Not your hyung anymore

Чонгук заворожённо наблюдает за тем, как красиво движется пышная попка Чимина, пока мальчик неторопливо бредёт по комнате. На нём из одежды только какая-то старая футболка, уже явно короткая ему, да трусики-стринги. Обыкновенные, чёрные, без пресловутых рюшечек и бантиков, он ведь, в конце концов, мужчина. Чонгук настаивал на их покупке, ведь то, что он видит сейчас перед собой, абсолютно драгоценно, и это очарование нельзя скрывать под тканью трусов. Не в его присутствии. Он должен наслаждаться видом своей малышки сполна. Мягкие, но такие упругие половиночки перекатываются с каждым шагом Чимина, а тот, паршивец мелкий, выхаживает перед ним по комнате, словно грациозная лань. Специально ведь дразнится, нарывается, блядь такая. — Ну и как тебе то, что ты видишь? Мне кажется, я хорошие трусики выбрал, да, Чонгуки? — мурчит Чимин, пристраиваясь на кровать рядом со старшим. Забивается к нему под бок, утыкаясь мордашкой куда-то в шею. — Без них лучше, — смеётся Чонгук. — Они скрывают твою прелестную дырочку, а ты знаешь, я хочу всегда видеть её. Чимин в ответ только смеётся тихонько, выдыхая тёплые потоки воздуха в челюсть старшего, а потом вдруг вскакивает и всё ёрзает на кровати, пытаясь усесться на Чонгука. Тот непонимающе глазеет на младшего, но помогает ему удобнее устроиться где-то в районе своего живота. Пак оборачивается, смотрит на старшего с хитринкой в глазах и выгибается, отклячивая свой мягкий зад. Чонгук потрясённо выдыхает и опускает большие ладони на округлые половиночки, пару раз помяв их. Чимин заводит руку за спину и аккуратно отодвигает полосочку ткани, забившейся между ягодиц, в сторону, открывая вид на самое сокровенное, такое драгоценное для Чонгука. Всегда гладко выбритая нежно-розовая дырочка оказывается прямо перед его лицом, и Чон стонет, запрокидывая голову. — Нравится? — тихонько и будто бы даже смущённо интересуется мальчик, выгибаясь и раскрываясь перед старшим ещё сильнее. — Драгоценная, — Чонгук тяжело дышит, лишь только глянув на этот блядский зад вблизи. Эта чудесная, воздушная задница буквально является его слабостью, его странностью, его безумием. Называйте это как хотите, но Чимин с уверенностью может сказать, что его ягодички Чон уже давно возвёл в культ для себя. Эта одержимость пугает, но так же льстит мальчику. Чонгук ежедневно осыпает его попку миллионами комплиментов, а потом присасывается к ней, не желая оставлять хоть малюсенькое местечко, не украшенное укусами и засосами. Старший хочет, чтобы Чимин всегда был помечен им, всегда знал, кому принадлежит целиком и полностью. Чимин ведёт бёдрами, сначала подаёт их вперёд, а после нос Чонгука оказывается практически вжатым в расселину между половинок. — Что ты делаешь? — полузадушенно интересуется он. — Ты знаешь, что Хосок-хён дома? Чимин только кивает, протянув сладкое «конечно знаю», но движений не останавливает. Максимально отклячивает зад, ложась грудью куда-то на пах старшего, и буквально заставляет Чонгука смотреть на маленькое сморщенное отверстие. — Разве ты не хочешь вылизать меня, Чонгуки? — мяучет он, растягивая слова, будто бы канючит. — Потрогай, смотри, какая она гладенькая. Я хотел сделать тебе приятно. Разве тебе не нравится? Чонгук чувствует, как что-то внутри с треском ломается. Кажется, это было его самообладание. — Что ты, блять, творишь? Ты хочешь трахаться прямо сейчас? Мой брат дома. — Хочу, чтобы ты вылизал меня, ну пожалуйста. Я смогу кончить только от этого, правда, и буду тихим-тихим. Пожалуйста? — Ты никогда не бываешь тихим, и мы оба об этом знаем, — мурлычет Чон, наконец касаясь сладкой дырочки пальцем, на что получает тяжёлый выдох и повиливание задом. — Я буду, я правда буду самым тихим. Ты же всегда можешь заставить меня замолчать, — заговорчески шепчет Чимин, посматривая на старшего из-за плечика, дабы убедиться, что производит нужный эффект. А Чон уже готов на всё, что попросит этот