Всё могут короли

Плотно задвинув шторы, Чунмён спешно избавился от пальто и рубашки, в которых был на приёме, и натянул на себя подаренный Чонином свитер. Он понимал, что выглядел глупо в своём желании хоть так имитировать прикосновения и объятия любимого человека, но сейчас он совершенно не хотел с этим бороться. Наполнив стакан джином до краёв, Чунмён поставил его на тумбочку у своей кровати, а потом вынул из комода журнал, оставленный ему когда-то Кёнсу. В тот день они впервые познакомились, случайно, почти невероятно. Чунмён помнил тот вечер до мельчайших деталей. Каждый раз, начиная мысленно перебирать эпизоды, из которых сложилась их первая встреча, Чунмён поражался тому, как много обстоятельств сошлось в одном месте и времени. Он вообще мог бы не поехать, если бы не Тэён. И если поначалу Чунмён был даже немного зол на него, сейчас он чувствовал только горячую благодарность. Тэён невольно подарил ему лучшие на свете чувства. И чем дольше Чунмён с ними жил, тем меньше хотел расставаться. Любовь пугала его только поначалу. И пусть времени прошло немного, в масштабах вселенной и вовсе миллиардные доли секунды, он уже научился черпать в своих чувствах силу и энергию, чтобы продолжать жить и действовать. Чунмён научился подпитывать себя тем жаром, который излучал Чонин. Он начал ставить перед собой цели, которые так или иначе учитывали его чувство, его любовь и его любимого человека. Чунмён хотел ещё научиться получше скрывать свои чувства, чтобы не подвергать Чонина опасности. Впрочем, вся его жизнь располагала к тому, чтобы освоить и этот навык как можно быстрее. Чунмён до сих пор помнил свои эмоции от танца Чонина на сцене. Он хотел бы видеть это каждый день и понимал, что долго не выдержал бы. Зависимость от таланта Чонина напоминала ему наркотический дурман. Он хотел больше, хоть и понимал, что это убьёт его. Конечно, он умер бы не буквально, но он не мог посещать репетиции и все представления Чонина, он не мог привлекать внимание к своему интересу. Любой хоть немного наблюдательный журналист заметил бы, что наследник зачастил в театр, сложил бы два и два и получил ответ, который потом мог бы обеспечить его жизнь так, что и правнукам бы хватило. Но Чунмён мог бы отправлять цветы… Эта мысль не давала ему покоя. И если поначалу он собирался отправлять к каждому спектаклю огромные букеты, то постепенно трансформировал идею до одного цветка. Только такого, чтобы Чонин сразу понимал, кто отправитель. Чунмён уже привычно отложил эту мысль в дальний ящик, чтобы снова вернуться к ней позже. Ему нравилось вспоминать каждый момент их близости, и сейчас он не хотел тратить драгоценное время на вещи менее существенные. Наверное, между ними изначально существовало что-то такое. Притяжение, которое сработало, едва они оказались в поле друг друга. Ничем иным Чунмён не мог объяснить близость, которая возникла с первых же взглядов, с первых слов, которые они сказали друг другу, с первых прикосновений. Чунмён провел пальцами по журнальной странице. Чонин выглядел идеально. И смотрел ему прямо в глаза, пока Чунмён буквально поедал его взглядом. Бэкхён была чертовски права насчёт химии. А ещё они могли проколоться в любой миг. Мысли сделали неожиданный скачок, и Чунмён потянул к себе помятую рубашку, принюхался и вздохнул: он не чувствовал своего запаха, только Чонина. Дахён едва не раскрыла его в очередной раз. И он должен был что-то предпринять. Зоркий глаз мог заметить его крестик в вырезе Чониновой рубашки, его запах на одежде Чонина, его пристальное внимание к гениальному юному танцовщику. Многим хватало и меньшего, чтобы заподозрить связь. Чунмён вздохнул, положил рубашку на подушку рядом с собой и вернулся в мыслях к разговору с Чонином, который состоялся в маленьком кабинете дружелюбного американца Джонни. Чунмён ругал себя за то, что не смог сказать всё, что хотел. Он должен был это сказать, должен был хотя бы предостеречь, предупредить, на что Чонин обрекает себя. Но он не успел, не смог, не нашёл слов... Чонин в очередной раз поразил его, потряс, прорвал его