Маятник

Вместо пролога. Цена ошибок часто бывает слишком высока. Даже непомерна для простых людей, а для обладающих властью вообще непростительно непосильна. Жизнь народа — действия их вождей, а здесь, как и в отношениях, все зависит не только от одного. Политические интриги, межнациональные скандалы, дипломатически неприкосновенные преступники, террористические организации и мировые войны — вот цена ошибок имеющих власть людей. Все эти термины несут под собой реальную подоплеку внешне упорядоченного хаоса, переплетаясь и путаясь, цепляясь друг за друга узлами. «Политика — дело тонкое.» Это так. Политика — прочная нить, обвивающаяся вокруг шеи любого, хоть раз вступившего в нее. Одно неверное движение, и она режет горло до крови, второе — и вот ты уже существуешь лишь в воспоминаниях, да и то, не слишком светлых. Власть Магической Америки снова на перепутье, в кратчайшие сроки выбирает между осторожностью и дипломатическими санкциями, но и противники в это время ведут свою игру. Как говорится, в тысяча девятьсот двадцать шестом году маятник качнулся. *** Halsey — I Walk the Line Холодный ноябрьский ветер острой плетью проникал под полы легкого пальто и ерошил волосы, доставляя максимум возможного в данной ситуации неудобства. Нью-Йоркская грязь и слякоть противно чавкали под ногами прохожих не-магов, на углу мальчишка пытался распродать сегодняшний выпуск какой-то второсортной газеты, мимо проезжали машины, обязательно чем-нибудь гремящие. Начинал противно капать мелкий дождь, что в совокупности с ветром не делало картину мира приятнее. В соседнем доме кто-то выяснял отношения на повышенных тонах, поминутно угрожая выкинуть за дверь, причем подобное вылетало из уст каждого спорящего, поэтому Тина всерьез начала подозревать, что если в ближайшее время эта изученная до трещинки дверь не откроется, то она станет свидетелем семейной размолвки, переросшей в драку на грязной улице. Картина, наблюдаемая ею на протяжении уже довольно долгого времени, и не думала меняться, так же, как и эта злополучная, надоевшая до чертиков дверь не думала открываться. Наверное, все же со стороны Тины было опрометчиво заявляться в гости к мистеру Грейвсу, да еще и без приглашения, но она решила оправдывать себя тем, что беспокоится о здоровье временно отстраненного начальника. Она и правда беспокоится. И до этого момента тоже спокойствием не отличалась, но все чего-то стеснялась и не навещала мистера Грейвса в больнице, ссылаясь на множество дел. Но вот, наконец настал момент пробуждения совести, которому способствовал разговор коллег об улучшении состояния главы департамента магической безопасности, и Тина направилась в больницу с целью благородной и не очень. Но там ей быстро указала на дверь раздраженная медсестра, у которой удалось, не без труда, выпытать адрес бывшего пациента. И вот Тина здесь, на перекрещивании Нортвуд и Форс-Таб-авеню, мерзнет на крыльце перед входной дверью очень непростого, упрямого, больного или просто глухого главы департамента. И уже начинает раздражаться. Раздракониваться, как любит говорить Куинни. Тина глубоко вздохнула и снова взялась за тяжелое металлическое кольцо, трижды стукнув им по двери. Тишина. Такая же оглушающая тишина висела во всем МАКУСА первые пару секунд после обнародования новости «Персиваль Грейвс есть Геллерт Гриндевальд». Чего греха таить, Голдштейн и сама на мгновение засомневалась, а был ли Грейвс*(1), но после допросов этого самого недоПерсиваля, которые больше походили на безрезультатное кружение вокруг да около возле дипломатически неприкосновенного ублюдка, кое-что все же прояснилось, в частности, дипломатам МАКУСА удалось выяснить, что да, Грейвс был и есть в данный момент, но пробудет очень недолго на этом свете, если его в ближайшее время не найти. Гриндевальд даже согласился открыть местонахождение