засранец. У мальчика всегда есть отличные методы воздействия на него. — Я ещё с утра должен был догадаться о том, что в твою дырку нужно засунуть пробку. Твой зад нельзя оставлять пустым, да? — Чимин мягко смеётся и кивает, ёрзая от щекочущих прикосновений к своей дырочке. — Не слышу. — Да, Чонгуки, нельзя. Ты знаешь, как я люблю заполненность. Чон корябает ногтем сморщенное отверстие, в ответ получая недовольное шипение. — Продолжишь и дальше называть меня «Чонгуки» – пойдёшь баиньки незаполненный и неудовлетворённый. — Ты такой скучный, хён, — будто бы недовольно бурчит Чимин, на самом деле обожая уважительно обращаться к старшему. Разница лишь в год, а по ощущениям – все пять. Чон тянет мальчика на себя за бёдра, заставляя его чуть попятиться, чтобы в конечном итоге ощутить, как сбившееся дыхание старшего опаляет всю его промежность. Ему уже немного душно, несмотря на то, что он почти раздет. Чон только коснулся его, а мальчишеская медовая кожа будто бы горит под сильными руками. Чимин позволяет себе стянуть футболку и отбросить её куда-то на кровать. Чонгук оттягивает полосочку ткани в сторону, целует его в копчик, высовывает язычок и ведёт мокрую дорожку вниз, к самой дырочке, после дуя на влажную кожу. Бёдра мальчика слабо дрожат, он такой до ужаса чувствительный, когда Чонгук действует вот так — медленно, со знанием дела, будто бы дразня и без того изголодавшегося до ласк малыша. Большие ладони находят себе место, цепляясь за округлые половинки. Чон уверенно сжимает мягкую плоть, мнёт их в руках, чуть не закатывая глаза от удовольствия. Наблюдать, как твои пальцы проваливаются в эти воздушные ягодицы, — лучшее занятие для парня, и он не отказывает себе в удовольствии рассматривать впадинки от своих пальцев. Красиво. Наверняка останутся приятные взгляду отметины. Чимин нетерпеливый, как и всегда абсолютно своевольный и жадный. Жмётся ближе, крутит своей задницей, норовя уткнуться ей прямо в лицо старшего. Пытается скинуть с себя сильные руки, привлечь наконец внимание Чона. — Не ёрзай, — недовольно хрипит Чонгук. — Такой вечно нуждающийся, что это почти отвратительно. Чимин отзывается мычанием. Он утыкается мордочкой куда-то в бёдра Чона, чтобы его крупная задница была максимально отклячена. — Как я могу не ёрзать? — Чимин в самом деле хныкает, такой маленький и очаровательный. Как Чон может не уделять ему внимание? Он ведь такой милый для него в этих маленьких, узеньких трусиках. — Я недостаточно хорош для тебя? Недостаточно хорошая задница, да? Чимин хитрит, зная, что должно сработать. Пытается отползти, вырваться из крепкой хватки. Его показушные обиды — лучшее средство для манипуляции. — Прекрати давить на меня, маленький засранец, — Чон снова подтягивает мальчишку к себе и вгрызается в его задницу, по ощущениям, собираясь оторвать от неё кусок. — Ты лучше меня знаешь, что тебе необходим мой язык внутри твоей тугой задницы, поэтому не выёбывайся. Чимин взвизгивает, когда старший оттягивает его трусики, и полоска ткани упруго хлещет его по чувствительной дырке. — Закрой рот. Ты должен быть очень тихим. Не хочу слышать ни единого звука. Когда маленькие трусики наконец оказываются стянутыми, теперь оказываясь в районе его коленок, Чимин довольно виляет попкой, просовывая руку себе между ног и пробегаясь пальчиками по поджавшимся яичкам. Мнёт их, перекатывая в ладошке, пока Чонгук присасывается к его чувствительной промежности, втягивая кожу. Чиминов миниатюрный член слабо подёргивается, начиная заметно твердеть под игривыми прикосновениями, и мальчик пару раз проходится по нему ладошкой, легко надрачивая, желая скорее довести себя до полностью возбуждённого состояния. Чон скребёт зубами по промежности, слюнявит её, позволяя излишней вязкой субстанции стекать на розовые яички. Сосёт чувствительное местечко, чувствуя, как откровенно трясётся мальчишка, не в силах справляться со своими эмоциями. Слишком хорошо и слишком