оборону, пообещав быть с ним всегда. Чонин не знал, на что соглашался, но всё равно был готов. Чунмён верил. Чунмён безоговорочно верил не словам, но чувствам, страсти, горечи и боли, которую видел. Он не подозревал Чонина в меркантильности и корысти. Они не могли пожениться, Чунмён не мог открыто дать Чонину богатство и положение. И даже его карьере он не смел бы способствовать открыто. Он ни черта не смыслил в балете, он не знал, чего сам Чонин хотел, но чувствовал, что тот не принял бы помощи. Не в том, в чём сам он был гением. Чунмён и так сделал для него многое. Но если помощь с жильём и документами на опеку над Ханылем Чонин ещё мог принять, то резкий карьерный рывок уже вряд ли. Да и что Чунмён мог ему предложить? Театр получше? Чонин мог воспринять это как попытку услать его подальше. Впрочем, это именно так и выглядело бы. Чунмён понимал, что так было бы лучше. Лучше, в первую очередь, для Чонина. Он смог бы добиться славы, не оглядываясь на роман с кронпринцем, смог бы со временем освободиться от привязанности к нему и найти себе кого-то более реального и свободного. А Чунмён мог бы перестать рисковать. Он бы выгорел изнутри, сдался, умер, сломался… Он стал бы собственной тенью, тогда, возможно, он поддался бы матери, женился, может, даже завёл детей, чтобы было кому передать корону. Он вёл бы себя, как отец сейчас, смотрел бы безжизненным взглядом и пытался призвать сына к порядку. Чунмён сполз по подушке, лёг и закрыл глаза. Он не хотел расставаться с Чонином. Его напрягала любая разлука, он боялся представить время, в котором Чонина вовсе не будет рядом. Он не мог своими руками приближать его, хоть и понимал, что так было бы лучше. Он хотел говорить с Чонином, слушать его, хотел прикасаться к нему, обнимать его, гладить его спину, пока тот сидел бы у него на коленях, прижимался щекой к плечу и что-нибудь говорил… Он же мог позвонить… Чунмён рывком сел, подтянул к себе пальто и вынул из кармана телефон. Во входящих обнаружилось одно новое сообщение: «Приходи на меня посмотреть». - Когда? – спросил Чунмён, едва услышал в трубке сонное «алло». - Что? Что когда? Кто это? – Чонин, похоже, уже спал, как и положено любому человеку с крепкой совестью. - Это Чунмён, - кронпринц улыбнулся. – Извини, я не хотел тебя разбудить. Я просто только что нашёл твоё сообщение. - Мой принц, - голос Чонина тут же изменил окраску, стал ласковым, медово-сладким и тягучим. Чунмёна словно окутало тёплым тяжёлым одеялом. – Мой принц… Ты звонишь мне… Или я ещё сплю? - Ты спишь. Но я всё же звоню, - Чунмён улыбнулся, устроился поудобнее. – Что тебе снилось? - Я хотел бы сказать, что ты… Но ничего, я просто пришёл, упал на кровать – и всё. Я устал сегодня… А завтра ещё репетиции. - Прости… - Нет, нет, ничего, - поспешил заверить его Чонин. – Только не вешай трубку. Пожалуйста, давай просто поговорим… - Хорошо, конечно, давай поговорим, - Чунмён даже испугался немного, столько отчаяния вдруг прозвучало в голосе Чонина. – Я очень хочу поговорить с тобой. Просто я беспокоюсь… - Я понимаю. Но я сильный, я справлюсь, - заверил его Чонин. – Ты только поговори со мной, это придаст мне сил… - Сколько угодно, - Чунмён улыбнулся. – О чём мы будем говорить? - Ты совсем не умеешь разговаривать по телефону, да? - Совсем, - признался Чунмён. – Но я надеюсь, ты научишь меня. - Конечно. Спроси, что я делаю… - Ты спишь. - Уже нет, спроси. - Что ты сейчас делаешь? - Я листаю журнал, представляешь, случайно купил в магазине на сдачу. И там есть совершенно чудесная фотография… - Где я поедаю тебя глазами, я знаю, - Чунмён одной рукой притянул этот журнал к себе. – Моя… помощница, которая помогает мне одеваться, сказала, что между нами химия. Она тоже видела это фото и сказала, что между нами связь. - Она знает? - Нет, она так выразилась, мол, если бы я не знала, то решила бы… Как-то так. - Но тогда ещё ничего не было, - Чонин немного помолчал. – Видимо, это всё равно случилось бы. Ты знаешь… Нет, не так, ты веришь в реинкарнацию? - Я об этом никогда не думал, - признался Чунмён. – Официальная религия её