мракоборца, но, естественно, с условием, коим являлось прибытие британского посла в Нью-Йорк. Не то, что мадам Президент не собиралась уведомить иностранного коллегу, но хотела сделать это несколько позднее, когда узнает, сколько информации вызнал темный маг под личиной начальника магической безопасности, и что теперь в данной ситуации принимать ей, мадам Президенту. Из-за этого количество разговоров в департаментах, расположенных на ближайших этажах к кабинету главы правительства установилась, опять же, тишина, но уже не удивленно-испуганная, а просто опасающаяся. Никому не хочется вылететь с работы благодаря смешку, вырвавшемуся в неподходящий момент. Тина снова вздохнула и потянулась к кольцу в последний раз (слышишь, Тина, в последний раз!), но не успела она дотронуться до холодного метала, как неприветливая дверь неприветливого хозяина резко распахнулась вовнутрь, а раздавшийся охрипший голос пошатнул душевное равновесие девушки больше, чем исчезнувшая внезапно опора — физическое: — Аврор*(2) Голдштейн. Я должен был догадаться. Вечно вы там, где вам не рады, — последняя оброненная мистером Грейвсом фраза привела Тину в чувство, хоть и довольно резко, заставила вздрогнуть и внимательно-настороженно вглядеться в такое знакомое, но непривычное лицо бывшего начальника. — Заходите. Мужчина развернулся и, тяжело опираясь на стену, медленно двинулся по темному коридору в направлении светлой проймы какой-то комнаты. Он не обращал на нее внимания, Тина немного замешкалась, но все же перешагнула порог и снова замерла.  — И дверь закройте, — тут же раздался голос хозяина, будто только и ждавшего, чтобы обернуться и прожечь взглядом «аврора Голдштейн». Тина надавила на ручку и повернула ключ. Может, кто-то скажет, что она не последовательна и не логична. Пусть это, наверное, так и есть, но Тина не сказала ни слова из того монолога, что заготовила для этой встречи. Ладно, пару слов она все же скажет обязательно, от приветствия и предлогов никуда не денешься. Дом у мистера Грейвса мрачный, неухоженный и очень темный. Да и сам хозяин, как она успела разглядеть, выглядел ничуть не лучше: щетина уже превращалась в бороду, волосы сильно отросли и странно топорщились на висках, глаза под опухшими веками затянуты мутной пеленой, а руки, его сильные, ухоженные руки посерели, покрылись пигментными пятнами и заметно тряслись. «Ужасающе зрелище» — подумала Тина и тут же напоролась на острый взгляд прояснившихся глаз. Мистер Грейвс, опираясь на столешницу, указанием руки предложил ей сесть, а до девушки только сейчас дошло, что они не где-нибудь, а на кухне, выглядевшей куда лучше, чем пропахший затхлостью и пылью коридор. Мракоборец Голдштейн окинула помещение наметанным благодаря работе и книгам глазом и быстро анализировала увиденное, делая неутешительные выводы. Мистер Грейвс, как единственный оставшийся наследник древнего рода, аристократ, а из общеобразовательной литературы Тина знала, что личные комнаты у таких семей как минимум на втором этаже, следовательно, лежащие на диване плед и подушка свидетельствуют об общей слабости бывшего начальника, не способного без посторонней помощи подняться наверх, а так же об отсутствии этой самой посторонней помощи. Теперь же, следуя информации о стандартных планировках зданий семнадцатого века, на первом этаже жила прислуга, а значит, все помещения маленькие и близко расположенные друг к другу. То, что и требуется человеку, не способному подняться по лестнице. «Нет! — Тина одернула себя. — Больному человеку нужно не удобное расположение комнат, а забота. Что ж, судя по всему, с этим у Грейвса явные проблемы.» Незаметно продолжая осмотр, она присела на предложенный стул и запоздало поздоровалась: — Мистер Грейвс, сэр. — И вам того же, Тина, — его губы растянулись в неестественной улыбке, а потом застыли, горько