плохо одновременно. Он пыхтит, вжавшись лицом в чоновы ноги, и отчаянно пытается быть тихим для старшего. Тот уже лижет его промежность, щекочет языком, скользит им до самых яичек, касаясь их лишь самым кончиком. Цепкие пальцы Чимина пытаются уцепиться хоть за что-то, и он сжимает в маленьких лапках покрывало, выкручивая его, когда Чонгук начинает дразнить его редкими короткими мазками по самой дырочке. — Хён, — тихонько просит он, двигаясь ещё ближе, но Чонгук отстраняется, заставляя младшего выпустить мяукающий разочарованный звук. — Тихо. Сиди спокойно. — Но я хочу больше, — ноет он, скуксившись. Оборачивается на Чона, слезящимися глазами смотря на старшего. — Почему ты дразнишься? Чон хмыкает, сладкая ухмылочка появляется на его лице, когда он проводит большим пальцем по сморщенному отверстию, слегка надавливая, а потом оставляет на нём маленький поцелуй. — Не канючь. Ты знаешь, на меня это не подействует. Что нужно сделать, малыш? Чимин дёргается назад в попытке насадиться на палец, которым старший снова трёт его розовенькую дырочку, но тот не позволяет, кидая на мальчика осуждающий взгляд. — Ты говоришь, что мне нужно лишь попросить, — голос Чимина чуть хриплый, но всё ещё больше похожий на мягкое мяуканье. Он хлопает глазками, пытаясь выглядеть безобидным малышом, которому положено во что бы то ни стало дать всё, чего он только пожелает. — Но я просил, а ты только дразнишь меня. — Ты думаешь, что просил меня хорошо, детка? — Чонгук лениво потирает большим пальцем чиминову промежность, откинувшись на подушки. Его лоб покрыт лёгким слоем пота от плохо сдерживаемого напряжения, а яркие, только что выкрашенные в красный волосы, выглядят влажными в районе его чёлки. — Был вежливым и показал, как сильно ты нуждаешься во мне и моём языке в твоей сладкой дырочке? Разве я такой злой и смог бы отказать тебе, если бы ты был чудесным маленьким мальчиком и хорошо попросил меня? — Но я был, хён. Смотри, как я нуждаюсь в тебе, — Чимин отрывает грудь от чоновых ног, перенося весь вес только на колени, и разводит ладошками свои половинки ещё сильнее, демонстрируя свою сжимающуюся дырку. — Как отвратительно я тебя воспитал. Всё, что ты можешь сделать, это продемонстрировать мне свою задницу? — Чимин теряется. Мягкие прикосновения так сильно отвлекают его, что он не особо способен соображать, но предательские слёзы наворачиваются на его глаза. Почему Чонгук так говорит? Разве он сделал что-то не так? Чон тем временем тянется к своим штанам, приспуская их и давая мальчишке время на размышления. Малыш стоит на четвереньках, выглядя абсолютно потерянным. Он испуганно вертит головой, посматривая на старшего. Что от него хотят? Он недостаточно хорошо дал понять, что он в самом деле нуждается в языке Чонгука? Чон отвлекается на себя, наконец стягивая боксёры, и пару раз размашисто проводит по своему члену, отодвигая крайнюю плоть и наблюдая за своей покрасневшей, влажной головкой. Вторую руку он оборачивает вокруг аккуратного мальчишеского члена, мягко теребя двумя пальчиками головку, и тот разводит ноги ещё шире, подставляясь под прикосновения. Он двигает руками по обоим членам в одном ленивом темпе, лицом почти уткнувшись мальчишке между ног. Наслаждается маленькими мурашками, бегущими по чиминовой заднице, рассматривает мягкую, бархатистую кожу, не отказывая себе в желании немного поиграть с его яичками. Тишина затягивается. Чонгук терпеливо ждёт, а Чимин отключается, фокусируя своё внимание на крупной ладони, сжимающей его потяжелевшие яйца. — Я не начну, пока не пойму, что ты в самом деле нуждаешься в этом, — как бы невзначай говорит Чонгук, выпуская из ладони яички и опуская её на мягкую чиминову ягодицу, чтобы насладиться этой потрясающей упругостью. Он уверенно водит по своему твёрдому члену, играется пальчиком с уретрой, дурея от того, насколько его член чувствителен к подобным ласкам. Мальчик испуганно и жалобно смотрит на него, наблюдает, как