замешательство молодого человека было практически оправдано. Но и от такого поцелуя у девушки кровь закипала. По телу распространялась дрожь, брызгами расходившаяся в районе затылка. Чувствует, что Саша реагирует, отвечает, перехватывая инициативу и смыкая руки на её талии. Пытается соображать, ухватить именно тот момент, чтобы добраться до дурацкого мяча, но какой там к черту надувной шар, когда он целует её так, что земля из-под ног уплывает. Приживается ближе к молодому человеку, невесомо касаясь линии шеи и скрываясь пальцами в его мягких волосах. Хочет толкнуть мяч, но Саша прекрасно замечает это движение, отодвигая его дальше и прикусывая нижнюю губу девушки. В отместку. Чтобы знала. И самое странное, что ей это нравилось, хотя она бы и никогда не показала подобное. Разочарованно скулит сквозь поцелуй, умудрившись кулаком ударить его в плечо, и тут же разрывает поцелуй, утыкаясь в его шею. Здесь тепло и до дрожи в пальцах хорошо одновременно. — Я выиграл, — доносится тихий шепот откуда-то сверху. А Маша ведь и не расстроилась поражению. *** Когда он просто прикасался к её коже, она забывала, как дышать. Каждую секунду, когда его руки касались её кожи, она горела. Невесомые прикосновения, нежные, кажется, будто и кожу-то не задевают, а ощущение такое, будто электрический ток до костей пронизывает. В легких не хватает кислорода. Губы касаются губ, то ли борясь, то ли извиняясь за все, что могли наговорить. Кожа жжет и неприятно саднит, по венам разливается тепло только из-за их присутствия на радарах друг друга. Так нужно, так рядом, так близко. Сейчас. Маше кажется, что она может погибнуть от его прикосновений. Вспыхнуть ярким пламенем и тут же сгореть дотла. Она уже не особо помнит, как они доехали до его квартиры, не знает, в какой момент он начал целовать её так жадно, будто её губы — это и есть кислород, не уловила она и тот момент, когда начала отвечать ему так, будто он — это её единственная возможность быть живой. Но сейчас ей было абсолютно все равно на это. Ей нравилось, что у них есть это мгновение. Ей нравился сладкий вкус такого вроде бы пресловутого, но такого приятного «сейчас». У них есть только этот момент, и они в нем — это ей нравилось больше всего. Все остальное, по сути, не имеет смысла. Она держится за его плечи, как за спасательную шлюпку, а он прижимает её к себе так осторожно, будто бы она — хрустальная ваза, которая может разбиться от одного неловкого действия. Девушка улыбается, стягивает с него ненужную одежду, с восхищением оглядывая тело. Первая избавляется от своей майки и прекрасно понимает — она его не стесняется. Более того, ей безумно льстит его полностью затуманенный взгляд. В глазах темнее от переполняющего счастья, ощущения полной потери тормозов. Они будто бы летят с огромного склона, развивая бешенную скорость, и летят прямо в пропасть, в которую никогда не упадут. Адреналин кипятит кровь, сердце стучит так часто и громко, будто уже готово вырваться из своей клетки. Дыхание смешивается между их телами, тяжелые вздохи наполняют пространство. Руки очерчивают изгибы тел, неосязаемые огни медленно тлеют под кожей. Если можно было бы сравнить эти ощущения с чем-то, то молодые люди бы явно сравнили это с действием очень сильного наркотика. Только такой огромный кайф вызывают вовсе не специальные вещества, а близость человека, привязанность к которому возрастает по экспоненте. Легкие в очередной раз ноют от нехватки кислорода, поцелуи прилетают буквально повсеместно, тело пробивает электрическими разрядами. Наверняка, на чьей-то бледной коже останется пара фиолетовых синяков. Но, Господи, это чертовски неважно сейчас. Маша слишком часто делала то, что должна. Слишком часто сомневалась и выносила мозг себе и окружающим. Сейчас ей казалось, что, если очень сильно чего-то хочешь, нужно это делать. В противном случае потом будет поздно. Жизнь слишком коротка, и Маше хотелось провести её с тем, с кем она действительно этого хочет. Из приоткрытых штор в комнату проникал тусклый фонарный свет, безмятежный вечер окутывал город. И все, вроде бы, как обычно, только вот как раньше уже не будет.