искривившись. Видимо, какое-то неосторожное движение приносило боль, а Тина сидела тут и молча пялилась на мистера Грейвса, его дом и бессовестно анализировала, уже представляя, как унизительно чувствует себя хозяин в неубранной кухне, со стоящими тут и там тарелками, кружками и колбами из-под лекарств, когда сам всегда отчитывал подчиненных, неосмотрительно попавшихся ему на глаза в засаленной рубашке, грязных ботинках, или того хуже, сдавших отчет, запачканный кляксами чернил. Сам мистер Главный Мракоборец, Держатель Всея Департамента в Страхе, и являвший собой пример неоспоримого вкуса всегда выглядел так, будто в любой момент даст интервью перед десятками колдокамер и ни капли не будет сомневаться в своей внешней идеальности. Да, сейчас этот номер не прокатит. Тина сосредоточила взгляд на мистере Грейвсе и вздрогнула: его лицо в тот момент было так похоже на лицо прежнего, еще не пережившего плен, главного аврора: брови вопросительно приподнялись домиком, от чего все женщины, работавшие в МАКУСА и хоть раз видевшие мужчину таким, в унисон твердили, что он очарователен, глаза, прежде будто затянутые болезненной поволокой, чуть лукаво прищурились, пальцы рук сцепились в замок, а все тело будто разогнулось, помолодело. И только сейчас Тина поняла, насколько же он постарел. — Поделитесь наблюдениями, аврор Голдштейн? — голос прозвучал обманчиво мягко, как прежде, и Тина немного опешила.  — Простите, сэр?  — О, вот только не надо этих ваших оленьих глаз! — он снова усмехнулся. — Вы же не думали, что я как аврор настолько износился, что не замечу примитивную слежку, да еще и так неумело скрытую? «Да, Порпентина, молодец, ты настоящий мракоборец, незаметный профессионал, последняя идиотка. Нашла на ком эксперименты ставить, аврор-недотепа, как он тебя еще за дверь не вышвырнул!»  — Простите, сэр, — на этот раз фраза прозвучала с необходимым градусом раскаяния, но мистер Грейвс лишь отмахнулся и повторил:  — Так что, поделитесь? Тина подняла глаза и наткнулась на его смеющийся взгляд, направленный куда-то вниз. Она проследила направление и заметила-таки свои руки, методично ковыряющие столешницу и складирующие отодранные кусочки чуть в стороне небольшой горкой. Тут же залившись краской и быстро вцепившись пальцами в свои предплечья, девушка нервно улыбнулась и, наконец, решилась:  — Вы живете здесь один, не выходите на улицу, даже пределы кухни редко покидаете, готовите без помощи магии, палочки у вас нет, а для волшебства без нее не хватает сил, из этого можно предположить, что и ваш внешний вид и здоровье в таком состоянии из-за магического истощения, возможно, совмещенного с неврозом. Вы медленно идете на поправку, но врачи прописали вам не вставать с постели и положиться на заботу другого человека, чего вы сделать не смогли. Спите прямо здесь, на диване, — с каждой последующей фразой боевой настрой Тины угасал, и конец она практически промямлила, уткнувшись взглядом в злополучную столешницу. Да, озвученная картина, описанная в голос, стала еще непригляднее, а Голдштейн не знала, как сгладить острые слова, оседающие металлическим привкусом на языке. На нее давило иррациональное чувство вины, но - ради всего святого! - она ему ничего не должна, так с чего бы? Она осторожно скосила глаза на мистера Грейвса, скрываясь за завесой волос. Вопреки ожиданиям, он не злился, а казался приятно удивленным ее бестактным ответом. — Что ж, Тина, вижу, вы совершенствуетесь. Неплохо! Вы, конечно, упустили пару незначительных деталей, но в данном случае они столь бесполезны, что не будем заострять на них внимание, — на этот раз мистер Грейвс улыбнулся по-настоящему, широко, даже в уголках глаз собрались лучики морщинок. У Тины вырвался вздох облегчения, слишком громкий, и Грейвс улыбнулся еще шире. И громом среди ясного неба для девушки прозвучал вопрос: — Хотите