Чон начинает интенсивнее двигать рукой по своему члену, ловя определённый ритм. — Но я не знаю. Пожалуйста? Хён, я правда хочу почувствовать твой язык в себе. Вылижи меня, пожалуйста. Я ведь... я был тихим. Я старался быть тихим для тебя. Пожалуйста? Тактика использования множества «пожалуйста» кажется самой правильной. Говорить «пожалуйста» значит быть вежливым, правильно? Это то, что он должен был сказать? Чонгук мягко улыбается, продолжая мять в руке воздушную половинку, и достаточно резко дрочит себе, сильно сжимая свой крепкий член. Чимин улавливает хитринку в чёрных глазах старшего и хнычет, сжимая-разжимая дырочку, мол, смотри, какая она незаполненная. — Продолжай в том же духе, и мы закончим на этом, — язвительно проговаривает старший, облизав участок кожи на оттопыренных ягодицах. — У тебя времени до момента, пока я не кончу. Дальше мы отправимся спать, не зависимо от того, будешь ты со стояком или без него. То выражение лица, что Чонгук видит после сказанных им слов, старший не сможет описать никакими словами. Всё, что можно испытывать, смотря на эту испуганную мордашку, это жалость. Но Чонгуку не жаль его. Он совсем недавно чётко говорил о своём желании, и, будь Чимин чуть внимательнее, он бы соображал, что от него хотят. Поэтому ни один мускул не дёргается на чоновом лице, пока мальчик, обернувшись, растерянно пялится на него. Шестерёнки внутри головы Чимина начинают шумно двигаться, запуская механизм. Он старается собрать все мысли в кучку, но те предательски разбегаются, стоит Чонгуку начать облизывать его яички. Мальчик пыхтит, кусает губу, стараясь не быть особенно шумным, и усиленно соображает. Он слышит чавкающие звуки за своей спиной, Чон дрочит себе в быстром, уверенном темпе, и нет никаких сомнений, что ещё пара минут, и он дойдёт до своего пика. Чимину так страшно. Он рискует улечься спать со своим крепким стояком, и Чонгук не постесняется запретить ему спать голышом, самолично запихнув его член обратно в стринги. Но это не самое страшное. Он боится, что сейчас и правда упускает что-то важное. Что он мог забыть? Как стоит просить? Может, нужно не канючить, а предложить себя? Предложить, как аппетитное блюдо. Чонгук ведь никогда не любит, когда тот ноет, выпрашивая что-то. — Хён? — М? — Хён, смотри, — неловко шепчет Чимин. Это как-то совсем постыдно даже для него. — Я хотел бы показать тебе свою дырочку. Ты мог бы вылизать её. Я как следует приготовился сегодня. С утра тщательно вымыл себя, ты можешь проверить, если хочешь, — голос ощутимо дрожит и временами срывается на какой-то писк. Чонгук ухмыляется, выслушивая все эти речи. — И я также хорошо побрил её, чтобы тебе было приятно, хён. Не хотел бы ты вылизать её? Чонгук занят тем, что массирует свои тяжёлые яйца, смотря прямо на маленькое отверстие мальчика. — О, несомненно я хотел бы, малыш, но ведь именно ты лишаешь и себя, и меня этого приятного занятия. Как много времени тебе понадобится, чтобы сообразить? Я еле держусь, чтобы не кончить, но ты знаешь, смотря на твою попку, сложно сдерживать себя. Чимин в отчаянии. Он взмок, испытывая такое дикое напряжение. Рот Чонгука находится в нескольких сантиметрах от его промежности, но Чон удерживает его на грани, не позволяя получить заслуженное удовольствие. Это ранит. Мальчик так расстроен, так разочарован, он не знает, что ему делать, и Чимин прикрывает глаза, ощущая, как под плотно прикрытыми веками скапливаются слёзы. Он не хочет расплакаться прямо сейчас, это абсолютно по-детски и глупо, но буквально несколько минут отделяют его от того, чтобы превратить этот чудесный вечер в полный провал, и он даже не в силах понять, из-за чего именно. Чимин хлюпает носом и сползает с Чонгука, усаживаясь рядом с его ногами лицом к старшему. Тот продолжает двигать рукой по своему члену, ничуть не удивляясь разбитому виду мальчика. Нетрудно было догадаться, что всё закончится этим. Это был лишь вопрос времени. Чимин