отрицает, а сам я… обычно думал о всяких других вещах. В том смысле, что у меня было полно занятий экономикой, политикой, иностранными языками, фехтованием, боксом… - Господи, ты умеешь боксировать? - Я много чего умею из того, что должен уметь наследник, - грустно усмехнулся Чунмён. – Вальс танцевать умею… - А танго? - О… - Я тебя научу, - Чонин помолчал немного, а потом продолжил: – так вот, о реинкарнации. Ты знаешь, может, это странно прозвучит, но мне показалось, когда я впервые увидел тебя, что я уже давно тебя знаю. Гораздо дольше, чем живу. Я не знал, что ты принц, я даже толком не рассмотрел тебя, когда ты вошёл тогда… Но я услышал твои шаги, почувствовал твой запах и узнал тебя. И мне уже не нужно было то время, что обычно требуется людям, чтобы сблизиться. Я уже тогда знал, что ты мой… - Чонин, так не бывает, - как-то неубедительно пробормотал Чунмён, но Чонин только засмеялся: - Но со мной же было. Не спорь… И вообще, ты можешь не верить сколько угодно. Но зачем-то же ты пришёл за мной. - Я могу тебе сказать зачем, - Чунмён был настроен решительно. – Я влюбился в твою страсть, твою энергию, в твой безумный огонь на сцене. Ты разбил меня… И собрал заново. И я решил во что бы то ни стало познакомиться с тобой, пожать тебе руку… Просто посмотреть на божество сцены вблизи… - Перестань, - теперь уже Чонин изнывал от неловкости. - Не перестану. Я хочу, чтобы ты это знал, - Чунмён тихо засмеялся. – Я ждал тебя, только тебя одного, а пришли все кроме тебя. И Мина сказала мне по секрету, что ты дикарь, что ты не стремишься общаться, что ты замыкаешься в себе. И я решил, что должен тебя найти. - Ты мог бы послать за мной охранника или кого-то из труппы. Но ты пошёл сам… - Потому что ты нужен был мне самому, - признался Чунмён. – Я не хотел улыбаться другим, я хотел посмотреть на тебя не из ложи. И я решил, что должен тебя найти… И нашёл ведь. Ты сидел там, в темноте, и плакал. Я не мог понять, что произошло, почему ты плачешь… - А теперь? Теперь понял? - Теперь понял, - Чунмён сел на постели, запустил руку в волосы. – Чонин, мне нужно обнять тебя. Сейчас, сию минуту. Я хочу обнять тебя и сказать без помощи этого аппарата… - Что ты любишь меня? - И это тоже, - Чунмён спустил ноги с кровати. - Не спеши… Ты уже куда-то собрался бежать. Чунмён, остановись, мой принц, пожалуйста… - Чонин, - Чунмёну словно ведро холодной воды вылили на голову. – Ты так хорошо меня знаешь. Неужели и правда? - Правда, правда… Я знаю тебя дольше, чем мы живы. Я знаю тебя из прошлых жизней, мне не нужно тратить время… - Тогда я хочу всё вспомнить, что я знаю о тебе, - Чунмён погладил скулу Чонина на журнальной странице. – Всё до мельчайших деталей. - Самое главное ты уже вспомнил. Иначе ты не смог бы меня найти, - едва слышно заметил Чонин. – Или не смог бы найти слова, чтобы я пошёл с тобой. - Чонин, почему это кажется таким нереальным? - Потому что это и есть такое, нереальное. Это волшебство, магия, это необъяснимая сила, которая притягивает нас друг к другу, - Чонин немного увлёкся художественными образами. – Просто… Я хочу, чтобы ты знал, что я буду стремиться к тебе, как стремится к огню бабочка. - Но бабочки гибнут, подлетев слишком близко. - Я не хочу гибнуть, но я не боюсь. - Чонин… - Мой принц… Ты не представляешь, как сладко так тебя называть. Принц, мой принц… - Чонин снова повторил это да ещё таким тоном, что у Чунмёна по спине побежали мурашки. – Мой сладкий принц, ты единственный… - Чонин, эта песня про героин. - Я знаю… Именно поэтому… Я уже зависим от тебя. От одного прикосновения, от одного поцелуя, от одного ласкового слова, которое ты мне сказал. Ты коснулся моего плеча, и я уже готов был упасть к твоим ногам. - Чонин… - Что? - Ты не производил впечатления влюблённого человека. Я думал, тебе это доставляет удовольствие… - Ты же принц! - Кронпринц, - машинально поправил его Чунмён. - Тем более. Ты кронпринц, наследник. Будущий король, тебя знает каждый житель нашей страны, каждая женщина моложе семидесяти видит себя твоей женой, каждый гей в этой стране метит в твои