чаю, мисс? Она не смогла и не захотела отказываться. *** Sia — Iʼm Alive Серафина в растерянности замерла перед окном в своем кабинете, заглядевшись на непривычно яркий закат. В последнее время воспоминания все чаще и чаще застилали разум в не всегда подходящие для этого моменты. Например, такие, как сейчас, пока временный глава безопасности, заикаясь и уставившись в одну точку, обобщал отчеты подчиненных за последнюю неделю. Он видел, что госпожа Президент его не слушает, но боялся привлечь ее внимание, поэтому мямлил все тише и быстрее, желая в кратчайший срок закончить со столь обременительной и нервотрепательной обязанностью. Серафина давно не удивлялась подобному, а научилась принимать как должное. Еще в детстве Президент столкнулась с особым к себе отношением, ведь ей, единственной в своем поколении, была предоставлена возможность выбрать факультет самой*(3). Дальше — больше. С каждым годом Серафине открывались новые двери, отношение с преподавателями Ильверморни были прекрасными, однокурсники ее уважали, младшие любили, поэтому после школы, решив не спускать свой талант в налаживании отношений в трубу, Серафина поставила высокую цель и все годы до тысяча девятьсот двадцатого шла к ней. Порой по головам. Она до сих пор помнит свой первый день в статусе главы Правительства. Да, такой мандраж не забывается, поэтому в тот момент Пиквери, возможно, была слишком жесткой и бескомпромиссной, но свято уверенной, что нужно сразу показать, кто тут главный. Так сказать, дабы почувствовали главенствующую руку. Серафина улыбнулась своему отражению в стекле и тут же горько поморщилась. Она строгим голосом и с властным лицом, долго репетируемым перед зеркалом, приказала организовать собрание глав всех департаментов под предлогом координирования работы, но на самом деле просто хотела приглядеться к ним и выбрать будущих соратников и помощников. Не друзей, конечно нет. Тогда, стоя перед десятками насмешливых глаз, Серафина поняла, что без поддержки здешнего авторитета им не сработаться безболезненно, ведь это сборище мужланов еще не готово принять над собой власть женщины. Грейвс, единственный знакомый маг в этом обществе, поддержал ее сразу. Помог установить свой порядок, не задевающий никого, но четко обозначающий границы дозволенного, себе, конечно же, оставив уйму привилегий, но она не возражала. Не надеясь приобрести союзника, получила друга, что много лучше. И так сильно его подвела. Какое-то время назад их отношения начали меняться. Сначала довольно неощутимо, незаметно, но со временем Серафина поняла, что уже не может так запросто вызвать Персиваля к себе в кабинет и без надоевшего официоза поговорить, обсудить с разных точек зрения происходящие в стране происшествия. Новый Грейвс оправдывался делами, коих тогда и правда навалилось огромное количество. Что ж, следует отдать Гриндевальду должное: он не переоценивал себя и не давал повода заподозрить в подмене. Но это ничуть не умаляет твоей вины, мадам Президент. Это она прочитала в глазах друга, когда его, изможденного и замученного, выносили из убежища темного мага. Тогда Серафина слишком торопилась исправить собственные ошибки, что сделала новую, ощутимо напоминающую о себе сейчас. Гриндевальд рассказал об убежище, но сделал это только без протокола, следовательно, приплести это к его делу невозможно. Министр Фоули*(4) требовал выдачи национального преступника или предоставления доказательств, подтверждающих полномочия Магического Конгресса Управления по Северной Америке принимать решения о казни. Доказательств, кроме незначительных и косвенных, чтобы подтвердить необходимость жесточайших мер, не было. Серафина, как и в первый день на новой должности, не знала, что делать. Ей сейчас так не хватает Персиваля Грейвса. Мадам Пиквери тяжело вздохнула и заставила себя сосредоточиться на докладе.