слишком чувствителен и раним, чтобы выдерживать такое давление. — Я правда не знаю, хён, — маленькие ладошки нетерпеливо смахивают слёзы, аккуратными дорожками сбегающие по мягким щекам. — П-почему ты не скажешь мне, что я должен сделать? Я ведь... я хорошо просил, правда? Я был вежливым, и я-я не знаю, что мне следует сделать. Мне так сильно жаль. Плохо сдерживаемые всхлипы вырываются из его горла, и Чонгук умиляется. — Иди сюда. Чимин оказывается лицом к лицу со старшим, и тот, наконец оторвавшись от своего занятия, обхватывает мокрую от слёз мордочку. — Давай я дам тебе подсказку, да? А ты постараешься сообразить сам. Помнишь день, когда мы выбирали тебе трусики? — Чимин кивает, вспоминая, сколько разных вариантов они пересмотрели. Остановившись на классических чёрных, они также выбрали ещё множество трусиков, но решили проверить, действительно ли мальчику будет комфортно в подобной модели. Конечно, он помнит этот день. — Там были одни стринги, которые мне очень понравились. Белые, в маленькую сеточку, помнишь? — Чимин вновь кивает. Они были чересчур женственными, и, даже если ему они тоже нравились, мальчику было стыдно признавать это. На этом Чонгук заканчивает, многозначительно смотря на мальчика. Это всё? Этого должно быть достаточно, чтобы он всё понял? Чимин судорожно вспоминает момент, когда они увидели эту модель. Чону они понравились моментально, и он уговаривал младшего купить их, пока тот упорно сопротивлялся, говоря, что ему нужно что-то более классическое, более сдержанное. Правильно? Правильно. А Чонгук тогда говорил, как хорошо его аккуратный член будет смотреться, чуть просвечиваясь через трусики. И его попочка будет выглядеть такой красивой. Он будет выглядеть, как прекрасный, нежный мальчик. Чимин поднимает на старшего взгляд, сосредотачиваясь. Мальчик как сейчас помнит сказанную старшим фразу: «Ты будешь выглядеть особенно хорошо в этих трусиках, но, знаешь, в любых стрингах ты будешь обязан называть меня в постели „оппа”» Он обмолвился этой фразой, а Чимин принял это за шутку, дико смутившись и постаравшись быстро сменить тему и уйти от смущающего разговора. — Я думаю, что я понял, — аккуратно шепчет Чимин. — Могу я попросить тебя ещё раз? — Чонгук кивает, большим пальцем оглаживая его скулу. Мальчик смущается и смотрит куда-то в подбородок старшего. — Можешь, пожалуйста, вылизать меня, оппа? Это слово даётся крайне сложно обоим. Чимин дико краснеет, желая провалиться сквозь землю, а Чонгук затаивает дыхание, чувствуя, как дёргается его оставленный без внимания член. — Смотри на меня и повтори ещё раз. Чимин нерешительно смотрит старшему в глаза. Чонов взгляд абсолютно устрашающий и голодный. — Пожалуйста, вылижи меня, оппа. — Ты ещё никогда не звучал так прекрасно, как сейчас, детка. Мне потребовалось столько времени, что я правда готов был кончить. Можешь возвращаться обратно, чтобы оппа хорошо вылизал твою маленькую дырочку. Теперь я вижу, как сильно ты нуждаешься во мне, моя прелестная детка. Чимин вспыхивает сильнее. Это так постыдно, но одновременно с этим так приятно, слышать, как Чон называет себя его оппой. Чонгук помогает младшему принять нужную позицию. Того слабо потряхивает, и его ноги уже ощутимо разъезжаются. Но Чон держит крепко, притягивает за бёдра плотнее к себе и обильно сплёвывает на дырочку, наблюдая, как слюна стекает по промежности. Яички мальчика поджимаются в ответ на эти действия, и Чон позволяет себе взять их в рот, сразу оба, перекатывая их во рту язычком и раздразнивая чувствительное местечко. Он оттягивает их, позже с шумным чпоком выпуская изо рта, заставляя Чимина судорожно ловить ртом воздух, всё ещё оставаясь тихим, как послушная маленькая детка для оппы. Ладони тянут половинки в разные стороны, и Чон уверен, чиминова маленькая дырочка ещё никогда не была такой открытой для него. Он приближается к ней лицом, высовывая язычок, и щекочущими, отрывистыми движениями