любовники… И тут какой-то танцовщик, дебютант… Что я мог тебе предложить? Свою задницу? Я хотел тебя заинтересовать, завлечь… А ты так смотрел, словно я один на свете. И я понял, пусть и не сразу, что ты тоже меня узнал. Не головой, но сердцем… - Такие разговоры нельзя вести по телефону… - Их только по телефону и можно вести, - не согласился Чонин. – Если бы я сидел у тебя на коленях, мы бы целовались. А потом я встал бы перед тобой на колени и тем более не смог бы говорить. - Чонин! – Чунмён закинул одну ногу на другую, выпрямился и до крови прикусил губу. – Не надо продолжать это! - Прости меня, - Чонин хоть и приносил извинения, но вины за собой не чувствовал. – Я просто… Ещё не забыл, как танцевал второй акт «Лебединого озера» в рубахе, на которой оставалась твоя кровь. Это было так… Словно ты был на сцене со мной, словно ты продолжал обнимать, пока я танцевал, - Чонин выдержал паузу, а потом продолжил. – Я должен был танцевать любовь к Белому лебедю, но я даже не помнил о ней, я танцевал свою любовь к тебе. Потому что мои губы всё ещё горели… - Чонин, ты просто… - Я просто что? - Ты жесток, ты мучаешь меня, - Чунмён впервые так просто сознавался кому-либо в своих слабостях. Но внезапно перед Чонином он не боялся быть слабым, открытым, обнажённым если не физически, то духовно. Чонин словно лечил его, исцелял… Но для исцеления нужно было раскрыть себя полностью. - Я этого не хочу. И никогда не хотел… - И всё же. - Прости, правда, прости меня, - на сей раз Чонин был более искренен. – Лучше скажи, что ты сделал со своими руками. И на сей раз меня не устроит уклончивый ответ. - Ничего необычного, - Чунмён хмыкнул. – Я просто разбил стакан… В порыве. А потом попытался сам убрать осколки. - И порезался? - Именно, - Чунмён согласился. – Правда, это ещё не всё. Потом мне пришло в голову, что Кай застоялся в конюшне… - Кай? - Кай – это мой вороной жеребец, мой любимец… У него очень тяжёлый и беспокойный нрав, но меня он принимает и подпускает к себе. Так вот. – Чунмён заметил, что стакан с джином так и стоял нетронутым. – Я оседлал Кая и поскакал на нём куда глаза глядят… - А поводья ты, конечно, держал голыми руками… - Я не всегда совершаю мудрые поступки, - признал Чунмён. – А с тех пор, как я встретил тебя… Я совершаю их всё реже, а вот глупостей – сколько угодно. - Могу я попросить тебя? - Можешь… - Ты даже не спросишь, о чём? Вдруг ты не сможешь выполнить. - Я смогу. Что ты хочешь? - Соверши глупость… Можно не прямо сейчас, но, пожалуйста, соверши. Просто разреши себе хотя бы раз… - Чонин! - Дай мне сказать, - Чонин начал волноваться. – Пожалуйста, хотя бы один раз проснись со мной. Как мы оба с тобой хотели. Как я просил тебя, - Чонин глубоко вздохнул. – Нам обоим это нужно… Просто чтобы жить дальше. - Ты понимаешь, что… - Не начинай, Чунмён, я помню каждое твоё слово, когда ты оттолкнул меня. Я понимаю, что ты боялся за меня и сейчас боишься. Но ты не мой отец, ты мой… Мой принц. Я хочу, чтобы ты стал королём моего сердца, чтобы ты взял себе моё тело и отдал мне своё. Чтобы у нас было нечто большее, чем просто пара поцелуев. Я знаю, чем я рискую, и я готов на этот риск. Я считаю, что даже одна единственная ночь с тобой стоит и карьеры, и даже жизни. Поэтому, пожалуйста, я прошу тебя… - Хорошо, - выдохнул Чунмён, некстати подумав, что Тэён бы сейчас просто разрыдался от несправедливости мира. Он-то предлагал Мине всё, включая брак и своё имя, он мог бы дать ей номинальный титул, он бы мог даже подождать, пока она завершит карьеру… Чунмён не мог дать Чонину ничего из этого, Чунмён мог убить его своим согласием. Не напрямую, разумеется, но он мог причинить Чонину вред, сделать больно. И Чонин знал это, но всё равно просил. - Мой принц… - Чонин, я пока не знаю, как, но я даю слово, что сделаю то, что ты хочешь, чтобы я сделал… Ты веришь мне? - Верю, - торопливо ответил Чонин, а потом вдруг неожиданно зевнул. – О, извини… - Тебе нужно отдыхать. Да и мне тоже… - Чунмён уже хотел попрощаться, но снова кое-что вспомнил. – Чонин, один вопрос: какие цветы ты любишь? - Синие….