водит по дырочке. Не достаточно сильно, чтобы Чимин начал испытывать реальное удовольствие, но в самый раз для того, чтобы удерживать того на грани, дразнить, мучать. Все движения Чимина пресекаются, Чонгук держит крепко, и весь контроль сосредоточен в его руках. Не помогают даже слабые хныканья, которые издаёт малыш, будучи уверенным в том, что сможет разжалобить старшего. Но тот ещё не наигрался, поэтому это бесполезно. — Как сильно тебе нравится то, что делает оппа? — наконец совсем прекращая движения язычком, интересуется старший. Мальчишеский член выглядит напряжённым и явно оставленным без какого то ни было внимания. Он приобрёл более насыщенный оттенок, а головка обильно сочится. Предэякулят капает с него, растягиваясь в тоненькие ниточки. На футболке Чонгука точно образуется пятно. — М-мне нравится, мне правда сильно нравится, оппа. Но... не мог бы ты двигаться побыстрее, пожалуйста? — стараясь сохранять всю присущую ему вежливость, тихонько бормочет мальчик. — Конечно, детка, всё, что захочешь, — издевательски тянет старший. Он вновь ныряет лицом между половинок, касаясь дырочки самым кончиком, и начиная быстро-быстро порхать по нему язычком. Чон представляет, насколько разбитым будет выглядеть мальчик после этого. Конечно, тот уже хочет быть вылизанным изнутри, Чонгук прекрасно знает это, но ведь так приятно играться с и без того натянутым в струну тельцем. Старший продолжает щекотать дырочку язычком, а двумя пальцами потирает влажную головку, заставляя малыша дёргаться в его руках, пытаясь то насадиться на язык, то толкнуться в руку Чонгука. Но тот смеётся, оставляя прекрасное тело без какого-либо внимания, получая в награду полный разочарования выдох. — Что... что я делаю не так, оппа? Я был хорошим. Я ведь... я ведь попросил, пожалуйста, — скулит он, уже почти не способный мыслить здраво. — Ты всё сделал хорошо, малыш. Оппе просто нравится дразнить тебя. Ты становишься таким податливым для меня. Наконец Чонгук решает, что с мальчика хватит, иначе тот и в самом деле подумает, что причина бездействия старшего в нём, и начнёт корить себя. Он берёт в руку его аккуратный, мокрый член и лижет, ведя языком от головки, по стволу, яичкам, промежности, и до самой дырочки, вновь сплёвывая достаточное количество слюны в качестве смазки. Дырочка ощутимо сжимается от этих действий, и Чонгук смеётся, всё ещё находясь своей красной макушкой у младшего между ног. — Обхвати половинки и держи свой зад раскрытым для меня. Чимин выполняет. Ему приходится распределить вес между коленями и грудью, но он не жалуется. Освободив обе руки, Чон получает больше возможностей для качественного римминга. Дырочка малыша пока ещё совсем сжата, и Чонгук оттягивает края отверстия большими пальцами обеих рук, позволяя тому немного раскрыться, чем старший и пользуется. Он напрягает язык и скользит им в тугую сладкую дырочку, используя все свои ранее приобретённые умения, чтобы доставить максимальное удовольствие. Чон входит лишь самым кончиком и сразу старается шевелить им, разрабатывая тугие стеночки. Чимин дышит через рот, широко раскрыв его. Ощущение движущегося языка в твоей заднице не сравнится ни с чем. Он бы рад немного подрочить себе, потому что его член отчаянно дёргается, прося ласки, но его руки заняты, и Чимин лишь раздосадованно скулит, насаживаясь на язык. Чон то высовывает язык, то снова проскальзывает им внутрь, всё ещё держа дырку как можно более раскрытой для себя. Стенки поддаются его напору, расходятся в стороны, позволяя языку вталкиваться внутрь уже на половину, и Чонгук максимально сильно шевелит им внутри, слыша плохо сдерживаемые чиминовы хныканья. Тот отчаянно цепляется за собственный зад и трясётся, не способный выдерживать этого. Обильно выделяющаяся слюна стекает по подбородку Чона и по яйцам младшего, и Чимин почти визжит, когда старший собирает её языком, мазнув по чувствительным яичкам, и заталкивает обратно в отверстие. Нужды в удерживании дырочки раскрытой с помощью пальцев больше нет, она и так отлично расходится под давлением языка, и Чонгук опускает руки на ягодицы Чимина, разводя их ещё шире. Он лижет трепещущее отверстие, играется с припухшей каёмочкой, когда младший, освободив руки, тянется к своему члену, хватая отчаянно сочащийся ствол ладошкой. В качестве наказания старший проходится зубами по чувствительной дырке и отрывается от неё. — Убери свои руки. Ты уверял, что кончишь без них. Ты соврал оппе? — Я не... Нет, конечно нет. Просто я... — Можешь теребить свои чувствительные сосочки, сколько влезет, а к члену не прикасайся. — Ох, спасибо, оппа, — уже гораздо смелее произнося это слово, благодарит Чимин. Соски всегда были его слабым местом. Поэтому сейчас, зажимая обе твёрдые горошинки пальцами, он стонет, тут же испуганно пряча лицо в ногах старшего. Но тот лишь смеётся, целуя его в ягодицу. — Тебе стоит закрыть рот, если не хочешь, чтобы Хосок-хён посчитал тебя маленьким похотливым мальчиком. Кажется, — мурлычет Чон, время от времени лениво облизывая раскрытую дырочку, — он в самом деле думает, что ты невинный ангел. Мой брат такой дурак, правда? Чимин ничего не отвечает, увлечённый потиранием своих возбуждённых сосочков. Он дразнит самого себя, аккуратно поглаживает горошинки самыми кончиками пальцев. Ему приходится стоять на коленях и локтях, чтобы как-то удерживать равновесие, но это не мешает ему доставлять себе удовольствие, пощипывая торчащие соски. Чон лижет его дырку, а та жадно распахивается, требуя внутрь его язык. Но Чонгук не спешит удовлетворять потребности младшего, и вжимается в дырку губами, всасывая чувствительную кожу в себя. Чимин всегда был особенно податлив, стоило только Чонгуку начать посасывать его отверстие, вот и сейчас он хрипит, выгибаясь под немыслимым углом, и пихает свой зад ещё ближе. Как будто это, блять, вообще возможно. Чон заставляет его неконтролируемо дёргаться, шипеть и хрипеть, срываясь на бешеный скулёж. Он сосёт со знанием дела, помогает себе языком, там, во рту, дразня каёмочку самым кончиком, а потом неожиданно вталкивает внутрь язык, натягивая на него мальчика. Тот почти переходит на рыдания, когда язык входит так глубоко. Это чувствуется так чертовски хорошо. Чонов язык трахает его зад, и старший помогает себе, безжалостно дёргая мальчика за бёдра, чтобы вжать его зад в своё лицо. Чонгуковы губы такие мокрые, насыщенно-малиновые, касаются кожи вокруг дырочки каждый раз, когда он вдалбливается языком до предела. Чон вылизывает его изнутри, двигает языком, поглаживая мягкие стенки, и Чимин больше не сдерживается. Падает лицом в ноги старшего и рыдает, абсолютно не способный держать эмоции в себе. Он буквально находится на самом пике, но всё ещё не достиг главной точки, вынужденный балансировать между мучительным удовольствием и оргазмом. Слёзы льются по его щекам, пока он, как умалишенный, изо всех сил дёргает за свои соски, чувствуя чонов язык так чертовски глубоко в себе. Так горячо, так мокро. Слюна бешеными потоками льётся по его промежности и отвратительно хлюпает при каждом движении Чонгука. Он сам умудряется рычать и отчаянно мычать в процессе, поражённый потрясающим вкусом. Чимин всегда чувствуется для него приятнее любой сладости, и он не отказывает себе в удовольствии высасывать из мальчика все соки. Он снова припадает к дырке и сосёт, издавая чмокающие звуки. Руки всё ещё отчаянно цепляются за воздушный зад, раскрывая его так чертовски сильно. Дырка трепещет, бешено сжимается и разжимается, когда Чонгук отлепляется от неё и любуется произведённым эффектом. Вся промежность Чимина залита слюной и отвратительно блестит, пока само отверстие выглядит открытым и нуждающимся. Отчаянно, блять, нуждающимся в его языке. Чон слышит приглушённые рыдания и награждает мальчика поцелуем в ягодицу, позже кусая место поцелуя, оставляя очередной след от зубов. — Это слишком для тебя, детка, или я могу продолжить? Ты выглядишь, как чёртов беспорядок, — потрясённо выдыхает Чонгук, когда мальчик поворачивается к нему. Такой зарёванный, такой податливый и зависимый только от Чона. — Пожалуйста. П-продолжай, ах, пожалуйста, оппа. Чонгук хмыкает. Конечно мальчик никогда не откажется от такого удовольствия, ему стоило догадаться раньше. Он вновь легко скользит внутрь мальчишеской задницы, набирая темп. Движется резко, трахает податливо раскрывающуюся дырку языком, слыша мягкие поскуливания. Чимин отчаянно машет бёдрами, ужасно мешаясь, на самом деле, но Чонгук позволяет ему и это, чувствуя отчаяние мальчика. Тот натянут, как струна, выгибаясь от удовольствия. Он уже не трёт соски, а просто зажимает их пальцами, не способный соображать, зачем он это делает. — Боже, пожалуйста, пожалуйста, — нетерпеливо просит он. — Я почти, ах, боже, я уже почти... И Чонгук не может сопротивляться разрушенному мальчику. Ему приходится раскрывать зад только одной рукой, а вторую опустить на мальчишеские яйца, в бешеном темпе трахая его своим языком. Яички потяжелели и поджались, все мокрые и нуждающиеся в том, чтобы наконец опустошиться, и Чонгук, не жалея мальчика, оттягивает и выкручивает их, двигая языком глубоко внутри его прохода. — Ах, блять, — визжит Чимин, наплевав на то, чтобы быть тихим. Как он, чёрт возьми, должен сделать это? — Ещё, ещё, пожалуйста, блять, да. Чон тянет за яйца сильнее, и с отвратительными причмокиваниями вылизывает его дырку, трахает мощно и безостановочно. И, стоит ему лишь коснуться чиминовой алой головки, начав растирать её пальцами, Чимин издаёт задушенный звук и наконец кончает. Член отчаянно брызгает спермой, продолжая делать это так до одури долго, что Чону почти жаль мальчика. Но он не отпускает головку, и всё так же вытрахивает дырочку языком, желая выжать из Чимина всё до последней капли. Он отстраняется только тогда, когда Чимин почти кричит разрушенное «больно», и Чонгуку приходится выпустить из пальцев его головку. Чон лижет его конвульсивно сжимающуюся дырочку, даря расслабляющие, приятные ощущения, еле удерживая мальчика стоящим на коленях. — Как ты, детка? Мне стоило быть сдержаннее? Чимин не отвечает несколько секунд, занятый тем, что сползает с чонгуковых ног и укладывается на кровать, позволяя Чонгуку подтянуть его к себе, повыше. — Ты затрахал меня до полусмерти своим языком, — честно признаётся мальчик и зарывается лицом в одеяло, продолжая, — оппа. Чонгук мягко смеётся. Ему самому ещё предстоит разобраться со своим стояком, потому что мучать сейчас мальчика будет абсолютно негуманно. Он натягивает боксёры со штанами обратно, усаживаясь поудобнее и приобнимая мальчика. — Повтори ещё раз, — Чимин утыкается лицом ему в шею и мурлычет сладкое «оппа». — Больше не позволю тебе называть меня «хён», теперь только «оппа», и ты знаешь, что я не шучу. Чимин на самом деле, не особо его слушает, но эту важную вещь запоминает. Он больше не выдержит, если Чонгук однажды решит помучать его таким образом вновь. — Мгм, оппа. Буду называть тебя так при Хосок-хёне. Вот он удивится, — хихикает Чимин. Чонгук только мягко перебирает его влажные, спутанные волосы, отмечая про себя, что неплохо было бы сходить постричь мальчика, а то чёлка закрывает уже половину лица. — Пойдём, нам нужно в душ. Будем отмывать тебя, а я разберусь со своим стояком, иначе, боюсь, я не сдержусь, а второго раунда твоя дырочка не выдержит, — Чонгук тянет его за собой, пытаясь поднять с кровати размякшее тельце. — Давай, поднимай свой мягкий зад. — Ты можешь отнести меня и на руках, ты же мой оппа, — озорно посматривая на старшего, заявляет Чимин. Чонгук умиляется с этой картины. — Давай, принцесса, поднимем тебя на ручки, — воркует Чонгук. Когда Чон несёт мальчика по комнате, он слышит поспешные шаги, а затем звук захлопнувшейся двери соседней комнаты, и обещает себе завтра провести воспитательный разговор со своим хёном. Шпион хренов.